Глава 11. Пробуждение рыцаря

Откуда мне было знать, что ты скрывала за своими горящими глазами? Но я всё сделаю только хуже, произнеся эти дикие слова. И я уже это и сделал.

Liam Payne «Depend On It»


Ливия


Я захожу в больницу, и мне сразу же становится дурно. От угнетающей атмосферы, запаха, больных… от того, что я могу услышать три ужасных слова: «Нам очень жаль…» На самом деле, им не жаль — это их неблагодарная работа, сообщать родственникам печальные новости и убивать тремя словами.

Я боюсь этого страшного места и того, что мой младший братик находится на волосок от смерти.

Мне невыносимо видеть его страдания, Коди не заслужил такого, нет. Он должен вырасти прекрасным парнем, добрым, искренним и отзывчивым, а не умирать в четырех стенах. Хорошие люди уходят всегда рано…

Каждый день я прихожу и вижу, как из него уходит жизнь, будто Смерть стоит за дверями и питается энергией, отнимает ее. Каждый день я вижу, как он медленно затухает, словно восковая свеча — в какой-то момент фитиль догорит, и она погаснет раз и навсегда. Каждый день я думаю о том, как многого не сказала или не сделала для своей семьи. Может, мое невезение распространилось на родственников? Может, это моя вина? Почему я такая бесполезная?

Каждый день я читаю молитву и прошу Бога, чтобы он хоть раз, один разочек, послал удачи и не отнимал Коди. Я все перетерплю, только пусть он живет, его глаза радостно блестят, а на губах будет всегда счастливая улыбка. Но, кажется, он не слышит моей скромной просьбы — слова уходят в пустоту и превращаются в обреченное эхо…

Бенджамин снова начал пить, он ни разу не навестил Коди за эти дни. Роза в подавленном состоянии и, кажется, давно потеряла веру и надежду. Даже жизнерадостный Виджэй перестал улыбаться. Одна я верила в лучшее. Горе не сплотило семью, а разделило — все медленно шло под откос, рушилось. Чем же мы так разгневали его?

Я зашла в палату и чуть не вскрикнула от испуга, но вовремя зажала ладонью рот. На голове Коди не было его непослушных светлых волос. Ни единого. «Главное, не расплакаться, Ливия, ты не должна показывать слез и страха. Он почувствует».

— Хей, привет, малыш, — выдавила из себя улыбку и поцеловала его в лоб.

— Привет, а у меня новая прическа, — улыбнулся Коди и показал пальцем на свою лысую голову.

— Да, я заметила.

«У него выпали даже реснички».

— Они делают странные процедуры, после них хочется спать и все болит, — пробормотал грустно братик.

У меня защипало в носу, и в горле образовался комок, который не давал вздохнуть. Я быстро вскочила со стула и подошла к окну. Слезы хлынули из глаз, покатились бусинами по щекам и подбородку, осыпаясь на светлый подоконник.

— И мама так странно себя ведет с Джеем, а папа не приходил. Он забыл меня? — донесся слабый голос Коди.

«Боже, почему так трудно?» Я сделала глубокий вдох и повернулась.

— Нет, малыш, как такое может быть? Мы все тебя любим. Папа… папа плохо себя чувствует, — я села на кровать и провела нежно ладонью по его гладкой голове. — Ты поправишься и скоро будешь дома.

— Я хочу в школу к своим друзьям. Я хочу домой, мне здесь не нравится, — слабо произнес Коди и зевнул. — Снова хочется спать.

— Тогда поспи.

Роза появилась в палате спустя двадцать минут. На ней не было лица, под глазами залегли круги, а кожа стала сероватого оттенка — красота Розы тоже увядала. Она слабо улыбнулась и тихо прикрыла дверь.

— Давно спит?

— Нет, — прошептала я в ответ, поглаживая маленькую ручку Коди. — Что сказал врач?

По выражению женщины я сразу поняла, что хороших новостей нет.

— Он сказал, что ни один из нас не подходит на роль донора, — просипела Роза и закрыла лицо ладонями. — Лив, я знаю, знаю, что должна верить, но… доктор сказал, что гарантий мало… Коди может не выжить, у него слишком слабый организм.

— Но мы ведь даже не пытались! — вспылила я, сводя брови к переносице. Я просто не понимала ее. Она так хотела детей, и когда один из них заболел, готова просто опустить руки и сдаться. Про то, что Бенджамин топил горе в бутылке, я вообще молчала.

— Ливия, пересадка стоит…

— Я знаю, можешь не продолжать, — перебила Розу и резко отвернулась. Все катилось к чертям, полный разлад, никакой поддержки, они уже списали Коди со счетов, хотя надежда была.

— Ливия, ты считаешь, мне не больно? Я каждый день думаю, что нам делать, где взять денег. Бенджамина снова могут уволить, он пьет, Коди умирает. Я не могу… не могу… это слишком, — Роза начинает плакать, и мои глаза наполняются слезами. Я обнимаю женщину и думаю только о том, что произойдет чудо, как в сказке, и все наладится. Пожалуйста, пусть чудо случится.

***

Оззи


«Что за хренью я занимаюсь? Почему за ней потащился, как осел?», — думал, трясясь в метро и наблюдая издалека за Ливией. Я выглядел, как недоделанный Шерлок Холмс, следя за бабой. Даже в уме не укладывалось, детектив, бля. Как будто ревнивый муж следил за гулящей непутевой женушкой. С каких пор я вступил в ряды ООН и стал шпионом? «И нафиг она мне сдалась? Да пусть встречается с кем угодно, мне какое до нее дело вообще?» Я не мог дать описание своему поступку и действиям — это был инстинкт, интуиция следовать за ней, как пёс-ищейка.

Ливия так спешила на свиданку, что врезалась в жирного мужика и разлила его кофе. Жирдяй начал орать на все метро, как резаный, словно кофе стоил бешеных денег, а не пару баксов. Бля, захотелось засунуть ему стаканчик в глотку и заткнуть, будто новый не купит.

Когда я увидел, что она зашла в больницу, мягко говоря, охренел. Сначала хотел последовать за девушкой и узнать, что она здесь забыла, но все-таки сдержал глупое любопытство и поехал на саундчек, потому что времени оставалось в обрез, а телефон разрывался от звонков и сообщений Купера.

Всю репетицию я конкретно лажал и был вообще мыслями где-то далеко, размышляя о дурацкой горничной. Зачем она поехала в больницу? Она чем-то болеет или кто-то из ее родных? Или же там просто кто-то работает? Может, она залетела вообще?

— Чувак, мы из-за тебя зависнем тут до утра, какого хрена ты тормозишь? — громко крикнул Шем и ударил по тарелкам.

Син сердито зыркнул и схватил бутылку с водой, Купер тоже что-то недовольно брюзжал и доставал меня своими раздражающими речами. Я злился на себя, за свои мысли о колючке и быстрее хотел свалить в отель, устроить ей допрос с пристрастием. «Весь кайф обломала, гребаная заноза. Бабы — зло!»

В отель я вернулся вымотанный, в ужасном настроении и готов был разнести номер. Гибсону не повезло на репетиции, когда я с психу бросил инструмент, и он «удачно» отлетел в усилитель. Потому что надо меньше капать мне на мозги. После этого обрушился шквал негодования от сухаря Купера, будто он лично покупал мне гитару. Я «любезно» объяснил ему, что буду разбивать столько гитар, сколько моей душе угодно, потому что покупаю их за свои гребаные бабки, и его это не должно вообще колыхать. Разосрался со всеми и послал на хер, отчаливая в отель.

Когда я вспомнил о причине моего мрачного настроения, на губах появился оскал. Ярость требовала выхода и нуждалась в жертве, поэтому я нажал на кнопку и обманчиво спокойно сказал:

— Зайди ко мне.

Я стянул толстовку, бросая на пол, и пошел в ванную. Если кому-то холодный душ помогал и приводил в чувство, я мог расслабиться только благодаря алкоголю или хорошему сексу.

Колючка уже была в номере, когда я вышел из ванной, проводя пальцами по мокрым волосам и кидая взгляд на ее тело. Она удивленно уставилась на меня, но ничего не сказала.

— Сходила на свидание? — спросил, проходя мимо к мини-бару и доставая бутылку виски со льдом.

— Да, а что? — невозмутимо ответила она, распаляя меня еще больше.

— Ничего, дорогуша, — пробормотал я, бросая несколько кубиков и наливая алкоголь. — Удачно?

— Тебя это так волнует?

— Меня волнует, что ты делала в больнице, — развернулся и кинул на нее исподлобья взгляд, опираясь о спинку кресла. Да, она была шокирована, правда, старалась это скрыть, но я читал все эмоции, написанные на лице.

— Что ты молчишь? — поднял вопросительно бровь и быстро выпил содержимое бокала.

— Ты… следил за мной? — неуверенно пробормотала девушка.

— Прикинь, я следил за тобой, — с иронией в голосе произнес, наливая Джека и ухмыляясь.

— Ты сталкер?

— Ты дура совсем?

— Тогда зачем следишь за людьми? — сердито сказала Ливия и нехорошо посмотрела, прищуриваясь. — Ты не имеешь права вторгаться в личную жизнь.

— За людьми, — фыркнул и качнул насмешливо головой, разглядывая ее искрящиеся от гнева глаза. Алкоголь ударил по шарам, и я думал о том, что снять с сексуальной горничной напряжение сегодня не такой плохой вариант. — Ну и? Ты ответишь на вопрос?

— Нет, — отрезала она, поджимая рассерженно губы.

— Тогда не выйдешь из этого номера, — хмыкнул и качнул стаканом, подходя ближе к ней. Ливия оглянулась и сделала шаг назад, вызывая на лице усмешку. Ее действия очень забавляли: она боялась и опасалась меня. И правильно делала.

— Я не обязана тебе докладывать, куда хожу и для чего, — грубо кинула девушка, осторожно двигаясь к выходу.

— Нет, но деньги плачу тебе я. Если клиент не будет доволен обслуживанием, тебя быстро вышвырнут, дорогуша. Помни это.

— Знаешь… да пошел ты со своими деньгами, — неожиданно сказала она, судорожно вздыхая. — Вышвырнут? Что ж, ладно, это лучше, чем унижаться перед таким уродом, как ты!

Ливия развернулась и кинулась к дверям, но я быстро пресек попытку ее бегства, прижимая с силой к себе.

— Отпусти, мудак!

— Нет, Ливия, — прошептал, переводя взгляд на ее искривленные губы. — Тебе нужны деньги, ты только и думаешь о них. Я это вижу по твоим глазам. Каждый день ты приходишь в этот номер, ради них, надеваешь платье и делаешь все, что я скажу, ради денег. Какая же ты меркантильная лгунья, Ливия, — я взял ее за подбородок, заставляя посмотреть в глаза, и тихо сказал: — Если… я хочу переспать с тобой, ты ведь это сделаешь за деньги, Ливия. Сколько ты стоишь?

Ее взгляд стал диким, яростным, необузданным — в нем плескалось слишком много боли и разочарования. Глаза лихорадочно блестели, и мне казалось, что она сейчас заплачет.

— Подавись… своими… деньгами, — прошипела девушка и с силой оттолкнула. — Меня от тебя тошнит, одно твое присутствие вызывает отвращение. Как можно быть таким… таким мерзким?

— И ты каждый день приходишь в номер мерзкого типа, терпишь его, гуляешь с ним, ешь хот-доги и получаешь за это бабки, милая. Так в чем сейчас проблема? — я скрещиваю руки на груди, не догоняя, какого хрена она выделывается.

— Проблема в тебе. Ты не человек, а чудовище, — выплюнула колючка и потянула за ручку, но я дернул ее к себе и раздраженно произнес:

— Я же сказал, что ты не выйдешь из номера. Хватит вы*бываться, милая, у всего есть цена, даже у тебя.

— Но ты ведь не знаешь, зачем мне деньги! — крикнула Ливия, вырывая руку. — Не знаешь, почему я терплю такого морального урода, как ты. Ты думаешь, что я обычная шлюха, которая за деньги с радостью раздвинет ноги и ляжет под тебя! Не знаешь, почему я унижаюсь, забываю о гордости и достоинстве! — с надрывом говорила девушка, заставляя все больше хмуриться. Я не хотел слышать причину. Пусть заткнется. Прямо сейчас. И выметается на хер из номера и из моей жизни. Ливия сделала вздох и с ненавистью посмотрела прямо в глаза. — Тебе не понять этого. Никогда. Человеку, у которого нет сердца, не понять, что люди готовы на все, ради своего близкого, который умирает. Сколько я стою? Столько, сколько стоит жизнь моего младшего брата, Оззи. И если ты хочешь переспать со мной, что ж… я забуду о том, что ты бессердечная мразь и сделаю это. Ради него.

Виски неприятно горчил и поднимался верх по грудной клетке, желая оказаться снаружи. Я смотрел, как закрывается дверь. Ливия оставила меня с ужасным чувством, которое я никогда не испытывал.

Стыд.

Мне было тошно от самого себя. Стакан с виски полетел в стенку и разбился вдребезги. Осколки посыпались на мягкое ковровое покрытие, как и обманчивая завеса, которую она создала вокруг себя. Я ошибался…

В жизни не мучила совесть, ни за что, ни за один поступок, который я совершал. Это было обычным делом, потому что я привык, что деньги — это бумажки, а людей можно за них купить. Но сейчас… когда я думал, почему Ливия так поступала, мне хотелось притупить это ощущение. Мне оно не нравилось. Я не должен его испытывать, но слова… Она снова зацепила, только в этот раз капнула глубже, пробудив к самому себе отвращение.

Значит, вот зачем она ходила в больницу. Там лежит ее младший брат.

Я тяжело выдохнул и прошел в комнату, доставая «Pall Mall» и выходя на балкон. Все могло быть намного проще, если бы она сказала. Почему она молчала?

— Бля, какая же сложная баба, — тихо прошептал, выдыхая дым и глядя на повисшую в небе бледную луну.

Окурок отправился в пепельницу, а я решил сделать в своей жизни первый благородный поступок. «Внутри Лавлеса проснулся рыцарь».

Загрузка...