Призрачный рай

Глава 37. Магия ночи и луны

Ливия

Квартира-студия Леруа выглядит стерильно чистой и необжитой. По белоснежным стенам растекается солнечный свет, будто подтаявшее сливочное мороженое с клубничным сиропом. В помещении пусто и тихо, только из приоткрытого окна доносятся шуршание шин, редкие голоса прохожих и звуки пробуждающегося города. Прислушиваюсь к себе, своим неспокойным мыслям: внутри происходит грандиозная тусовка века, как в анимационном боевике «Осмосис Джонс». Представляя в голове довольно забавную картинку, как под зажигательный трек дергаются клетки организма главного героя Фрэнка в ночном клубе, прохожу в помещение с дурацкой улыбкой на лице. Спать не хочется, поэтому включаю кофеварку и облокачиваюсь о светло-серую гранитную столешницу, раздумывая о соблазнительной идеи сходить в душ. Но все-таки аромат, исходящий от кофты Габриэля, намного привлекательнее. Устраиваюсь в кресле на небольшом балкончике с чашкой в руках, упираясь ступнями о перила, и наблюдаю, как светлеет блеклое небо. Золотистые мазки тускнеют, и проступает нежная голубизна. Тонкие прозрачные лучики, еще не имеющие силы, еле касаются кожи, и на мгновение я прикрываю глаза, наслаждаясь прекрасным моментом. Утренний воздух пахнет свежезаваренным кофе, душистыми соцветиями и парфюмом Габриэля с нотками муската, ванили, бергамота, жасмина и других неизведанных компонентов. Они сливаются в головокружительную яркую композицию настойчивого и мужественного аромата, не приторно-сиропного, а благородного, со вкусом. Вспоминаю прошедший безумный денек и снова глупо улыбаюсь. Наверняка со стороны выгляжу легкомысленной мечтательницей. Так и есть: я влюблена и думаю только о поцелуях Габриэля, о его словах жить одним днем. «Только я и ты», — прошептал он, уверенно глядя в глаза. По коже при этом пробегает волнующая дрожь. Он не хочет переживать о будущем, а я привыкла быть уверенной в завтрашнем дне. Не так давно приходилось считать каждую копейку, браться за любую работу, какой бы грязной она не казалась, чтобы обеспечить не только себя, но и помочь родным. Я все еще помню те дни, когда горько плакала, зная, что мой брат лежит в больнице и умирает. Чувствовала себя бессильной и слабой перед смертельной болезнью. Да, люди сгорают быстро. Рак редко кому дает шанс. От Коди остались лишь воспоминания, фото и рисунки.

Я утираю сползающую по правой щеке слезу, допиваю кофе и захожу в комнату, сворачиваясь в клубочек на диване. Воображаю, что меня обнимает Габриэль, и плотнее кутаюсь в черную ткань. Тепло разливается по грудной клетке, кожа приятно покалывает, когда на губах ощущаю призрачный поцелуй. Задает ли он себе вопрос «Что будет дальше?» Нет. Помимо предстоящей работы, я думаю о том, что нас ждет. С ним я безрассудная и счастливая, но боюсь быть в какой-то миг отвергнутой и рисковать. Я долго собирала себя по кусочкам и сейчас стою уверенно, чувствуя под ногами почву. Знаю, что Виджэй и Роза ни в чем не нуждаются, не думают о каждой копейке, поэтому на душе спокойно. Когда жизнь постепенно наладилась, в нее ворвался ураган «Лавлес» и разнес все в щепки. От моей хрупкой защиты не осталось и следа, она разлетелась в пух и прах. Я спрашиваю себя «Что потом?». Что? Я временно в Лос-Анджелесе с первой серьезной работой, от которой зависит многое: мое имя в фото-индустрии и будущее.

«Я хочу девушку, которая мне нравится», — слышу низкий уверенный голос. Глубоко вздыхаю и прижимаю подбородок к коленкам. Он не поймет… Он не знает, каково жить и душить в себе несколько лет это сильное чувство. Не симпатия и химия, не страсть и желание, а любовь. Все время ждать, что оно исчезнет, не будет мучить, и в итоге проиграть, сгореть в сладостных муках. Но хуже всего держать под контролем эмоции и мысли. Мы купались в лунном море из звезд, от нежных поцелуев и ласк шла кругом голова, и я почти прошептала… Почти… Я почти поддалась искушению.

Переворачиваюсь на спину, взгляд медленно скользит по белоснежному потолку и замирает на снимке с неясными фигурами и размытыми гранями в пурпурном цвете с красноватыми прожилками. Кожу обжигает дыхание Габриэля, и я обхватываю себя руками, закрывая глаза.«Иногда люди теряют вкус к жизни», — раздается в голове шепот, и по телу проносится неприятный озноб. Размышляю над нашим странным диалогом, ночью, проведенной на пляже, и рассказом о своей жизни. Я разглядывала звезды и говорила о фото, я могу часами говорить о работе, без остановки, не уставая. Мир фото — многогранен и велик. Но Габриэль молчал. Почему он молчал? С друзьями он вел себя свободно и расковано, шутил, смеялся, затем на берегу Тихого океана, словно снял надоевшую маску. Наедине — другой человек: одинокий, опустошенный и морально раздавленный. Разочарованный в жизни.

Я засыпаю с мыслями о светловолосом парне с грустными зелеными глазами и попадаю в странный безликий мир, где воют холодные вьюги, земля иссохла и потрескалась. Все живое превратилось в пепел, а на небе повисла безразличная луна, насмехаясь и проливая безжизненный свет.

Просыпаюсь после обеда в подавленном состоянии, ощущая дикий голод и потребность в душе. Отголоски беспокойного сна еще слышны, но они уходят вместе с теплой водой, и я чувствую себя намного лучше. Перекусываю, делаю несколько звонков Розе, Виджэю и Элои, кратко и не вдаваясь в подробности, рассказываю о встречи и ребятах. Леруа дает несколько советов, касательно съемки и работы со знаменитостями, но быстро прощается, ссылаясь на дела. Завершаю разговор, беру ноутбук и устраиваюсь на диване, начиная работу. Подолгу рассматриваю фото Сина и Джи. Улыбка появляется сама по себе, глядя на их радостные лица, блеск в глазах и нежные взгляды — влюбленные и счастливые. Такими выглядят другие ребята на снимках: беззаботные, расслабленные, спокойные, поглощенные разговором. В тусклых зеленых глазах Габриэля некая отрешенность, будто мыслями он точно не на пляже в компании друзей. Разглядываю мужественные черты, слегка загоревшее лицо, созвездие из родинок на правой щеке и сложенные в усмешку полные губы. Возникает странная необъяснимая потребность протянуть руку и коснуться. Думаю совершенно про другое, глядя на этого удивительного парня, одергиваю себя и продолжаю изучать снимки.

Время близится к ночи, за окнами горят фонари, желудок издает характерные звуки, намекая, чтобы его покормили, и только тогда отрываюсь от работы, отставляя ноутбук на стеклянный столик. Пока орудую на кухне, на телефон приходит сообщение от Вивьен. Перезваниваю и ставлю подругу на громкую связь, сооружая несколько бургеров.

— Привет, красотка, — разносится радостный голос «француженки». — Я думала, ты спишь или работаешь.

У нас разница во времени — девять часов. Когда в Лос-Анджелесе глубокая ночь, в Париже раннее утро.

— Привет, у меня как раз перекус, — говорю, нарезая легкий салат. — Собираешься на работу?

— Да, важные переговоры, и на следующей неделе командировка в Гамбург, — кисло отвечает Вивьен и переводит тему, понижая голос до заговорщицкого шепота, словно шпионка: — Лучше скажи, успела соблазнить кого-то из горячих рокеров?

Закатываю глаза, раскладывая еду по тарелкам. «Это как раз меня уже соблазнили несколько раз». Вивьен не в курсе, что в одного из «горячих рокеров» я влюбилась три года назад и конкретно влипла.

— Я вообще-то здесь не для этого, — и как назло перед глазами вспыхивает сцена в лифте, а щеки предательски загораются. «Какая же ты лгунья, Ливия Осборн, не можешь сказать своей подруге правды», — глумится надо мной внутренний голосок.

— В прошлой жизни ты была монашкой, Ливи, — с ироний произносит «француженка» и тяжело вздыхает, мол, все с тобой понятно. — Долго будешь играть в мисс Недотрогу?

Я бы поспорила с мисс Недотрогой. Увидела бы Вивьен, какая я монашка в лифте или на пляже. Еще та недотрога, да-да.

— Ты в Лос-Анджелесе, да оторвись уже… — продолжает давить Вивьен, но ее речь прерывает стук в дверь. Вскидываю удивленно глаза и смотрю на время. Сердце почему-то забилось быстрее от предположения, кто стоит по ту сторону.

— Кто-то пришел, — обрываю «поучительную» речь подруги, и та замолкает.

— Ночной разносчик пиццы? — делает невинный голос «француженка», пока я смотрю на экран, закусывая губу.

— Или это кто-то из горяченьких калифорнийских мальчиков? — уже орет Вивьен и, смеясь, добавляет: — Я знала, что ты от меня что-то скрываешь, бесстыдница.

Разрываюсь между желанием пойти отключить громкую связь, чтобы болтливая подруга не ляпнула что-то лишнее, но… Да, я же неудачница и это клеймо никуда не исчезло, нависло грозовой тучкой над головой. Очень вовремя нос зачесался, я чихнула, стукнулась лбом о видео-экран, а через стенку раздался ржач Лавлеса. Открываю дверь, потирая ушибленное место, а на все помещение раздается голос Вивьен:

— Так кто там, моя святая грешница Ливия?

— Святая грешница? Тебе подходит, — подкалывает Габриэль, протягивая коробки с пиццей, но я, спотыкаясь, бегу к говорящему телефону.

— Это же мужской голос? Черт, это мужской голос. У тебя там настоящий мужчина? — Вивьен чертыхается, ругается по-французски, при этом «горяченький калифорнийский мальчик» громогласно смеется, одна я выгляжу нелепо в этой ситуации.

— Твоя неординарная подружка? Милый акцент.

— Черт меня побери, для разносчика пиццы у него слишком сексуальный голос, — шепчет пораженно Вивьен. Долбаная громкая связь и моя невезучесть! Но француженка, пользуясь моментом и моей неуклюжестью, громко вопит: — Эй, красавчик, а прибор у тебя такой же впечатляющий, как и голос? Выбей из этой монашки всю дурь! Она сохнет по какому-то придурку, помоги ей забыть этого идиота!

Я, бледнея и краснея, наконец, добираюсь до телефона и прерываю красноречивую речь «подруги». Удружила! Да в ней умер пиарщик! Лучшая реклама. Почему все нелепые ситуации случаются именно со мной? Габриэль откровенно ржет и потешается, кладет пиццу и заглядывает в экран ноутбука.

— Ты была на громкой связи, — шиплю в телефон, в ответ Вивьен произносит «Упс». — Я перезвоню.

— Прислушайся к своей подруге. Я плохого не посоветую, — обиженно говорит «француженка», а я прожигаю дыру в затылке Лавлеса. Что он забыл здесь поздно ночью? Какого хрена его принесло?

— Да-да, обязательно, — ворчу и завершаю вызов, выдыхая. Нашлась еще советчица, блин. — Ты свернул не туда и перепутал район? — обращаюсь к спине «горячего рокера».

— Не знал, какая тебе нравится, взял «Четыре сезона», «Карбонару» и с охотничьими колбасками, — конечно, зачем отвечать на вопросы. — И что это за придурок?

«Вообще-то ты», — скрещиваю руки, постукивая нервно пальцами. Кому-то надо укоротить язык. Кому-то по имени Вивьен.

— Ты время видел? Мог предупредить, что приедешь, — осуждающе произношу и обхожу диван, убирая ноутбук.

— Видел, у меня же есть глаза, Ливия. Сюрпризы делают без предупреждения, — беззаботно отвечает Габриэль, пристально наблюдая.

Подозрительно щурюсь, в нос ударяет заманчивая смесь из вкусных запахов, витающих вокруг, и как по сценарию, словно в дурацкой комедии, мой желудок жалобно булькает, разрывая тишину истошными звуками. Краснею и прижимаю автоматически ладони к животу, Габриэль тихо давится от смеха, но все же не выдерживает, и комнату заполняет его искренний смех.

— Кто-то проголодался, — ерничает Лавлес, открывает одну из коробок и демонстративно начинает жевать. Слюна заполняет рот, но я сжимаю челюсти и отворачиваюсь. — Да ладно, милая, я поделюсь, перестань мучить свой организм.

— У себя, конечно же, нельзя поесть, обязательно тащиться ко мне, — ехидничаю и беру один из бургеров, жадно и без стеснения набивая рот едой.

— Вообще-то я хотел посмотреть «Мстителей», — Габриэль достает диск и, оглянувшись, подходит к плазме. — Чья это квартира? Выглядит как палата в психушке.

— А ты знаешь, как они выглядят? — не могу скрыть сарказма.

— Теперь знаю, — не остается в долгу Габриэль, кидая через плечо игривый взгляд, и щелкает пультом. — Чего там тусуешься? Падай, — повелительно говорит он, хлопая рядом с собой по светлому дивану, будто не он гость, а я. — Бля, забыл купить попить.

Вздыхаю и достаю из холодильника апельсиновый сок, но Лавлес недовольно морщится и качает головой:

— Для ночного киномарафона такое не катит.

— И что ты предлагаешь? — ворчу, теряя терпение, и вообще жалею, что открыла чертову дверь.

— Скажу Джесу купить пива, — пожимает плечами Габриэль, выуживая из кармана телефон, и что-то быстро печатает.

— Не знаю, кто такой Джес, но сейчас ночь, без пива нельзя смотреть фильм?

— Джес — это помощник, детка, у него такая работа, за которую он нормально получает, — поясняет «горячий рокер» с кривой ухмылкой. Хочу стереть ее и надеть коробку из-под пиццы ему на голову. Сомневаюсь, что у незнакомого Джеса офигенная работа, потому что бедному парню приходится терпеть этого засранца, а немного зная специфические требования Лавлеса, Джеса уже жаль.

— Давай обойдемся без пива? Завтра сложный день, — устало говорю, устраиваясь на другом краю дивана, не выдерживаю и все же стаскиваю один кусок «Карбонары», видя победную улыбочку Габриэля. — Или звезды не работают?

Он резко подвигается, закидывает руку мне на плечо и включает фильм. Предпринимаю провальные попытки отстраниться, но Габриэль только фыркает, сильнее прижимая к себе.

— Либо сидишь смирно, либо будет хуже.

Второй вариант звучит привлекательнее, вызывая спазмы внизу живота, а разбушевавшихся от слов бабочек приходится насильно усмирить.

— Да пожалуйста, — складываю руки на груди, чтобы не выдать волнения, — смотри свой фильм и вали.

— Кто сказал, что я уеду? — шепчет он, наклоняясь и касаясь губами щеки.

Затаиваю дыхание и сглатываю, чувствуя знакомое разгорающееся пламя. Спорить с этим упертым бараном бесполезно, поэтому молчу. Не особо вникаю в суть фильма, где как всегда супер-герои с нечеловеческими способностями спасают мир от зла, раздумывая над ситуацией. Изредка кошусь на Лавлеса, расслабленно развалившегося на диване и уплетающего пиццу. Мы выглядим, как обычная влюбленная парочка, которая проводит вечер вместе за просмотром фильма. Без колкостей и подколов не обошлось, но мне комфортно рядом с Габриэлем, особенно, когда он водит пальцами по плечу, вызывая табун мурашек. Лавлес хвалится, что у него есть такая же футболка-поло с принтом Black Sabbath, как у Тони Старка, я только фыркаю. Иногда перекидываемся редкими фразами по поводу моментов в фильме, но оба в какой-то момент отключаемся.

Когда открываю глаза, комнату заполняет серебристо-голубой свет, «Мстители» успешно спасли Землю от армии читаури, Тор забирает Локи и Тессеракт в Асгард, а голова Лавлеса покоится на моем занемевшем плече. Осторожно накрываю ладонью шершавую от щетины щеку, пытаясь высвободиться, но встречаю полусонный взгляд Габриэля. Возможно, я нахожусь под его гипнотизирующими, поддернутыми завораживающей дымкой, глазами, но пальцы скользят вдоль скулы и путаются в мягких волосах. Лунный свет действует опьяняюще, как сладкий дурман, раскрывая и показывая другую часть меня, которая без раздумий тянется к Габриэлю. Он аккуратно кладет ладонь на затылок и нежно целует. Так нежно, что я теряюсь. Не думала, что Габриэль может быть таким чутким. Хочется заглушить разум, не контролировать действия и отдаться безумной обжигающей волне. Отстраняюсь, переводя дыхание, и рассматриваю его лицо. Глаза выглядят до жути пугающими, словно там тонет порок и дикое желание. Не отдаю отчет своим поступкам, убираю существующие рамки дозволенности, перебираюсь к нему на колени и обвиваю шею руками, углубляя поцелуй. Нежность, которую он дарил, подавляет темное опасное чувство — голод. Я тону в атласном море из миллиона приятных эмоций, словно это наваждение. Тело пронзают необычные разряды, губы скользят по его шее, пробую языком вкусно пахнущую кожу, словно это лучшее лакомство в мире, а пальцы поглаживают напрягшееся мышцы на груди. Габриэль с силой оттягивает волосы и проводит языком по пульсирующей жилке, гулко и тяжело дыша, обжигает горячим дыханием кожу и переворачивается. Разум находится, будто под чарами черной магии — магии ночи и луны. Чувствую каждым оголенным нервом его потребность, жадность и власть. Как прикасается, целует, словно говорит «Ты только моя». Возможно ли такое, когда понимаешь без слов и отдаешься неизведанной силе? Пугающей и манящей, загадочной и притягивающей, которой не хочешь противостоять и бороться. Закусываю ладонь, чтобы не вскрикнуть, но Габриэль резко поднимает руки над головой, делая меня полностью бессильной и сраженной. Я бессвязно что-то шепчу, желая лишь одного, чтобы мешающая одежда исчезла, и его умелые руки творили чудеса на пылающей коже. Он слышит мои хаотичные мысли, выполняет все прихоти, скользя пальцами по бедрам, и хрипло говорит что-то по-ирландски. Кусаю нижнюю губу и выгибаюсь навстречу, тая от истомы и нетерпения. Жду, когда он усмирит и подчинит темное пламя, но магия растворяется в лунном холодном свете, когда стук наших сердец заглушает известная песня группы Static-X «The Only» и надрывный голос Вейна Статика. Габриэль замирает, нависая сверху, опирается на руки, вены под кожей вздуваются, а по шее скатываются капельки пота.

— Сука, — со злостью выдыхает он, и я с ним мысленно соглашаюсь, проклиная того человека, которому вздумалось звонить по ночам. Взгляд скользит по оголенной груди, прессу и упирается в оттопыренную ширинку — меня будто пронзает током. Я совсем с ума сошла. Пытаюсь выбраться из-под тяжести его тела, но Габриэль щурится и хищно улыбается.

— Мы еще не закончили, Лив, — многообещающе шепчет он, лаская дыханием кожу, резко подтягивает к себе за бедра, и я ощущаю его возбуждение и желание. Теперь в бархатном голосе ни капли нежности, как и в упоительных поцелуях, которые берут сознание в тиски. Я балансирую на грани боли, отчаянья и ненормальной потребности, чтобы он не останавливался, но кто-то напористо наяривает на вибрирующий телефон, который сложно игнорировать.

— Ответишь?

Меня не покидает навязчивая мысль, что это какая-то девушка. В районе солнечного сплетения невыносимо печет и душит от обиды, что Габриэль… «Он ничего тебе не обещал», — злорадно шепчет подсознание.

— Нет, забей, — безразлично говорит он, жадно впиваясь в мои непослушные губы, отвечающие на грешные поцелуи. С трудом отворачиваюсь, тяжело дыша, и кладу ладонь на грудь, чувствуя, как бьется его сердце. Что-то болезненно ноет внутри, когда удары проходят, словно сквозь меня. Лунная магия теряет свое великолепие и угасает, как и темное неконтролируемое пламя. Мышцы под ладонью напрягаются, воздух пропитывается разочарованием и гневом Габриэля, адресованным явно не мне, а настойчивому незнакомцу. Или незнакомке. Сглатываю неприятный ком, опускаю руку, скользя потухшим взглядом по стенам, на которых танцуют тени. Он молча отстраняется, понимая без слов, что момент утерян, и щелкает несколько раз зажигалкой, заполняя воздух отравляющим никотином. Несколько минут лежу, приходя в себя, но от пристального изучения каждой обнаженной части моего тела, резко встаю, подхватываю вещи и скрываюсь в душе — единственном месте, где можно уединиться. Натягиваю первую попавшуюся ночную рубашку, замечая в отражение на теле розовые следы. Внутри разгорается злость на Лавлеса и стыд за свою слабость и безвольность. Он ведет себя безрассудно и необдуманно, а я каждый раз попадаюсь в ловко расставленные сети. Габриэль… Габриэль умеет очаровывать, с ним забываешь обо всем. Даже о гордости и принципах. Выхожу и сталкиваюсь с ним лицом к лицу, замирая в нерешительности. Он стоит, сложив руки на груди, и упирается головой о стену. В потемневших глазах читается раздражение и негодование, а в моих — желание его вытулить из квартиры Элои и своей головы. Навсегда.

— Я в душ, где чистые полотенца? — остужает мою мнимую решимость Габриэль.

— В ванной, в шкафчике, — тупо отвечаю, не узнавая севший голос. Он кивает и проходит мимо, задевая легонько плечом.

— Ты со мной?

Демонстративно отворачиваюсь, закатывая глаза, но Габриэль лишь издевательски усмехается и захлопывает дверь. Сворачиваюсь под легким одеялом на кровати, слушая, как шумит вода, и думаю о злосчастном телефоне, точнее о том, кто звонит Габриэлю в такое позднее время и для чего. Все предположения сводятся к неизвестной девушке, с которой он кувыркается или, по крайней мере, кувыркался. Внутренний голосок подначивает взять телефон и взглянуть одним глазком, но шум воды за стенкой прекращается, и через несколько минут раздаются глухие шаги. Смыкаю глаза, делая вид, что сплю, но не могу унять волнующей дрожи и роя вопросов. Останется или уедет? Шаги становятся ближе, а мое сердце бьется, как ненормальное, радуясь, что он выбрал первый вариант. Я точно мазохистка. Матрас прогибается, и кожу обдает арктическим холодом, отчего я невольно вздрагиваю.

— Прости, — тихо говорит Габриэль, прохладные губы касаются плеча и оставляют невесомый поцелуй, вызывая неуправляемую бурю и дрожь.

Безнадежно пытаюсь уснуть, но от переизбытка эмоций, теплого дыхания и приятных поглаживаний, ничего не выходит. Представляю, как ужасно буду выглядеть, ведь спать осталось всего пару часов, и шумно вздыхаю. Шумно и чертовски громко. Габриэль перестает водить пальцами по животу и улыбается — я это чувствую. Вижу затылком его ленивую издевательскую насмешку, подавляя желание развернуться и сказать, чтобы он валил. Черт, нет, я не хочу, чтобы он уходил… Слабачка.

— Dea-oíche, mo aingeal (с ирл. Спокойной ночи, мой ангел), — шепчет Габриэль, убирая пряди, и целует в изгиб шеи. Только после этой фразы я, как по волшебству, засыпаю в его согревающих объятиях.