Лотосовый Терем

Глава 99. Встреча на Восточном море

Ди Фэйшэн сразился уже со всеми крупными орденами и школами.

Если не считать шаолиньского настоятеля Факуна, упорно отказывавшегося применять силу, и даочжана Цзыся из Удана, который давно ушёл в уединение и не выходит наружу, почти никто в Поднебесной не мог превзойти его.

Двадцать пятое число восьмого лунного месяца.

С того дня, как он упал в море, прошло почти тринадцать лет.

Ди Фэйшэн сильно заранее прибыл на побережье Восточного моря, в деревушку под названием «Юньцо», где все от мала до велика носили фамилию Юнь. Отмель за деревней Юньцо впечатляла чистотой — белый песок, бирюзовое море, безоблачное лазурное небо над головой.

Совсем как тогда.

У берега лежал огромный, уходящий под воду камень под названием «Воззвание к солнцу».

Неизвестно, в какой год, месяц и день, кто-то несравненно изысканным почерком вырезал на нём иероглифы, теперь в резьбе выросли крохотные витые ракушки, но это не мешало разглядеть изящные крючки и уверенные черты.

Ди Фэйшэн стоял на камне Воззвания к солнцу.

На нём была тёмная одежда, как и тогда.

Вообще-то убить Ли Ляньхуа очень просто, но он хотел победить не Ли Ляньхуа, а меч Ли Сянъи.

Тринадцать лет назад он одержал победу над Ли Сянъи лишь потому, что тот находился под действием сильного яда.

Но даже будучи отравленным, Ли Сянъи сумел серьёзно ранить Ди Фэйшэна мечом.

Удар «Луна, тонущая в Западном море» и десять лет, которые он провёл прикованным к постели, на всю жизнь и на веки веков выгравированы на костях и запечатлены в сердце.

Сегодня он чувствовал, что убьёт Ли Сянъи, пусть даже способен задействовать лишь половину истинной силы.

Но не хотел убивать его прежде, чем разрушит «Луну, тонущую в Западном море».

Тем более, этот человек умён и коварен, за тринадцать лет, возможно, овладел новыми приёмами, превосходящими прежние.

Стоя на камне Воззвания к солнцу, Ди Фэйшэн ожидал со смутным нетерпением.

Позади толпилось больше сотни людей, высоких и низких: само собой, прибыли все главы ордена «Сыгу», среди них и Цяо Ваньмянь, Эмэй отправил немало юных учениц, от банды нищих пришли трое старейшин с мешками, Удан представлял Лу Цзяньчи, и даже из Шаолиня явилась группа бритых молодых монахов.

Среди этого странного пёстрого сборища особенно ошеломлял большой золотой паланкин, со стенами, обитыми жёлтой парчой и вышитыми разноцветными фениксами, и пусть четверо носильщиков были одеты скромно, но стояли с каменными лицами, задрав носы к небу — с первого взгляда видно, что за мастера боевых искусств так замаскировались.

В паланкине, разумеется, сидели благородный молодой господин Фан и принцесса Чжаолин.

Рядом стоял смуглый до черноты учёный с ничего не выражающим лицом.

При виде диковинного паланкина люди Улиня отходили подальше и принимались сплетничать.

Вообще-то Фан Добин и не думал приезжать в паланкине, он собирался бросить жену, перепрыгнуть через стену, а потом ещё долго наслаждаться свободой. Однако не ожидал, что проклятая жена, прекрасно понимая его, догадается, что он хочет сбежать, потому, болтая и шутя, приготовит карету и паланкин, устроит всё и не выпустит руки мужа из своих.

Вместе с этой любящей супружеской четой прибыл и Ян Юньчунь.

Его давно интересовали легенды о Ди Фэйшэне и Ли Сянъи, он практически вырос, слушая истории об этих двоих, да разве не было бы любопытно любому, кто изучал боевые искусства? Увидев Ди Фэйшэна, стоящим на камне Воззвания к солнцу непоколебимым как горный пик и чистым как источник, исполненным величия, он очень впечатлился и втайне восхитился, насколько не похож на чиновников подобный человек, возвысившийся над людьми цзянху.

Однако Ди Фэйшэн стоял так уже два больших часа, время шло к полудню, но никто не увидел и тени Ли Сянъи.

Вокруг начали обсуждать и шептаться, Цзи Ханьфо хмурил брови, Сяо Цзыцзинь тоже морщил лоб, Бай Цзянчунь начал вполголоса раздавать приказы налево и направо, на лице Цяо Ваньмянь, незаметно для неё самой, отразилась печаль и тревога.

— Почему до сих пор никто не появился? — высунул голову из паланкина Фан Добин. — Ли Сянъи ведь не мог нарушить обещание?

— Разве мог столь несравненный человек, подобный изгнанному в бренный мир небожителю, не сдержать слово в таком серьёзном деле? — прошептала принцесса Чжаолин. — Может, с ним что-нибудь случилось?

Ди Фэйшэн стоял на камне, спокойный умом, ясный мыслями.

Ли Сянъи хитёр и коварен, возможно, опаздывает нарочно, чтобы встревожить людей.

Тут стремительно примчался рослый конь, и седок ещё издалека разразился горестными криками.

— Молодой господин! Молодой господин! Старший молодой господин!..

Фан Добин выскочил из паланкина и нахмурился.

— В чём дело?

В такой важный момент гонец клана Фан своими воплями устроил безобразие, ну что за позор.

Прискакавший на рысаке служка чуть не задыхался, мертвенно бледный, в высоко поднятом кулаке он сжимал письмо.

— Молодой господин, молодой господин, вам письмо.

— Я и так вижу, что письмо, — раздражённо бросил Фан Добин. — Давай сюда!

Исполненный ужаса, служка передал ему измятое, скомканное письмо и побледнел так, что посинели губы.

— Это письмо от Ли Сянъи…

— И что понадобилось доставить в такой момент, и когда это подошла моя очередь решать дела клана Фан? — вспылил Фан Добин, но едва слова сорвались с его языка, как он вдруг замер. — Письмо от Ли Сянъи? Разве он не послал бы его ордену «Сыгу», почему вдруг мне?

Он говорил громогласно, и сначала все начали на него коситься, а после этих слов немедленно окружили.

Письмо Ли Сянъи?

Почему Ли Сянъи отправил письмо клану Фан?

И почему сам не явился?

Фан Добин с трепещущим сердцем распечатал письмо. Пальцы дрожали.

Бумага самая обычная, сюаньчэнская, а на ней — прекрасно знакомый почерк.

Письмо гласило:

«Тринадцать лет назад в решающей битве на Восточном море недостойный Ли сразился с благородным господином, но, невзирая на превосходство своего оружия и преимущество, данное тонущим кораблём, всё же не сумел победить. Ваше боевое искусство и бесстрашие редко встречаются в этом мире и достойны искреннего восхищения. К величайшему прискорбию, спустя столько лет я так и не сумел оправиться от тяжёлой болезни. Меч сломан, мёртв и его владелец, посему не сможет явиться на встречу на Восточном море».

Широко распахнув глаза, Фан Добин уставился на знакомые черты, прочитал несколько строк и похолодел всем телом, но продолжил.

«Время идёт, горы и реки постоянно меняются, прошлое уходит всё дальше, грядущее становится всё ближе. Ныне, после долгих лет упорного совершенствования, искусство Сяо Цзыцзиня из ордена «Сыгу» не уступает «Луне, тонущей в Западном море». Благородный господин не имеет намерения гнаться за оленем*, а желает лишь достичь высочайшей вершины. Недостойного Ли больше нет, если вы не удовлетворены, то глава Сяо может заменить меня в битве».

Гнаться за оленем — образно о намерении захватить трон.

Смертельно побледнев, Фан Добин прочитал последнюю строку:

«Ли Сянъи скончался тринадцатого числа седьмого лунного месяца».

— О чём говорится в письме?

Цзи Ханьфо с Сяо Цзыцзинем плечом к плечу подошли ближе, все расступились, уступая им дорогу, но продолжали озираться.

Фан Добин тяжело сглотнул, но, когда открыл рот, голос его был хриплым.

— Он пишет…

В глазах Сяо Цзыцзиня вспыхнула злоба, он схватил его за грудки.

— Что он пишет? — Его негодованию не было предела — Ли Сянъи осмелился нарушить слово и уклониться от боя! Этот бессовестный человечишко опозорил орден «Сыгу» перед всем миром! Ну покажись только, даже если Ди Фэйшэн не убьёт, он сам его прикончит!

— Он пишет… пишет… — Фан Добин непонимающе смотрел на Сяо Цзыцзиня. — Пишет, что его больше нет, что не может прийти и просит вас… просит вас выйти на бой вместо него.

— Что? — вырвалось у Цзи Ханьфо, он немедленно выхватил письмо.

— Что? — Остолбенев, заморгал Сяо Цзыцзинь.

— Он пишет, что его уже нет в живых, поэтому не может прийти и очень сожалеет… — пробормотал Фан Добин. — Пишет… пишет, что ваше боевое мастерство очень высоко, ещё сильнее его, поэтому просит вас занять его место…

— Что ещё за «нет в живых»? С чего мне сражаться вместо него? — Пламя ярости рвалось из груди Сяо Цзыцзиня до небесного свода, он повысил голос. — Это его битва! Его место! Зачем мне выходить на бой вместо него?

— Он пишет… — растерянно проговорил Фан Добин. — Вы ведь глава ордена «Сыгу». Ди Фэйшэн… пришёл мериться силами с главой ордена «Сыгу», разве нет?

Сяо Цзыцзинь застыл на месте, ничего не понимая.

— Почему он не пришёл? Если бы он пришёл, я… — он запнулся. — Если бы он пришёл, я бы… вернул ему звание главы ордена «Сыгу»... вернул бы ему… — Он и сам не знал, почему произнёс эти слова, однако они срывались с губ так естественно и легко, будто в глубине души он обдумывал их бесчисленное множество раз.

— Он написал, меч сломан, мёртв и его владелец… и его уже… — покачал головой Фан Добин и перешёл на шёпот. — Нет в живых.

Договорив, он отвернулся от Сяо Цзыцзиня и пошатываясь направился к своему большому паланкину.

— Что случилось? — обеспокоенно посмотрела на него принцесса Чжаолин.

Фан Добин в оцепенении застыл рядом с паланкином, и казалось, прошло очень, очень много времени, прежде чем его губы шевельнулись.

— Скажи… Несносный Ляньхуа ведь не Ли Сянъи, правда?

Стоявший рядом с паланкином Ши Вэньцзюэ, видя, как его потрясло письмо, только фыркнул.

— Тьфу ты! А я ведь говорил тебе, Ли Ляньхуа — это Ли Сянъи, Ли Сянъи и есть Ли Ляньхуа, а ты ни в какую не верил. Что такое? Он написал тебе письмо? Веришь теперь? Ха-ха-ха-ха-ха, он врал нам с тобой столько лет, вот так потеха.

Фан Добин мотнул головой.

— Скажи… что Ляньхуа не Ли Сянъи…

— Что случилось? — окаменел Ши Вэньцзюэ.

Фан Добин поднял голову.

— Он послал письмо Ди Фэйшэну, сказал… что его больше нет в живых, поэтому просит, чтобы сегодня вместо него на бой вышел Сяо Цзыцзинь.

Ши Вэньцзюэ уставился на Фан Добина, словно тот в мгновение ока превратился в камень или какое-то чудище.

— Почему он отправил письмо мне? — растерянно посмотрел на него Фан Добин. — Разве не лучше было бы, не сделай он этого?

Если бы не письмо, я бы никогда не узнал.

Ши Вэньцзюэ в оцепенении смотрел на Фан Добина, вокруг было столько людей, но все они казались ему камнями.

Ли Сянъи мёртв?

Этот мошенник мёртв?

Как он мог умереть?

Разве он не Ли Сянъи?

Ли Сянъи ведь… не может умереть.

— Неужели и правда из-за… тех ран? — пробормотал Ши Вэньцзюэ. — О небо… Я ведь прекрасно знал, но… но сам ушёл… Небо…

Фан Добин развернулся, вдруг вцепился в него и с рёвом приподнял.

— Что ты знал?

Смотреть на улыбку Ши Вэньцзюэ было больнее, чем если бы он плакал.

— У мошенника были раны, очень тяжёлые старые раны… Скорее всего, остались с тех пор, как он упал в море…

Фан Добин надолго застыл в неподвижности, хотел и дальше орать, но разжал руки и уронил его.

— Ладно, ладно, ладно… — пробормотал он и посмотрел на лазурное море и синее небо. — Я был с ним знаком столько лет, мы с ним пили, ели и болтали, а я ничегошеньки не понял?

— Он правда мёртв? — Ши Вэньцзюэ поднялся на ноги. — Может, соврал, чтобы не приходить на состязание, придумал такую чудовищную ложь.

Не отрывая взгляда от чистого неба, Фан Добин покачал головой.

— Он не лгал, — пробормотал он. — Пусть он и мошенник, но никогда не лгал… по правде… не так уж и лгал, просто мы с тобой не понимали… И… не слишком принимали его всерьёз.

Ди Фэйшэн на камне Воззвания к солнцу уже услышал, что Ли Сянъи прислал предсмертное письмо и попросил Сяо Цзыцзиня заменить его. Холодно усмехнувшись, он стремительно скрылся из виду, сочтя ниже своего достоинства сражаться с ним.

Сяо Цзыцзиню тоже не хотелось вступать в бой, он всё никак не мог понять, почему в тот день Ли Ляньхуа предпочёл сбежать, не принимая смерть, а теперь вдруг тихо умер, не оставив следа?

Он написал: «меч сломан, мёртв и его владелец».

Неужели, когда он сломал Вэньцзин, сразу же утратил жизненные силы?

Сяо Цзыцзиня постепенно охватывал ужас — неужели… Неужели это и правда он сам… погубил его? Он ведь сам всей душой желал ему смерти, а теперь, похоже, он правда мёртв, однако это кажется немыслимым, с чем невозможно смириться. Ли Сянъи — бессмертное, непобедимое божество, которое существует, как бы он ни относился к нему, какие злые слова ни бросал бы ему в лицо, как бы ни размахивал перед ним мечом…

Как он мог… на самом деле умереть?

Он погиб из-за тяжёлых ран, полученных тринадцать лет назад?

В тот день он не соглашался сдаваться, не желал покончить с собой — неужели, потому что…

С лица Сяо Цзыцзиня вдруг схлынула краска — неужели, потому что не хотел, чтобы он убил его собственными руками! Не хотел, чтобы он раскаивался в содеянном и не хотел, чтобы Ваньмянь знала, что он вынудил его покончить с собой — поэтому тогда не мог умереть!

Если бы Ли Ляньхуа умер в тот момент, Ваньмянь никогда бы не простила.

Поэтому он запрыгнул в рыбацкую лодку и уплыл… в другое место…

Умирать в одиночестве.

Глаза Сяо Цзыцзиня покраснели — когда он умирал в одиночестве, был ли кто-то с ним рядом? Нашёлся ли кто-то, чтобы похоронить его, забрать его тело?

Он оглянулся, берег опустел, уже сколько-то времени раздавались всхлипы — несколько девушек в голубых платьях плакали в отдалении, лицо Цзи Ханьфо стало безжизненным, Бай Цзянчунь осел на землю, Ши Шуй, не проронив ни слова, направился обратно.

— Да где же ты умер? — задрав голову, протяжно крикнул Сяо Цзыцзинь. — Чтобы увидеть живым или отыскать твоё тело, закопаюсь на три чи в глубину, обойду всю Поднебесную, но найду тебя!

Два года спустя.

Побережье Восточного моря.

Деревушка Кэцо.

Деревушка Кэцо расположена недалеко от Юньцо, на берегу за ней сушатся рыболовные сети, живёт здесь чуть больше сотни человек, гораздо меньше, чем в Юньцо.

За домом кто-то выставлял на просушку сеть.

Этот человек отличался изящным телосложением и необычайно белой кожей, словно очень долго не видел солнечного света, но его правая рука висела вдоль тела — похоже, утратив подвижность. Он медленно поправлял сеть одной только левой, но казалось, занятие приносит ему удовольствие.

Вот только видел он тоже не очень хорошо, иногда ему приходилось работать на ощупь, иногда — подносить поближе к глазам, чтобы рассмотреть.

— Несносный Ляньхуа! — с криками выбежал из дома другой человек. — Я же сказал тебе послушно отдыхать в комнате, сам как трёхлапая кошка, глаза почти ослепли, а всё раскидывать сети бегаешь! Думаешь, мне легко добираться в такую даль из столицы? Ну зачем ты меня злишь?

Сушивший сети человек повернулся, увидел знакомое лицо, сощурившись, приблизился к Фан Добину и долго его разглядывал, как будто с трудом вспоминая, кто он такой.

— О, господин Ши, давно не виделись! — радостно воскликнул он.

Фан Добин рвал и метал!

— Господин Ши? Какой ещё господин Ши? Кто сказал тебе звать его так? Я — Фан Добин! Твою ж бабку, месяц не виделись, а ты помнишь только господина Ши? Да что он тебе дал? Я послал несколько сотен человек искать тебя по течению реки до самого моря, устал как собака, а когда нашёл, ты превратился в слабоумного, я даю тебе жильё, кормлю, одеваю, вожусь с тобой как нянька, почему же не слышу, чтобы ты звал меня господином Фаном?

Ли Ляньхуа снова сощурился, ещё раз внимательно оглядел его с головы до ног и расплылся в улыбке.

— А, глава Сяо.

Фан Добин аж подскочил, всем телом дрожа от гнева.

— Глава… глава Сяо? Этот ублюдок… Ты помнишь, что сделал этот ублюдок? Скорей забудь его, навсегда забудь… — Он схватил Ли Ляньхуа и принялся трясти, пока не почувствовал, что вытряхнул «главу Сяо» из его головы. — Кто я такой? Я — Фан Добин, нынешний фума, запомнил?

Ли Ляньхуа надоело разглядывать его.

— Фума, — повторил он, отвернулся и снова нащупал сети.

— Ты неблагодарный, бестолковый, бесстыжий и бессовестный разбойник! — бранился Фан Добин, размахивая руками ему вслед, но что поделать, этот человек, поглощённый своими рыболовными сетями, всё пропускал мимо ушей, к тому же, даже если бы услышал, вряд ли понял бы, о чём он говорит.

Неожиданно Фан Добин тяжело выдохнул, вытащил стул и уселся.

Несносный Ляньхуа выжил.

Течение реки вынесло лодку в море, а потом его подобрали рыбаки.

К счастью, он не погиб.

И пусть, когда его нашли, его правая рука потеряла трудоспособность, глаза почти не видели, он утратил ясность разума и стал бестолковым как собака.

Но… хотя бы живой.

Вот как сейчас, он не помнил ни правды, ни лжи, больше не был поразительно умным, хотел ловить рыбу — ловил рыбу, хотел выращивать овощи — выращивал овощи, хотел разводить кур — разводил кур, иногда грелся на солнышке да перебрасывался парой слов с соседскими дедушкой и бабушкой.

Разве плохо?

Разве плохо?

Глаза защипало. Он думал, что должен принять новую реальность, но всё ещё вспоминал того мелочного Ли Ляньхуа, который вместе с ним воровал кроликов из буддистского монастыря и с нежной и вежливой улыбкой говорил: «Ты и правда очень умный».

Теперь сушивший сети человек, уже мурлыкая какую-то непонятную мелодию, медленно выбрался со двора.

Прямо за задним двором его дома была песчаная отмель, а дальше — море.

На берегу с равнодушным видом стоял мужчина в тёмном халате, будто бы глядя на воду.

Ли Ляньхуа воровато оглянулся, радостно ощупал отмель — на песке было начертано девятнадцать горизонтальных и девятнадцать вертикальных линий доски для вэйци и лежало множество камешков. Он выровнял сторону «доски» и улыбнулся.

— Ты обдумал сто тридцать шестой ход?

Не оборачиваясь, тот мужчина помолчал, а затем бесстрастно произнёс:

— Я проиграл.

— Лян серебра, — лучезарно улыбнулся Ли Ляньхуа, протягивая руку.

— Ты правда не помнишь меня? — вдруг человек в тёмном, бросив ему лян серебра.

— Помню, — закивал Ли Ляньхуа.

Тот слегка вздрогнул.

— Я…

— Ты — человек с деньгами, — с серьёзным видом заявил Ли Ляньхуа.