Ты темнее океана, ты глубже моря. Прикоснись ко мне, ты возбуждаешь, милый. Ускоряешь моё сердцебиение, за эти игры мы попадём в ад. Поцелуй меня, мы пылаем в огне, милый. Люби меня, забери меня в открытый космос. Я под прикрытием твоих вод, ощущаю себя летним бризом. Прошепчи мне на ухо, что я — единственный, кого ты любишь. Воспользуйся моментом, ты — единственная, кто мне нужен.
Ливия
Я впервые проснулась не от будильника, шума или другого фактора, а от… собственного голоса и приятных, знакомых ощущений. Чудилось, что это всего лишь сон, или моя пошлая фантазия решила поиздеваться, но нет — в действительности, во мне плавно двигался Лавлес, покрывал поцелуями плечо, спину и отрывисто дышал. Он заметил, что я проснулась, и, склонившись, промурлыкал хрипло на ухо:
— Доброе утро, детка.
— Доброе… — еле выдавила в ответ, вновь попадая в водоворот фантастических чувств. Казалось, весь мир преобразился, до этого окрашенный в один цвет. Сейчас он бушевал сотнями разных оттенков, красок и удивительных ощущений. Неужели близость между людьми настолько меняет восприятие?
После «утренней зарядки» меня выжали, как лимон. Я чувствовала себя совершенно по-новому, но физически разбитой и напоминала мешок с картошкой. А вот Лавлес выглядел очень бодреньким. Я с завистью смотрела, как он спокойно ходит, улыбается во все тридцать два и насмехается. Каждая мышца ныла, а ноги и вовсе отказывались ходить. Когда я попыталась встать, чтобы принять душ, рухнула, как старая скрипучая развалюха на кровать под хохот Лавлеса.
— Тебе помочь, детка? Сводить на горшок? — я бросила в его сторону уничтожающий взгляд, но извращенец еще громче засмеялся. Очень весело, ведь кто-то просто перенасытился энергией, лишая другого возможности хотя бы двигаться.
В душ меня отнес Габриэль, пользуясь моментом всю облапать и вновь заняться пошлыми делишками. Теперь он имел безграничный лимит на мое податливое тело. Пока я смотрела в гипнотизирующие зеленые глаза, по венам скользила анестезия, по коже бежала теплая вода и губы Габриэля. После водных процедур, он завернул меня заботливо в халат, усадил в кресло и заказал завтрак.
— Ты какая-то неразговорчивая, — парень стоял в дверном проеме, ведущего на балкон, и курил.
Я украдкой глянула на него, собираясь с множеством мыслей. Скорее всего, просто еще не пришла в себя. Это как будто неожиданный обрушившийся шквал, который разнес беспощадно прежнюю меня, а новая не успела свыкнуться с поселившимися внутри эмоциями. Я до сих пор не верила, что большую часть ночи и утра, мы… постоянно это делали. И самое поразительное, если бы не усталость, мне хотелось больше: больше его обжигающих поцелуев, прикосновений, голоса…
— Ты совсем не устал? — не нашла спросить что поумнее, поэтому в ответ получила широкую ухмылку.
— Я устал ждать, чтобы тебя трахнуть, Осборн. Это… непривычно, — он сбросил пепел и затянулся, вгоняя меня в краску. — Нам постоянно мешала какая-то хрень, но гроза закончилась, теперь даже она не помеха, — Лавлес странно посмотрел на мои губы и хмыкнул. Я нахмурилась, не до конца понимая, о чем речь, но это явно что-то мега-извращенское.
Когда принесли завтрак, я накинулась на еду, словно изголодавшийся зверь. Черт, как же я проголодалась! Ненасытный маньяк только ржал, глядя, как я набиваю щеки.
— Никакой справедливости, — проворчала я, запивая соком и косясь на улыбающегося музыканта. — Ты напоминаешь вампира со светящимися глазами. Вот, куда делась моя энергия: ты ее украл! Наглый вор!
— Тебе всего лишь нужно повысить выносливость, — поучительным тоном сказал Габриэль, хотя в нефритах плясали смешинки. — Но это не проблема, если ежедневно… тренироваться.
— Ну, еще бы, у тебя же было дофига тренажеров за столько лет, — язвительно буркнула я, не подумав. Он перестал жевать и нехорошо прищурился. Зачем говорить очевидные вещи? Я прекрасно знаю, что у него было достаточно девушек. Если накручивать себя, думая о числе, можно свихнуться.
— Не ревнуй, Осборн, они все одноразовые, — его привлекательные губы, на которые я уставилась, сложились в ироничной улыбке.
— А я, значит, многоразовая? — ляпнула очередную тупость и залилась краской, но глаз не отвела. Сегодня мои извилины закрутились в морской узел. Зато кое-кому я доставляла радость и бесплатно веселила.
Габриэль тихо засмеялся, заправил мне прядь волос за ухо, взял кофе и сказал:
— Доедай, обжора, нам пора ехать.
Возвращаясь в Ардмор, я погрузилась в размышления. Меня беспокоило и грызло множество вопросов, первостепенный: что дальше? Могу ли я брать его за руку, целовать без причины, или мы остались на прежнем уровне неоднозначных отношений «жить одним днем»? Как вести себя при его друзьях? Сегодня он намекает, что я особенная, а завтра? Нам стоит обсудить это, но я без понятия даже, как завести разговор, чтобы не сделать хуже. Вопросы сыпались, словно град. Меня кидало в жар, когда я вспоминала, чем мы занимались в номере и душевой. Щеки снова горели, тело покалывало в тех местах, где целовал Габриэль. Это было так невероятно, с первым разом даже не сравнится: тогда я будто в прострации находилась. Сейчас… Уровень привязанности взлетел до небес, чувства обострились. Может, я преувеличиваю и на самом деле ответ на поверхности? Люди часто заблуждаются во многих вещах, спешат, ошибаются. Нужно всего лишь время — оно покажет, в правильном ли направлении мы движемся и поступаем.
Горячая ладонь Габриэля легла выше колена и сжала слегка ногу. Я взглянула на его сосредоточенное лицо и опустила глаза на руку. В голове творился каламбур, мысли беспорядочно вертелись, когда всплывали эпизоды совместно проведенной ночи и утра. Боже… это точно я выполняла его прихоти и сама же умоляла не останавливаться? К щекам прилила кровь, и дыхание участилось. Я каждый раз буду так реагировать на прикосновения? На Габриэля? С ума сойти. Надо бы научиться как-то контролировать собственные эмоции, если такое вообще возможно. Мозг будто атрофируется и превращается в желе, когда он рядом. Я превращаюсь в желе…
Нас вновь встречал, виляющий хвостом, Биэр, когда машина остановилась возле дома. «Сегодня последний день в Ирландии, ночью вылет», — грустно подумала, гладя собаку и заглядывая в его черные глаза. Улетать совсем не хотелось из этой сказочной страны.
— Жду вас на обед, — сказала Арин и приветливо улыбнулась, колдуя у плиты, когда мы оказались в доме.
— Ты проголодалась? — спросил Габриэль, входя в мансарду и закрывая дверь.
Я пожала плечами, распуская волосы, и взяла расческу.
— Немного…
— Я проголодался, — услышала его хриплый голос, не успела опомниться, как мои губы оказалась во власти Лавлеса. Расческа с глухим стуком упала на пол, а меня пригвоздили к кровати, сцепляя руки над головой. Кровь шумела в ушах, сердце пробивалось через ребра, в попытках сбежать, чувства заглушал голос разума.
— Ты сумасшедший… — слабым голосом бормотала я, подавляя горячие волны внизу живота, растекающиеся по всему телу. Нет, нет, нет… Нас ждет Арин на обед… Что ты творишь, Осборн? Соберись!
— Не отрицаю, — он посасывал и целовал нижнюю губу, скидывая быстро с себя и меня одежду. Когда ничего не осталось, я запаниковала, борясь с двоякими ощущениями и ругая себя последними словами. Кто говорил о контроле и дисциплине? «Твою крепость взяли без осады, Осборн», — угорало подсознание, и приходилось с ним соглашаться.
— Мы не можем… — Габриэль посмотрел в мои глаза, где безоговорочно читалось «Можем. Не сопротивляйся». Провал. Я сжала пальцами покрывало, тихо выдыхая, когда он страстно целовал шею и грудь. Забывалась в головокружительной гамме, ощущая только его руки, губы, дыхание.
— Ты перепутал меня с едой, — просипела я и в ответ услышала глухой смех. Он сжал мои бедра, заставляя обвить ноги вокруг себя, когда я открыла глаза и уставилась на…
— Что это?
Лавлес посмотрел на меня, как на полоумную, и тихо заржал.
— Детка, это странный вопрос.
— Нет, у тебя же там что-то есть, — я даже приподнялась на локти, присматриваясь, чтобы удостовериться. Там что-то блестело, я просто уверенна. Еще утром заметила, но не придала значение. Габриэль криво улыбнулся и провел рукой, показывая небольшую штангу… — Это… это пирсинг?
О Боже… На меня словно куш ледяной воды вылили. Я сглотнула и открыла шокировано рот.
— Бля, Ливия, сделай лицо проще, — он наклонился, чтобы продолжить начатое, но я попыталась отползти, выставляя вперед руку. Побег не удался — силы были неравны.
— Но зачем? — мои глаза прилипли к серебряной штучке, о другом я уже думать не могла. — Наверное, это больно…
— Это было давно. Я тогда обкурился в хлам и сделал по приколу, — Габриэль настойчиво закрыл рот поцелуем, ставя точку в разговоре, но я не могла успокоиться и выдохнула:
— А если эта фигня зацепится или потеряется, когда он будет внутри… или…
Лавлес уперся лбом о мое плечо и засмеялся, косо поглядывая, как на глупого ребенка.
— Осборн…
— Как в фильме «С любовью, Рози», когда презерватив потерялся внутри вагины у героини! — громко зашептала я, округляя от ужаса глаза. — Я не хочу, чтобы и со мной такое случилось! — испуганно выдохнула, вспоминая смешной момент из фильма, который уже не казался таким забавным. А тогда у меня слезы из глаз текли от смеха. Но с моим уровнем невезучести всякое могло произойти. Как еще пирсинг оставался у владельца до этого времени… Поразительно.
Габриэль уже лежал сверху и вовсю угорал, щекоча волосами мое плечо.
— Ничего страшного, Рози же достали презерватив, — серьезным голосом сказал он, с нежностью и насмешкой посматривая на меня.
— Что? Как ничего страшного? То есть такое вполне возможно?! — удивленно распахнула глаза и заерзала под ним. — Я думала, это просто прикол… Нет, ни за что… Или без него, или никак… Слезай… Слышишь? Перестань ржать! Это не смешно!
— Ты просто нечто, — парень провел ладонью по лицу, широко улыбаясь, и снова начал лезть, кусать, целовать… В общем, на всю использовал технику соблазнения, против которой я была еще бессильна.
Пока Лавлес шептал пошлости, и мозг под воздействием сексуального голоса и слов затуманился, внизу раздались шаги. Я как ошпаренная его оттолкнула, подрываясь на ноги. С такой скоростью я еще никогда не одевалась, а Лавлес просто давился от смеха. Еще бы, он только штаны надел и стоял с невозмутимым видом возле окна, подкуривая сигарету. Арин постучалась, и сердце ушло в пятки. Я сидела вся пунцовая, когда она спросила, все ли в порядке. Казалось, будто на моем лбу горели огромные красные буквы «Мы занимались непристойностями в вашем доме». Если не учитывать, что Габриэль больной извращенец, и мы чуть не попались на горячем, как школьники, — все просто прекрасно.
За обедом, я стыдливо смотрела в тарелку, не решаясь взглянуть в глаза матери Габриэля. Сначала пристаю при ней, теперь вообще с ума сошла и чуть не отдалась ему… «Как тебе не стыдно», — качало головой подсознание. Арин спросила за поездку, и ситуацию спас Лавлес. Я бы заикалась и не смогла связать толком три слова, поэтому только кивала и поддакивала, думая о недавнем позоре. Еще бы немного — и спалились. Хотя Лавлесу было бы точно пофигу… Ему всегда на всех и всё плевать с высокой колокольни.
— Ливия? — я оторвала взгляд от еды и удивленно посмотрела на Арин.
— Что? — рассеянно переспросила я.
— Как тебе поездка? — женщина добродушно улыбнулась. — Ты почти ни слова не сказала, не понравилось?
— О… это было невероятно, — кое-кто издевательски хмыкнул, и я стрельнула в его сторону глазами. Пошляк. Я говорила об утесах и долине… ну, и не только. — Незабываемые эмоции, пейзажи, природа… Жаль, мы ограничены во времени, для таких путешествий не должно существовать рамок.
После обеда, когда мы убрали посуду и выпили чай, Арин позвала прогуляться к утесам, благо погода, которая менялась за день несколько раз, стабилизировалась. Я поняла, что она хотела о чем-то поговорить, и мои предположения оказались верными. Поначалу легкий разговор об утесах и долине перетек в более личную тему.
— Ты, наверное, могла заметить, что у нас непростые отношения с Габриэлем.
Я кивнула. Еще бы — это видно невооруженным глазом, как он сторонится матери.
— Это моя вина, — Арин повернулась лицом к океану и обняла себя руками. — Я любила так музыку, что потеряла главное — расположение и любовь сына. Стремилась вырваться из клетки и пожинаю плоды собственной глупости. Только спустя время осознаешь и анализируешь ошибки, но вернуть, былого, увы, нельзя.
— Я познакомилась с Габриэлем три года назад, — я смотрела вдаль, где стиралась линия горизонта между небом и океаном, вспоминая минувшие дни. — Тогда я считала его поверхностным человеком, пустоголовым, не имевшего ценностей… — чего стоит выходка с горничной, никогда не забуду тех унижений. Та еще пытка, но я воспринимаю ее уже с долей юмора. — На самом деле, он куда глубже, чем многие считают.
«Поэтому я полюбила Габриэля. Да, он до невыносимости раздражительный, порой доводит и нервирует. Озабоченный извращенец с замашками отпетого маньяка, но всегда прямой и конкретный. Возможно, будь в семье другая ситуация, Габриэль не стал бы таким сложным, скрытным и не закрывался от окружающих и друзей».
— Я совсем не знаю своего сына, — обреченно прошептала Арин, но почему-то я осталась беспристрастной к сказанному.
— Неужели для вас в тот момент осуществление мечты было превыше ребенка? — не удержалась я, впиваясь пристальным взглядом в ее опечаленное лицо.
— Нет, конечно же, нет, — быстро промолвила женщина. — Я пыталась найти альтернативу, но супруг поставил ультиматум — лишение родительских прав до совершеннолетия Габриэля.
— И вы все равно им пожертвовали? — бесцветно спросила я, но внутри была зла… Я не понимала эту женщину. На что она теперь рассчитывала? Если бы моя биологическая мать, теоретически, заявилась нежданно-негаданно и сказала: «Привет, я твоя настоящая мама», я бы не знала, о чем с ней говорить, кроме «Спасибо, что не сделала аборт». Она меня не растила, не воспитывала и ничего не знала о моей жизни. Арин поступила так же, если не хуже… Людей надо прощать, давать шанс, но не забывать, что они же оставили нам самые болезненные шрамы своими словами и поступками.
— В тот момент я находилась в безвыходной ситуации. Мой бывший муж — сложный и невыносимый человек, не терпящий, чтобы ему перечили, — тон Арин стал жестче: она оборонялась.
— Простите за мою грубость, но вы сейчас ищите оправдания, — не удержалась я и нахмурилась. — Не поймите неправильно, но меня бросила мать, как только родила. Она сразу же отказалась и убежала. Меня удочерили и вырастили другие люди, которых я называла «мама» и «папа». Чем вы лучше?
— Я буду нести этот крест до конца жизни, будь моя воля, я бы отмотала время назад и поступила иначе…
— Но это невозможно, — только Габриэль пострадал больше всех, потому что уход матери сильно отобразился на нем в будущем. Теперь мутная картинка его детства становилась немного четче. Когда я вспоминаю его потерянное и ничего не выражающее лицо трехлетней давности, недостающие кусочки пазла встают на места.
Мы обе молчим, пока порывистый ветер треплет волосы, темно-синие волны разбиваются внизу о скалы, а небо постепенно затягивает тучами, обещая вновь нелетную погоду. Неприятный разговор, так мерзко… Я запускаю руки в карманы и ежусь, Арин предлагает вернуться, и мы в таком же угнетающем молчании идем в дом. Поднимаюсь в мансарду и застаю курящего Лавлеса с телефоном в другой руке. Он окидывает меня взглядом и продолжает что-то быстро печатать. Беру сумку и спускаюсь вниз, ища Арин. Нахожу ее в своей комнате. Когда стучусь и заглядываю, она слабо улыбается и приглашает войти. Понимаю, что Арин плакала, по немного покрасневшим глазам, но не подаю вида, испытывая угрызения совести, после сказанного и облегчение от правды, которую узнала. С одной стороны, не жалею о сказанном, с другой… Я ведь знаю только часть правды, и надо брать в учет, что это правда Арин. В любом случае, если бы передо мной стоял выбор между ребенком и мечтой, я, не задумываясь, выбрала первое, будь на ее месте.
— Хотела кое-что отдать, — достаю из сумки несколько фото и протягиваю слегка удивленной женщине. Возвращаясь из Глендалох, я попросила Габриэля заехать в Дублин, чтобы проявить несколько снимков. Даже тот, из-за которого он грозился, что мой зад посинеет, когда выглянула внезапно радуга на утесах. На самом деле, у него такая красивая и искренняя улыбка в тот момент на лице… Я распечатала эту фотографию и себе. — У вас только детские фото… Теперь будут снимки взрослого Габриэля.
Арин рассматривала их больше пяти минут, и ее лицо светлело, на губах играла счастливая улыбка.
— Спасибо, Ливия, — она подняла блестящие от слез глаза, и мне стало неловко. Я пробубнила что-то нечленораздельное в ответ, глядя куда-то на стену. — Ты замечательная девушка.
Щеки сразу порозовели, после ее слов. Я не нашла, что сказать и покинула комнату Арин, возвращаясь в мансарду. Лавлес по-прежнему заинтересовано пялится в свой телефон, но на несколько секунд убирает его и самодовольно улыбается.
— У нас будет оглушительная туса в честь релиза.
Почему-то эта идея мне совсем не нравится, но я лишь сдержанно поднимаю уголки губ в ответ и говорю, что это круто. Он недоверчиво сверлит малахитовыми глазами, но молчит.
— Что-то не так, Ливия? — спрашивает Габриэль через время, отрываясь от телефона, который постоянно вибрирует.
Из меня почти вырывается мучивший вопрос «Что между нами?», но в последний момент я качаю головой и говорю, что просто устала. Он не верит, это видно в слегка прищуренных глазах, но я быстро отвожу взгляд, беру косметичку и убегаю в душ. Нет, духу не хватает спросить… «Что между нами…? Ха-ха, Ливия, что между вами? Потрясный секс. Он будет иногда тебя иметь, пока ты ему окончательно не наскучишь». Становится гадко, и я морщусь, но в голове звучит убаюкивающий голос Габриэля:«Важно, не каким меня видят другие, важно, каким меня видишь ты, Ливия…». Можно ли считать это ответом на невысказанный вопрос? «Время все расставит по своим местам, и ты увидишь истину, кто вы друг для друга».
Наш вылет по расписанию поздно ночью, но мы выезжаем заранее, чтобы не опоздать. Арин провожает нас с грустной улыбкой и потерянным выражением на лице, которое старательно хочет скрыть. Получается не очень, и я вновь чувствую укол вины, что в последний день не сдержалась и все высказала. Они о чем-то говорят пару минут с Габриэлем, затем женщина его обнимает, подходит ко мне и шепчет, чтобы я ей звонила без повода. Глажу на прощание Биэра, забираюсь в машину и наблюдаю в боковое зеркало, как их фигурки постепенно исчезают.
Ирландская сказка подходит к концу, когда объявляют посадку на наш рейс, и мы поднимаемся по трапу в салон, усаживаясь на свои места. Габриэль сует один наушник мне и включает тяжелый рок. Морщусь и мотаю головой: сейчас совсем не то настроение. Долго смотрю в иллюминатор, проматывая все важные события. В стране эльфов, множества легенд началась и моя сказка… Не хотелось бы, чтобы она завершилась, как только «изумрудный остров» останется за океаном.
В Лос-Анджелесе самолет приземляется в предрассветных сумерках, и я на мгновение забываю, что здесь совершенно другая погода: песок, пальмы, пекущее солнце и жара. Лавлес сразу же приказывает надеть солнцезащитные очки, когда мы проходим регистрацию. Я сонно киваю, следуя и выполняя все, что он говорит, чтобы нас не засекли.
Прилетели вместе, но из аэропорта выходим порознь, будто незнакомые люди: его уже ждет тонированная иномарка, а я сажусь в первое попавшее такси. На прощание он говорит «Так надо» и быстро растворяется в толпе. Да, мне неприятно, но я понимаю, что по-другому нельзя: он знаменитость, а я всего лишь фотограф, нанятый их лейблом. Говорю таксисту адрес и прикрываю глаза, откидывая голову на сиденье, но в кармане вибрирует телефон. Читаю сообщение и глупо улыбаюсь, плохое настроение почти испаряется.
От: Озабоченный косплеер
«Я скоро приеду, не засыпай без меня».
Перечитываю несколько раз короткое, но греющее душу смс, не пряча довольную улыбку. Всего несколько слов кардинально меняют внутреннее состояние.
В ответ присылаю только смайлик — средний палец. Чтобы не думал, будто я сразу послушаюсь и буду ждать, жертвуя драгоценным сном… И так все соки высосал за последние сутки, кровопийца.