Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира

Двадцать три

Дорогой Данте,

Прошло два дня после Рождества и-

Я остановился на этом месте. Мне просто было нечего сказать. На самом деле, я думаю, я был как-то эмоционально неустойчив. Я смотрел в свой дневник. Моя мама зашла на кухню и посмотрела на меня на секунду. — Нервничаешь? спросила она меня.

— Да, ну, наверное немного беспокоюсь.

— Скажи своему брату… Она помотала головой. — Нет. У неё был невыносимо грустный вид. — Это уже бесполезно. Что было, того больше нет. Я знаю это. Я проходила через это раньше. Я знаю, ты думаешь, что я всегда пытаюсь всё исправить. Ты этого не говоришь, но ты так считаешь. И ты будешь прав. Но многие вещи просто невозможно исправить. Я больше не виню себя. На это ушло много времени. Мне больше нечего сказать.

Я кивнул. Я хотел сказать, что я понимаю. Но не сказал. Я никогда не стану матерью и никогда не пойму каково это, потерять сына — потерять сына, который всё ещё жив.

— Надеюсь, ты найдёшь, что ищешь.

— Я тоже на это надеюсь, мама. Я не очень многого ожидаю от этой поездки. А может и ожидаю. Может я просто издеваюсь над собой. Я просто знаю, что должен сделать это.

— Я знаю.

Я кивнул. — Пора. «Какой-то ребёнок останется, какой-то бросит тебя. А какой-то навсегда потерял себя.»

Мне всегда было интересно, почему иногда, когда мы улыбаемся, улыбка не развевает тоску.

Моя мама обняла меня. — Я поеду в Туксон на несколько дней, навещу твоих сестёр. Я передам им от тебя привет.

— Скажи им, что Тито всё ещё у меня. Он в коробке в подвале.

— Тито. Моя мама рассмеялась. — Ты обожал этого медведя.

— Я всегда с ним разговаривал. Он мне никогда не отвечал. Наверное, поэтому я его и обожал.