Глава 53. Chanel Gabrielle

Как несправедлива эта штука любовь, если один всё ещё любит, а другой уже ничего не чувствует… Я бы сделала для тебя всё, что угодно, я до сих пор тебя люблю, малыш, я живу тобою… Весь день я стараюсь держаться, но ночью, когда небо темнеет… Слезы луны падают дождем. Я тянусь к тебе, но совершенно напрасно…

Sinead O'Connor «Tears From The Moon»


Ливия


— Я очень, очень расстроюсь, если ты не придешь, — в который раз повторяет вкрадчиво Джинет, давя на мою совесть. Кручусь в кресле, отодвигаясь от стола, заваленного фотографиями. — Как ты представляешь презентацию без участия главного фотографа?

Через пару дней Джи официально презентует в Нью-Йорке книгу и уже месяц уговаривает посетить презентацию. Я разглядываю черные вставки на кроссовках, думая, как бы мягко отказать и не обидеть подругу. Во-первых, осталась парочка незавершенных заказов, а трудовые будни расписаны по часам, где выделить день крайне проблематично. Частенько задумываюсь о помощнике. Все же реклама Элои и работа с «Потерянным поколением» принесла свои плоды. Я давала даже интервью для New York Times и Daily News. Во-вторых… Взгляд падает на стол, где в кипе снимков потерялся телефон. Как показала практика, после встреч с Габриэлем приходится собирать себя по крупицам, и восстановление проходит с осложнениями из-за некоторых упертых и упоротых личностей. Он изредка названивает, присылает сообщения, фото и видео. Я иногда с опаской смотрю на телефон, потому что голос Габриэля превращает душу в сплошное месиво из жалости и боли. Чем обернется очередная встреча, остается только предполагать, но я убеждена, что вновь буду сидеть на снотворном первое время.

— Главные там как раз участники группы, — делаю маленькое уточнение, медленно прокручиваясь в кресле и не отрывая взгляда от окна, за которым вечереет. Через тридцать минут еще одна съемка, но рабочий день закончится глубокой ночью. Возможно, я снова усну, сидя у компьютера.

— Само собой, но ты проделала огромную работу, и прессе будет интересно знать твое мнение. Не помешает лишний раз засветиться, чтобы привлечь новых клиентов, — хитрит Джинет, искусно манипулируя, и я чувствую, как постепенно сдаюсь.

— Я пересмотрю график и… — радостный писк Джи не дает закончить мысль.

— Сначала презентация, потом концерт ребят в Мэдисон-сквер-гарден на двадцать тысяч человек!

— Но… — мой голос заглушает счастливый вопль подруги, и я только с улыбкой выдыхаю. — Я же ничего не говорила о концерте…

— Нет-нет, даже не думай, — более спокойно произносит она. — Это последний концерт в рамках тура, ты не можешь пропустить такое зрелище.

— Наверное, ребята очень устали, — пытаюсь утихомирить ее пыл и увести на другую тему.

— Да, все же тур затянулся на месяц, и были незапланированные концерты в Германии, Франции, теперь Нью-Йорк. Зато все очень удачно складывается: концерт совпадает с презентацией книги.

— У группы же скоро истекает срок действия контракта? Син решил все вопросы с авторскими правами?

— Не знаю, как у него получилось уболтать Штейера, но да: все песни принадлежат «Потерянному поколению», как и название группы. Деньги все решают, — Джи многозначительно хмыкает. — Думаю, он отвалил этим жлобам кругленькую сумму, просто не признается.

— Главное, что нет судебного разбирательства, как это часто бывает, — подбадриваю ее и встаю, разминая шею.

— Конечно. Наверное, они не хотят лишних проблем, поэтому пошли на уступки.

— Ох, мне как раз Син звонит. Ты помнишь, что я прилетаю послезавтра? — быстро тараторит подруга.

— Да-да, — бубню, улыбаясь, и подхожу к стене, где развешаны фото. — Пока.

— Пока-пока, — прощается Джи.

Убираю телефон, прохаживаясь по небольшой студии, которую арендую на Манхеттене уже полгода, как и квартиру рядом. Все же постоянно кататься из Бруклина или вообще засыпать на диване в студии — не вариант. Я проверяю в гаджете завтрашний распорядок дня, планируя, как освободить место для презентации, концерта и где встретиться с Джи. «Почему бы не познакомить ее с Розой и сходить в «L'anima», заодно увижусь с Симоной и ребятами». Стараюсь не зацикливаться на мыслях о концерте и неизбежной встрече с Габриэлем, приветствуя вошедших клиентов, и погружаюсь в работу.

День презентации наступает так стремительно быстро, что я не успеваю опомниться. Полоска лунного света освещает часть стены, на которой уже не осталось места для фото. Верчусь в кровати без сна который час, в итоге с тяжелым вздохом иду на кухню и грею воду для чая. Никуда не убежать от суматошных мыслей, разрушивших мирную обстановку и ритм жизни. Мной овладевает волнение и необъяснимый страх, когда смотрю на полную луну, а в голове крутятся сотни вопросов о нем. Джи старалась не говорить о Габриэле, но он в этом и не нуждался, напоминая о себе сам. Неужели это никогда не прекратится? Моя любовь к нему, как хроническое неизлечимое заболевание: постоянно душит, не дает трезво мыслить и нарушает течение обыденной жизни. Я благодарна работе, действующей, как анестетик и притупляющей душевные терзания. Но это страшно и ненормально погибать в мучениях по человеку, который предпочел тебе легкий способ уйти от реальности. Что принесет новая встреча? В дребезги разбитое сердце? Я уже устала его собирать.

Если бы не звон будильника, я бы дальше обнимала подушку, но надо выбираться и приводить себя в порядок. Вроде только недавно встречала Джи в аэропорту, затем мы душевно болтали небольшой компанией в «L'anima», слушая итальянскую музыку и попивая вкусный коктейль по секретному рецепту Симоны, а сегодня вновь сталкиваться лицом к лицу с человеком, которого я хочу и не хочу одновременно видеть. Самое омерзительное, что «хочу» переваливает в процентном соотношении, но разум борется из последних сил, напоминая, сколько раз Лавлес унизил и сделал больно словами. Никогда не пойму женскую натуру: почему мы любим гладить нож, который нанес душевную рану? И все равно я желаю ему счастья. Не знаю, возможно, для кого-то это глупость, но я считаю — человечность, ведь не каждый может остаться человеком до конца. Не стать черствым и бездушным ко всему, когда судьба полна неприятных сюрпризов. Да, в моей жизни было немало потрясений, мне до сих пор снятся холодные стены, в которых заморозилось и остановилось навсегда сердце брата, но я люблю жизнь, какой бы нелегкой она не казалась, и сколько препятствий не вырастало на пути. В этом наша разница с Габриэлем, ведь он нашел спасение в разочаровании и тьме, забыл, как радоваться обычным мелочам, как жить. Он заблудился в тумане и потерялся в одиночестве, а наркотики делают его еще более безразличным. Замкнутый круг.

Под голос телеведущих, рассказывающих о последних новостях, я надеваю блузку без рукавов и брючный костюм цвета слоновой кости. Оставляю волосы распущенными и слегка подкрашиваюсь, выбирая нюдовый оттенок для губ. Образ деловой леди завершают лодочки, неброские украшения и Chanel Gabrielle. Смотрю на флакон с духами и закатываю глаза, горько посмеиваясь. Черт, да у меня даже духи с его именем! Ладно, Габриэль — настоящее имя Коко Шанель, но у меня ассоциируется не с легендарным модельером. Когда выбирала парфюм, даже не обратила внимания на название, а на утонченный цветочный аромат. «Да ладно, это закон подлости: купить духи с названием имени человека, которого пытаешься забыть», — едко думаю, вызывая такси.

Презентация книги проходит в одном из четырнадцати зданий Рокфеллер-центра. Уже подъезжая, замечаю толпу из фанатов и СМИ, загородивших вход. Сразу становится душно и неспокойно: нервно постукиваю пальцами, глядя из окна авто. От утренней уверенности не остается и следа, да и желания выходить из машины. Поэтому водитель несколько раз окликает и спрашивает по тому ли адресу приехали. Протягиваю купюры, выходя из авто, и надеваю солнцезащитные очки. Из такси это выглядело не так устрашающе, когда гудящая толпа становилась все ближе. Я думала, меня примут за одного из офисных сотрудников и не удостоят даже вниманием, но удача сегодня была на стороне папарацци, которые распознали во мне фотографа, работающего с «Потерянным поколением».

Как только я подошла к входу в здание, жужжащий улей безжалостно накинулся с уймой вопросов. Я с паникой смотрела на галдящих людей, не в силах вымолвить слова. Вопросы сыпались один за другим, а звенящий шум и гулко бьющееся сердце мешали соображать. Ноги как назло приклеились к асфальту, ладони вспотели, голова шла кругом от духоты и напирающих людей — еще немного и случится приступ. Это бы произошло, но кто-то дернул за руку, а шум, десятки глаз, голоса остались за непроницаемой защитной стеной. Как только он коснулся моей руки, мурашки объявили о капитуляции и добровольно сдались в плен.

— Эй-эй-эй, ребята, вы напугали нашего любимого фотографа, — ворвался хриплый насмешливый голос, приводя резко в сознание, словно нашатырный спирт. — Все вопросы на презентации.

Он обнимает меня за плечи, и страх постепенно уходит. В голове крутится одна мысль, что все вопросы будут теперь примерно такими: «Какие отношения вас связывают?». Они точно не смогут обойти эту пикантную тему стороной. Только в лифте оживает способность шевелить одеревеневшим языком и пересохшими губами.

— Привет, спасибо, — с облегчением выдыхаю, когда дверь закрывается, и наши глаза встречаются. Я неловко улыбаюсь, отворачиваюсь и смотрюсь в зеркало, проверяя, все ли в порядке. Только блеск глаз выдает беспокойство. На самом деле, я чувствую себя так странно в его присутствии. В последний раз в Эдмонтоне Габриэль сказал, что я ему безразлична, в то время, как сердце дробилось на мелкие осколки и сыпалось к его ногам.

— Привет, Ливия. Я знал, что подобное может случиться, поэтому сказал Джинет, что встречу тебя, — он улыбается уголками губ, опираясь плечом о стену. — Они беспощадны в сборе нужной информации, а ты отличная легкая наживка.

Я украдкой поглядываю на гитариста, замечая круги под глазами и нездоровую бледность. Он измотан из-за… Из-за чего? Концертов или…? Нефритовые глаза какого-то грязно-болотного оттенка, а черты лица стали еще острее, но Лавлес не потерял своей привлекательности. Наоборот какая-то темная магия притягивает и предлагает разгадать тайны. Парень запускает пальцы и растрепывает отросшие пшенично-блондинистые пряди, которые падают на лоб и глаза. Шмыгает носом и кашляет, пряча руки в карманах черных джинсов с дырками на коленках. Кожа непроизвольно зудит, когда он пристально сканирует мою фигуру оценивающим взглядом. «Убери свои глаза», — чуть не вырывается, но я прикусываю язык, таращась на панель с цифрами. Не люблю небоскребы и лифты. Железная коробка, будто нарочно тащится медленно, и я ощущаю себя в ловушке.

— Ты как всегда отпадно выглядишь, Ливия, — обволакивает низкий тембр Лавлеса, и в кабинке становится душно. Жар распространяется по телу, пока я молю лифт ехать быстрее. Почему встреча не на первом этаже, за что эти мучения?

— Спасибо, — выдавливаю еле одно слово и ловлю в ответ смешок.

— И как всегда немногословна, — произносит неспешно Габриэль по-прежнему рассматривая меня, будто под увеличительной лупой. — Почему не отвечаешь на звонки и сообщения?

— Много работы, — без запинки холодно отвечаю, ощущая, как открывается новый источник сил, но Лавлес недоверчиво смеется, склоняя голову набок, и я чувствую себя глупо и некомфортно. Взгляд мельком скользит по созвездию на скуле и спускается на шею с татуировкой возле уха. Раньше ее не было. Наверное, новая. — Странно, что ты находишь время звонить и писать. Выглядишь не очень, — он снова кашляет, опуская взгляд на пол. — Простудился?

— Ага, смена климата, — бросает Лавлес и прислоняется виском к стене. На этом наш разговор заканчивается, и вскоре лифт доставляет на нужный этаж, где кипит во всю жизнь.

Нас встречает взволнованная, но радостная Браун, хватает меня за руку и тащит к парням, с которыми я здороваюсь, обнимаюсь и спрашиваю, как дела. Син вкратце рассказывает о туре, разных казусах на концертах, Шем вставляет несколько шуток, а Райт все поддерживает взаимными дружескими подколами. Встревожено оглядываюсь, ища глазами четвертого участника группы, но не нахожу. Нас уже приглашают в помещение, откуда доносится гул, и мы входим под всеобщие аплодисменты и выкрики. Оборачиваюсь, сканируя лица, но не вижу среди них Габриэля, устраиваясь за столом с табличками и микрофонами.

Первая десятка вопросов обрушивается на автора книги — Джи. Она делится впечатлениями о первом опыте написания биографии, рассказывает о проделанной работе и планах на будущее. Затем журналисты берут в обработку участников группы, где не хватает до сих пор еще одного. Я внимательно слушаю парней, когда рядом со мной на пустующий стул садится Лавлес и дружелюбно всем улыбается. Он включает образ милого, обаятельного музыканта, отвечая на дерзкие вопросы журналисток, и я поражаюсь этой резкой смене, ведь недавно он выглядел совсем измотанным.

— Ливия, как вам работа со знаменитостями? — прерывают мои мысленные тяготы.

— О, это безумно интересно, видеть то, что скрыто от посторонних глаз: весь процесс создания песен, ежедневные репетиции и закулисную жизнь. Это огромный труд, — складываю на столе руки, обводя взглядом заполненное камерами и лицами помещение.

— Возле входа в Рокфеллер-центр вас встретил один из участников — Оззи, и неоднозначно намекнул своими действиями на не совсем рабочие отношения. Можете это прокомментировать?

Я тушуюсь под гнетом и давлением десятка пар глаз, которые облепляют, как липкая паутина, но ситуацию вновь спасает Габриэль своим громким смехом, привлекая внимание.

— Слушайте, вы не получите сенсации, потому что нас с Ливией связывают теплые дружеские отношения. Она очень офигенная девушка и талантливый фотограф. Вы же видели снимки? Задавайте вопросы по сути, — дает жестко отпор музыкант, пресекая попытки вторгнуться на личную территорию. Я с удивлением и благодарностью смотрю на него. Почему-то боялась, что Лавлес вновь поведает историю о качельках и аттракционах, опозорив на весь мир. Последующие вопросы касаются уже непосредственно работы, поэтому тревога, парализующая тело, отступает.

Презентация длится недолго, и под конец журналисты совсем наглеют, задавая вопросы не о книге, а про личные отношения и… наркотики — это главная тема. Мне становится не по себе, когда я кошусь в сторону Габриэля, но по его отрешенному выражению сложно что-то сказать. Он сдержанно молчит, глядя в одну точку, и крутит в пальцах ручку.

— Оззи, прокомментируй слухи о кокаиновой зависимости, — выкрикивает, перебивая коллег, какая-то девушка.

— После концерта в Берлине вас видели в сопровождении поклонниц, которые подтвердили, что вы употребляете наркотики.

Я открываю ошарашенно рот и перевожу взгляд на Габриэля, выражение которого никак не меняется. Нет злости, агрессии, раздражения. Прессу пытаются утихомирить работники издательства, к ним подключается Джи и Син.

— Спасибо за вопросы! — повышает голос Браун, показывая глазами, что надо быстро делать ноги. Я тормошу за плечо Лавлеса, но он неожиданно поднимается, опираясь ладонями о стол, и с ненавистью осматривает безумную толпу, которая постепенно утихает. Испуганно дергаю за рукав рубашки, но он перехватывает мою руку и сжимает, не отрывая взгляда от присутствующих.

— Как-то раз я оскорбил одного человека, не зная всей ситуации до конца. Я унижал и вел себя, как кретин, пользуясь своим положением, — раздается обманчиво спокойный голос, отчего по моей коже пробегает дрожь, а пульс учащается. Беспомощно смотрю на Джинет, но она тоже не понимает происходящего и что-то шепчет Сину. Рядом вырастает Мэтью Купер с не самым доброжелательным выражением на лице и нервно посматривает на своего подопечного. — Я уважаю честных журналистов, но здесь таких нет, потому что копаться в чужом грязном белье единственное, на что вы способны. И как, нравится?

Я делаю самую глупую вещь на свете: сжимаю в ответ прохладную ладонь Габриэля и тяну к себе, зная, что все фиксируют камеры. Нас загораживают охранники, но ядовитые вопросы все же проскальзывают и достигают цели, пока мы двигаемся по коридору, держась за руки. Я не обращаю внимания, как это выглядит со стороны, желая быстрее оказаться подальше от грязи и негатива, который выливается на ребят и в частности Габриэля. Во мне просыпается такая злость, что хочется высказать всё этим недоделанным папарацци, но я сделаю хуже только себе, играя им на руку.

— Ваши отношения не похожи на дружеские! Слухи о романе правда?

— Что вы на самом деле чувствуете друг к другу?

— Вы подтверждаете, что состоите официально в отношениях?

— Как долго вы вместе?

Завтра все напишут, что между нами что-то большее, чего на самом деле нет. Напишут о тайной любви и прочий бред, что я очередная прихоть Оззи из «Потерянного поколения». Через вспышки камер хочу отпустить его, но ощущаю, как сильнее сжимает мою руку Габриэль. Пусть пишут — неважно. Важно другое — он признает ошибки, пусть на это уходит время. Нет, обидные фразы навсегда поселились в моей душе и маловероятно, что исчезнут. Я помню не только хорошее, но и плохое, потому что наш разум как раз есть самая большая ноша — мы несем в себе этот груз.

Только когда заходим в другое помещение, я отпускаю его. Джи падает в кресло, откидывая назад голову, и со стоном расстроенно бормочет:

— Это просто катастрофа.

— Да они ненормальные. Вместо конкретных вопросов задают такую хрень, — взлохмачивает каштановую шевелюру Шем и, хмурясь, проводит рукой по затылку.

— Мне не стоило приходить на презентацию, я же предупреждал, Джи, — мрачно говорит Габриэль, скрещивая руки и опираясь спиной о стену.

— Дело не в тебе, Оз, — вздыхает девушка, опуская понуро глаза.

— Да ладно? Дело как раз в нем, — Райт переводит сердитый взгляд на друга. Обстановка накаляется, предвещая бурю. Я помалкиваю, боясь лезть в разговор и комментировать. — Если бы кто-то адекватно себя вел, не случилась такая жопа. Это Гейб у нас возомнил себя пупом Земли и насрал на группу. Ничего, что твои выходки влияют на продажи и рейтинги?

— Чувак, не нагнетай… — бормочет Шем, поглядывая с опаской на друзей.

— Не нагнетай? Я высказал общее мнение, ведь каждый об этом думает, что наш крутой ритм-гитарист гробит всю репутацию. Может, ты свалишь на месяц-другой в больничку, чтобы вывести всю дурь? — грубо бросает басист Лавлесу и плотно сжимает губы.

— Ага, непременно воспользуюсь твоим советом, — звучит равнодушный голос, затем парень скрывается за дверью. С недоумением смотрю на поникших ребят, и на душе становится гадко. Габриэль в том состоянии, когда лучше его не трогать, или список обидных фраз пополнится.

— Ему надо остыть и тебе тоже, — произносит Син, обращаясь к опустившему голову Райту, читая мои мысли. — Вообще я предлагаю не устраивать никаких тусовок и отдохнуть. Завтра у нас саундчек, послезавтра важный концерт в Мэдисон-сквер-гарден.

— Да, согласен, — зевает Шем. — Я будто вечность нормально не спал.

Они еще обсуждают что-то с Купером и работниками издательства, когда ко мне подходит Джи и виновато улыбается.

— Прости, вышло… так ужасно, — обнимаю ее и подбадривающе жму плечо. — Я хотела устроить вечеринку, ведь это важно не только для меня, но и для группы. Еще Оззи куда-то ушел…

— Ты не виновата, да и не все так ужасно, — треплю ее по плечу, встречая слабую улыбку.

— Купер озабочен только продажами, говорит, что так интерес к книге и группе возрастет. Его не волнует конфликт, потому что это уже не его головная боль, не его забота. Контракт через пару дней заканчивается, зачем ему париться, — грустно бормочет Джинет, поглядывая с неодобрением на почти бывшего менеджера. — Хотя я рада — это развяжет узел ребятам, они сами будут регулировать график.

— Тогда не принимай все близко к сердцу, ведь СМИ выживают благодаря скандалам. Такова их работа — вторгаться в чужую жизнь и рассказывать другим.

— Ужасная работа, — тяжело вздыхает Джи, и я с усмешкой киваю.

— Да, согласна.

— Увидимся завтра?

— Нет, завтра я работаю, увидимся перед концертом, — прощаюсь с ребятами и удачно прыгаю в первое попавшееся желтое такси, называя адрес.

Загрузка...