Темная ночь, и я у черты. Одна в своих мыслях, в ожидании чуда, которое ответило бы мне. Утопая в тишине внутреннего насилия, я молюсь, чтобы преодолеть это. Штормовые ветра усиливаются, в то время как мои мечты уносятся прочь прямо как ты. Ты… Ты… Ты…
Ливия
«Психованный», — думаю, наверное, тысячный раз, когда бегу в сторону отеля подальше от такси и чокнутого гитариста, практически не замечая прохожих. В голове вертится злобный и потухший взгляд бирюзового идиота, его колкие фразы и напряженное выражение. «Все было не так уж и плохо, но его настроение так резко изменилось, словно у беременной женщины!» Замечаю букву «М» и ныряю в метро, скользя между многочисленными людьми, спешащими с работы и по своим делам. Я каким-то чудом протискиваюсь в закрывающиеся двери поезда, который несет меня в Куинс. Решение съездить домой вторгается неожиданно, меняя планы. Я должна сообщить радостную новость своим, поднять их боевой дух, потому что в последнее время в семье творится полный хаос и разлад. Они потеряли надежду, которая все же есть. Пусть Оззи еще не заплатил за операцию, но я уверена, что он сдержит слово и поможет. Не знаю почему, но его решительный и серьезный тон в кабинете доктора вселили в меня огромное облегчение и веру, что донор найдется в ближайшее время, операция пройдет успешно, и Коди несомненно поправится. Надеюсь, что наш «милый» разговор на повышенных тонах в такси на это никак не повлияет.
Я трясусь в забитом под завязку вагоне, блуждая бессмысленным взглядом по развешанным на стенах рекламам и объявлениям. Встречаюсь снова со знакомыми малахитовыми глазами белокурой пианистки Арин О'Кифф и хмурюсь, отгоняя непрошеные дурацкие мысли. Брошенная фраза Оззи, что в мире много похожих друг на друга людей, отрезвляет, и я заталкиваю свои предположения куда подальше. «Ерунда. Я не должна об этом думать, своих проблем по горло».
Дома меня встречает тишина, когда отпираю дверь. Роза, скорее всего еще не вернулась с работы, Бенджамин в объятиях зеленой феи, а Виджэй… Открываю дверь в комнату брата, но там тоже никого. Странно. Помещения все пустуют, и это заставляет меня нервничать. Уборку тоже давненько никто не проводил, судя по слою пыли, и чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, решаю прибраться.
Завариваю чай и устало падаю на скрипучий диван, включая старенький телевизор, по которому идут вечерние развлекательные программы. Вскоре слышу щелчок и через несколько секунд Виджэя, который сбрасывает ботинки. Он замечает меня, кидает равнодушное «Привет» и быстро идет в свою комнату. Следую за ним, замирая в дверях и наблюдая, как брат включает ноутбук и забрасывает рюкзак в дальний угол. Мы с ним не виделись несколько дней, такая реакция напрягает и дает почву для мрачных размышлений.
— Где был? Уже довольно поздно, — прохожу в комнату, устраиваясь с чашкой в руке на кровати. В нос ударяет какой-то специфичный табачный запах, исходящий от брата, и я плотно сжимаю губы. Не может быть.
— Ты куришь?
— Нет, — нервно кидает он, впираясь взглядом в экран ноутбука.
Я недоверчиво оглядываю его помятый видок, будто он не ночевал дома пару дней, и судорожно сглатываю.
— Почему врешь, Джей? Что происходит?
Парень резко поворачивает голову и грубо кидает:
— Ничего. Все прекрасно, Лив.
Его жесткий тон и угрюмое выражение лица мне совершенно не нравятся, и по коже пробегает неприятный холодок. Не хватало еще бессмысленной ссоры с братом для полного счастья. Ужасный денек…
— Не понимаю, Джей…
— Да ладно, Лив? Не понимаешь, правда? — разворачивается он всем корпусом ко мне, злобно сверкая зелеными глазами.
— Джей… — удивленно бормочу. Впервые вижу его… таким. Таким ожесточенным.
— Ты знаешь, что отец не навещал Коди? Ни разу. Он почти не появляется дома, скорее всего, его уволили с завода, и он не выходит из запоя, после новости о том, что у Коди лейкоз.
Во рту пересыхает, и в горле образуется огромный ком.
— Мама устроилась на ночную подработку, взвалив на свои плечи все домашние заботы. Я постоянно слышу, как она заходит в комнату Коди по ночам и плачет, — продолжает убивать словами Виджэй, которые проходят насквозь, как пули, оставляя кровоточащие раны. — Так что, ничего не происходит такого… такого существенного, Лив. Всего-то Коди умирает, мама уже давно его похоронила, отцу конкретно плевать, а ты работаешь в своем отеле на Манхэттене.
Он бросает тяжелый взгляд, сжимая кулаки, и отворачивается. Почему он со мной так? Я ведь изо всех сил стараюсь помочь, из кожи вон лезу, неужели не видно?
— Я приезжаю к нему каждый день, — шепчу, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Все настолько ужасно, что не хочется дышать. — И… И… — сглатываю болезненный ком, — есть человек, который сможет помочь нам.
— Нашла спонсора? — с сарказмом произносит Виджэй, клацая по клавиатуре и не обращая на меня внимания. — Отлично, сестренка.
— Можешь называть его, как тебе угодно, Джей, только знай, что я не бездействую в отеле на Манхэттене в обществе богатых павлинов, убирая за ними туалеты. Потому что, судя по твоим словам, именно это я и делаю, — выпаливаю на одном дыхание, стремительно поднимаюсь, немного пошатываясь от нахлынувших эмоций, и быстро выхожу.
Силы внезапно покидают: хочется лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать. Ни о чем. Вхожу в комнату Коди, оглядывая до боли знакомое и опустевшее помещение, где совсем недавно обитала жизнь: он игрался, смеялся, делал уроки. Не выдерживаю, затыкаю рот руками, чтобы мои громкие всхлипы никто не слышал. Никто. Только омертвевшие стены. Я сгибаюсь пополам, обхватывая себя руками и делая прерывистые вздохи. Наверное, я никогда еще не чувствовала себя так паршиво, как сегодня. Паршиво и разбито. Особенно после слов Виджэя, будто я забыла о семье, и сейчас сложный переломный момент.
Как я могу забыть о том, о чем думаю постоянно и не могу нормально спать? Сон не спасет, если устала душа.
Как можно забыть, что родной человек умирает, а ты бессилен против болезни? Это невозможно, мысли пожирают ежедневно.
Все на свете отдала бы, чтобы не он лежал в палате, а я. Избежал злой участи и несправедливой судьбы.
Утыкаюсь в мягкую подушку, обнимая ее руками и представляя Коди. Я снова шепчу бессвязные и бессмысленные фразы, моля Бога о помощи. И сама верю в то, что он слышит, хотя это так глупо, по-детски, будто загадывать желание на Новый год.
«Пожалуйста, не отнимай его у меня».
Засыпаю, когда все слезы, кажется, выплаканы, и чувствуется опустошенность.
Иногда нужна такая ночь, когда плачешь так сильно, как только можешь. Просто плачешь в надежде, что сейчас вся боль покинет, выйдет наружу, выплеснется, а завтра вновь будешь обманчиво спокоен и не покажешь, что на самом деле, внутри давно все сгорело от безысходности.
Я так крепко спала, что услышала жужжание телефона не с первого раза. Еле разлепила глаза и стала искать вибрирующую технику, шаря по столу и карманам. Он оказался почему-то под кроватью.
— Да, — хриплю в трубку, не глядя на экран и не узнавая севший голос.
— Доброе утро, Ливия, — произносит Санди Индера, и я раскрываю глаза, болезненно морщась от падающего солнечного света.
— Доброе, — откашливаюсь и сажусь на кровати, приглаживая растрепавшиеся волосы и одежду, в которой уснула.
— Я так понимаю, ты не в своем номере, потому что я туда уже набирала, — говорит менеджер, и я хмурюсь от ее недовольного тона.
— Да, я сейчас дома, но скоро буду на работе и преступлю к своим обязанностям…
— Сначала зайди ко мне, — прерывает она мою речь и отключается, а я еще несколько секунд смотрю на потухший экран. Как странно. Что я могла натворить и рассердить эту доброжелательную девушку?
Выбираюсь из кровати и прохожу в ванную, ужасаясь от своего внешнего вида, когда смотрю в зеркало. Лицо опухло, от моих ночных рыданий, глаза красные, и это надо немедленно устранить, дабы не пугать людей. Кошмар.
Ищу свежую одежду, кое-как привожу себя в божеский вид, заглядываю в комнаты Виджэя и Розы, но они еще спят, поэтому не бужу и выбегаю на улицу, мчась на всех парах в метро. На утренний кофе времени нет, он подождет, а желание получить первый выговор меня не радует. Скрещиваю пальцы, когда подхожу к кабинету менеджера по подбору персонала и делаю глубокий вдох, стучась в дверь и слыша «Входите».
Санди как всегда великолепно выглядит. На ней брючный костюм кремового оттенка, неброские украшения, а волосы подобраны в прическу. Она отрывается от компьютера, когда видит меня, и кивает на кресло:
— Здравствуй, Ливия, присаживайся.
Ежусь от ее строгого вида и голоса, устраиваясь «поудобнее» в кресле.
— Кофе? — спрашивает девушка, складывая руки перед собой.
Отрицательно мотаю головой и тихо произношу:
— Нет, спасибо.
— Я хотела уточнить, все ли в порядке?
Несколько раз моргаю, непонимающе глядя в ее голубые глаза.
— Э… да?
— Я имею в виду, мистера Лавлеса.
— Кого? — еще больше удивляюсь. Ожидала чего угодно, но не такого вопроса и разговора.
— Капризный музыкант, — поясняет она, слегка приподнимая уголки губ.
— О, — кашляю и ерзаю на сиденье. Очень неожиданно. Значит, фамилия придурка Лавлес? Что ж, буду знать. Нужная информация о нем не помешает: небольшой туз в рукаве.
— Да, все в порядке, — пожимаю плечами, как ни в чем не бывало.
— Некоторые девушки из персонала видели, как вы ссорились. Это правда, Ливия?
Я теряюсь, глядя в ее глаза и не зная, что ответить. Может, эти девушки фанатки и неровно к нему дышат, а я мешаю им в осуществление мечты подтереть зад Оззи или другим участникам группы? Возможно.
— Мы… да, такой момент был, но мы разрешили конфликт, — нахожусь с ответом и отвожу взгляд на свои сомкнутые руки, которые нервно теребят край кофты. Ох, как я не люблю лгать, но это ведь ложь во благо? Сейчас меньше всего хочется, чтобы меня переводили снова на уборку обычных номеров и лишали хороших премиальных. Оказывается, я корыстная, как говорил бирюзовый баран. Он был прав. Ну и плевать.
— Мне не очень хотелось бы, чтобы ходили разные слухи и сплетни, которые могут дойти до ушей начальства, понимаешь, Ливия? — говорит немного нервно Санди, постукивая ногтем по поверхности стола. — Это может повлечь за собой последствия.
— Да, понимаю, — произношу поникшим голосом.
— Об этом узнала пока только я. Так как мистер Лавлес недавно хвалил тебя и говорил, что ты прекрасно справляешься, я закрою на это глаза. Один раз. Между вами ведь ничего нет, кроме рабочих отношений?
Что? О чем она вообще?
— Нет! Конечно, нет! — быстро говорю, обращая на нее внимание, и смотрю прямо в глаза, которые сверлят во мне дыру. — Оззи и я, просто клиент и работник, не более.
В этот момент в сознание врывается ночь после концерта. Стискиваю зубы и выталкиваю эту картинку прочь, как и ощущения, которые испытывала тогда.
— Отлично. Не хочу, чтобы кто-то из персонала переходил дозволенную черту и пренебрегал своими обязанностями, — отчеканивает менеджер, постепенно теряя ко мне интерес, ведь главное она узнала: я не сплю с клиентом. — Поэтому ты можешь быть свободна. Надеюсь, что такое не повторится, Ливия.
Чувствую себя нашкодившим щенком или котенком, которого хорошенько отругали за то, что он пописал на ковер, и тыкнули носом, чтобы запомнил: так делать плохо.
Киваю, бормочу «Хорошего дня» и убираюсь из ее офиса. Как всегда «везет»: кто-то из персонала точит на меня зуб. Прекрасно. Придется быть более внимательной и осторожной. Проблемы так и липнут ко мне, словно я намазана медом.
Захожу в свой номер и переодеваюсь в униформу, поправляя бейджик на груди. Как хорошо, что не надо снова быть в роли горничной и носить уродскую тряпку. От промелькнувшей мысли появляется на лице подобие улыбки. Хоть что-то радует, но не встреча с «капризным музыкантом». Ох, знала бы Санди, что «капризный» — мягко сказано. Оззи временами невыносим и безнравственен, а вчера вовсе слетел с катушек. Надеюсь, что сегодня обойдемся без стычек, хотя, такое разве бывало?
Поднимаясь на лифте, чувствую внутри странный дискомфорт от предстоящей встречи. Не могу отделаться от навязчивой мысли, что произойдет что-то… малоприятное. Делаю глубокий вдох, прогоняя прочь непонятные мысли, и выхожу на нужном этаже. Останавливаюсь возле номера 1505 и провожу картой-ключом, прикрывая за собой тихо дверь. В помещении снова разит алкоголем и табаком, а на столе и других поверхностях стоят бутылки, бокалы и тарелки с недоедками. Да Оззи настоящий пьяница, он постоянно пьет и курит. Наверное, его кровь хорошенько проспиртовалась и выработан иммунитет. Вчерашняя ночь не стала исключением. Взгляд зацепляется за черный лифчик, и я замираю посреди комнаты, подмечая разбросанные вперемешку мужские и женские вещи. И в обществе девушки. Или девушек. Почему-то это меня задевает, хотя не должно, но все же… все же я зачем-то иду в комнату. Зря… Зря… Зря, Ливия.
Оззи в объятиях двух оголенных брюнеток в полной отключке. Надо бы развернуться и свалить, но ноги приросли к полу и отказываются двигаться, как и глаза, которые приклеились к телам на кровати.
Гадость.
Меня начинает мутить от удушливого запаха и понимания, что он с ними делал… Точно не чай пил. Становится обидно и горько на душе. Еще недавно он целовал меня и дарил невероятное наслаждение, рассказывал разные истории, предложил помощь, ездил в больницу к брату, теперь лежит с какими-то прости… девицами легкого поведения. Как быстро он опустился на моих глазах. Конечно, я прекрасно знала, что он гребаный бабник, но теперь в этом удостоверилась окончательно. Поэтому никаких идиотских мыслей. Надо выкинуть ту ночь из головы и больше не выдумывать ерунду. Я не должна клюнуть на его удочку. Ни за что.
Одна из девушек шевелится и приподнимается на локти. Подтягивает к себе простынь, прикрывая прелести, и хихикает, глядя на оторопевшую меня.
— Ты его девушка? — произносит она, облизывая губы и поглаживая грудь Оззи, отчего становится дурно и мерзко.
— Что?
Брюнетка оглядывает меня с ног до головы и хмыкает, вызывая негодование.
— Уборщица, — делает вывод, из ее уст это звучит как оскорбление и пощечина. Лучше быть уборщицей, чем продавать свое тело.
Я ничего не говорю, продолжая стоять на месте, хотя моей ноги давным-давно не должно здесь быть. Вряд ли этот откровенный эпизод предназначался для моих глаз.
— Чего стоишь? Подглядывать не хорошо, — цыкает она, качая головой. — Или тебе разрешение на уборку надо? Иди прибирайся.
На меня будто выливают ведро с помоями. Моргаю несколько раз, судорожно вдыхаю и выхожу, слыша за спиной шорох и ворчанье.
Настроение, которого не было еще с утра, падает до отметки «хочу сдохнуть, пошло оно все в ж…». Желания прибирать за его «швабрами» нет, как и оставаться в номере, но вспоминаю разговор с Санди и сжимаю плотно губы. Да чтоб его! Выбора нет, поэтому начинаю уборку, проглатывая горечь и обиду.
Я сама виновата, что поддалась и позволила собой манипулировать. Та ночь — ошибка. Нельзя наступать на одни и те же грабли. Нельзя повторять ошибки дважды.
«Такие парни, не могут принадлежать одной. Оззи слишком любит свободу и себя. Он точно не для тебя, Лив. Его губы, слова, взгляды — обман, ты не должна вестись и быть одной из тех девушек, с которыми он проводит ночь и забывает».
Почему я вообще думаю об отношениях? Это лишняя головная боль и забота, которых хватает. Отношения — последнее, что сейчас надо. Я должна думать о насущных проблемах, а не строить радужные воздушные замки. Я позволила себе всего лишь раз расслабиться, дать слабину, и чем это в итоге обернулось? Я оказалась в лапах опытного ловеласа. Спасибо, но больше не надо.
«Не хочу, чтобы появилась еще одна проблема, их предостаточно. Я не должна думать о его аморальных поступках. Не должна думать о нем, как о парне. Пусть он и предложил свою помощь, но мы друг другу никто: клиент и работник. На этом точка. Нельзя нарушать черту».