МНЕ УЖАСНО НЕ ХОТЕЛОСЬ ЕГО БУДИТЬ. Но этот момент должен был закончиться. Мы не могли вечно жить на заднем сиденье моего пикапа. Было поздно, уже наступил другой день, и нам нужно было возвращаться домой, чтобы наши родители не начали волноваться. Я поцеловал его в макушку.
— Данте? Данте? Просыпайся.
— Я хочу никогда не просыпаться, — прошептал он.
— Мы должны идти домой.
— Я уже дома. Я с тобой.
Это заставило меня улыбнуться. Такие Дантовские слова.
— Давай, пойдём. Похоже, идёт дождь. И твоя мама собирается убить нас.
Данте рассмеялся:
— Она не убьет нас. Мы просто воспользуемся одним из её взглядов.
Я поднял его на ноги, и мы оба стояли, глядя в небо.
Он взял меня за руку.
— Ты всегда будешь любить меня?
— Да.
— А ты любил меня с самого начала, так же, как я любил тебя?
— Да, я так думаю. Я думаю, что да. Это труднее для меня, Данте. Ты должен это понять. Мне всегда будет труднее.
— Не всё так сложно, Ари.
— Не всё так просто, как ты думаешь.
Он собирался что-то сказать, поэтому я просто поцеловал его. Думаю, чтобы заткнуть ему рот. Но также и потому, что мне нравилось целовать его.
Он улыбнулся.
— Ты наконец-то нашел способ выиграть у меня спор.
— Ага, — сказал я.
— Какое-то время это будет работать, — сказал он.
— Мы не всегда должны соглашаться, — ответил я.
— Это правда.
— Я рад, что ты не такой, как я, Данте. Если бы ты был таким, как я, я бы тебя не любил.
— Ты сказал, что любишь меня? — Он смеялся.
— Прекрати это.
— Прекратить что?
А потом он поцеловал меня.
— У тебя вкус дождя, — сказал он.
— Я люблю дождь больше всего на свете.
— Я знаю. Хочу быть дождем.
— Ты и есть дождь, Данте. — И я хотел сказать: — Ты — дождь, и ты — пустыня, и ты — ластик, который заставляет слово — одиночество исчезнуть. Но этого было слишком много, чтобы это сказать, а я всегда был тем парнем, который говорил слишком мало, а Данте был из тех парней, которые всегда говорили слишком много.