Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира

Тридцать шесть

И ВОТ МЫ все выстроились в шеренгу для торжественного шествия. Я смотрел на свою бордовую шаль — лучшие 5 процентов моего класса. Должно быть, много учеников спали на уроках, чтобы я попал в этот список. Никакого негативного самобичевания. Теперь в моей голове звучал и голос Кассандры. Я услышал настоящий голос Данте. — Ари! — Он весь улыбался. Он обнял меня. — Я нашёл тебя! — Да, я хотел сказать: ты нашёл меня однажды в бассейне и изменил мою жизнь.

— Мы с папой здесь. Мы сидим с твоей мамой и миссис Ортегой. Мама грустила, потому что не смогла прийти. Она шлёт тебе любовь, и Софокл тоже. — И он исчез в толпе.

Там было так много людей, а я ненавидел толпы. И всё же я был счастлив, и у меня порхали бабочки в животе — но я не знал почему. Мне просто должны были вручить диплом. Я должен был взять эту эстафетную палочку и начать свою гонку к чёрту знает куда.

Всё как в тумане, в какой-то степени. Я всегда как бы отключаюсь, когда вокруг много людей. Джина сидела в том же ряду — но всё равно слишком далеко. Девушка, сидевшая рядом со мной, всё болтала и болтала с девушкой, сидевшей рядом с ней. А потом она сказала мне: — Ты избил моего брата.

— Он, должно быть, очень хороший парень.

— Я не хочу об этом говорить.

— Тогда зачем ты заговорила об этом?

— Потому что.

Ну, она действительно научилась мыслить.

— Я буду добра к тебе, потому что это выпускной.

— Я тоже буду добр к тебе. Я Ари.

— Я знаю, кто ты. Я Сара.

— Поздравляю, Сара. Ты сделала это.

— Не пытайся говорить со мной сладкими словами.

Вот и всё о доброте. Если что-то и было в прошлом, оно не оставляло тебя в покое. Оно любило преследовать тебя.

Мистер Робертсон произносил несколько слов, пока мы с Сарой вели наш шёпотом разговор — если это можно так назвать. Он представил преподавательский состав как группу, и они встали. И мы устроили нашим учителям овацию стоя. Они заслужили это. Они более чем заслужили это.

А потом он представил Кассандру. В заключение он сказал: — Во всех отношениях она была блестящей и необыкновенной студенткой. Для меня большая честь представить лучшего выпускника этого года, Кассандру Ортегу. Когда она подошла к трибуне, аплодисменты были вежливыми — но отнюдь не восторженными. Мне стало неловко.

— Единственная причина, — начала она, — по которой меня выбрали лучшим выпускником этого года, заключается в том, что студенты не участвовали в голосовании.

И все засмеялись. То есть все, абсолютно все, засмеялись. Блестяще. Она держала нас в своих руках.

Кассандра рассказала о том, как она всегда стремилась к знаниям.

— Но не всё, чему нам нужно учиться, можно найти в книге. Или, вернее, я узнала, что люди тоже книги. И в этих книгах содержится много мудрых вещей. У меня есть друзья. Да, кто бы мог подумать? У Кассандры Ортеги есть друзья.

Раздался смех. И это был дружелюбный смех.

— У меня есть друзья, которые научили меня — знаете, хорошие друзья тоже учителя — что вы не можете считать себя образованным человеком, если не будете относиться к другим с уважением. Хотя мои оценки были отличными, я часто терпела неудачу, когда дело доходило до признания достоинства других — и об этом я сожалею. Ничего нельзя поделать с прошлым, но все мы можем изменить то, что мы делаем и кем мы являемся в будущем. Будущее начинается сегодня вечером. Прямо сейчас.

— Мой старший брат, которого я любила, умер от СПИДа в прошлом году. О СПИДе мы не говорим на уроках. И многие из нас — дома тоже. Думаю, мы надеемся, что это просто пройдёт. Или, может быть, нам всё равно, потому что большинство людей, умерших от этой эпидемии, — это геи. И нам всё равно на геев, потому что мы думаем о них ужасные вещи, и считаем, что они получают по заслугам. Мы не воспринимаем мужчин, умерших или умирающих от СПИДа, как настоящих мужчин, или как настоящих людей. Но это настоящие мужчины. И все они — люди. У них есть братья и сёстры, матери и отцы, которые оплакивают их, ненавидят их или любят их.

— Легко ненавидеть кого-то, когда ты не видишь в нём настоящего человека. Но игнорирование наших различий тоже не выход. Я не думаю, что женщин в этой стране рассматривают как равных, но чтобы меня рассматривали как равную, я не хочу, чтобы мужчины игнорировали тот факт, что я женщина. Мне нравится быть женщиной. И мужчинам слишком нравится быть мужчинами.

Её прервали смехом и аплодисментами. Думаю, смеялись парни, а хлопали женщины.

— У меня есть друг. Он другого пола. Мне не нужно называть его имя, но прежде чем мы стали друзьями, я ненавидела его. Я чувствовала себя оправданной в своей ненависти к нему, потому что он ненавидел меня в ответ. Для меня он не был человеком. А потом однажды мы поссорились, и эта ссора переросла в разговор — и я обнаружила, что он слушает меня, а я слушаю его. И он стал одним из самых близких друзей, которые у меня когда-либо были. Я научилась видеть его. Я узнала о его проблемах, о его пути, о его боли, и я узнала о его способности любить. И я узнала о своей собственной способности любить.

— Очень долгое время я мечтала быть актрисой. Потом поняла, что всю жизнь была актрисой. Но вопрос «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» — это не только о профессии. Настоящий вопрос — какой человек ты хочешь быть? Хочешь ли ты любить? Или ты хочешь продолжать ненавидеть? Ненависть — это выбор. Ненависть — это эмоциональная пандемия, от которой мы до сих пор не нашли лекарства. Выберите любовь.

— Выпускной класс 1989 года, встаньте, пожалуйста. И все встали. — Соедините руки с человеком, сидящим рядом с вами. И все взялись за руки. — Руки, которые вы держите, принадлежат людям — и неважно, знаете вы их или нет. Вы держите руки будущего Америки. Цените эти руки. Цените эти руки — и измените мир.

Наступила полная тишина — и затем разразились громовые аплодисменты для Кассандры Ортеги. Более половины её аудитории ненавидели её до того, как она поднялась на эту трибуну — и она позволила нам увидеть её. Она стояла перед этой трибуной, смотрела на нас, и была сияющей. Она была утренним солнцем. Она была тем новым днём, которого мы все ждали. И мы влюбились в неё.

Весь мир хотел сфотографироваться с Кассандрой. Мы терпеливо ждали. Миссис Ортега была так горда. Я видел, как она смотрит на свою дочь, когда одноклассники окружили её. И я знал, что она, должно быть, думала: Это моя дочь. Да, это моя дочь.

Моя мама стояла рядом со мной. — Каково это — быть чьей-то музой?

— Неплохо, наверное.

Моя мама просто рассмеялась.