Призрачный рай

Глава 57. Мыльный пузырь

Оззи

Здесь нет солнца и окон — свету не прорваться. В последнее время это мой дом. Я уже забываю о реальности. Создаю прекрасную мишень и веду бесконечные диалоги, устраиваю философию и растворяюсь под действием безликого Бога, или Белого Дьявола. Белый — это цвет смерти. Мои вены не разукрашены в оттенки радуги, финал давно предопределен. Такой сюжет…Если мы сыграем, ТЫ проиграешь.

Я каждый день рисую новые прямые дороги, ведущие в личный Ад, где ТЕБЕ нет места. Считаю до трех и делаю четыре шага назад. ТЫ превращаешься в удушливую бесконечную фобию и стремишься навстречу, сколько не предпринимай попыток — не догонишь.

Хочу ограничить мир нами двоими и стереть реальность белой краской, но твой портрет расплывается. Я снова погибаю без твоего тепла. Метель заметает выход.

Какой сегодня день недели, месяц и пора года? Время превратилось в пыль и застыло. Сердцебиение замедляется, пока я разговариваю с тишиной. Безразличная, бездушная, бесхребетная пустота пробирается под кожу, колотит по сознанию, и падает серое небо. Выворачивает наизнанку.

Оззи… Оззи… Оззи…

Оззи?

А кто такой Оззи?

Меня зовут Габриэль. Я Габриэль…

Оззи больше нет.

Он проиграл.

— Оззи… Хей…

Тепло. Не то. Совсем другое. Дайте немного кислорода. Перестаньте орать и убирайтесь!

Холодно…

— Оззи… Пожалуйста… Оззи?

Иллюзия.

Жизнь становится обманом.

Жизнь — вода. Холодная… Утекает в пропасть.

Чужой голос в голове.

Я забываю тебя. Плыву против течения к источнику света. Почему ты так далеко, черт возьми? Остановись… Дай прикоснуться. Только подожди.

— Слышишь? Оззи, пожалуйста, пожалуйста, открой глаза. Я умоляю, открой глаза…

Чужие. Здесь чужие. Надо выбираться. Я сейчас приду, не уходи… Я обязательно к тебе вернусь.

— Оззи…

Моя любимая иллюзия спит. Она не пришла. Переболела и давно забыла дорогу. Не ждет на перекрёстке… Вокруг безмолвное одиночество.

— Оззи!

Молочный туман постепенно развеивался, проступали очертания какой-то комнаты. Легкие отяжелели, голова гудела, глаза щипало — я не чувствовал тела.

— Оззи? Ты меня слышишь? — доносился издалека знакомый голос.

Перед глазами мельтешила чья-то тень, прикасалась холодными пальцами к лицу. Язык не шевелился — я даже не мог промолвить слова. Лучше стать оболочкой, чем чувствовать. Лучше сдохнуть, чем жить. Лучше не видеть света и пропасть во тьме.

Шум… Шум… Будто я лежу рядом с водопадом. Нет, это ванная комната. Поворачиваю с трудом голову — перед глазами все плывет.

— Где ты, твою мать?! Мы тебя ждем весь день!

Эванс зол. Телефон в руке накаляется, или со мной играет воображение.

— Ты оглох? Из-за тебя срывается запись и съемки!

— Запишусь… потом, — проглатываю буквы и медленно улетаю из реальности.

— Потом?! Сначала ты пропал, ничего не сказав, теперь тормозишь запись альбома, — гневно орет в ухо Эванс, но мне чхать на его эмоции. — Когда ты повзрослеешь, Оз?! Снова хочешь загреметь в больницу с передозом?!

«Убавь громкость». Почему в жизни не существует бесшумного режима, чтобы избавляться от посторонних раздражающих звуков? Нажал на кнопку, как на телефоне — и все ненужное дивным образом исчезло. Чудесно, черт возьми. Я хочу, чтобы от меня отвалили и не трогали, но Эванс продолжает шарманку. Рука с телефоном опускается, мозг погружается во мрак.

На этот раз отключился в ванной на полу, после таблеток сушит и трещит башка. Тело онемело и затекло.

— Неужели, — раздается совсем рядом обеспокоенный голос Браун. — Я себе места не находила. Ты меня хочешь в могилу загнать, Оз? Я еще жить хочу, у меня скоро свадьба!

Мычу что-то в ответ пересохшими губами, пытаясь принять вертикальное положение.

— Я боялась вызывать скорую, боялась звонить Сину, он бы тебя точно грохнул, — Джинет присаживается на корточки и придирчиво всматривается. Мозг работает в замедленном режиме и подтормаживает, как и реакции. Взгляд перемещается на шкафчик, где запрятаны сокровища, но Джинет не поймет.

— Ты как? Выглядишь паршиво, Оз… — Браун осторожно прикасается к щеке и выдыхает. — Я могу чем-то помочь?

«Ты можешь уйти, Джи — это лучшая помощь». Я произношу другое, еле ворочая языком:

— Принеси воды.

Она уходит, путь к заветному шкафчику с препаратами открыт. Несколько провальных попыток, и зрение, мышление, действия становятся более четкими и собранными. Спасение.

После душа чувствую себя намного лучше. Джинет сидит на табурете с чашкой кофе. Мельком смотрит в мою сторону, затем отворачивается. Между нами повисает неловкое молчание. Стоило бы объясниться, но я не вижу смысла обсуждать произошедшее. Все вполне очевидно: она застала меня не в лучшем состоянии. Только вот, я не чувствую ни грамма вины.

— Как приготовления? — я пью кофе лишь бы пить, закуриваю, лишь бы чем-то себя занять. Джинет отвечает коротко и неохотно — странный разговор из односложных фраз и предложений. Она несколько раз смотрит на мои руки. Проверяет, колюсь ли я? Пробирает смех. Джи плачет, а совесть орет: «Ты бездушный ублюдок!». Да, так и есть.

— Я не знаю, чего от тебя ждать, Оз… — шепчет девушка, вытирая глаза. Молчу, поглаживая успокаивающе ее спину. Я тоже не знаю, чего от себя ожидать. Временами пугаюсь, куда заведет безрассудство, но лишь на мгновение. Потом снова исследую другой чудесный мир. Я уже полноправный житель с пропиской, скоро вовсе забуду, что он — выдуманный.

После происшествия в Мэдисон-сквер-гарден «Потерянное поколение» не продлило контракт с RCA Records — наши пути с Купером и Штейером разошлись. На тот момент меня мало волновало будущее группы. Не интересовала музыка и дальнейшая судьба «Потерянного поколения». Я прислушался к совету Эванса и отчалил на отдых. Можно ли назвать отдыхом то, что я с трудом помню последние месяца четыре? Пока отец решал проблемы в СМИ, я загорал на островах, забываясь в экзотических тропиках и дурмане. За это время в прессе уже забыли про инцидент в Нью-Йорке, про «отношения» с Осборн, разногласия в семье и наркозависимость. СМИ безуспешно пытались разыскать ритм-гитариста «Потерянного поколения», но терпели сокрушительное фиаско в который раз. Таиланд — отличный способ снять моральное напряжение и потеряться.

О своем местонахождении я сообщил Джинет спустя месяц и попросил не поднимать панику. Отключил сотовый и забыл о том, что уже давно век технологий, интернета. Я забыл про обязанности в группе и вспомнил, когда Эванс мне хорошенько вмазал по морде. Син узнал из прессы, что «Оззи вернулся в Лос-Анджелес». Не лично от меня. Это его, видите ли, оскорбило.

— Ты делаешь все для того, чтобы группа развалилась! — сказал взбешенно друг напоследок и ушел. В словах, наполненных злостью, ощущалась усталость. Эванс находился на грани, но он не соскользнет вниз. Джи не позволит. Нет, у Сина есть стержень и воля, которую я давным-давно растерял. Или продал… Ха, да-а-а… Так правильнее.

Гитару я не брал в руки с концерта в Мэдисон. Интерес угас, да и желание играть. Возможно, я к этому делу уже не вернусь. Никогда. Пока парни пропадали в студии, репетировали, записывались, я убивал свою жизнь бесполезными вещами. Все осточертело до тошноты.

Джинет успокаивается, рассказывая о свадьбе. Не до конца верю, что они скоро поженятся. Так… странно. Ни разу не думал о женитьбе и не представляю себя у алтаря, где произношу клятву. Нет, я ведь ее нарушу в тот же день. Непостоянство — мое второе имя. Я отказываюсь от стабильности, живя сегодняшним днем.

— Не хочу шума, — Джи забирается на диван, подгибая ноги. — Решили все по максимуму сделать закрытым, пригласим лишь близких. Организатор предложила устроить празднование на пляже Вайкики в Гонолулу под открытым небом. Там потрясающая природа и фотографии выйдут отпадные.

— А кто фотограф? — автоматически спрашиваю. Конечно, мы увидимся с Ливией. Я уверен, Джи ее пригласила — они очень сблизились. А я сделал все, чтобы Осборн меня возненавидела.

— Не Ливия, — коротко отвечает Джи, косясь подозрительно в мою сторону.

Усмехаюсь, чувствуя изучающий взгляд подруги.

— Оззи…

— Да перестань, мы с ней не общаемся, — даю ей дружеский щелбан, но Браун все равно недоверчиво щурится.

Я не лгу. С Ливией мы виделись последний раз в больнице. Находясь в состоянии транса, в несуществующем мире иллюзий, я слышал и видел Осборн. Ливия поступила умно, не отвечая на мои звонки и смс. Правильно, надо избавляться от раздражителей. Она поставила точку, в то время как я все больше жаждал ее тепла. Я успокаивался, когда она снилась и гладила нежно мои волосы. Я забывал всех, кроме Ливии. В воздухе звенел мой обман. Время твердило: стирать нет смысла. Я нуждался в Ливии, но знал, что однажды предам. Мимолетные желания быстро притуплялись. Слишком яркое пятно в памяти, сильный ожог, оставивший след.

— Приедешь сегодня на студию? — спрашивает с надеждой в голосе Джи.

— Не думаю, — закидываю руки за голову и прикрываю глаза. У нас впервые такой масштабный конфликт, но пока не хочу его решать. Лень.

— Почему?

— Нет желания, — монотонно отвечаю, ощущая на себе бирюзовые глаза.

— Оз, ребята тебя ждут… поклонники тоже, — осторожно настаивает подруга.

Знаю, но музыка и сцена не приносят уже удовольствия. Нет того запала и огня. Все так приелось — никакого разнообразия. Серая безрадостная масса.

— Приезжай, — Джинет прикасается к руке, кидая грустный взгляд.

Когда она уходит, я нахожу акустическую гитару, устраивая инструмент на колене. Отвык от этого чувства, а не так давно музыка была сродни кайфу, теперь превратилась в прошлое. Пальцы все помнят, но нет былой легкости. Звук выходит неправильным, фальшивым. Несколько аккордов — движения все равно скованные. Включаю запись на телефоне и постукиваю пальцами по гладкому дереву. Окидываю комнату безразличным взглядом и саркастично хмыкаю.

— Сегодня для вас поет Оззи, но не Осборн, всего лишь бэк-вокалист и гитарист «Потерянного поколения» с дерьмовым голосом и такой же душой. Можешь выключить звук. Не воспринимай всерьез — это только слова, — откашливаюсь и ухмыляюсь, вспоминая аккорды старой песни Three Days Grace, когда вокалистом был Адам Гонтье. — Я чувствую это каждый день — все одно и то же… Этo меня убивает, но ведь я сам во всём виноват. Я все перепробовал, чтобы выбраться, но вот я опять преследую тебя. Зачем я это делаю?! Снова и снова, снова и снова я… — тишина проглатывает слова, которые я никогда не произнесу. Смотрю на ожившие пальцы, телефон. На губах появляется слабая улыбка. — Но ты ведь не слышала? (слова из песни Three Days Grace — Over and Over)

Нажимаю «Отправить».

Сообщение не доставлено.

Ливия

— Ты помнишь о важном событии? — сто тысячный раз говорит Джи, и я сто тысячный раз закатываю глаза под заливистый смех подруги.

— Как я могу забыть, если ты напоминаешь каждый день?

— Да, чтобы ты не нашла снова отмазку, — играет бровями блондинка, поправляя волнистые волосы. На заднем плане иногда маячат и дурачатся Син с Черелин. Парень машет рукой, а Черри показывает язык и корчит забавную рожицу.

— Весело у вас, — смеюсь, наблюдая за двумя чудаками.

— Они такие шумные, — бубнит под нос девушка и морщит носик. — Все же это чертовски неудобно, когда ты — офигенный фотограф и подружка невесты в одном флаконе. Несправедливо. Я не уверена в свадебном фотографе, — слегка расстроенно говорит Джинет, но я сразу ее успокаиваю, чтобы она отбросила такие мысли. Фотографа посоветовал Леруа, поэтому я не сомневаюсь в его профессионализме.

— Я так жду выходные, — мечтательно протягивает Джи, выходя из комнаты. В эти выходные новоиспеченная невеста устраивает на Гавайях девичник, собирая небольшую компанию. Приятное совмещает с полезным, так как свадьба состоится уже весной на островах. Молодожены решили сыграть без шумихи и посторонних глаз в узком кругу близких и друзей. Пусть рано или поздно проныры-папарацци пронюхают о важном событии, как и о тайной свадьбе Джастина Бибера и Хейли Болдуин. — Расскажи, как продвигаются дела с работой.

— Летом состоится первая полномасштабная выставка, — делюсь хорошей новостью, не скрывая довольной улыбки. Я, действительно, жду с нетерпением и волнением того момента, когда люди увидят наши с Элои фотографии. Это не просто снимки — это целая жизнь.

Я думала, что не найду свое предназначение, спотыкаясь и падая не раз, но фотография спасла от мрачных мыслей. Вспышка — и я знаю, что выбрала верную тропу. Долгий, интересный и насыщенный впечатлениями путь.

Джинет светится — я люблю наблюдать за счастьем в красивой бирюзе. Пересматриваю иногда их фотографии с Сином в предсвадебной съемке и вижу любовь. Такую чистую и настоящую. Это прекрасно — любить взаимно, дарить и получать тепло. Любовь — замечательное чувство. Их взгляды друг на друга, где царит гармония, понимание, взаимность. Наблюдая за их отношениями, я поняла одну важную вещь — между мной и Габриэлем никогда не существовало такой прочной связи. Не существовало любви. У «нас» в принципе никогда не было будущего, потому что для людей с разным мировоззрением это априори равносильно нулю.

Путешествуя и фотографируя различных людей, я познаю себя. Стараюсь ограждаться от негативных эмоций, черпать только положительное. Есть энергия, которая наполняет духовно человека, как личность, есть иная — разрушительная. Я не хочу становиться пустым сосудом. Я отпустила обиду и простила. Переболела. Меня больше не лихорадит. Я помню, но думаю реже. Когда бьют — привыкаешь к боли. Когда падаешь — взлетаешь вновь. Когда обжигаешься — лечишь рану. Шрамы и ссадины — память и уроки над ошибками. Все ошибаются — из этого состоит жизнь. Под моей кожей навсегда сохранятся моменты — их не изгнать.

Разные страны, природа, люди, обычаи, приятная компания Элои Леруа за полгода освежили и разукрасили в живые оттенки самобытность. Я забыла, как ужасный сон, скандал в прессе, восстановила душевное состояние и больше не плаваю в безысходности.

Если бы существовали двери в прошлое, открыв которые мы попадаем в определенный отрезок времени, люди многое могли бы изменить, не поступать опрометчиво, не совершать глупостей. Но время — единственное, что не вернешь, оно превращается во вчера. Есть сегодня и завтра — надо смотреть вперед и не оглядываться назад. Теперь я смотрю уверено вперед.

Гавайи — это вечное лето среди зимы. Белоснежные песочные пляжи, прозрачная лазурная вода, ласковое солнце и пальмы. Джи взяла с меня слово, что я забуду о работе, но сейчас кажется грехом не запечатлеть на память такую красоту. Фотографирую улыбчивую синеглазую Черелин — она просто находка для любого фотографа — затем насупленную «пока еще» Браун и молчаливую Эмили. Мы выбираем тихий вечер под звездным небом и шум волн. Фрукты, морепродукты, шампанское и душевные разговоры в сочетании с живописным пейзажем.

Улыбаюсь, слушая разговор подруг. Я однозначно сторонник спокойных вечеров у костра в хорошей компании, как сегодня. Джинет делится моментами из личного архива. Я впервые слышу, что они не общались с Сином длительное время.

— Син уникальный человек. Он настолько предан музыке — это его призвание. Творить чудеса, создавая потрясающие тексты и мелодии. А я… я очень глупо себя повела, — Джи грустно смотрит вдаль, и тень воспоминаний пробегает в бирюзовых глазах. — Помню… Син сразу предупредил — музыка превыше всего. Я знала, рано или поздно он столкнется с выбором: любовь или будущее группы. Вместо поддержки, я убежала. Я испугалась перемен… Ведь слава может изменить человека. Я боялась… что наш огонь погаснет.

— Вы вместе — это главное, — Черри подбадривающе сжимает ее руку. — Любовь раскрыла в Сине утерянные из-за страха таланты. Признаюсь, я сомневалась, что между вами заискрит.

— Она вечно говорила: «Не влюбляйся в моего брата — пропащая идея», — меняет интонацию Джинет и получает толчок от брюнетки.

— Показать фотки, где у тебя ужасный рыжий цвет? У меня сохранился компроматик, — интригующе пропевает Черри, и подруги затевают дружескую перебранку, которая заканчивается обнимашками.

Черелин — жизнерадостный сгусток позитива. Несмотря на внешнее сходство и одинаковый оттенок глаз, они с Сином для меня разные. Он более уравновешенный и серьезный, Черри же напоминает взрывоопасную субстанцию. Только нежность и трогательность в синих глазах говорят о ранимой натуре. Однако для меня стало открытием: такая яркая и невероятно притягательная девушка встречается с ученным. Что не говори, а любовь странная штука.

— Вообще-то Тинки очень заботливый, — Черелин отвела смущенный взгляд в сторону. Она заметно изменилась, когда произнесла его имя. — Несмотря на загруженность и поездки, мы не теряем связь. С ним не заскучаешь, он заставляет улыбаться, — Черри скрывает застенчивую улыбку. — Меня раздражает, когда он часто умничает и паясничает, но это наоборот отличительная черта, которая делает его особенным. Добрый, понимающий и… Ботаны не скучные и не зануды! Тим уж точно не зануда, хотя любит побесить, объясняя какие-то научные термины и рассказывая про свои исследования, — брюнетка вздыхает и устремляет вдаль мечтательный взгляд. — Я ни на секунду не пожалела, когда мы столкнулись в Нью-Йорке, потому что вместе с Тимом я счастлива и любима. Да и вообще: кто придумал штампы и стереотипы? К черту их!

У каждой из них горит в глазах особый огонек. Джинет, Черри и Эмили. Трудно не заметить влюбленную девушку — ее выдают счастливые искры.

— Тим классный друг и замечательный человек — вы потрясная пара, — подмигивает Джинет, делая глоток из бокала. — Я поначалу думала, это розыгрыш.

— Вышло все очень… очень неожиданно, — улыбка на губах Черри не угасает, становясь ослепительнее. По привычке ищу фотоаппарат, запоздало вспоминая строгое наставление Джи: «Забудь о работе». Издержки профессии. Камера лежит в домике. — Тим прилетел на конференцию, которая проходила рядом с одной кафешкой, где я постоянно покупаю кофе. Мы там пересеклись. Вы прикиньте — огромный Нью-Йорк, но удачное стечение обстоятельств привело нас в одно и то же место на Манхеттене. После конференции он пригласил отметить встречу в баре, — тут брюнетка прочищает горло и криво улыбается уголком губ, намекая на очевидное продолжение совместного вечера. — В итоге…

— … вы переспали, — закатывая глаза, заканчивает за нее Джи, и по пляжу разносится наш хохот.

— Да, — Черелин вздергивает невозмутимо бровью. — Я хотела все перевести в недоразумение, потому что не понимала, как мы… Вокруг стоял шум, мы разговорились и не обращали внимания на огромное скопление людей, потом прогулялись по ночному Манхеттену. Тогда Тим признался в чувствах, — Черри опускает глаза и закусывает губу. — Он… В общем, никто и никогда не производил такого впечатления, как он в тот вечер. Тим сказал, что влюблен еще со школы в одну девушку с умопомрачительными синими глазами, которых никогда не встречал. «Тогда я просто любовался издалека, прекрасно понимая, что такая девушка как Черелин Эванс ни за что не обратит внимания на такого, как я», — сказал Тим, и мне стало невыносимо грустно. Я не представляла, что из этого выйдет, но осознала важную вещь — Тим самый искренний человек. Ни один из бывших не относился ко мне так трепетно и бережно.

— Даже Шем? — задает каверзный вопрос Джинет, но Черелин не теряется.

— Шем… Он классный и веселый, но в том возрасте можно путать влюбленность и сильную симпатию с любовью — это разные понятия.

— Помнишь, как он офигел, когда увидел вас вместе? — громко хохочет Джинет, пародируя ударника.

— О да, он ко мне подошел и спросил, зачем я разыгрываю спектакль, — Черелин прищуривается и хмыкает. — Я ответила, что самый сексуальный орган в мужчине далеко не член, а мозг. А Тинки просто находка для любой не глупой девушки, которая не тащится только по татуировкам и звездному статусу.

Мы удивленно открываем рты, восхищенно слушая Черелин.

— По секрету, — Черри создает интригу, делая небольшую паузу. Широко улыбается, выпивает шампанское и как ни в чем не бывало говорит: — У Тинки все части тела сексуальные… ну, вы понимаете, девочки?

— Ох… почему я вспоминаю трусы с героинями из Марвел? — потухает Джинет, а Черелин ворчит, что так и не избавилась от этой пагубной привычки и «идиотских труселей».

Я задумчиво смотрю на лунную дорожку, анализируя рассказы Джи и Черри, ощущаю четкую разницу с тем, что возникло у меня и Габриэля. Не любовь — сильная симпатия, химия. Нам было хорошо в какие-то промежутки времени, но я путала увлеченность с настоящей любовью. Возможно, это бы переросло в нечто большее, чем просто… физическое удовлетворение. Только Габриэль никогда не думал о будущем, а я зря лелеяла надежду. В итоге — набитые шишки опыта. Надо даже из минусов извлекать плюсы.

Теплый гавайский воздух ласково касается лица, унося грусть. Уже не так больно, время неплохой лекарь, но в большей степени лекарь — наши мысли. Пока не распрощаешься с источником боли — никогда не сможешь найти лекарство.

Мы обсуждаем некоторые нюансы, касающиеся предстоящей свадьбы, и расходимся по своим домикам. Не спеша иду по деревянному настилу, любуясь ночной картиной и звуками. В воде плавают звезды, напоминая сверкающие лепестки диких цветов. Воздух наполнен спокойствием, словно знает о проблемах и шепчет: «Забудь». Подхожу к краю, присаживаюсь — ноги погружаются в теплую воду. Опираюсь ладонями о нагретое за день дерево и смотрю на небо.

Забывать непросто… Лучше стереть из памяти — это не так больно, как ненавидеть. Одно время я находилась в угнетающем состоянии и не могла собраться. Гуляя по Марсовому полю во Франции спустя месяц, после отлета из Нью-Йорка и малоприятного разговора в больнице, я увидела мыльное шоу. Вокруг летали и переливались пузыри. Они кружились, вызывая странное щемящее чувство. Один коснулся моей ладони и сразу же лопнул, превращаясь в разноцветные капельки. В голове пронеслась странная, но правильная мысль: «Как наши отношения». Хотя можно назвать отношениями только физическую близость? Нет. Давал ли когда-то Габриэль обещания? Нет. Говорил о будущем? Нет. Я отчетливо помню его фразу на берегу Тихого океана в Лос-Анджелесе: «Давай жить сегодняшним днем, не задумываясь о завтрашнем». Это его девиз по жизни, но не мой. Сотни пузырей взлетали в небо, унося фальшивую любовь. Выдуманную любовь. Любовь, которая никогда не смогла бы расцвести, потому что никто не поливал цветы. Самая красивая роза, стоящая в вазе, умирает. А сад, за которым никто не следит и не удобряет — засыхает и погибает.

Я продолжала улыбаться и жить. Кровоточащие раны превратились в ссадины, громкие слова — в глухое эхо. Перелеты и работа брали свое — вместе с усталостью приходило счастье от любимого дела. Я просыпалась среди ночи от кошмаров, испуганно оглядываясь и не соображая, где нахожусь. Озарение настигало не сразу — маленькими шажками — и стирало грань между миром снов и реальностью. Холодная пустая комната исчезала вместе с образом брата — я одна в гостиничном номере в Австралии/Италии/Португалии или другой стране. Вряд ли избавлюсь от жутких воспоминаний, куда бы я ни улетела — они последуют за мной, как неизбежное прошлое, которого никогда не забыть. Коди хранится в сердце, как и Лавлес.