Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира

Один

МЫ С ДАНТЕ ЗАНОВО ОТКРЫВАЛИ ДЛЯ СЕБЯ слово — друг. Ты выучиваешь слово, знаешь его, оно твое — а потом ты снова выучиваешь это слово и узнаешь его снова, но по-другому. — Друг — это слово, в котором заключена целая вселенная, и мы с Данте только начинали исследовать её.

— Друг. Мы слишком небрежно употребляем это слово, — сказал Данте.

— Не знаю. Вот почему у меня их нет.

— Неправда. У тебя их столько, сколько ты сможешь выдержать. И я говорил не о тебе. Я говорю о большинстве людей.

— Ну, большинство людей не уважают слова так сильно, как ты. Точно так же, как большинство людей не уважают воду, в которой они плавают, так, как ты уважаешь её. Это что-то глубоко внутри тебя.

— Слова тоже глубоко внутри тебя, Ари.

— Недостаточно глубоко. Ни в коем случае. Это как когда ты читаешь мне стихотворение. Ты читаешь это так, будто сам его написал.

— Может быть, я просто несостоявшийся актер.

— Ты не притворяешься. Ты остаешься самим собой.

— Да, ну, я могу быть королем драмы.

Это заставило меня рассмеяться.

— В этом ты тоже очень искренен.

— Я не идеален, Ари. Ты всегда говоришь мне, что борешься со своими демонами. У меня есть свои собственные демоны. Я знаю, что тебе трудно любить — и все же ты любишь меня. Но любовь для меня тоже трудна — просто у нас разные трудности.

— Но я думаю, что у нас все отлично получается.

— Да, это так, Ари. Но на это требуется больше работы, чем я думал.

Я кивнул.

— Да, но я подумываю о походе — и ничто в этой поездке не казалось мне работой

Данте улыбнулся.

— Давай вернёмся туда, — в этот момент его глаза были безумными, живыми. А потом он сказал. — Когда ты собираешься снова заняться со мной любовью?

— Мы найдём способ.

Данте и я были студентами. Это то, что у нас было общим. Мы хотели учиться. Мы оба изучали слова и их значения, и мы узнавали, что слово — дружба не было полностью отделено от слова — любовь.

Мне было интересно, чем бы мы с Данте закончили. Я думаю, он тоже задавался этим вопросом. Станем ли мы друзьями? Станем ли мы любовниками? Или различия между нами превратили бы нас во врагов? Я хотел, чтобы мы были любовниками, потому что мне нравилось это слово. Это слово встречалось в некоторых книгах, которые я читал. Но у семнадцатилетних не было любовников — потому что мы не были взрослыми, а любовники есть только у взрослых. У семнадцатилетних был только секс, которым они не должны были заниматься, но это не имело никакого отношения к любви, потому что так нам говорили, потому что мы ничего не знали о любви. Но я в это не верил.

Никто не посмел бы говорить мне, что я не любил Данте. Никто.

Я никогда не знал, что могу чувствовать все то, что испытывал к Данте. Я и не знал, что во мне это есть. Но что, черт возьми, я должен был делать с этим знанием? Если бы Данте был девушкой, а я не был геем, я бы представлял себе наше будущее. Но невозможно было представить себе будущее. Потому что мир, в котором мы жили, подвергал цензуре наше воображение и ограничивал то, что было возможно, а что нет. У Ари и Данте не было будущего.

Представить будущее для Ари и Данте было сущей фантазией.

Я не хотел жить в фантазиях.

Мира, в котором я хотел жить, не существовало. И я изо всех сил старался полюбить мир, в котором я действительно жил. Я задавался вопросом, достаточно ли я силен или хорош, чтобы любить мир, который ненавидит меня.

Может быть, я просто слишком сильно волновался. То, что было у нас с Данте — это сейчас. Данте сказал, что наша любовь была вечной. Но что, если это было не навсегда? А что такое вечность? Ни у кого не было вечности. Моя мама говорит, что мы проживаем свою жизнь один день за раз, одно мгновение за раз. Сейчас — единственное, что реально. Завтрашний день — всего лишь идея. Голос моей мамы навсегда остался в моей голове.