Призрачный рай

Глава 24. «Нас» нет

Оззи

День начинается просто отвратительно, и виной всему истеричка Купер, который трясет меня настойчиво за плечо, вырывая из чудесного сна. Я смутно помню вчерашний день и не сразу врубляюсь, какого хрена он снова брюзжит. Что ему не так? Почему зануда Купер будит меня, а не Ливия своей прелестной улыбкой? Тру переносицу двумя пальцами и полусонно смотрю на его кислую мину.

— Ты понимаешь, что ни от кого нет столько проблем, сколько от тебя, Оз? — скрещивает на груди руки Мэтью, гневно впиваясь в мое лицо карими глазами. Мысленно хочется застонать, послать его нахрен, показав средний палец, и поспать, но я сердито смотрю исподлобья и молчу.

— Тебе нужна персональная нянька? — продолжает выплескивать негодование менеджер-сухарь, а я на это только хмыкаю и смотрю отстраненно на стену. На ум неожиданно приходит вопрос: почему меня не разбудила Ливия? Хмурюсь, но откладываю его на время в сторону.

— На кого ты похож? Ужасный вид. У группы интервью, затем фотосессия для предстоящего альбома…

— Слушай, мистер менеджер, ты сейчас это серьезно? — устало вздыхаю, как от надоедливой мошки. Он и правда бывает жутко бесящим, особенно в сегодняшнее не доброе утро. Встаю и плетусь к мини-холодильнику, доставая бутылку холодной воды. Купер уже порядком достал меня своими нелепыми проблемами, которые создает на пустом месте.

— Видно, что я шучу? — рассерженно бросает мужчина, пристально наблюдая за моими неспешными передвижениями по комнате.

— Ты приперся ко мне с утра и трахаешь мозг какой-то незначительной ерундой, — зло бросаю и хватаю сигареты, игнорируя головную боль. Мне срочно нужен утренний кофе и устранение этого экземпляра с глаз подальше.

— Во-первых, сейчас уже обед, во-вторых, ты считаешь, что отключать телефон и пропадать, никого не известив, это нормально? — повышает голос Мэтью и проводит раздраженно по своим каштановым волнистым волосам.

— Я похож на соплю, который должен докладывать куда пошел и с кем? Может, я еще должен говорить в каких позах и как долго трахаю баб? — насмешливо спрашиваю, щелкая пару раз зажигалкой и подпаливая сигарету. На лбу Купера пролегает глубокая складка, губы превращаются в тонкую линию — да он мистер Суровость.

— Ты можешь не говорить мне, но ставь хотя бы в известность своих друзей. Твои… похождения, — делает он паузу, — заканчиваются скандалами в прессе.

Я невнятно что-то мычу под нос и делаю подряд несколько тяг, успокаивая нервы. Мысленно чертыхаюсь и прошу, чтобы он поскорее свалил, ибо я за себя не ручаюсь, моему терпению скоро придет конец.

— Если тебя волнует мой внешний вид, я тебя успокою, Мэтью, — выделяю с издевкой его имя и сбрасываю пепел. — Есть стилисты и специальные программы, где мою заплывшую рожу с синими кругами под глазами сделают неотразимой, так что, свали уже. И не делай из мухи слона.

Купер скрипит зубами, бросает напоследок «Приведи себя в порядок» и уходит, демонстративно хлопая дверью.

— Истеричка, — фыркаю и захожу в ванную, включая холодную воду, умываю несколько раз лицо, но процедуру прерывает стук в дверь.

Быстро иду открывать, в надежде думая, что это колючка, но ожидания не оправдываются: на пороге стоит незнакомая девушка. Мы удивленно друг на друга смотрим несколько секунд, ее глаза увеличиваются в два раза, щеки покрываются красными пятнами, а взгляд скользит по моему обнаженному телу, возвращаясь на лицо. Типичная реакция фанаток. Сегодня меня это раздражает, но я сдерживаюсь и вопросительно смотрю на шатенку, которая вот-вот грохнется в обморок.

— При-привет, — заикается девушка, переминаясь с ноги на ногу.

— Приветик, — любезно здороваюсь и выдавливаю фальшивую улыбку. Мне не нравится ее фамильярность, хоть она довольно мила. — Ты…?

— Я… я… я новая уборщица! — выпаливает Дейзи, как написано на бэйджике, и мои брови сходятся на переносице.

— Что, прости?

— Уборщица, — лепечет бедолага, опуская взгляд на свои сцепленные в замок пальцы.

— Но у меня есть уборщица, — непонимающе бормочу, махая рукой, чтобы она прошла в номер. Дейзи семенит за мной. Чувствую, как ее зеленые глазки пожирают меня, но сейчас волнует другое: новая уборщица? Какого черта? Что за дебильное начало дня?

— Почему никто не предупредил? Где Ливия? — стреляю вопросами, резко разворачиваясь.

Шатенка нервно теребит кончик хвоста и щебечет:

— Я не знаю. Меня предупредили утром, что я убираю ваш номер…

Массирую виски и взлохмачиваю запутанные волосы, не понимая, что вообще происходит.

— Ладно, — вздыхаю и оглядываю Дейзи с головы до ног. Она хорошенькая, но слишком предсказуемая. Уверен, что только помани, и она быстро раздвинет свои ножки. Скучно, не то, что третья мировая с колючкой. Мысли о ней снова вызывают новые вопросы и улыбку.

— Что ж, милая, тогда приступай к своим обязанностям. Только помни об одном важном правиле: ничего не лапать, не прикасаться к моим вещам. Ты же не хочешь проблем, не так ли? — обманчиво спокойным голосом произношу, склоняя голову набок и наблюдая за ее реакцией. Щеки пунцовые, глаза от испуга лихорадочно блестят, становится даже жаль ее, поэтому смягчаюсь и приветливо улыбаюсь. Дейзи кивает, и узкие плечики облегчённо опускаются, когда наши взгляды пересекаются.

Усмехаюсь и запираюсь в ванной, принимая контрастный душ, чтобы быстрее прийти в себя. Размышляю о Ливии. Ситуация ввела в небольшой ступор, надо бы поговорить с ней после фотосессии. Возможно, нас кто-то мог видеть, и ей досталось от менеджера? Хреново, если у нее из-за меня проблемы.

Друзья-дауны заваливаются в номер, пугая до смерти Дейзи своими шуточками и косыми взглядами, и выливают ведро вопросов на мою до сих пор гудящую голову. Хочу заткнуть их, но без толку — сегодня я в режиме овоща, даже не могу нормально язвить, дать отпор, что им, конечно, на руку.

Полдня пролетают, как в тумане. Я ужасно торможу, несколько доз кофе не помогают и не приводят в чувство, под конец дня организм требует только одного — послать всех на четыре стороны и поспать. Но я терплю пытку, когда рожу мажут какими-то странными кремами и пытаются сделать из меня человека, а не заспанное чмо.

— Эй, эй, эй, дорогуша, — уклоняюсь от карандаша, который сует в глаз девушка-стилист, и недовольно морщусь. — Я что на гея похож?

Она только смеется и объясняет, что это для образа.

— Сделать выразительнее глаза.

Я надменно хмыкаю и в упор смотрю на нее, отчего щеки девушки розовеют.

— Милая, я могу своим взглядом поиметь и без всяких подводок.

Рыжеволосая вспыхивает, бормочет о «невозможных» рокерах, но все же убирает «орудие пыток» в сторону. Так-то лучше. Удовлетворенно откидываюсь на спинку стула и терплю дальше мучения.

В отель возвращаюсь поздно с одной мыслью: поскорее упасть и уснуть без задних ног, но вспоминаю, что еще предстоит разбор полетов с колючкой. Тащусь к ее номеру и стучусь, поглядывая по сторонам, но в коридоре пусто. Никто не открывает. Достаю телефон и тихо присвистываю: на часах уже 10:32 рм. «Наверное, спит». Стучусь еще и параллельно набираю ее номер, слыша, как за дверью раздается мелодия, шаги, затем щелчок. В проеме показывается лицо Ливии. Как только наши взгляды встречаются, она недовольно хрипит:

— Что ты здесь забыл?

— Грубиянка, — протискиваюсь мимо оторопевшей девушки, потирающей глаза, и прикрываю дверь. Колючка складывает руки на груди и хмурится, кидая на меня свирепый взгляд. Удивляюсь, с чего вдруг столько негодования и злобы: вчера она смущалась, сегодня готова достать бензопилу и устроить расчлененку. Глаза скользят по ее оголенным ногам, замирают на коротких шортиках персикового оттенка и двигаются дальше, исследуя сердитое выражение лица. Меня так и подмывает спросить, почему она смотрит на меня, как будто я главный враг государства, но колючка опережает, сверкая гневно карими глазами, которые в тусклом свете бра становятся еще притягательнее.

— У тебя наглости хватает ко мне заявляться? — ошарашивает вопросом и своим враждебным тоном.

Я стараюсь перевести все в шутку, не смотря на ее возмущенный взгляд, и пожимаю плечами.

— А ты забыла? У меня ее в избытке.

Скидываю куртку и падаю по-хозяйски на расстеленную кровать, ощущая сладковатый аромат карамели. Ливия убивает своим испепеляющим взглядом, от которого на лице появляется широкая улыбка от уха до уха. Усталость и сон отходят на задний план, когда колючка показывает свои иголки.

— Убирайся, — выпаливает она и дергает требовательно за футболку.

— Объясни, что за фигня произошла сегодня утром? — не обращаю внимания на ее грубость. У нас вечно все заходит в крайности.

— Объяснить? С чего это вдруг? — сужает она глаза, затем щелкает пальцами и качает головой. Вопросительно смотрю, до сих пор не въезжая, что случилось, и почему она резко изменилась. — Точно. Я забыла, что передо мной профессиональный актер.

— Что? — медленно приподнимаюсь, глядя в ее полыхающие яростью глаза.

— Хватит! — взрывается Ливия и настойчиво тянет за ворот футболки, но я перехватываю ее запястья, которые она сразу же вырывает и отходит.

— Какого хрена? — мрачно спрашиваю, запуская пальцы в волосы, и растрепываю их.

— Это мне хочется знать, какого хрена ты такое дерьмо, Оззи?

Я оторопело встаю и двигаюсь в ее сторону, но Ливия огибает стол и качает головой, выставляя вперед руку.

— Ливия, скажи нормально, хватит этих недомолвок. У меня и так стремный день, а разговор с тобой просто вишенка на торте, как я понимаю, — недовольно произношу, мрачно посмеиваясь и все так же наступая на нее. — Это из-за прогулки?

Она издает нервный смешок, спотыкается и чуть не падает, вызывая усмешку, которая быстро исчезает.

— Не притворяйся, — выдыхает колючка, растерянно оглядываясь, и упирается в стенку. В глазах мелькает паника, но она берет себя в руки и с вызовом смотрит мне в лицо, поднимая голову. — Я слышала.

Щурюсь и дергаю за пирсинг в брови, ища в ее взгляде ответ, но там только бушующий ураган ненависти.

— Слышала что? — решаю спросить.

Ливия пытается обогнуть меня, но я выставляю руки и упираюсь ладонями по обе стороны от ее головы, не давая путей к отступлению. Колючка рассерженно сопит и тихо смеется.

— Какой же ты лицемер. Черт… Я… Поражена. Все твои трогательные речи — мусор! Ты просто лжец!

Я наклоняюсь, и мы чуть не касаемся носами, но Ливия вжимается в стенку и отворачивается.

— У меня был сложный день и ссора с тобой — последнее, чего я хочу, ясно?

Молчит. Требовательно беру за подбородок и разворачиваю к себе, заглядывая в карие глаза. Взгляд метается по ее лицу, замирая на сжатых губах, в которые так и хочется впиться, но я останавливаюсь и напоминаю, что нельзя страсти все испортить.

— Ливия, скажи, что произошло. Почему в моем номере другая уборщица, и почему ты себя так ведешь?

— Как ты там сказал, — шепчет она, глядя сосредоточенно в глаза. — Я не сплю с девственницами.

Меня как будто пронзает разрядом тока, и руки медленно опускаются. Ливия кидает осуждающий и презрительный взгляд.

— Как ты мог? Неужели у тебя нет никаких ценностей? Как только я нахожу что-то положительное в тебе, ты сразу топчешь любую надежду. Но это… это даже слишком для тебя, Оззи, — она сглатывает слюну и закусывает губу, куда сразу же падает взгляд. — Наше общение — это просто игра, чтобы ты смог… залезть в мои трусы. Так ведь сказал твой друг, да?

— Ливия…

— Ты рассказал, что тебе почти это удалось сделать два раза? — в ее голосе столько горечи, что становится не по себе. Грудь снова заполняет скверное чувство, несвойственное мне.

— Этот спор ничего не значил, — твердо произношу, пытаясь казаться невозмутимым, хотя прекрасно понимаю, как обидел Ливию и задел ее достоинство. — Мы всегда с друзьями затеваем разные тупые споры…

— Тупые споры, — эхом повторяет Ливия и разочаровано качает головой, проводя ладонью по губам.

— Да, Ливия, представь себе, — сухо бросаю, запуская руки в карманы джинсов. — В тот раз я согласился, лишь бы от меня отвязались, только и всего.

Она недоверчиво смотрит и отводит потухший взгляд в сторону, чем вновь задевает.

— Бля, я знал, что ты чертовски сложная, но знаешь, — делаю паузу, понижая голос. — Я никогда не считал тебя глупой. А сейчас твое поведение говорит об обратном.

Она резко вскидывает голову и впивается колючим взглядом, сводя негодующе брови к переносице.

— То есть, ты хочешь сказать, что спор «трах с девственницей за месяц» — это разумно? И ты смеешь называть меня глупой? Знаешь…. Проваливай. Нам больше не о чем говорить.

Тяжело вздыхаю и облизываю пересохшие губы, пытаясь найти в голове хоть одну правильную мысль, но я так устал, что просто забиваю болт и равнодушно говорю:

— Я не собираюсь оправдываться, Ливия. Но хочу сказать одно: я был настоящим, общаясь с тобой. Я не врал. Ты… видела, — опускаю глаза, но затем снова смотрю напряженно в ее лицо. — Ты видела и знаешь то, чего не знают мои близкие друзья. Понимаешь? Да, я поступаю иногда безрассудно, но по-другому я не умею. Такой уж я.

Между нами происходит молчаливая война, борьба взглядов. Флюиды сливаются воедино, и я ощущаю невероятную тягу в этот миг. Меня неестественно манит к девушке, метающей злые искры, но я сам не ведаю того, что делаю сейчас. Это против правил, природы и вопреки принципам. Темный огонь уже вовсю бушует, готовый вот-вот поглотить целиком, и я перестаю сопротивляться. Я сдаюсь. Я мотылек, крылья которого пожирает пламя, тянусь к свету. К сильному и яркому свету Ливии…

Притягиваю ладонями ее лицо к себе и обрушаю огонь страсти, властно целуя в губы. Сначала Ливия упирается своими маленькими кулачками в грудь, вырывается, но я полностью забираю ее в плен, овладевая разумом. Язык проникает в рот и происходит что-то неимоверное, когда она отвечает на поцелуи. Тело расслабляется, пальцы цепляются за футболку и затем разгоряченной кожи, действуя на меня опьяняюще. Ливия поразительная… Необыкновенная. Внутри нас взрываются сотни, тысячи вопросов, но мы становимся проигравшими: пламя сильнее. Оно окутывает комнату, пространство, сердца, протягивая незримую нить. Я не думаю о последствиях, о том, что пообещал не причинять ей боли, только не сейчас… Сейчас я заложник огня под названием желание. Рука зарывается в шелковистые волосы, сильнее прижимая к себе. Другая касается ее бедра и скользит вверх под тонкую ткань майки, ощущая мягкую кожу. Мало… Мне мало этого. Я уже не контролирую себя, терзая горячие губы Ливии, из которых вырывается тихий стон. Прекрасно… Обвожу языком верхнюю губу, ловя отрывистое дыхание, и прикусываю нижнюю, пока ладонь сжимает ягодицы.

Мало. Мало. Мало. Ревет внутри дикий зверь. Я открываю доступ к пульсирующей жилке на шее и впиваюсь в нее, спускаясь к ключицам. Никогда в жизни мне не хотелось, чтобы кто-то стонал мое настоящее имя, но сейчас… Сейчас я бы все отдал, лишь бы услышать, как она шепчет «Габриэль». Эти мысли приводят в полное безумство, и я словно срываюсь с цепи, выпускаю внутреннего зверя на охоту. Он видит жертву и завладевает ею. Прижимаю Ливию к стене, покрывая кожу жаркими поцелуями, наслаждаясь ощущениями, неведомыми раннее. Ее пальчики путаются в моих волосах, с силой оттягивая пряди, а губы раскрываются навстречу поцелуям. Стук наших сердец заполняет пространство, становясь одним целым. Если я сейчас не остановлюсь… Остановиться. Приказываю разуму, только вот сложно, когда страсть затуманивает его.

Ладонь гладит ее живот, скользя плавно вниз. Поддеваю резинку шортиков и нащупываю пальцами желанную точку. От неожиданности Ливия вздрагивает, но лишь на мгновение. Она вся мокрая от прикосновений, поцелуев, меня, и это сводит с ума.

— Tá tú iontach (с ирл. Ты удивительная), — выдыхаю, прикусывая мочку уха.

Палец гладит ее между ног, массируя и нажимая на чувствительные рецепторы, от чего Ливия постоянно вздрагивает и дрожит, распаляя меня все больше своей невинностью и чистотой.

«Мало. Мне тебя мало, ангел. Я хочу, чтобы ты сгорела со мной», — думаю, наблюдая за тем, как трепещут ее ресницы и тяжело вздымается грудь.

— Dochreidte (с ирл. Невероятная), — хриплю возле уха и покрываю скулу поцелуями.

Палец входит в нее, и я прикусываю плечо Ливии, выпуская воздух через сцепленные зубы. Черт… Черт… Он медленно двигается в ней, а большой массирует точку, зажигая миллионы искр. Я схожу с ума, от звуков, заполняющих комнату и звенящую тишину.

— Ливия, — шепчу в приоткрытые покрасневшие губы, и в этот момент она откидывает голову, а пальцы с силой впиваются в мою спину. Ливия взрывается, превращаясь в миллионы частиц. На моем лице играет ленивая улыбка, от мыслей, что именно я подарил ей первый в жизни оргазм. Подношу палец к губам и облизываю, удовлетворенно усмехаясь.

Она открывает глаза, наши взгляды переплетаются, и Ливия, словно приходит в себя. Резко отскакивает в сторону и еле проговаривает:

— Уходи.

Я подсознательно знал, что ничего не будет, и почему-то рад. Рад, что Ливия не дала совершить мне ошибку. Она отходит на безопасное расстояние, потирая пылающие щеки, и даже не смотрит в мою сторону. Прислоняюсь к стене и тихо произношу:

— Ты знала, что противоположности притягиваются? Это закон физики, природы.

Я не верю в эту чепуху. Не верил. До этого момента… Но я и Ливия, будто плюс и минус. Это наводит на странные размышления о…

— Ты забыл? Ты же не спишь с девственницами, — ее голос становится более твердым.

— Но с одной я не против это сделать, — насмешливо бормочу, впитывая ее плавные изгибы. Ливия перекидывает волосы через плечо и резко разворачивается, испепеляя взглядом.

— Ты отвратителен! И я жалею, что согласилась на твою помощь. Так и хочется запихнуть в глотку твои деньги, чтобы ты ими подавился! Теперь я буду чувствовать, что век обязана такому… такому… как ты!

— Не переживай, я это делаю не ради тебя, — безразлично кидаю, прищуриваясь. Почему бы не кинуть ее на кровать и не взять силой? Почему бы не закрыть этот дерзкий рот своим?

— Я это делаю, чтобы помочь твоему брату, — выкидываю прочь соблазнительные мысли, которые посылают образы обнаженной колючки подо мной.

— Но я верну их, потому что не хочу быть должной, — отчеканивает Ливия.

Издаю смешок и тру подбородок. Надо уходить.

— Dúirt mé leat nach bhfuil mé ach go maith ar giotár (с ирл. Я же говорил, что хорошо играю не только на гитаре), — произношу, растягивая слова, и перебираю дразняще в воздухе пальцами.

Колючка вспыхивает и цедит:

— Убирайся.

Я кидаю на нее многозначительный взгляд и прохожу к дверям. Ливия бросает в меня куртку, ловлю и игриво говорю:

— Soith (с ирл. Сучка).

Она закатывает глаза и рявкает:

— Пошел вон!

Останавливаюсь в дверях, кошусь на ее искаженное гневом лицо и шепчу:

— Мне не нужны деньги, — вижу, как расширяются ее глаза, и провожу языком по губам. — Ты мне должна оргазм, милая.

Колючка мгновенно подлетает, выталкивает хохочущего меня, и дверь с грохотом закрывается. Смех стихает, остается только странное ощущение внутри, пока я смотрю бессмысленно в одну точку. Опустошенность. Прислоняю ладонь к двери, хмурюсь и шагаю по коридору. Облизываю губы, запоминая ее вкус. Я знаю, что Ливия не уйдет из головы. Она незабываемая девушка, которая точно оставит след в памяти, в душе…

Только…

Нас нет, не было и не будет.