Глава 17. Я ненавижу тебя, слышишь?

Черная вдова, вырви мне сердце из груди. Ложись мне на колени, позволь мне разрываться от желания на части сегодня ночью. Спасения нет. Твой яд уже во мне, все мои жизненные силы тонут в бездне жадности Сегодня ночью.

Eisbrecher «Schwarze Witwe»


Оззи


Щелчок. Подношу сигарету к губам и впускаю в себя никотиновый яд, выдыхая серые клубы дыма. Смотрю на ее фото…

Арин в Нью-Йорке.

Какая ирония судьбы, бля — вся семейка в сборе. Превосходно, лучше не придумаешь. Отличный подарочек на двадцатилетие.

Прохожие, как размытые тени, скользят мимо, словно их вовсе не существует: только я и гребаные воспоминания.

Вдох — новая порция успокоительного — выдох.

Как всегда неотразима, будто сошедшая с картины великого мастера. Ни капли не изменилась: все те же прекрасные зеленые глаза, точеные скулы, полные губы и ореол белокурых волос. Арин О'Кифф не подвластны годы — она безупречна, будто бриллиант, сверкающий на солнце.

Щелчок. Вдох. Дым просачивается в легкие, но не дарит долгожданной анестезии. Выдох.

Смотрю в ее красивые и такие лживые глаза, ощущая, что вот-вот задохнусь от ненависти к ней… к ним обоим.

«Я ненавижу тебя, ненавижу, слышишь?»

Меня разрывает на части внутри, но внешне на лице не дрогнул и мускул. Равнодушие. Никто не поймет, какие эмоции на самом деле испытываю. Никогда. В груди слева печет, словно на рану насыпали не только соль, но и серной кислоты, которая разъедает внутренности.

«Видишь, мамочка, какие чувства ты вызываешь во мне? Отвращение. Я даже ненавижу воздух, которым ты дышишь».

Так счастливо улыбается, словно вычеркнула меня из своей жизни, не тосковала десять лет, не вспоминала ни разу… Забыла, что у нее была семья, я и папа.

Всемирно известная пианистка… Взяла другую фамилию, разорвала нити, чтобы нас ничего не связывало.

Ненавижу, что я так на нее похож. Всем. Даже любовью к музыке.

Щелчок. Вдох. Меня мутит от вкуса сигарет, от ее снимка, на который пялюсь неотрывно несколько минут, как чокнутый сталкер.

«Как я ненавижу тебя, Арин. Ненавижу, потому что я часть тебя. Но больше всего я ненавижу себя за то, что по-прежнему хочу являться для тебя центром Вселенной. Не музыка, не мечта всей жизни, без которой ты не могла дышать, а я, черт возьми. Чтобы ты переживала, интересовалась, как мои дела… гордилась, черт побери, своим единственным сыном! Но я бы нашел сотню причин теперь, почему хочу оставаться один… Потому что не хочу, чтобы ты снова бросила меня, и я умирал в безысходности. Не хочу».

Видимо, это орал внутри маленький десятилетний сопляк, которого бросили, и он плакал по ночам, потому что мамочки нет рядом…

«Как я ненавижу тебя, Арин. Зачем ты дала мне жизнь? Чтобы я возненавидел тебя? Тогда ты прекрасно справилась с этой задачей».

— Что ты делаешь?

Голос Ливии ворвался в сознание так неожиданно, словно я пребывал в состоянии гипноза.

— Ты же орал, что голоден, но так ничего не съел. Еда остыла, — негодовала девушка.

— Нет аппетита, — прохрипел в ответ.

Она встала передо мной «в позу» и требовательно заглянула в глаза.

— Что с тобой?

Я рассеянно смотрел сквозь нее… Не стоило столько курить.

— Вышел подышать свежим воздухом, — сипло произнес, пытаясь прийти в себя. Думаю, у меня будет веселая ночка в компании оглушительной музыки, океана бухла и эскорта. Этот стресс нужно срочно снять, он ни к чему, лишний балласт.

— Но подышал чем-то другим, — с сарказмом сказала Ливия, оглядывая меня с ног до головы и подмечая тлеющую сигарету в пальцах. Она быстро ее выхватила и выкинула в урну, сердито сдвигая брови. — Ненормальный что ли? Сколько выкурил?

— А ты что, нянькой подрабатываешь? — с издевкой бросил, проводя ладонью по лицу.

Колючка закатила глаза, скрещивая руки, и отвела взгляд в сторону.

— Просто, — Ливия осмотрелась вокруг, не зная, что сказать. — Просто ты всего пол часа назад был зол, сердился и кричал, что хочешь есть, теперь стоишь бледный, будто привидение встретил.

— Да ты экстрасенс, дорогуша! — я махнул рукой, останавливая такси, и открыл заднюю дверцу. — Прошу, мадемуазель.

— Нам ведь пройти несколько кварталов, — не унималась колючка, действуя на нервы.

— Закрой свой прелестный ротик, — пробубнил, массируя переносицу. Последняя сигарета явно лишняя…

— Можно задать вопрос?

Что за неугомонная баба!

— Не сейчас… Я знаю, что он мне точно не понравится.

— Вы очень похожи с той женщиной на афише, — задумчиво произнесла Ливия, раздражая еще больше. Конечно, мы с ней похожи — я ее неудачная копия.

— В мире много похожих друг на друга людей, Ливия, — устало кинул, ощущая неприятную колющую боль в висках. — Я не знаю, кто это, не доставай с тупыми предположениями.

— Ох, да пожалуйста, мистер звездун! — фыркнула она. — Врешь ты хреново.

Мне хотелось громко рассмеяться, закинув голову. Нет, эта девушка — нечто! Умела же она завести и пробудить темную сторону.

— Почему тебя так перекосило? — жужжала Ливия над ухом, как надоедливый комар.

«Лучше не нарывайся, милая, когда я в таком взвинченном состоянии».

— Я же попросил нормально: не доставай, что не понятного? — сердито сказал, прикрывая глаза и отворачиваясь к окну. Еще немного, и она попадет под горячую руку.

— Ты злишься, потому что голоден, или потому что я права? — упорствовала «заноза».

Резко повернулся и проговорил сквозь зубы, не контролируя гнев:

— Я злюсь, потому что ты не можешь нажать на «тормоз» и переходишь черту, Ливия. Не врубляешься, что надо вовремя закрыть рот, мать твою, не выбешивать и доводить до такого состояния?

— Да что с тобой? — нахмурилась девушка. — Ты так обкурился, что мозги отключились? Я только задала вопрос…

Я обхватил ее плечи и прищурился, ловя вспышки ярости.

— Ты задаешь много лишних вопросов и несешь полную хрень, капая на мозги.

— Ох, знаешь… — она толкнула кулаком и отстранилась. — Знаешь, катись ты, а, со своим идиотским настроением! Эй, остановите здесь! — крикнула Ливия водителю.

— Давай, выметайся, мать твою, — ухмыльнулся и взмахнул рукой. — Давай, что смотришь?

— И все же… какой ты баран, — кинула она. — Я уж начала думать, что ты нормальный парень, умеющий правильно поступать. Видимо, я поспешила с выводами. Ты просто перечеркиваешь все, Оззи, все хорошее. На самом деле, из человека сложно выбить дерьмо, если он в нем погряз по уши.

— Да, я такой, Ливия, такой хреновый, бля! И ты это знала! Не забывай, что я не гребаный принц на белом коне! Я человек со своими за*бами, как и ты! И сегодня не самый удачный день для вопросов и прочего, но ты никак не можешь угомониться и затушить свои амбиции!

— Голубки, вы долго собираетесь выяснять отношения? — пробасил водила, глядя в зеркало заднего вида.

Ливия вздохнула и качнула разочаровано головой, встречая мой взбешенный взгляд.

— Пмс?

— Недотрах, — злобно ответил и оскалился.

— О, сочувствую, но ничем не могу помочь. Развлекись в обществе фанаток, которые всегда рады, — она сделала паузу, — утолить твои нужды.

— Так и сделаю, дорогуша, ведь ты засыпаешь от бокала вина и не в состоянии удовлетворить мужика.

— Где ты увидел мужика? — наигранно огляделась она, открыла дверь и мгновенно вылетела из такси, как маленький смерч, быстро шагая по тротуару. «Сучка» — хотелось бросить ей в спину, но я стиснул зубы, сдерживаясь, дабы не усугубить ситуацию.

Откинулся на спинку сиденья, сжимая пальцами переносицу, и тяжело выдохнул. Несколько часов назад все было в полном порядке. Почти… А сейчас я готов пойти и выбить из кого-то дурь, нажраться и творить беспредел.

Это ты виновата, Арин, что я на грани срыва. Я десять лет старался не вспоминать, не думать о тебе, о твоем поступке, но ты без приглашения ворвалась в мои мысли.

Десять лет я вычеркивал тебя строчка за строчкой, но не так-то легко убить воспоминания, которые живут годами.

Десять лет я не интересовался где ты и что с тобой.

Почему ты снова появилась в моей жизни и разрушаешь размеренный ритм?

— Парень, ты слышишь меня? — отвлек недовольный бас таксиста. Я посмотрел на него исподлобья, отчего тот нахмурился, кашлянул и сказал: — Куда едем?

Я назвал адрес студии и порылся в карманах, но видимо колючка незаметно избавилась от сигарет. Тихо выругался, ударяя кулаком по сиденью, и словил настороженный взгляд водилы. Плевать, пусть думает, что я псих. Хотя сейчас я не отвечал за свои поступки и мог натворить что угодно.

Есть моменты, в которых мы живем бесконечно, и затем они навсегда поселяются и живут в нас. Такие моменты сложнее всего удалить из памяти: чем больше мы стараемся забыть, тем сильнее помним каждый миг и все хорошее, что было с ними связано. С годами боль постепенно уходит, притупляется, оставляя неприятное послевкусие. Но иногда случается рецидив, и ты оказываешься на грани отчаяния, вспоминая былое. И чтобы избавиться от мук, ты забываешься: в алкоголе, телах, наркотиках… В чем угодно, лишь бы снова не чувствовать то, от чего так долго и упорно отвыкал годами. Пусть это всего лишь ночь, но ненадолго ты залижешь раны, вколешь обезболивающее, они не будут беспокоить и болеть так сильно.

***

— Мы принимаем медикаменты, чтобы стать другими, и обнажаемся, чтобы оплатить счета. Скачиваемый контент тянет на тюремный срок, и травку в Голливуде можно купить свободно. Я живу в одном большом кошмаре. У уродливой правды лицо фотомодели. Делаете святых из пустых поп-звёзд, где же ваши мозги? (слова из песни Motionless In White «America») — орал я со всей мощи в микрофон, который отобрал у какого-то недопевца в караоке-баре, когда нас туда с Райтом занесло.

Конечно, я не Оззи Осборн, Курт Кубейн или Джеймс Хетфилд, но почувствовать себя гребанным Сином Эвансом в нетрезвом виде иногда можно. Мои голосовые данные оставляли желать лучшего, но посетителей бара все устраивало, когда они узнали во мне гитариста рок-группы «Потерянное поколение», в котором проснулся неожиданно новый талант — пение; достали телефоны и стали сливать мой ужасный вой в интернет.

Они все дружно подпевали, взмахивая руками с телефонами вверх:

— А-М-Е-Р-И-К-А!

— Пристанище свободных, больных и развратных! — подхватывал я, поставив ногу на усилитель и перекинув гитару за спину. Пот лился по лицу и струился по спине, но я ловил кайф, задыхаясь от бурливших внутри эмоций.

— А-М-Е-Р-И-К-А!

— Чё бл*ть уставились на меня? — орал я, выставляя факи и дико хохоча, как умалишенный.

Это было только начало веселой ночки и моих ночных похождений, которые на утро оказались в «Нью-Йорк Таймс» и другой «желтой» прессе, а фото с фанатками, подфартившим облапать меня, уже гуляли по интернету, собирая просмотры и комментарии.

Я знал, что мне влетит от Купера и Штейера, но сегодня было абсолютно плевать на всё и всех. Мне нужно скинуть негатив, переполнявший до краев и гнев. Поэтому я ушел в полный отрыв: сегодня я делаю что хочу, творю беспредел, выкидываю ненависть и ярость, а завтра отвечаю за поступки.

Сегодня я забываюсь, словно живу последний день.

Сегодня я не думаю о последствиях и развлекаюсь на полную катушку.

Я посылаю небеса и ее нахрен.

Молли (экстази) обнимает меня, и я пропадаю в ее ласковых объятиях, не думая ни о чем: моя голова пуста, разум чист, словно стеклышко — высшая мера наслаждения.

Мои демоны проснулись.

Свет в душе погас, вся тьма вырвалась наружу.

И всему виной она. Ее внезапное появление в городе.

Своих демонов надо подкармливать, либо они выходят из-под контроля, и наступает критический момент, как сегодня. Крах. Падение. Мои демоны сорвались с цепи. Они господствовали в голове и были полноправными хозяевами разума и тела. Я потерял власть, и отдался в их манящие лапы.

Декорации сменились: студия — караоке-баром, караоке-бар — клубом, а клуб — отелем.

В номере витали красивые, но грешные души. Я сидел на диване, облокотившись на спинку: в одной руке тлела сигарета, в другой — бутылка с «Джеком». Губы брюнетки порхали по члену, задевая небольшую штангу. Кажется, она получала больший кайф от процесса, нежели я, восхищаясь им и игрушкой. Девушка поднимала затуманенный возбужденный взгляд и продолжала увлеченно работать головой и руками. Ее умелый язычок скользил от основания к головке и обратно, игрался с пирсингом, а я отрешенно наблюдал из-под полуопущенных ресниц за манипуляциями, затягиваясь сигареткой и выпуская дым. На заднем плане орал Deathelectro, придавая обстановке эксцентрики и напоминая былые времена — Эдмонтон, когда я также отрывался на квартире с парнями в обществе групи.

— Во мне только прах, пепел страдания. Боль пронзила все живое и уничтожила мой разум. Я хочу убить время. Я хочу убить себя. Отпусти меня! Отпусти меня! Я хочу смерти.

Я подтащил ее за волосы к себе и впился губами в нежную вспотевшую кожу, чувствуя, как она резко опускается и начинает движения вверх-вниз, обхватывая влажными губами ухо. Ее громкий рваный стон не успокаивал, а наоборот пробуждал внутри зверя. Руки свободно гуляли по ее доступному красивому телу, а губы оставляли на бледной коже лиловые отметины, радуя глаз и возбуждая еще больше. На плечи опустились холодные пальчики, взгляд переплелся с голубыми глазами, и я выдохнул вместе с дымом:

— Как ты вовремя, милая.

Брюнетка номер два обогнула диван, покачивая бедрами и светя своей задницей с татуировкой в виде молнии. Взгляд лениво прошелся по ее кружевному белью, от которого она неторопливо избавлялась, пританцовывая. Ее губы, намазанные вишневой помадой, расплылись в игривой улыбки. Веки закрылись, голова откинулась, отдаваясь неземным ощущениям, которые смешались в крови. Я улетел и находился не в номере в компании двух близняшек… или это галлюцинации, мое полунаркотическое воображение. Неважно.

Все было, словно в замедленной съемке, когда я пришел в себя. Тело онемело, я его не чувствовал — это просто нереальное состояние. Я смотрел со стороны, будто посторонний наблюдатель, как они ласкают друг друга, их губы сливаются, тела двигаются в такт, и комнату заполняет голос Мэтью Беллами:

— Сердце тьмы, почему же ты выбрало меня для этих удовольствий? Я в огне. Гниет душа во мне. И я готов принять всё то, что ты мне дашь опять. (слова из песни «Black Black Heart» группы Muse).

И я был снова заложником их рук, которые обвивали тело, унося в страну блаженства. Они шептали что-то на ухо, но я настолько погрузился на глубину, что уже не слышал звуков, получая удовольствие от прикосновений. Как ее стенки сжимались от оргазма, и она становилась мокрой и необузданной, бормоча разные пошлости, вроде: «какой ты горячий, малыш». В крови смешался алкоголь, никотин и экстази — я не различал их эфирных тел, но мне было достаточно того, что я нахожусь на другой планете Забытья. Я не здесь. Мое тело в ином мире, как и мысли, которые удачно отключили.

Сложно было различить реальность и иллюзию в эйфории, затмевающей сознание. Ладони двигались вдоль ее спины, а взгляд наслаждался происходящим: брюнетка номер два билась в агонии, ее тело дрожало, пока язык и пальцы брюнетки номер один вытворяли чудеса между ее ног. Губы расплывались в дьявольской ухмылки, а уши ласкали их стоны и слова песни:

— Сердце тьмы, почему же ты выбрало меня для этих удовольствий? Я в огне. Гниет душа во мне. И я готов принять всё то, что ты мне дашь опять. То, что дашь мне опять. То, что дашь мне опять. То, что дашь мне опять.

Я не мог совладать со своими внутренними демонами, они — неотъемлемая часть меня. Мой порок. Грех. В очередной раз я становился их рабом, поддаваясь искушению…

Тьма очень привлекательна, но не стоит злоупотреблять ее бесплатными услугами. Не стоит забывать, что она умело заманит в свои сети, как сирены моряков, и выход навсегда закроется.

Я не хочу в Ад…

Загрузка...