Призрачный рай

Глава 50. (Не)Секрет

Оззи

Тише… Тише… Слушаю ее размеренное сердцебиение, и сладкая истома разливается по телу. Чертовски приятно осознавать, что любовь Ливии безгранична и непостижима, но еще приятнее вдыхать аромат кожи.

Наверное, я создан, чтобы убивать ее морально, потому что на другое не способен. В моем больном мозгу с рождения отсутствует потребность кому-то приносить радость, устраивать приятные сюрпризы и романтическую чепуху. Состоять в постоянных отношениях, чтобы потом сделать более серьезный шаг. Я слишком далек от образа нормального парня и в какой-то момент предам. Зачем брать бремя ответственности за другого? Я не променяю свободу. Даже ради Ливии. Постоянство приестся, она мне быстро наскучит, и все моментально разрушится по моей вине. Я знаю дальнейший исход… Поэтому могу быть лишь прохожим в ее жизни. Арин задыхалась от нехватки свободы в золотой клетке, Ливия задохнется от нехватки любви. Я даю ей шанс сбежать, но она упрямо сражается.

Жалостливый взгляд карих глаз пробуждает неконтролируемую ярость, которая затмевает рассудок. Вены разъедает, словно по ним циркулирует не кровь, а щелочь, и дикая острая боль расщепляет на атомы. Я хочу прорычать Осборн в лицо, что, черт возьми, доступно сказал «ты мне не нужна», но вместо этого из моего лживого рта вылетает какая-то сентиментальная чушь о детстве. Забытые старые картинки пьяного разгневанного отца и уход матери вызывают желание что-нибудь сломать или кому-нибудь хорошенько втащить. И плевать, что костяшки в кровь, плевать, что скоро промо-тур, плевать, что снова разосрусь к херам собачьим с друзьями. Ливия открывает заколоченный наглухо шкаф с моими потрепанными скелетами и безжалостно выкидывает один за другим. Какого черта она возомнила, что может без разрешения открывать двери и копаться?! Я не хочу выглядеть жалким ничтожеством, недолюбленным маленьким сопляком, которого бросили родители на произвол судьбы. Я давно научился выживать без чьей-либо помощи, заботы, но Осборн настырно пробирается туда, куда ее не приглашали. Еще немного — и сделаю больно, чтобы наконец доперло. Она просто, блять, нарывается, чтобы я отымел ее и выставил вон. Не нужно мне сочувствие и душевные разговоры о прошлом. Мне не нужна любовь.

На лбу выступает испарина, и я быстро ретируюсь на воздух, доставая непослушными пальцами сигарету. Одна… Вторая… Не помогает, внутри разверзается воронка и уничтожает спокойствие. Эта поездка — ошибка. Перед глазами стоит красная пелена, превращается в разрушительный ураган из повторяющихся эпизодов, и я судорожно вцепляюсь в поручни. Слышу ядовитые слова отца о том, что я неудачная трата спермы, и чуть ли не вою от гнева.

Мозг работает в ускоренном режиме и находит выход. Из последних сил проговариваю, что нам надо возвращаться, и Ливия согласно кивает. Я как ненормальный вдавливаю педаль в пол и уношусь прочь, будто скорость и бешеный адреналин помогут изгнать прошлое. Ливия несколько раз обеспокоенно спрашивает, все ли нормально, и я лишь каким-то чудом не посылаю ее куда подальше. Она раздражает до скрежета в зубах и нервирует. Я сам слегка поражаюсь безосновательной злости, но слова о любви действуют слишком непредсказуемо. Это для меня не новость, но Ливия подписала смертный приговор, как только набралась смелости распахнуть свою чистую душу, которую так и хочется заляпать грязью.

Ламбо мчит на неприличной скорости в ЛА, и зеленый лес превращается в беспросветный туннель в никуда. У меня перехватывает дыхание, сердце вот-вот лопнет от безумной гонки.

— Тебе всегда будет недоставать сил, ты никогда не будешь достойным. Ты не был зачат в любви и никогда не будешь выше этого (слова из песни «Lies» Evanescence), — разрывает салон беспощадный гроулинг вокалиста, ударяя со всей дури под дых. Сука!

— Никто никогда не увидит, что меня не будет… Я неустанно борюсь, лишь бы утолить это жгучее желание внутри меня… — вокал Эми Ли смешивается со свистом ветра и испуганным криком Ливии. Как одержимый несусь к искушению поскорее забыться в белых дорожках и чьей-то такой же гнилой душонке. Все сливается в бесформенную оболочку, тьма так соблазнительна и конец так близок, так близок…

— Растворись во мне, и я утешу тебя, ведь я жила и умерла ради тебя. Живи во мне, тогда клянусь, я никогда не брошу тебя, — ослепительный свет режет глаза и опаляет жаром грудную клетку. Я выворачиваю руль, лишь каким-то чудом не вписываясь в ствол дерева, и слышу, как визжат тормоза, и истошно кричит в ужасе Ливия.

Ее выворачивает, когда она открывает дверь трясущимися руками, а меня колотит от взрыва эмоций. Везучий ублюдок! Да я чуть не угробил себя и утащил бы за собой Осборн! Но страха нет, только безудержная радость и облегчение. Я чувствую себя до невозможности странно, как будто это долбаная передозировка. Щеку обжигает хлесткий удар такой силы, что голова дергается в сторону.

— Ты… — глаза Ливии сверкают праведным огнем, когда встречаю ошеломленный взгляд. — Ты совсем рехнулся?! — орет девушка и лупит несколько раз по плечу. — Жить надоело?! Если хочешь на тот свет, вали сам, псих!

— А как же «жили долго и счастливо и умерли в один день»? — хрипло ржу, получая новый поток тумаков.

— Да пошел ты! — из карих глаз брызгают слезы. Ливия закрывает лицо, громко всхлипывая, ее плечи трясутся, но я не рискую прикасаться и как-то утешать. Я не хочу. — Мы нормально говорили… и потом этот срыв… Что на тебя нашло?! — она поднимает заплаканное лицо и со злостью выкрикивает: — Помутнение рассудка?! Как ты вообще ходишь без справки?!

— Ну, почему… она просто осталась дома, — пожимаю как ни в чем не бывало плечами, и уворачиваюсь от направленного кулака. — Воу-воу, ты себя Тайсоном возомнила?

— Как же я тебя ненавижу! — шипит отчаянно Ливия, вытирая слезы.

— Уже? Только недавно говорила, что любишь… — расстроенно бубню, кладу ладонь на ее коленку и тут мне прилетает локтем в челюсть. Ливия испуганно зажимает рот ладонью и пищит:

— Прости… то есть… — она хмурится и сердито добавляет: — Так тебе и надо.

— Ладно-ладно, ты сама доброта, — тру пальцами то место, куда нацелился локоть Осборн. — Неплохой удар.

Прищуренные глаза цвета горького шоколада будто спрашивают «Хочешь еще?», но я протестующе поднимаю руки и качаю головой, создавая «испуганный» вид.

— Если ты не в состоянии безопасно доставить из пункта «А» в пункт «Б», лучше я пешком пройдусь, зато останусь цела и невредима, — зло произносит все еще бледная девушка, принимая оборонительную позу, но выходить из машины не спешит.

— Не нуди, я всего лишь немного повеселился, — ладно, я преуменьшаю, но ярость ненадолго отступила.

— Немного, — с сарказмом фыркает Ливия и отворачивается. — Отвези меня, пожалуйста, в Брентвуд, не превышая отметки «шестьдесят».

— Такими темпами мы там будем не через двадцать минут, а два часа, — отвечаю тем же тоном и выруливаю на трассу, размышляя над планом на вечер.

— Ничего, потерплю твое присутствие еще два часа, зато кости целы будут, — с раздражением бросает колючка, сжимая в руках сумку. Я бы с удовольствием продолжил стеб, но вместо этого включаю музыку и замолкаю.

Вновь берет раздражение и какая-то усталость: внутри такое чувство мерзкое, будто Осборн решила с хлоркой пройтись и убить все микробы. Раскрыла старую рану и пытается вытащить гниль, исправить механизм, который заржавел и давно вышел из строя. Она вызывает во мне уйму противоречивых эмоций: одновременно хочу довести ее до сумасшествия и послать, сказать «оставь меня в покое» и «не оставляй меня», целовать до отупения или задушить, причинить нестерпимую боль и утешить. Я, как заряженный динамит с отметкой «Очень опасно», а Ливия — воспламеняющий огонь. Я взорвусь, а дождь его затушит — мы канем в небытие. Лучше ходить по вытоптанным дорогам отчаянья, пустыням тоски, переулкам отверженности, потому что они давно изучены вдоль и поперек. Как только сворачиваешь на новую тропу, которая ведет к свету, примешивается панический ужас, что все завершится, даже не начавшись, потому что ты не оправдаешь ожиданий и отравишь свет своей тьмой, в итоге всего лишившись.

Вслушиваюсь в слова песни «Тake A Step Back» группы Ascendant Stranger, чтобы заглушить мысли, даже забывая, что не один.

— Я отверг своё окружение. Вокруг древние развалины, точнее, в них всё превратилось. Отрекшись от мира ради достижения цели, я спрятался за стенами, которые построил, чтобы обезопаситься.

А Ливия их по крупицам разрушает, каждую чертову секунду. Кажется, оноберет над моим разумом вверх, ненавидит свет Ливии, сторонится его, как чумы. «Родные холодные стены куда привлекательнее», — внушает голос, и я кирпичик за кирпичиком замуровываю щели, сквозь которые пробиваются ослепительные лучи. Осталось совсем немного… пара кирпичиков, и все станет, как прежде.

— Моей надежды недостаточно, думаю, мне нужно сделать шаг назад и наполнить свои легкие воздухом, попытаться оживить человека, что умер внутри, чтобы увидеть, достоин ли он спасения. Неужели я жертва собственного разума? Неужели я жертва самого себя…

Проще жить воспоминаниями, там я не смогу все уничтожить, как на фотографиях в Ирландии: искренне улыбаться, смеяться, разговаривать с Арин, смотреть на потрескивающий огонь, слушать, как она аккомпанирует и поет, засыпать с Ливией и слушать рассказы о фото. Пусть сохранится хоть маленькая песчинка чего-то доброго и светлого, пока не превратилась в пыль.

Осборн молча выходит из машины, и глаза провожают ее фигуру, пока она не скрывается из вида. Я снова все испортил… Чуть не убил Ливию из-за своего эгоизма и долбанной зависимости от экстрима. Хейс была просто в восторге, когда мы укуренные чуть не перевернулись к херам, и наши бы ошметки отскребали от асфальта. Слэйн такая же чокнутая и давно мертвая, поэтому с ней находить общий язык, в буквальном и переносном смысле, было намного легче. Ливия не такая… Она со мной постоянно в опасности, на грани и рискует собственной жизнью. Неужели не понимает, что все напрасно? Ливия никогда не вытащит из меня дерьмо: чем больше будет стараться, тем сильнее запачкается.

Барабаню по рулю, листая список контактов. Набираю Рори и спрашиваю, не хочет ли он составить мне компанию на ночь, заранее зная ответ. Еще день, а я уже хочу накидаться в хлам, забывая разговоры о родителях и детстве, забывая Осборн и слова любви. Забыть ее губы и аромат. Забыть, что ее карие глаза — это отражение моей слабости. Стереть сочувствующий взгляд и день, когда ошибочно открылся и сказал об уязвимости. Рори безотказен и всегда в «деле», знает отличные места, где никто не слышал слова «контроль», где расцветают белые дороги и девочки не просят в ответ любви. Царство ночи любезно распахивает свои объятия, и я без раздумий ступаю в зовущую тьму.

Ливия

Не уверена, что закрытый пляж в Малибу, где частенько прячутся музыканты из «Потерянного поколения», так долго удержит это звание и останется инкогнито. Но пока удача на их стороне, ослепляет прозорливых папарацци и фанатов. Именно здесь съемки Шема. Фотосессия Райта прошла в студии, гладко и без всяких происшествий, на очереди остался только барабанщик. Парень наотрез отказался от студии, предлагая провести день на свежем воздухе вблизи океана. Тем более виды здесь, что надо. Недалеко играет колонка с музыкой, Син, Джи, Райт раскладывают еду, устраивая барбекю. Через пару дней я улетаю в Нью-Йорк, и Джинет устроила что-то вроде прощальной вечеринки, пока представилась такая возможность. График парней не слишком располагает свободным временем, особенно перед промо-туром. Слова «это лишнее, ребята устают, не хочу обременять» на Браун никак не подействовали, только разозлили. Поэтому я оставила попытки разубеждать упрямую блондинку, с которой очень сдружилась за два месяца.

Элои вновь подсобил, рекомендуя меня, как талантливого фотографа, подающего огромные надежды. Да и новость о работе с популярными музыкантами, значительно прибавляла уверенности в моих способностях. Поэтому предложение Джи отправиться с группой в промо-тур пришлось отклонить. Не только из-за новых заказов в Нью-Йорке, была более весомая причина отказаться. Хватит с меня экстрима — сыта им по уши, как и эксцентричным гитаристом, возомнившим себя неуязвимым Богом.

Перед глазами вся жизнь пролетела, когда я думала, что авто неизбежно столкнется с деревом, и от нас ничего не останется. После смерти Коди, за три года впервые испытала сильнейший шок, впала в истерику и чуть не поседела раньше времени в который раз. Парня будто подменили: стальной взгляд, напряженная челюсть, плечи, пальцы, сжимающие руль. Только гадала, что на него нашло, но не вякала, помалкивала, понимая — тронь и взорвется. Непроницаемое выражение Габриэля говорило за себя — он в ярости. После смертельной гонки, которая могла закончиться летальным исходом, Лавлес снова вел себя вполне сносно, шутил и смеялся. Только вот мне было ни фига не смешно, ни грамма — все тело парализовало от ужаса.

Сегодня Лавлес пока не объявлялся, но и желанием видеться или общаться с ним я не горела, уж слишком он заигрался.

На протяжении всей фотосессии не могла отделаться от странного взгляда Шема. Так смотрят, когда не решаются что-то сказать, и это немного беспокоило. Когда барабанщик помогал с оборудованием, его глаза снова сканировали мое лицо, отчего на щеках появлялся румянец. Я вряд ли интересую его, как объект для развлечения, но все очень-очень странно.

— Лив, прости, если покажусь… э-э-э… — Шем почесал затылок, виновато улыбаясь.

— Бестактным? — улыбнулась в ответ, и парень заметно расслабился.

— Да-а-а… Мы же где-то виделись? — он пытливо вглядывался в мое лицо. — Не могу отделаться от мысли, что мы точно знакомы.

Я смущенно опустила взгляд на белый песок, не зная, что ответить. Правду? «Да, я работала в отеле и ходила в платье с рюшами, убирая номер твоего друга, который издевался, помнишь?». От этой мысли, щеки еще больше залило краской и кинуло в жар. Как неловко… Конечно, мы ведь виделись не единожды, странно, что Шем все время молчал.

— Мы же не… — он откашлялся, смотря исподлобья, и я вопросительно уставилась на парня. — Мы же не переспали? Черт, я мог забыть…

— Что? Нет, конечно, нет! — горячо возразила, замахав руками. Пронесло. — Я… — «я переспала не с тобой, а с твоим другом», — чуть не вырвалось на эмоциях, но рот вовремя закрылся на замок.

— Прости, это было тупо, — пробормотал барабанщик, криво улыбаясь одним уголком губ. — Ляпнул херь.

— Нет, все нормально… — я замолчала, когда увидела спускающегося по небольшому склону Габриэля, только от Шема этот взгляд не укрылся, но парень промолчал.

— Эй, вы закончили? — подбежала с радостной улыбкой на лице Джи. — У нас все готово, и Оззи приехал.

— Да, мы сейчас подойдем, — ответила без особого энтузиазма. Жаль, что Лавлес не отсыпается, а притащил свой зад похмеляться.

Когда мы присоединились к ребятам, от Габриэля исходила опасная аура. Мутно-зеленые глаза, подернутые туманной пленкой, оценивающе прошлись по голым ногам и замерли на лице. Затем вскользь метнулись на Шема и вернулись обратно. На красивых губах, которые он облизнул, засветилась ленивая улыбочка. Ненавижу… Ненавижу игру на публику.

— Привет, Ливия, как съемки? Довольна снимками? — в голосе звучала угроза, но я не подавала вида, что остерегаюсь какой-то выходки.

— Привет… Оззи, — запнулась на мгновение, видя, как дрогнули его губы, но вовремя взяла себя в руки, подогреваемая злостью. — Спасибо, все прошло замечательно, и фотографиями я довольна, — беззаботно ответила, выдавив дружелюбную улыбку. Казалось, что Лавлес приехал с намерением сделать очередную подлость — это не давало спокойствия и напрягало.

Гитарист взял предложенную Райтом бутылку пива и сделал пару глотков, не отводя от моего лица изучающего взгляда.

— Конечно… — протянул он, и улыбка превратилась в волчий оскал, пугая. Точно что-то задумал… Я посмотрела на ребят и предостерегающе покосилась на парня, но видимо, Лавлес снова был не в духе, а я — отличный способ согнать гнев. — Работа фотографа куда более интересная, чем уборщицы, не так ли?

Фраза повисает в воздухе, и все замолкают, удивленно оглядываясь. Неприятные мурашки бегут по телу, даже ветер с океана не остужает пылающего лица. Я непонимающе моргаю, ошеломленная словами Габриэля. Что он делает?

— Командовать, раздавать указания приятнее, чем драить с утра до ночи унитазы и ублажать потребности прихотливых, зажравшихся клиентов, — после каждого произнесенного слова, моя мнимая смелость меркнет и угасает. — С повышением, Ливия, — он поднимает бутылку, залпом допивает и хлопает в ладони, все так же прожигая высокомерным безразличным взглядом.

Я будто стою под ледяной струей, которая бьет безжалостно по щекам. «Зачем?», — читается вопрос в моих глазах, но ответом служит равнодушие. Сначала хочется развернуться и уйти, но я выдерживаю унизительные, оскорбительные слова, принимая хладнокровное выражение.

— Э-э-э… кто-то понял вообще, что это было? — спрашивает с недоразумением Шем.

— Не особо… — протягивает Райт.

— Вы знакомы? — Син удивленно смотрит в мою сторону. Неуверенно киваю, не в силах ответить, потому что язык будто приклеился к нёбу и распух. Супер, вечеринка удалась на славу.

— Я с первой встречи догадывалась, что между вами что-то есть, но… — Джи выглядит не менее пораженной, даже слегка обиженной. — Почему вы молчали?

— Да, Ливия, почему? — ухмыляется мерзко Габриэль, пробуждая неописуемое желание все же лишить его предмета для размножения. Он ведь все равно считает, что семья и дети не для него, значит, нужды в приборчике нет. — Она слишком гордая и не признает тот факт, что несколько раз покачалась на моем члене.

— Оз, это слишком! Немедленно извинись! — возмущенно ахает Джинет. В мои уши будто насыпали песка, ноги подкашиваются, и я чуть ли не оседаю от шока.

— Чувак, не будь таким ублюдком… Какого хрена вообще?

— Ничего не пониманию, что между вами произошло, но это низко! Почему ты себя так ведешь?! — взрывается Джи, повышая голос.

— Эй, ну вы чего? Я всего лишь раскрыл наш маленький секретик, — доносится, будто издалека, издевательский хриплый голос и смех. Я словно приросла к одному месту, ощущая на себе сочувствующие взгляды присутствующих. Думала, самое унизительное — надевать наряд порно-звезды, но нет… Драить унитазы — еще цветочки по сравнению с сегодняшним сюрпризом от Габриэля. Язык не шевелится, ноги не двигаются, мозг отказывается верить, что Лавлес сейчас в прямом смысле облил меня помоями, после всего, что между нами было, после всех раннее произнесенных слов, зная, мое к нему отношение.

— Ливия, он просто придурок, забей. Мы сейчас ему наваляем.

— Ливия, ты как? — Джинет кладет ладонь и сжимает плечо, заглядывая с сожалением в глаза. Прихожу в себя, выныривая из дерьма, в которое только что макнул Лавлес, и беру бутылку пива. На лице светится улыбка в несколько ватт, готовая вот-вот треснуть по швам.

— Отличный тост, — я подхожу ближе к гитаристу, видя, как загорается в нефритах интерес. Делаю несколько глотков, смотря сверху вниз — это придает сил и уверенности не заплакать на глазах у всех. — Я что-то говорила о человечности? Забудь. Мое уважение к тебе постепенно опускалось к плинтусу, а сейчас ты просто пробил дно, — остатки пива я выливаю на идиотскую блондинистую мочалку придурошного гитариста, наслаждаясь удивлением в глазах и слыша, как свистят и улюлюкают сбоку ребята. Кажется, все оторопели не меньше от случившегося. Он же этого добивался? Развеять иллюзии? Отличное завершение этой дурацкой истории!

— Джи, прости, что так вышло, но я домой, — прилепляю на лицо извиняющуюся улыбку, желая поскорее исчезнуть с этого пляжа, из Лос-Анджелеса и оказаться как можно дальше от Лавлеса — на другой, черт возьми, планете! Он даже не орал, скинул вещи, никак не реагируя, будто я пустое место, и скрылся под водой. Надеюсь, его сожрет акула.

— За что ты извиняешься? Черт, я просто до сих пор в шоке, — Джи качает головой, заправляет за ухо прядь волос и ошеломленно оглядывает меня. — Не понимаю, почему ты не сказала…

— Это уже не столь важно.

— Я могу свернуть эту неудачную тусовку и выслушать, — Джи берет меня за руку, слабо улыбаясь, но я лишь отрицательно качаю головой.

— Все нормально, это того не стоит. Отдыхайте, мне нужно побыть одной. Спасибо за беспокойство, — легко обнимаю ее и отстраняюсь, заглядывая в красивые бирюзовые глаза. Прощаюсь с ребятами, которые твердят, чтобы я не обижалась на их друга-идиота, и быстро шагаю с пляжа.

— Лив, подожди, — за спиной раздается голос Сина. — Я тебя подвезу.

— Не надо, я вызову такси, — отнекиваюсь, но Эванс бросает на меня выразительный взгляд, и я стыдливо смотрю под ноги. Как так все обернулось?

— Долго вы…? — спрашивает парень, когда машина рассекает по трассе в Брентвуд. Я до сих пор мыслями далеко и прокручиваю в голове инцидент.

— Три года.

— Прилично, и когда успели пересечься?

— Группа записывала альбом в Нью-Йорке, — вяло поясняю, глядя на мелькающие за окном здания. — Вы жили в отеле «Crosby», я работала на тот момент обычной уборщицей, и мне посчастливилось драить номер Габриэля, — бесцветно произношу, ощущая на себе внимательный взгляд синих глаз.

— Он не любит, когда его называют по имени, поэтому очень давно мы придумали ему прозвище из-за любви к Оззи Осборну, и оно стало сценическим, — Син делает паузу. — Значит, вы очень сблизились.

«Я тоже так считала», — грустно думаю, но молчу, нервно дергая ремешок сумки. Чувствую себя до невозможности странно, будто попала на первую полосу желтой прессы с заголовком «Еще одна жертва Оззи с разбитым сердцем». Он выставил меня перед друзьями идиоткой, которая не смогла противостоять его магии соблазнения и переспала с рок-идолом, пополнив бесконечный список «б/у». Что может быть хуже? «Признай, Ливия, что теоретически так и есть: ты безмозглая баба, которая думала, что любовь поможет исправить неисправимого ловеласа. Ты проиграла, разбита по всем фронтам с огромным счетом».

Больше Син не затрагивает эту тему, и я благодарна ему за тактичность. Хочу быстрее забраться в ванну с лавандовой пеной, включить релаксирующую музыку и вычеркнуть Лавлеса из памяти. Навсегда.

— Лив, — Син глушит мотор, и я неохотно смотрю в пронизывающие сапфиры. — Оззи по натуре вспыльчивый и грубый. Завтра он пожалеет о своих словах…

— Я так не думаю, — мямлю в ответ, желая поскорее сбежать. Габриэль ждал момента эффектно опозорить меня при всех, и ему это удалось. Он снова одержал оглушительную победу, а я покинула поле боя.

— Понимаю, что мои слова особо не помогут уменьшить тот урон, который нанес Оз, но я знаю, что он никогда ни с кем не сближался, относился к девушкам пренебрежительно, поэтому ситуация с тобой выходит за рамки. Возможно, он отказывается принимать тот факт, что ты ему дорога, делая тем самым больно.

— Ты бы так поступил с любимым человеком? — в упор смотрю на Сина. «Нет» — читаю в глубоких темно-синих глазах.

— Нет, но однажды мне пришлось выбирать, — в приятном голосе вокалиста слышится печаль.

— И что же ты выбрал? — с интересом спрашиваю.

— Мечту, — слабо улыбнувшись, отвечает он. — Но даже любимое дело не принесет человеку полноценного счастья, когда в сердце зияет пустота. Стараешься ее заполнить постоянными репетициями, концертами, разъездами, и только потом понимаешь, что есть более важная и значимая вещь. Именно она дает силы и вдохновение.

Я удивленно слушаю его, думая насколько они разные с Габриэлем. Их мысли, жизненные позиции, понятия. Лавлес никогда не пожалеет о содеянном, не попросит прощения и не признает вину, более того, будет вести себя, словно ничего не произошло. Сегодня он в очередной раз подтвердил, что причинять боль для него самое любимое развлечение. Это куда проще, чем сказать «Прости». Куда проще, чем любить.

— Понимаю, — но Габриэль никогда не выберет будущее со мной — вот, чем они отличаются. Ему дороже свобода, чем лишняя головная боль. — Спасибо, что подвез, — вежливо улыбаюсь.

— Не за что, Ливия, — получаю в ответ искреннюю улыбку. — В глубине души Оз сожалеет, — Син над чем-то задумывается, но в итоге лишь добавляет: — Не парься.

— Да-а… Еще раз спасибо. Пока, — выхожу из машины и машу рукой.

В квартире меня встречает равнодушная тишина. Оставляю сумку, даже не разбирая, плюхаюсь на диван и закрываю глаза рукой. Лежу так бесконечно долго, в надежде, что чувство беспомощности утихнет. Нет так просто… Я не хладнокровная стерва. Жаль, что вместо куска льда у меня бьющееся живое сердце. Жаль, что я ненавижу его так сильно, как должна. Я безнадежная дура, потому что безнадежно влюблена в идеально бесчувственного человека.

Большая часть следующего дня занята работой. Завтра я сдаю весь отснятый материал, затем обсуждение в конференц-зале и прощай Лос-Анджелес — город селебрити. Под вечер приезжает Джи с бутылкой вина, намеренная устроить откровенный вечер и разговоры по душам, о чем говорит блеск в бирюзовых глазах. Пока мы нарезаем фрукты, она рассказывает о вчерашнем.

— После того, как ты уехала, мы перессорились с Оззи, — блондинка выкладывает дольки манго на тарелку, убирает нож и опирается поясницей о столешницу. — Шем и Райт чуть не затеяли ему хорошую взбучку, но Оз психанул и смылся. В итоге они тоже разъехались, а мы с Сином остались вдвоем.

— Устроили себе романтический вечер, — мельком смотрю на нее, выгибая бровь, и ставлю тарелки с вкусняшками на стеклянный столик.

— Много говорили и вспоминали былые времена, — Джи слегка улыбается, наливает немного ароматного вина в хрустальные бокалы и присаживается на диван, подгибая одну ногу под себя. — И как тебя угораздило влюбиться в Оззи?

Я начинаю рассказ с момента, как мы столкнулись в «Crosby». История нашего знакомства, о которой никто не знал, вырывается из груди, как стая безвольных птиц, получая долгожданную свободу. С каждым словом я вновь погружаюсь в прошлое, где узнала другого Габриэля. Не того, кого видят миллионы, а парня, готового в любую минуту помочь, выслушать и поделиться своей болью. Открытого, умеющего искренне улыбаться и смеяться. Несколько глотков вина притупляют чувство потери, когда рассказываю о Коди и вижу слезы в бирюзовых глазах. Кажется, я давно все выплакала… Наконец-то освобождаю душу, изливая то, что копилось годы. Я ни с кем не откровенничала на любовную тему, не рассказывала о том, что давно беспокоит — хранила историю о Габриэле глубоко в сердце. Даже Вивьен не знает деталей. Никто. Я утаиваю от Джи лишь поездку в Ирландию, потому что это не мой секрет. Под конец рассказа, девушка выглядит обескураженной и удивленно таращится на меня. Затем допивает содержимое бокала и пораженно выдыхает:

— Ничего себе… — она проводит пальцами по лбу и хмурится. — Точно, он же присылал твои фотки и видео! Рассказывал, что познакомился с девушкой, потащил гулять, а ее курточку обгадил голубь. Долго потухал тогда и говорил: «Посмотри на ее выражение, она похожа на серийного маньяка».

— Да, я тогда хотела его прибить, — фыркаю и улыбаюсь, вспоминая злосчастную птицу, и как оттирала голубиный помет с практически новой куртки.

— Он всегда был таким взбалмошным, пошлым, грубым и с черным юмором, — девушка кладет руку с бокалом на спинку дивана, и мягкая улыбка касается ее розовых губ. — Сперва, как познакомилась с ним, даже побаивалась.

— Почему? — искренне удивляюсь и посмеиваюсь. Не думала, что о Габриэле буду с кем-то говорить так непринужденно.

— Честно, не думала, что мы поладим. Мне не нравилось его легкомысленное поведение и характер, он постоянно подкалывал и обзывал меня «невинной овечкой», — Браун морщится, а я заливаюсь смехом. — Он любил экспериментировать с волосами, даже как-то ходил с ярко-салатовым ёжиком. Вечно веселый и окруженный девушками, — она бросает на меня робкий взгляд и пригубляет вино. — Часто ведь вокалист в центре внимания, но в группе заводилой всегда был Оззи… Не помню, чтобы он состоял в каких-то продолжительных отношениях, — блондинка касается указательным пальцем подбородка и качает головой. — Да, какие-то кратковременные интрижки. СМИ писали, что у него роман с вокалисткой группы «SPLIT» Слэйн Хейс, но Оззи потом опроверг слухи, когда я спросила. Поэтому твой рассказ и вчерашняя ситуация меня просто шокировали.

— Поверь, меня тоже, — вспоминать позорный момент уже не так противно, но неприятный осадок вряд ли быстро испарится.

— Что собираешься делать?

— Да ничего, — жму плечами и кидаю в рот кусочек нектарина. — В Нью-Йорке буду загружена новой работой на ближайшие месяцы.

— А… Оззи? — Джи наклоняет голову и несколько выгоревших светлых прядей выбиваются, падая на плечо.

— А что Оззи? — отвожу неторопливо взгляд на темное окно, где господствует ночь и светит желтый серп месяца. — Все более чем понятно. Не все могут отвечать взаимностью, а навязывать свою любовь, заботу, внимание, если человеку это в тягость… — пожимаю плечом и тихо вздыхаю, плохо скрывая горечь. — Он знает о моих чувствах, я знаю, что он не готов прощаться с образом жизни, который ведет — все предельно ясно.

— И все же это грустно, — Джи издает печальный вздох и кладет голову на руку. — Может, поговорите? Ты улетаешь через два дня.

— Да не о чем говорить.

— Не будешь поддерживать связь, если он напишет или позвонит?

Я задумываюсь, поднимая глаза в потолок. «Лучше отрезать один раз, чтобы убить с корнем».

— Нет, да и с чего бы ему звонить?

Джи зевает и прикрывает глаза, отставляя пустой бокал.

— Ну, не зна-а-а-ю… вдруг он поймет, что ошибался, что скучает, будет в тебе нуждаться.

Тихо смеюсь, насмешливо разглядывая блондинку. Она не знает своего друга. Габриэль точно не ударится в монахи и никогда не признается, что в ком-то нуждается. Ему проще причинить боль. «Постепенно привыкаешь к одиночеству и понимаешь, что никто уже не нужен в этой гребаной пустой жизни», — эхом отзываются слова из памяти.

— Я вылила на него пиво, вряд ли он захочет иметь со мной дело, — многозначительно смотрю на Джи, и мы обе громко смеемся.

— Никогда не видела Оззи с таким выражением восторга и желанием убить, — она машет рукой, хихикая.

Мы надеваем пижамы — одну приходиться пожертвовать Браун — выключаем свет и долго болтаем о группе и ребятах. Я теряю счет времени и не замечаю, как зеваю, слушая очередную историю из прошлого «Потерянного поколения». Сказки на ночь отлично убаюкивают, и я засыпаю, снова попадая в странный мир, где воют холодные ветра.

Основная работа по контракту выполнена, я получаю отличный гонорар — моя первая зарплата как фотографа. Сегодня ночной рейс в Нью-Йорк, но вместо успокоения нападает хандра. Минорное настроение преследует до отлета и причина мне не нравится. Я ждала, что он позвонит, напишет… приедет. Черт, я, действительно, верила, что он пусть и не извиниться, но хоть попрощается. Джи сочувствующе сообщила, что Оззи на каких-то съемках, видя мое взвинченное неспокойное состояние. Поэтому в аэропорт меня провели Джинет и Син, не выходя из машины. Я их долго благодарила, затем обнимала, и только на борту самолета уже поняла, что улетаю из Лос-Анджелеса. Яркие огни становились все меньше, прячась за тучами во всепоглощающей темноте. Отвернулась от иллюминатора в смешанных чувствах с мыслью, что это еще не последняя встреча. Точку ставить рано, но у меня есть время прийти в себя, усилить иммунитет, чтобы вновь столкнуться с тем, кто въелся в мозг и под кожу.