Призрачный рай

Глава 48. Любовь зла, полюбишь и Габриэля Лавлеса

Ливия

У Сина Эванса удивительный цвет глаз и пронзительный взгляд, как рентген, видящий насквозь. Четкая линия скул и волевой подбородок, он слегка поджимает губы и почти не улыбается. Уверенный и спокойный — настоящий лидер популярной рок-группы. Поразительно, как меняется его выражение на фото, когда парень смотрит на Джи. Сапфировые глаза наполняются нежностью и любовью, черты становятся мягче. Красивая пара, созданная друг для друга. Пересматриваю еще раз фото со съемок в Малибу и убираю ноутбук, потирая уставшие глаза. Уже второй час ночи, но совсем не спится.

За две недели я сблизилась с Джи. Она частенько приглашала в гости обсудить книгу и фотографии, позагорать на закрытом пляже и просто поболтать. Один раз к нам присоединился Син, взял гитару и распалил костер. Мы жарили маршмэллоу и говорили обо всем: музыке, фильмах, людях, жизни. Парень наигрывал знакомые старенькие хиты, Джи тихо подпевала, положив голову ему на плечо. В их мимолетных взглядах, нежных улыбках, непринужденных касаниях и глазах плавилась любовь, как пастила на огне. Настоящая, в которую хотелось верить. Только сердце болезненно щемило и ныло, когда я вспоминала, как стремительно убегала от своей любви.

Я долго сидела на пустынном берегу, смотрела опустошенно на волнистую рябь воды, обхватив коленки, и впервые думала, что это самое отвратительное — любить того, кому на тебя глубоко плевать. Хотелось очистить каждую заразную клетку от паразита, проникшего под кожу, вынуть мозг и хорошенько сполоснуть, чтобы и мысли не осталось от слова Любовь. Я так боялась… Сжималась в комок, но боль не утихала, страх не уходил. Я тонула, кислорода почти не осталось — он иссушил до дна.

Я знала, чем обернется моя привязанность, но все же надеялась. Глупые создания все же девушки: мы выдумываем любовь, не видим настоящего, верим в искусственные чувства, слушаем и принимаем красивую ложь за правду. Затем виним и злимся на себя за неосмотрительность, доверчивость и боимся вновь открыться человеку, когда нас предают, играются, растаптывают морально. Уходим в себя, слушаем грустные песни бессонными ночами, где в каждой строчке он.

Я боялась, что никогда не позволю кому-то прикасаться ко мне, как прикасался он. Целовал… Обнимал… Я ненавидела себя за любовь к нему и его, что он когда-то мне повстречался и отобрал волю, превратив в игрушку, с которой забавляется по настроению. Все, что между нами было — обман, ненастоящее. Хрустальные замки оказались из дешевого пластика, который быстро расплавился, превращаясь в ничто.

За что я любила его? Наверное, никогда не отвечу на этот вопрос. Во всей фальши, сотни масок, обидных фраз, я все же видела в Габриэле хорошее. Видела маленького мальчика с добрыми зелеными глазами и не теряла веры, что он позволит сердцу открыться, впустить свет. Не стоило привыкать, я знала, что он не навсегда.

Чай остыл и стал безвкусным, как голос Габриэля в тот день. Эмоции возобладали перед здравым смыслом, обида и злость захлестнули, картинка рыжеволосой вспыхнула и отрезвила, когда его грубые пальцы скользили по коже. Габриэль выглядел таким потерянным, и поцелуи напоминали потребность, жажду.«Только в твоих глазах я выгляжу таким уязвимым». Я знала, как он отреагирует, но не смогла сдержаться. Теперь трещина между нами превращалась в пропасть, и через нее просачивалось все хорошее, что нас связывало.

Мы едва ли перекинулись парой фраз за две недели, увеличивая дистанцию. Я избегала контакта, а он даже не пытался пойти на встречу и понять, какую боль причинил. Нет, Габриэля, ничего не волновало, кроме гулянок и выпивки. Он развлекался на полную катушку, пока меня поедала ревность и разочарование. Джи как-то обмолвилась, что это «обычное состояние Оззи, он всегда был бесшабашным». Тогда я чуть не сказала, что это фальшивка, не более, но промолчала. Он ведь так старательно создавал образ весельчака годами, первоклассный лжец.

Экран ноутбука потух, и я свернулась на диване, поджимая под себя ноги и размышляя о предстоящей фотосессии. Проблемы… Проблемы… От одного человека столько геморроя и головной боли, но у меня подписан контракт, надо определиться с местом и временем для съемок — это моя работа. Габриэль — клиент.

Утром как всегда читаю новостную ленту и пью кофе на балконе. После Лас-Вегаса, СМИ будто сговорились и пишут, что гитарист «Потерянного поколения» находился в состоянии алкогольного опьянения или под наркотическими средствами во время выступления. Множество твитов и хэштегов от фанатов, которым подфартило «прикоснуться к звезде», когда гитарист «плыл по волнам из рук».

Я убрала телефон и нахмурилась, припоминая недавний концерт. Да, Габриэль вел себя весьма странно, после Ирландии с ним творится что-то неладное. Часто срывается на друзьях и персонале, но затем вновь смеется, как ни в чем не бывало. В Лас-Вегасе он со всеми перессорился и уехал, отключил телефон, развлекаясь всю ночь в «MGM». Не вернулся в отель и приехал в Лос-Анджелес только на следующий день. Такими темпами он себя угробит, если СМИ правы.

В обед приезжает Джи с горой сладостей и предлагает посмотреть какую-нибудь комедию, чтобы отвлечься.

— На студии такая угнетающая обстановка, что может прокиснуть даже молоко, — бубнит блондинка, листая список фильмов. Обхожусь без уточнений, прекрасно понимая, из-за кого протухнет любой продукт.

Мы выбираем первую часть «Девичник в Вегасе», и за два часа смеха и обсуждений некоторых угарных моментов, настроение улучшается.

— Завтра фотосессия Оззи? — спрашивает Джи, когда мы выходим на балкон и устраиваемся в креслах.

— Да, — беззаботно отвечаю, хотя внутри кошки скребут, ведь надо ему позвонить и договориться.

— Повезло же, — огорченно вздыхает девушка, помешивая соломинкой сок. — Не верится, что это твоя первая работа, ты очень талантливая, Лив.

— Спасибо, — я опускаю взгляд на пальцы и смущенно улыбаюсь. — У меня был хороший учитель.

— Я уверена, что тебя ждет яркое будущее, — блондинка смотрит вдаль, на красивом загоревшем лице мелькает загадочная улыбка. — Ты знала, что будешь заниматься фото?

— Нет, — качаю головой, убирая волосы за спину. Они значительно отросли за последнее время, надо бы заглянуть в салон. — Два года назад на день рождения мама и брат подарили фотоаппарат. Я ходила по улочкам Нью-Йорка и просто фотографировала все подряд: город, людей, природу, бездомных животных… На тот момент я не знала главных азов, но все равно искала… тот нужный момент, — на губах мелькнула легкая улыбка, и я взглянула на синее небо с персиковыми полосами, на знак «Hollywood» и вечно зеленые Голливудские холмы. — Потом курсы, семинары, практические занятия и встреча с Элои, после которой мир фото преобразился, открывая множество тайн. Я люблю то, чем занимаюсь. Люблю общаться с людьми, учиться, путешествовать, открывать что-то новое и познавать мир, особенности и традиции других народов.

— Это прекрасно, когда есть, к чему стремиться и расти, — Джи понимающе улыбается в ответ и отводит взгляд в сторону. — Я в какой-то момент потеряла смысл существования.

Я внимательно слушаю, но не задаю лишних вопросов, давая возможность девушке выговориться. Кажется, мы впервые так откровенничаем и говорим о более личном, до этого, я так общалась только с Вивьен.

— В школе перед каждым стоит выбор профессии. Я хорошо училась, но не знала, чем хочу заниматься в будущем. Была неуверенной в себе, поэтому не состояла ни в одном из школьных кружков, не ходила на тусовки и вообще напоминала затворницу, — Джи сделала паузу и скрестила ноги, покусывая уголок нижней губы. — Я любила петь, но об этом хобби никто не знал, даже мой лучший друг, — она бросила короткий взгляд на меня. — Син… Син очень изменил меня, придал уверенности, до встречи с ним жизнь казалась неправильной. Я познакомилась с Черри, ребятами, попала в группу… — девушка качает головой, чему-то грустно улыбаясь. — Знаешь, тогда мне просто хотелось стать ближе к нему. Блин, сложно объяснить… Рядом с Сином я по-настоящему жила, чувствовала себя наполненной. Но люди иногда совершают ошибки, на эмоциях поступая не верно. Вместо того, чтобы подать документы в какой-нибудь универ, я разъезжала с отцом и его группой по миру, выступая в роли менеджера или помощника… На самом деле, я просто убегала. Пока не решишь проблему, она будет вечно гнаться за тобой.

Я задумчиво смотрю на Джи, соглашаясь и думая о своем. Открыться Габриэлю и будь что будет. Пусть отвергнет мои чувства, возможно, тогда освобожусь от проклятия и свободно вздохну. Странно, почему я не думаю про другое развитие событий, более… радужное?

— Мне предлагали сольную карьеру, — продолжает тихо девушка. — Но я так и не дебютировала. Во время первого выступления случилась гипервентиляция… Знаешь, я думала, что умру от боли, — она на мгновение подняла бирюзовые глаза. — Без Сина я не могла даже петь… Просто… Осознала, что вновь ошиблась в выборе. Тогда он снова помог мне преодолеть трудности. Черт, — Джи откидывает голову и горько улыбается. — Какой же я дурой была.

Наверное, Сину и Джи тоже пришлось немало пережить, чтобы их пути сошлись. Они так гармонично смотрятся друг с другом, но нет отношений без проблем, главное, решать их вместе, не поодиночке. Тогда их общий фундамент окрепнет, а не развалиться, если участвовать в строительстве будет только один.

— Девушки порой очень глупые, когда влюблены, — подмечаю и подбадривающе улыбаюсь. Я ведь не лучше, та еще размазня порой. Как ни парадоксально, но видимо с таким сталкиваются многие, когда мозг не работает, если находишься в опасной близости с предметом воздыханий.

— Да… Да, но все могло сложиться иначе.

— Зачем думать о прошлом, если сейчас вы вместе и счастливы, — Джи обращает на меня внимание, и ее красивые глаза загораются.

— Теперь твоя очередь, — она игриво подмигивает, и грусть улетучивается из ее голоса.

— Ну… на самом деле, мне нечего рассказывать, — пожимаю плечами и отвожу взгляд на противоположную сторону, где возвышаются неприступные частные замки.

— А фотограф?

Губы складываются в улыбку, и я издаю смешок.

— Нет, Элои для меня, как старший брат. Мы хорошие друзья со схожими интересами.

— То есть ты не состоишь в отношениях? — в голосе Джи сквозит искреннее удивление.

— Нет, — просто отвечаю, глядя как сгущается краска на небе. Хочу перевести тему, но вместо меня это делает телефонный звонок.

— Я у Ливии, — говорит Джи, подбирая под себя загорелые ноги. — О, сейчас спрошу, — она убирает от уха телефон. — Син предлагает выпить пива на нашем месте, ты как?

— Завтра съемки, в другой раз, — отрицательно качаю головой и благодарно улыбаюсь.

— Завтра фотосессия Оззи, — девушка хмурится, и уголки розовых губ опускаются. — Снова?

Прислушиваюсь к каждому слову, поглядывая на поникшую блондинку.

— Черт, не отвечает, говнюк, — мрачно произносит она через минуту.

— Что случилось?

— Они опять что-то не поделили, Оззи уехал, а телефон отключен, — девушка обеспокоенно кусает губу. — Он очень вспыльчивый, но в последнее время, как с катушек слетел. Не понимаю… Ладно, Син возвращается со студии, поэтому я домой.

Провожаю Джинет до дверей, благодарю за хорошее времяпровождение и прощаюсь. Не хочу переживать и думать о Лавлесе, но неосознанно мысли занимает он. Его телефон действительно вне зоны действия сети, поэтому оставляю голосовое с просьбой написать место и время съемок на завтра. Если бы раньше пошевелилась, не возникло бы такой проблемы, подставила саму себя.

Габриэль так и не выходит на связь, но утром на телефоне вижу от него сообщение. Пришло в 6:03 ам. «Приезжай после обеда» и адрес. Наверняка снова где-то зависал всю ночь и теперь отсыпается. Недовольно поджимаю губы, включая кофемашину. Почему-то внутри нехорошее предчувствие, возникает волнение и ненужные мысли. Прибавляю уверенности в себе и громкости на плазме, собирая сумку с оборудованием и настраиваясь на правильную волну. С мрачным настроением вряд ли выйдут хорошие снимки, поэтому ободряюще улыбаюсь отражению в зеркале и говорю, что все получится.

Вызываю такси и только спустя час добираюсь по адресу из-за пробок. Оплачиваю поездку и несколько секунд осматриваю коттедж, окруженный пальмами и кустами с цветами, набираясь смелости. Внутри все еще неспокойно, тревожно, но я все же уверенно шагаю по гравийной дорожке, когда неожиданно слышу знакомые щелчки — папарацци. Мужчина лет тридцати выходит из укрытия, на его вспотевшем лице мелькает елейная улыбочка.

— Ты ведь фотограф, который работает на «Потерянное поколение»? — спрашивает он, но я не оборачиваюсь, прибавляя шаг. Знаю, какие они компрометирующие вопросы порой задают и молчу, опустив голову. — У нас есть информация, что один из участников пристрастился к наркотикам, это правда? — не отстает журналист, щелкая затвором. Он думает, я что-то скажу? Тяжело вздыхаю и прохожу в здание, поправляя ремень сумки. — Вас что-то связывает с Оззи? У вас ведь с ним роман? Давно? — кричит настырный мужик вслед, поджимаю губы и говорю свою фамилию охраннику, показывая удостоверение личности.

Когда Габриэль открывает дверь, в глаза сразу же бросается его нездоровый вид.

— Привет, — более дружелюбно говорю, проходя в помещение.

— Привет, — хрипят в ответ, пока я оглядываюсь. Впервые у него дома на Пасифик-Пэлисейдс. Интерьер очень схож с интерьером стеклянного замка, только не хватает воздушности, хотя вид из панорамных окон просто изумительный. Я восхищенно взираю на лазурную воду и белый песок, раздумываю над локацией съемок.

— Будешь что-то пить? — предлагает музыкант, но я качаю головой. Габриэль пожимает плечом и достает бутылку пива, опустошая сразу почти половину. Я не особо рада такому раскладу, но не подаю вида, чтобы не ухудшить ситуацию.

— Внизу тебя караулит журналист, — нахожу тему для разговора, чтобы не молчать. Сейчас тишина действует не так, как обычно. Она тяготит и отдаляет.

— Да они там все время трутся, задолбали уже, — парень устраивается с напитком на диване, кладя одну руку на спинку. Выглядит Лавлес измотанным и не выспавшимся, о чем свидетельствует бледность и круги под глазами.

Пока я раскладываю оборудование, он выпивает пиво, но по-прежнему молчит. Это очень странно, между нами будто возникает незримая стена. Впервые не знаю, о чем говорить, поэтому чувствую себя жутко некомфортно, настраивая камеру.

— М-м-м… мы можем приступать, — я отхожу немного в сторону и смотрю внимательно на Габриэля через объектив. На его лице никаких эмоций, кроме безразличия и усталости. Может, перенести съемки? Уже представляю недовольное выражение их менеджера и хмурюсь. Черт, он меня закопает. — Эм… ты будешь фотографироваться так?

На парне только потертые джинсы, что приводит в замешательство. Конечно, он отлично слажен, но это ведь не фотосессия в женский журнал, чтобы разбудить пошлые фантазии читательниц.

Габриэль оглядывает свой голый торс, и на губах вырисовывается кривоватая улыбка.

— Я тебя смущаю?

— Нет, — закатываю глаза, скрещивая на груди руки. — Но было бы лучше накинуть что-то наверх. Это ведь съемки для книги Джинет.

— Да ладно, так и скажи, что я тебя смущаю, — дразнит Лавлес, но все же поднимается и исчезает на втором этаже. Я облегченно вздыхаю, когда слышу прежние подколы в свой адрес. Это лучше, чем тягучее молчание.

Гитарист возвращается в черной футболке с логотипом группы Metallica и вопросительно смотрит на меня.

— Так пойдет?

Показываю безмолвно большой палец и делаю несколько снимков, изучая их после. Все-таки ощущается некая неловкость и дискомфорт. На фото Габриэль смотрит в объектив отрешенным взглядом и без улыбки. В зеленых глазах, словно убавили контрастность и яркость: они очень тусклые и пустые.

— Все? — спрашивает нетерпеливо парень через тридцать минут, раздраженно постукивая пальцами по другой руке. Удивленно убираю «лейку» и листаю фото.

Это ужасно… Я огорченно просматриваю полученные кадры, осознавая, что не покажу их Джи. Из каждого снимка на меня смотрит опустошенный взгляд, будто отражая внутреннее состояние Габриэля. Это наводит на плохие мысли и вопросы. Что, если он балуется наркотиками и пресса права? Я не видела людей под кайфом, поэтому даже не понимаю, употребляет ли что-то Габриэль, кроме алкоголя и никотина. Сегодня он при мне еще ни разу не курил, только выпил пиво.

— Я… не уверена, что они подойдут, — осторожно произношу, кусая внутри щеку.

Габриэль вопросительно смотрит, но я не знаю, что ответить, поэтому неловко отвожу взгляд на океан за окном. Почему мы не можем нормально говорить? Когда выросли бездушные стены между нами и как их разрушить?

— Слушай… я не хочу показаться скотиной, понимаю, что это твоя работа, но мне хреново, — сухо говорит Габриэль и проводит ладонями по лицу, его кадык дергается, когда он сглатывает и безразлично сморит на меня. — Давай быстрее закончим, чтобы ты поскорее уехала.

Не могу и слова промолвить, после этой фразы. В горле растет ком, в носу щипает — еще чуть-чуть, и я разревусь. Видимо, все мои эмоции написаны на лице, потому что парень отворачивается. Черт… Я кусаю губы и сильнее вцепляюсь пальцами в камеру, унимая дрожь.

— Ты ведь знал, что сегодня съемки, — тихо произношу с упреком, смотря в пол.

— Я забыл, — меня пробирает холод, исходящий из его голоса, и я невольно ежусь.

— Потому что был очень занят вчера, — выпаливаю и поднимаю глаза, полные обиды и злости. Еще немного и повторится ситуация двухнедельной давности, чего я хочу меньше всего, но его свинское поведение ударяет по самолюбию.

— У меня много нянек, я не нуждаюсь в твоих услугах, — Лавлес резко встает и направляется к холодильнику, доставая новую порцию пива. — Что не подходит, Ливия? Ты ведь фотограф, скажи, что не так.

Он опирается о столешницу, окатывая волной равнодушия, и покачивает бутылкой. Я замыкаюсь и молчу, не зная, что говорить. Что не подходит? Я не понимаю, где тот парень, которого видела в Ирландии! Где заботливый Габриэль? Где нежный взгляд? Хочется собрать вещи и улететь, отдать Джи отснятый материал и не париться. Быстрее бы эта пытка закончилась, и я улетела в Нью-Йорк, погружаясь с головой в новую работу.

— Почему ты молчишь? Ты можешь объяснить, что я должен сделать? — я вся сжимаюсь от его нервозного тона. Надо бы дать отпор, наорать и сказать, чтобы не вел себя, как аморальный подонок, но вся ярость погасла.

— Улыбнуться, — отвечаю в тон ему, и бросаю хмурый взгляд.

— Улыбнуться? Ладно, — он допивает пиво, ставит со стуком бутылку, отчего я вздрагиваю, и подходит ближе. Его красивое, но бледное лицо освещает фальшивая радостная улыбка, и меня передергивает. — Что? — Лавлес замирает в паре шагов.

— Не так… — мой голос становится все тише, а его раздражение столь ощутимо, что я хочу развернуться и скорее свалить в Брентвуд. Не хочу ссор, не хочу видеть его равнодушие, не хочу ничего. С меня хватит.

— А как… Ливия? — мои губы превращаются в тонкую нить от хладнокровного тона, где нет ни капли тепла.

— Как в Ирландии, — набираюсь решимости и смотрю прямо в прищуренные мутно-зеленые глаза. Он очень долго удерживает мой взгляд, но искр и фейерверков больше нет, трещина превращается в пропасть, а пропасть — в бездну.

— Ты думаешь о том, чего нет, — четко произносит Габриэль, все еще смотря на мое вытянувшееся от удивления лицо.

— Думаю о том, чего нет? — я вспоминаю слова Джи о нерешенных проблемах и стараюсь соображать логично, не на эмоциях. Надо все выяснить сейчас, нечего тянуть резину и жить в неопределенности. Отрезать один раз, чтобы боль не душила. — То, что произошло в Ирландии между нами…

— Не надо путать секс с чем-то большим, — грубо перебивает он.

Что? Я вскидываю ошарашенно глаза, встречая тяжелый взгляд Габриэля, и пораженно выдыхаю:

— Это… был просто секс?

— Просто секс, — без раздумий дает однозначный ответ Лавлес. Смотрю опустошенно в потолок. Пожалуйста, отмотай время назад, не хочу чувствовать эту пустоту и боль. Слова застревают в горле, и дышать становится невыносимо, он будто столкнул с обрыва… Я падаю долго и мучительно во тьме, не зная, когда это закончится.

— Ты мог бы сказать раньше, — голос предательски дрожит — все внутри разбивается. Хрустальный замок рассыпается на мелкие кусочки, которые просачиваются в сердце, оставляя миллионы ран. Снова… Снова зашивать.

— Сказать что?

— Что ничего не получится, — разочарованно шепчу и отворачиваюсь, обнимая себя руками. Не буду при нем плакать. Ни за что. Пусть все закончится здесь и сейчас. — Не давать надежды…

— Бля, не устраивай мыльной драмы, Ливия. Нам было хорошо, мы развлеклись, не усложняй, — отмахивается парень и отходит к дивану, потирая переносицу. — Продолжим съемку или достаточно? Из-за этих тупых разговоров башка разболелась…

Горько улыбаюсь и оглядываю растерянно стены, ни на чем конкретно не останавливаясь и не вслушиваясь. Вот, как это называется. Усложнять. Переспали и разбежались… Поигрался и хватит, нужна новая игрушка. Злость берет верх, я быстро разворачиваюсь и складываю вещи в сумку. Знаю, что это не профессионально, только в таком состоянии ничего не сделаю. Разве что, убью мудака. Черт… На что я вообще рассчитывала? Вот оно — истинное отношение Лавлеса. Иногда трахаться и не переходить на другой уровень, чтобы не напрягаться. Это ведь так удобно, когда под рукой есть послушная игрушка! Свободные отношения без обязательств и прочей утруждающей ерунды. Чуть ли не рычу от досады, дергая бегунок на сумке, и ощущаю, как во мне прожигают дыру. О нет, такое больше не прокатит.

— Да ладно, Ливия, ты снова обиделась?

— Не делай вид, что тебя это волнует, — бесцветно произношу, даже не веря в свое спокойствие, когда внутри съедает агония. Обиделась? Да нет, мне же каждый день говорят, мол, не преувеличивай, это просто трах. Я же все время кувыркаюсь с разными мужиками, не запоминая имен.

— Ты не можешь ответить на элементарный вопрос, Осборн, — слышу хриплый голос, пропитанный ядом, хватаю сумку и быстро иду к выходу. Но как только открываю дверь, ее с громким стуком закрывают. Сумку безжалостно вырывают и прижимают к стене, из груди вылетает испуганный вздох, когда встречаю тусклые зеленые глаза, метающие искры ярости.

— Какого хера ты разворачиваешься ко мне спиной? — цедит он в лицо, и я нервно сглатываю. Никогда не видела его таким… жестоким и взбешенным, поэтому теряюсь под давлением и гневом.

— Отпусти, — тихо произношу, но Габриэль не убирает руки, лишь сильнее сжимает плечи, и я морщусь.

— Ты разве закончила работу? Тебе же что-то не подходило, Ливия, — сочится из каждого слова сарказм.

— Я не смогу работать в такой обстановке. Отпусти, ты делаешь мне больно, — вкладываю в голос всю злость, чтобы не выдать, как мне обидно. Он ведет себя так, будто я пустое место, надоедливая фанатка, которая его конкретно достала, и он хочет поскорее от нее избавиться.

— В какой обстановке? — явно теряя терпение, спрашивает Лавлес, и его яростный взгляд метается по моему лицу.

— Когда ты будешь вести себя адекватно, а не как кретина кусок, — твердо произношу и дергаю плечом, но безрезультатно.

— Ты сама что-то придумала, устроила концерт и обиделась. Типичная бабская логика. Бля, да ты мне за это время весь мозг вынесла, — раздраженно бросает Габриэль и отталкивает от себя. Это последняя капля, и я срываюсь.

— Ох, ну прости, я тоже не в восторге, что полюбила такое дерьмо, как ты… Оззи! — выплевываю ему в лицо, видя, как оживает огонь в глазах. Делаю шаг и с силой впечатываю указательный палец в грудь, не разрывая зрительный контакт. — И знаешь… было бы что выносить. Удачного похмелья!

Забираю сумку и пулей вылетаю из квартиры. Только в такси осознаю, что призналась ему в чувствах, но ни капли не жалею. Наоборот, ощущаю приток сил и энергии, даже облегчение, и глупо улыбаюсь. Сердце до сих пор стучит громче и быстрее обычного, а кожа странно покалывает, будто я спрыгнула с парашютом. Так чувствуешь себя, когда разрушаешь чары злого колдуна? Надеюсь, что признание помогло развеять проклятие Габриэля Лавлеса, и скоро я исцелюсь.