Призрачный рай

#2 (special) Арин О'Кифф и Сент Лавлес

Убить мать может только ненависть её ребенка.

Арин О'Кифф всегда считала, что заслужила ненависть своего сына. Она знала, что он не простит её, её поступка, даже, если узнает правду. Но правда не всегда бывает такой, какой мы хотим услышать и узреть. Иногда лучше не знать и оставаться в неведении, чем потом жалеть о том, что узнал. Часто правда причиняет нестерпимую боль, разрушает то единственное светлое и чистое, что связывало близких доселе людей. Они становятся незнакомцами, стирая из памяти хорошие моменты, потому что правда убивает это. Разрушает иллюзии, которые они строят сами же, оставляя только обиды, разочарования, горечь и пустоту. Люди отдаляются, забывают дни, проведенные вместе, забывают, что еще вчера они могли смеяться, шутить, доверять секреты, а сегодня… Сегодня они чужие. Это очень тонкая грань, которую нужно соблюдать, потому что, перейдя через нее, мы не вернем былого. Как ни старайся, изменить что-то будет уже невозможно.

Её пальцы дрожали, когда она сжимала кольцо и записку. Он здесь. Он смотрит на неё, слушает. Её ангел… Ангел, которого она по глупости оставила. «Соломон ошибался. Проходит не все». Только она сможет забрать боль, которую сама же причинила.

Десять лет Арин наблюдала за ним, пыталась связаться, но все попытки прерывал один человек. Мужчина, которого она когда-то полюбила всей душой и сердцем. Сент Лавлес стал её наказанием за дар, подаренный от рождения. Любовь, как и правда, может ранить больнее, чем нож. А её рана всегда ныла и болела, напоминая о себе в минуты радости и печали.

Да, Арин знала, что её сын окончил школу, занимался музыкой, играл в группе и стал известным. Она всегда читала прессу, следила за их творчеством, радовалась его успехам, пыталась хоть как-то стать ближе. Но кому было легче от этого? Ей? Ему? Никому. Он остался без матери, без поддержки отца. Он всегда был один, и в этом только её вина. Арин сама перечеркнула будущее, где они могли быть счастливой семьей.

Когда она увидела его, казалось, весь мир ей не нужен, только бы обнять своего сына. Но Арин поблагодарила зрителей, улыбнулась сквозь слезы и сыграла на бис, пока он бежал по ступенькам. Ангел не вернулся домой, а Рай по-прежнему пустовал.

Даже концерт в Нью-Йорке был спланирован только для того, чтобы увидеть сына и поговорить. Обратить его внимание, достучаться. Сделать так, чтобы её визит не остался бесследным. Так и случилось, только в каждом идеальном плане есть слабое место, изъян.

Арин О'Кифф трусило, пока она шла в гримерку с улыбкой на лице. Она надеялась на то, что увидит там сына, но…

Когда женщина распахнула дверь с надеждой встретить родные глаза, увидела вовсе другого человека. Её телом овладел страх.

Хлопок.

Хлопок.

Хлопок.

Арин встретила голубые пронзительные льдинки. Бывший муж смотрел на нее снисходительно, будто делал одолжение, находясь здесь. Взгляд переместился на вазу, в которой стояли орхидеи сиреневого оттенка. Её любимые цветы… Помощница за спиной замерла, посматривая с опаской и страхом на мужчину. Она думала позвать охрану, но её остановил вкрадчивый голос пианистки:

— Мэрин, оставь нас и попроси, чтобы никто не беспокоил пока.

Девушка сразу же испарилась, чувствуя, как в комнате повисло напряжение, а температура упала ниже «0».

— Здравствуй, Сент.

Арин прошла в гримерную, присаживаясь на диван и обращая внимание на бывшего мужа. Она не позволит ему быть хозяином положения и увидеть её эмоции. Она не прежняя бесхребетная Арин, которую можно напугать. Внешне женщина оставалась совершенно спокойной, но чего ей это стоило, кто бы знал.

— Здравствуй, Эйрин, — Сент улыбнулся, пробегая взглядом по ней и слегка ухмыляясь. — Давно не виделись.

— Да, давно, — ответила она, складывая на коленях руки и глядя прямо в его глаза.

— Кажется, ты хотела увидеть кого-то другого, — высокомерно промолвил мужчина, скользя взглядом по букетам, который замер на кольце. — Но… Твои ожидания не оправдались.

Арин О'Кифф давно научилась прятать эмоции. Глядя на нее, никто бы не сказал, что женщина переживает, и её колотит от страха к этому ужасному человеку. Настоящие чувства видел только инструмент: тогда она открывала сердце, выплескивая боль. Никогда, Сент никогда не узнает, что она его на самом деле боится.

— Прекрасный концерт, — продолжал тем же заносчивым тоном мужчина, — особенно, последняя композиция. Очень… — он сделал паузу, — жалкая.

Арин смотрела на бывшего мужа и не узнавала. С годами он стал еще хуже. Желчь так и сочилась из его голоса. Сент Лавлес был красивым и видным мужчиной, но жестоким и черствым. Арин чувствовала, что он пришёл только с одной целью — втоптать ее в грязь. Напомнить, что она «никчемная шлюха». Те слова всегда преследовали Арин… Но правду знала только она.

— Интересный спектакль, Эйрин, который не увенчался успехом, не так ли? — Сент цыкнул и наклонил голову набок. — Он не оценил.

Пальцы впились в тонкую ткань платья. Больше всего Арин не хотелось выдавать своего волнения, поэтому ее губы превратились в фальшивую улыбку.

— Почему же тогда ты решил посетить его?

— Почему? — повторил задумчиво Сент и прищурился. — Решил встретиться с бывшей супругой, раз выпал такой шанс. Ведь ты так известна, что увидеть тебя нет никакой возможности. Только на концертах.

— Не думала, что такое желание вообще возникнет, — заинтриговано сказала женщина, ведь всегда считала, что Сент мог испытывать по отношению к ней только одно чувство — отвращение.

Мужчина поднялся и сделал несколько шагов в сторону орхидей, касаясь пальцами цветков.

— Да, представь себе. Только не ожидал, что наш сын тоже придет, — он взял в руки записку и с презрением прочитал: — Соломон ошибался. Проходит не все.

Сент Лавлес откинул бумажку в сторону и прошипел:

— Сколько пришлось денег засунуть его агентству, прессе, заткнуть их паршивые, грязные рты, чтобы никто не узнал настоящей фамилии и имени. Позор и разочарование семьи.

— Не смей, — прошептала Арин, сводя брови к переносице. Она не позволит оскорблять сына.

— Пьяница, наркоман, с репутацией повесы, — продолжал выплескивать яд мужчина, отравляя пространство негативом.

— Прекрати, — повысила она голос, приподнимаясь и обходя стеклянный столик. — Как ты можешь так говорить о собственном ребенке?

— Он ничтожество, которое носит фамилию Лавлес, — пренебрежительно произнес Сент, сжимая кулаки. — Каждый день я вижу его пьяную рожу в газетах и телевизоре, читаю, как он ведет разгульный образ жизни…

— Он не виноват в этом! — прикрикнула Арин, не в силах сдерживать злость. — В этом наша вина, а не его!

— Наша? — переспросил Сент, разворачиваясь. — Наша? Может, не наша, а твоя, Эйрин? Ведь он перенял гены своей… непутевой матери.

— Убирайся, — отчеканила женщина, поджав губы. — Не хочу слышать твои гнусные речи, полные яда.

— Правду всегда сложно слушать и принимать, Эйрин, — ухмыльнулся мужчина и бросил взгляд на трюмо, где лежало кольцо. — Если ты ждешь, что он простит тебя… — Сент цыкнул и вздохнул, — приятно было повидаться.

— Это не взаимно, — тяжело выдохнула она, наблюдая, как закрывается за ним дверь.

Обеспокоенная помощница Мэрин заглянула в гримерку, но пианистка попросила её никого не впускать. После напряженного разговора и встречи с бывшем супругом, силы и вовсе оставили Арин. Она опустилась в кресло и взяла кольцо, прикрывая глаза.

Ей было восемнадцать, когда она встретила Сента Лавлеса. Совсем неопытная, наивная, любившая всем сердцем фортепиано и музыку. Девушка думала, что Сент — её любовь. Жаль, что Арин ошиблась… Только люди слепы, когда любят. Они становятся беспомощными перед теми, кому вручили свое сердце.

Арин О'Кифф чудом удалось устроиться в престижный ресторан, который посещали только богатые люди. С симпатичной пианисткой хотели познакомиться многие. Ангельская внешность, притягательные розовые губы, пронзительные зеленые глаза, ирландский акцент привлекали мужчин.

Там и произошла их первая встреча. Сначала Арин не поняла, что за ней кто-то следит и пристально наблюдает. Она чувствовала чей-то изучающий взгляд, когда пела и играла, только не могла понять, кому он принадлежит.

Их встреча была случайным стечением обстоятельств, но не судьбой, как думала Арин. Сент умел красиво ухаживать, говорить ласковые слова, подвозил до дома и всегда оставлял щедрые чаевые. Парень восхищался её игрой на фортепиано и пением, говорил, что она достойна большой сцены, а не маленькой площадки в ресторане. Жаль, что это были лишь красивые слова, не более, потому что действительность оказалась куда более жестокой.

Как только они поженились, Арин поняла, что попала в ловушку. Сначала Сент запретил играть в ресторане, со словами «Моя женщина не будет играть для чужих мужчин». Все другие варианты он безжалостно отклонял, говоря, что прекрасно обеспечит их, и она не должна работать. Арин стерпела это. Поначалу ей было достаточно того, что музыку слушает Сент, но он стал все чаще пропадать на работе. Потом вовсе перестал уделять жене хоть какое-то внимание, ссылаясь на занятость и усталость. Поэтому мелодии слышали только голые стены.

Со временем Арин О'Кифф поняла, что живет в обманчиво красивой клетке, только было поздно — она родила сына. Ребенок стал отрадой для Арин, даже холодные отношения с мужем не могли омрачить её материнского счастья. Мальчик рос послушным, светлым и добрым.

— Он, как девчонка, — говорил недовольно Сент, ведь сын ни капли не был похож на него, и это очень раздражало мужчину.

Когда она вышла замуж за Сента Лавлеса, потеряла одно, но приобрела другое — маленького ангела. Арин тосковала по своей родине, по свободе, по тем дням, когда могла просто играть и дарить музыку людям.

Время безвозвратно утекало, как вода, а отношения между супругами портились. Они все больше отдалялись друг от друга и становились, словно посторонние люди. Сент пропадал на работе, а Арин с маленьким ребенком оставалась запертой в четырех стенах, никому не нужной домохозяйкой, чей талант постепенно тускнел, как старая звезда. Походы на концерты разбавляли её однотипные будни, и тогда девушка представляла себя на сцене за фортепиано, как ей дарят овации, любят её музыку. Непонимание рушило их отношения. Милый парень, который восторгался её творчеством, исчез с горизонта, на его месте появился холодный, равнодушный мужчина, для которого деньги имели больше веса, чем семья. Арин не знала, что подарила свое сердце бездушному человеку. Он даже не старался узнать, понять и почувствовать ее тоску.

Последней каплей стала ссора, когда Сент поднял на нее руку. Она не понимала, как любящий мужчина может ударить, причинить вред? Если он ударил, значит, сделает это еще раз. Нет, Арин не могла позволить такому случиться.

Она хорошо помнила тот день, он остался выжженным пятном в ее сердце. Арин решила забрать сына и уйти, потому что понимала: по-другому Сент не отпустит её. Жаль, что удача оказалась не на стороне девушки.

— Далеко собралась?

Его голос раздался, как гром среди ясного неба. Арин замерла посреди комнаты с вещами в руках, она брала только необходимое, чтобы поскорее покинуть этот дом и город. Раз и навсегда. Канада не смогла стать для нее пристанищем.

— Почему молчишь, Эйрин?

Сотни мыслей метались в ее голове, но главная: почему он не уехал?

— Рейс отменили из-за непогоды, поэтому сегодня улететь не получилось. Видимо, мне очень повезло, — это было сказано с насмешкой и сарказмом, как будто он знал, о чем она думает.

Арин так волновалась, что не могла произнести и слова, они моментально испарились из головы, оставив чистый неисписанный лист. Девушка только сильнее сжимала вещи и ощущала тяжелый взгляд супруга.

— Все к этому вело, — хладнокровно произнесла она, продолжая собирать чемодан.

— К чему?

— К тому, что нам стоит разойтись.

— Уходишь к тому музыканту? — ядовито сказал Сент, подходя ближе.

— Да.

Это была огромная ошибка, которую тогда совершила Арин, потому что скажи она «нет, я ухожу от тебя», все могло быть иначе. Только вот произнесенных слов не воротишь.

Женщина прижала ладонь к груди и вздохнула. Сердце нестерпимо болело и покалывало, а перед глазами, как будто это случилось вчера, стоял тот ужасный эпизод. Арин взяла стакан с водой подрагивающими пальцами и сделала пару глотков. Она сжала глаза так сильно, что заплясали белые точки.

Сент озверел и превратился в безжалостное животное. Девушка никогда бы не подумала, что он может так поступить с ней. Унизить, растоптать, надругаться.

— Теперь пошла вон, лживая тварь, — прошипел Сент на ухо, — со сколькими ты спала, пока меня не было? Сколько их было, Эйрин? Ты так же стонала их имена, как мое?

В тот момент она уже ничего не чувствовала, даже слез, которые катились по щекам и обжигали кожу.

— Молчишь? Молчи, потому что я не поверю ни единому твоему слову. Ты свободна, Эйрин. Ты ведь об этом мечтала? Так вот, теперь ты можешь убираться и строить личную жизнь, но ребенка не получишь.

— Нет… — болезненно пробормотала она.

— Да. Да, Эйрин…

— Нет, ты не можешь…

— Могу. Более того, ты не увидишь его до совершеннолетия, а если попытаешься, будешь иметь дело с судом. Ты все поняла?

Но комок, который сжимал ее горло, не давал произнести что-то в ответ. Теперь, если Арин скажет, что это ложь, и она никогда не спала с кем-то другим, Сент не поверит. Девушка не думала, что все повернется именно так.

Жизнь сыграла с ней злую шутку. Она получила свободу, но какой ценой? Ценой ненависти ее ребенка, которого пришлось бросить?

Арин О'Кифф догадывалась, что Сент не даст ей спокойно жить. Он постоянно вставлял палки в колеса, подставлял её. Его ненависть переросла в паранойю. После развода, Лавлес добился того, что суд лишил её родительских прав до совершеннолетия сына, объявив недееспособной. Сент поступал безнравственно, ему было раз плюнуть подкупить судью и выставить её в плохом свете. Бывший муж не боялся замарать свои руки в грязи, поступать подло и нечестно. Только Арин на тот момент не могла дать отпор. У нее не было такого влияния, денег и связей.

Но сейчас есть возможность все исправить. Ангел вырос, возмужал, стал прекрасным человеком, женщина даже не сомневалась в этом. Поймет ли он её? Даст ли ей шанс?

Арин все еще помнила, когда первый раз позвонила ему. Она помнила, как дрожали ее руки, колотилось сердце в груди. Помнила, как он произнес «я не знаю, кто вы», и положил трубку. В тот момент земля прекратила вращаться, Арин даже забыла, что легкие нуждаются в кислороде. Он не помнил… Забыл её. После этого она боялась снова предпринимать какие-то попытки связаться с ним, поговорить, объясниться. Боялась снова услышать фразу «я не знаю, кто вы» и того, что сын просто не захочет ее слушать.

Но сегодня Арин поняла, что он помнил, поэтому в этот раз она не отступит. Даже бывший супруг не станет помехой, потому что ей терять нечего. Она давно потеряла любовь своего сына и не знает, сможет ли вернуть её.

Водитель открыл заднюю дверь блестящего черного Мерседеса.

— В офис, — холодно бросил мужчина, отворачиваясь к окну.

Сента Лавлеса можно с уверенностью назвать хладнокровным, жестоким и бесчувственным человеком. Он всегда действовал по принципу «если выгодно, можно иметь дело». Только принципы тоже иногда не действуют, особенно, если касаются определенной женщины.

Эйрин стала исключением из правил. Он даже разругался со своими строгими родителями, чтобы жениться, потому что встреча с ней пошатнула уверенность и растопила кусок льда, называемое сердцем. В их семье всегда считали, что женитьба — это в первую очередь прибыль. Слово «любовь» забылось и давно стерлось. «Голубая кровь создана для голубой крови, мешать ее, значит, опорочить род», — говорил ему всегда отец. Сент Лавлес пошел против семьи, правил и принципов. Он не видел рядом с собой девушку, которую выбрали родители и не мог затушить пламя, когда смотрел на Эйрин.

Только любовь Сента убивала её.

Первый раз, увидев Эйрин, он подумал, что никогда не встречал таких девушек. Она была словно дикая экзотическая птичка, которая спустилась с вершин. В нем просыпалось недоразумение, что пианистка смогла задеть его. Но больше всего Сента поражало, что он мог полюбить. По-настоящему, а не за достаток.

Только любовь оказалась пародией, превратив его в несчастного черствого мужчину.

Даже зная, что сегодня двадцатилетие сына, он не считал должным поздравить его. Сын был для Сента полным разочарованием. Отродьем, которое всегда напоминало о бывшей супруге. Он не смог пожениться второй раз. Больше кусок льда никто не знал, как растопить и подчинить, там навсегда поселилась тьма. Удовлетворить тело меньшее, что может сделать женщина, но подчинить мужчину — дано не каждой. К сожалению, это удалось только Эйрин. Второй женой стала для Сента работа, в которую он ушел полностью и безвозвратно, не жалея ни секунды.

А сын… Думая о нем, Сент всегда мрачнел, ведь хотел, чтобы он стал достойным, уважаемым человеком. Но мужчина стыдился, что их связь раскроют, даже малейшее упоминание в прессе, его ночные похождения, глупые шутки, доводили до белого каления.

Трагедия состояла в том, что виной всему, как не парадоксально это признавать, стала любовь. «Мы не ценим того, что имеем, пока не потеряем». Когда ушла Эйрин — когда он выгнал её из дома, но не из сердца — в нем стала расти пустота и голод. Точного определения не было, но страшная опустошенность, будто сжирала положительные эмоции, не оставив в итоге ничего. Даже сын не смог как-то помочь справиться с зияющей раной, он только усугубил и сделал порез глубже.

Сент Лавлес прекрасно знал, что был плохим семьянином, мужем и отцом. Он прекрасно знал, что только он виноват в том, что ненавидит сына и презирает жену, которую до сих пор любил, даже не смотря на ее омерзительный поступок.

Слушая её музыку, которая была пропитана раскаянием, он думал почему… почему все повернулось так? Почему каждый из них по-отдельности? Они уже давно не семья: чужие люди, ненавидящие друг друга.

«Однажды ты поймешь, что нельзя надевать удавку на людей, принуждать к чему-то, потому что они освобождаются и уходят, но будет слишком поздно».

Он ослабил галстук и прогнал ненужные воспоминания, возвращаясь в свой серый мир, где все давно покрылось толстым слоем льда, и ему было комфортно одному.