Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира

Двадцать четыре

ИТАК, Я СИДЕЛ В — Пиццерии, в кабинке напротив моих сестёр-близнецов: Эмилии, которая выглядела точь-в-точь как младшая версия матери, и Эльвиры, которая была младшей версией тёти Офелии. Эмми и Вера.

Эмми, ответственная мадам, заказала большую пиццу с пепперони, сосисками и грибами. И она заказала мне кока-колу.

— Я больше не пью так много кока-колы.

— Раньше ты любил колу.

— Всё меняется.

— Что ж, выпей по старой памяти.

— Ну, раз ты уже заказала её для меня.

Она улыбнулась мне. Боже, как бы я хотел, чтобы она не была так чертовски похожа на нашу мать.

Вера закатила глаза.

— Она напористая. Родилась на целых три минуты и тридцать три секунды раньше меня и с тех пор стала моей старшей сестрой. У тебя нет ни единого шанса, Ари.

Я поставил локти на стол и положил голову между ладонями.

— У меня никогда не было шансов ни с одной из вас. Я был младшим братом, которым можно помыкать.

Эмми одарила меня одной из своих знаменитых улыбок.

— Ты был милым, когда был маленьким. Мы подарили тебе маленького плюшевого мишку. Ты назвал его Тито. Раньше ты брал Тито с собой, куда бы ни пошёл. Ты был очарователен. А потом тебе стукнуло десять, и ты превратился в сопляка. Вот правда. Мама и папа баловали тебя как сумасшедшие.

— Ах, братские обиды.

Эмми потянулась и мягко взяла меня за руку. Она поцеловала меня в костяшку пальца.

— Ари, знаешь ты это или нет, я обожаю тебя.

Вера кивнула:

— Конечно, я всегда обожала тебя больше.

— И ты всегда просто сбивал нас с толку.

— Да, ну, я мудак. Но ты уже знаешь это.

— Ты не мудак, Ари, — Вера выглядела так, словно вот-вот заплачет. В нашей семье она была королевой слёз. — Ты слишком строг к себе.

И Эмми вмешалась как по команде.

— Именно. Ты был таким с тех пор, когда был ещё ребёнком. Однажды ты принёс домой свой табель успеваемости и, передавая его маме, всё время повторял: — Прости. Ты начал бить себя по голове костяшками пальцев. Мама нежно взяла тебя за руку и усадила. Ты терзал себя из-за одного паршивого С. Все как, один B и один C. И ты всегда говорил что-то вроде: — Это моя вина. Ты ни в чём не виноват.

Вера кивнула.

— Когда Бернардо ушёл, ты спросил маму: — Я разозлил его? Так вот почему он уехал? Это разбило мне сердце, Ари. Ты так сильно любил его. Когда Бернардо не вернулся, ты изменился. Ты стал тише и держался особняком. Всегда во всём винишь себя.

— Я ничего этого не помню.

— Это нормально — не помнить, — сказала Эмми.

Вера посмотрела на меня. У неё был такой взгляд, который был добрым, но твёрдым.

— Просто постарайся не брать на себя ответственность за то, за что ты её не несёшь.

— Ты имеешь в виду за то, что я гей?

— Именно.

И они обе сказали это одновременно, как будто практиковались или что-то типа того.

— Это нормально, если тебе нравятся парни.

Эмми рассмеялась.

— Я имею в виду, нам тоже нравятся парни, так что не вижу смысла таких разговоров.

— Вам и должны нравиться парни, — сказал я им. — Я не такой. Я собираюсь стать дядей-геем, о котором шепчутся ваши дети. Дядя, который не намного старше их.

— Не думаю, что им будет всё равно. Они боготворят тебя.

— Я провожу с ними не так много времени.

— Верно. Но когда ты проводишь с ними время, ты потрясающий. Ты заставляешь их смеяться и рассказываешь им глупые истории прямо из воздуха. Кстати, это редкий дар. И ты, бывало, пел им.

Я ненавидел слёзы, которые текли по моему лицу. Что, черт возьми, со мной происходит?

— Спасибо, — прошептал я. — Я не очень хорошо умею любить людей. И мама сказала, что я должен позволить себе быть любимым.

Вера щёлкнула меня по костяшке пальца.

— Она права. И ты знаешь, Ари, любить тебя не так уж трудно.

— Думаю, меня довольно сложно полюбить.

— Что ж, пришло время перестать верить всему, что думаешь.

— Где я слышал это раньше?

— Возможно, ты слышал это тысячу раз, но никогда по-настоящему не слушал. Пора начать слушать, чувак. — Эмми была полна жизненных уроков. Каким-то образом её совет прозвучал как приказ. Мне было интересно, находили ли её двое детей свою мать раздражающей.

— Ари, мы всегда любили тебя, даже когда ты этого не хотел, — В голосе Веры было много нежности. — Ты не можешь указывать другим людям, кого любить.

— Полагаю, я должен любить тебя в ответ.

— Это не обязательное условие, но было бы неплохо.

— Я поработаю над этим.

— Ты действительно молодец, Ари, знаешь это?

— Да, знаю. Данте говорит, что это часть моего обаяния.

На мгновение между нами повисло молчание. Я уставился в пол, а потом поднял глаза на них — и увидел тот взгляд, который был у моей мамы, такой взгляд, который просто убивал тебя, потому что он не просто говорил: — Я люблю тебя. Там было написано: — я всегда буду любить тебя.

— Думаю, это не убило бы меня, если бы я сказал вам обоим, что люблю вас.

— Ну, ты только что сказал это. И не умер. Ты же понимаешь, что никогда не говорил нам этого.

Эмми кивнула.

— Я действительно был придурком, не так ли?

Пицца прибыла прежде, чем Эмми или Вера успели ответить.