Бриллианты Юстэсов

Глава XXV. МНѢНІЕ МИСТЕРА ДОВА.

Мистеръ Томасъ Довъ, извѣстный между членами клуба, адвокатскими писарями и, можетъ быть, даже между судьями, подъ прозвищемъ "Горлица" былъ очень свѣдующій въ законахъ адвокатъ. Онъ былъ такъ свѣдущъ въ законахъ, что на всякій юридическій вопросъ, предложенный ему, могъ отвѣтить съ помощью своихъ книгъ. А когда онъ выразилъ свое мнѣніе, то весь Вестминстеръ, Канцелярскій переулокъ, Линкольн-Иннъ и и Темпль вмѣстѣ съ Вестминстеромъ не могли его переувѣрить. Никто не могъ быть тверже Дова въ убѣжденіяхъ, и убѣжденія свои онъ всегда считалъ правыми, и хотя, когда ему случалось даже быть неправымъ, онъ оказывался одинаково упрямъ, однако надо признаться, что онъ рѣдко оказывался неправъ. Поэтому ходатаи по дѣламъ вѣрили ему и онъ преуспѣвалъ.

Это былъ худощавый мужчина, лѣтъ пятидесяти, очень склонный къ презрѣнію и гнѣву, не имѣвшій терпѣнія съ дураками и считавшій дураками почти всѣхъ; не боявшійся ничего на этомъ свѣтѣ -- и въ другомъ, какъ говорили его враги; очень самонадѣянный, любившій законы, но еще болѣе любившій повелѣвать; кроткій какъ овечка для тѣхъ, кто признавалъ его власть, но тиранъ для тѣхъ, кто ее оспаривалъ; добросовѣстный, разсудительный, насмѣшливый, остроумный и трудолюбивый. Онъ никогда не щадилъ себя. Если у него въ рукахъ было дѣло, не представлявшее для него почти никакихъ выгодъ, онъ не давалъ себѣ покоя цѣлую недѣлю, если вопросъ требовалъ такого труда.

Теорія жизни Дова состояла въ томъ, чтобъ никто не могъ его побѣдить. Можетъ быть, боязнь подобнаго рода удерживала его отъ поступленія въ парламентъ и ограничивала его судами и обществомъ ходатаевъ по дѣламъ.

Онъ былъ женатъ и имѣлъ дѣтей; но тѣ, которые знали его какъ предметъ ужаса противниковъ и какъ оракула законовъ, ничего не слыхали о его женѣ и дѣтяхъ. Онъ эти вещи держалъ про себя и не имѣлъ большой наклонности къ короткому знакомству съ тѣми, съ кѣмъ ему приходилось работать. Въ Стритгэмѣ, гдѣ онъ жилъ, мистрисъ Довъ, вѣроятно, имѣла свой кругъ знакомыхъ;-- но домашняя и судебная жизнь Дова были совершенно отдѣльны.

Въ настоящую минуту Довъ интересуетъ насъ только потому что Кэмпердаунъ рѣшился положиться на его мнѣніе въ такомъ важномъ дѣлѣ, какъ брилліанты Юстэсовъ. Дѣло было изложено и поднесено Дову тотчасъ послѣ сцены на мостовой въ улицѣ Маунтъ, когда Кэмпердаунъ старался убѣдить Лиззи отдать ожерелье и вотъ какое мнѣніе далъ мистеръ Довъ:

"Много есть ошибочныхъ мнѣній о наслѣдственныхъ вещахъ; многіе думаютъ, что всякое движимое имѣніе можетъ сдѣлать наслѣдственнымъ тотъ, кому оно принадлежитъ. Это не такъ. Законъ однако признаетъ наслѣдственность движимости,-- относительно которой права душеприкащиковъ или распорядителей отстраняются въ пользу наслѣдника, и подобная наслѣдственная движимость переходитъ къ наслѣднику по обычаю. Завѣщать при жизни движимое имущество безполезно, потому что завѣщаніе приводится въ дѣйствіе послѣ смерти. Притомъ наслѣдственная движимость уже по обычаю должна принадлежать наслѣднику. Мы знаемъ отъ Литльтона, что законъ предпочитаетъ обычай завѣщанію.

"Брукъ говоритъ, что лучшая вещь каждаго сорта можетъ считаться наслѣдственною движимостью -- какъ напримѣръ лучшая постель, лучшій столъ, лучшая кружка, лучшая сковорода.

"Кокъ говоритъ, что для наслѣдственной движимости существуетъ обычай, а не законъ.

"Спельманъ говоритъ, опредѣляя наслѣдственную движимость, что это можетъ быть "Omne utensil robustius", что исключаетъ ожерелье.

"Въ "Ternies de Ley" наслѣдственная движимость опредѣлена какъ "Ascun parcel des ustensills".

"Намъ говоритъ "Кокъ о дѣлѣ Литльтона" что коронные брилліанты наслѣдственная движимость -- это опредѣленіе лишаетъ другія драгоцѣнныя вещи права считаться наслѣдственными.

"Нѣкоторая движимость можетъ несомнѣнно считаться наслѣдственною -- какъ напримѣръ шпаги, почетные значки, ордена Подвязки и Св. Духа. Смотри дѣло графа Нортумберландскаго и дѣло о рогѣ, Пюзи противъ Пюзи. Протоколы палаты лордовъ, офиціально передаваемые пэрамъ, могутъ считаться точно такими же. Смотри дѣло Уптона противъ лорда Ферерса.

"Завѣщатель ясно можетъ отказать кому-нибудь или ограничить владѣніе движимымъ имѣніемъ, сдѣлавъ его неотчуждаемымъ и строго опредѣливъ порядокъ наслѣдія. Но въ такихъ случаяхъ это движимое имѣніе перейдетъ въ полную собственность перваго законнаго наслѣдника -- хотя даже ребенка; а если наслѣдникъ умретъ, не сдѣлавъ завѣщанія, то перейдетъ въ руки душеприкащика. Слѣдовательно, такія распоряженія могутъ имѣть силу только для одного наслѣдника пожизненно и до совершеннолѣтія другого. Движимое имѣніе, укрѣпленное такимъ образомъ, не можетъ считаться наслѣдственнымъ. Смотри дѣло Карра противъ лорда Эрроля, 14 Вези и дѣло Рауланда противъ Моргана.

"Лордъ Эльдонъ замѣчаетъ, что судъ предпочитаетъ, чтобы движимое имѣніе оставалось въ фамиліяхъ. Такъ было въ дѣлѣ Ормонда. Поэтому душеприкащики, даже отстранивъ всякое притязаніе на то, чтобы движимость считалась наслѣдственною, не должны употреблять подобныя вещи на уплату долговъ иначе, какъ въ самыхъ крайнихъ случаяхъ.

"Законъ признаетъ права вдовьей части, но признавая подобныя права, показываетъ, что это право можетъ быть ограничено.

"Если мужъ подаритъ женѣ полотно и умретъ, она должна его получить, еслибъ даже не сдѣлала изъ него того употребленія, на которое это полотно назначалось.

"Жемчугъ и другія драгоцѣнныя вещи, хотя только носимыя при торжественныхъ случаяхъ, могутъ переходить къ вдовѣ -- но съ ограниченіемъ. Въ дѣлѣ лэди Дугласъ, которая была дочь ирландскаго графа и вдова королевскаго сержанта, присудили, что 370 ф. с. не большая сумма для ея званія, и ей дозволили взять цѣпочку, брилліантовую съ жемчугомъ, въ эту цѣну.

"Въ 1674 г. лордъ Кинеръ Финчъ объявилъ, что онъ дозволилъ бы только вдовѣ вельможи вдовью часть.

"Но въ 1721 лордъ Мэкльсфилдъ отдалъ мистрисъ Типингъ вдовью часть на 200 ф. с.-- законъ или предшествующія рѣшенія побудили его къ этому, неизвѣстно.

"Лордъ Толботъ присудилъ отдать вдовѣ золотые часы.

"Лордъ Гардуикъ зашелъ гораздо далѣе и рѣшилъ, что мистрисъ Порти имѣетъ право носить драгоцѣнныя вещи на 3000 ф. с.-- говоря, что цѣна не дѣлаетъ разницы, но ограничилъ ея право на владѣніе этими вещами, постановивъ, что она должна носить ихъ только въ парадномъ костюмѣ.

"Изъ всего этого слѣдуетъ, какъ мнѣ кажется, что Юстэсы не могутъ предъявлять правъ на эти брилліанты, какъ на наслѣдственную вещь. Сколько мнѣ извѣстно, о брилліантахъ этихъ упоминается только въ завѣщаніи прадѣда настоящаго баронета -- если только это тѣ самые брилліанты, о которыхъ онъ говоритъ. Слѣдовательно, онъ не могъ отказать ихъ настоящему наслѣднику, такъ-какъ умеръ въ 1820, а ностоящему наслѣднику нѣтъ и двухъ лѣтъ.

"Имѣетъ ли право вдова предъявлять на нихъ притязаніе, какъ на вдовью часть, еще сомнительнѣе. Не думаю, чтобъ это дѣло можно было рѣшить, соображаясь съ рѣшеніемъ лорда Гардуика но если такъ, то ей, какъ мнѣ кажется, слѣдуетъ воспретить продать ихъ, потому что лордъ Гардуикъ ограничиваетъ употребленіе драгоцѣнныхъ вещей, не такихъ цѣнныхъ какъ эти, нравомъ носить ихъ только въ парадномъ костюмѣ. Если употребленіе ограничено, то слѣдовательно и право отчужденія не можетъ быть ей дано.

"Предъявленіе правъ лэди Юстэсъ на эти брилліанты, какъ подарокъ мужа, не значитъ ничего. Если они не отказаны ей въ завѣщаніи -- а это кажется ясно -- она можетъ удержать ихъ только какъ вдовью часть, принадлежащую ея званіи.

"Я полагаю, есть возможность доказать, что брилліанты эти не находились въ Шотландіи, когда сэр-Флоріанъ сдѣлалъ завѣщаніе или когда онъ умеръ. Первымъ обстоятельствомъ можно воспользоваться, чтобъ показать его намѣреніе, когда завѣщаніе составлялось. Я понялъ, что онъ отказалъ въ завѣщаніи своей вдовѣ всѣ движимыя вещи въ замкѣ Портрэ."

Когда Кэмпердаунъ три раза прочелъ это мнѣніе, онъ почувствовалъ себя очень несчастнымъ. Онъ былъ юристомъ больше сорока лѣтъ и всегда думалъ, что всякій джентльмэнъ можетъ сдѣлать наслѣдственною всякую драгоцѣнную вещь въ своей семьѣ. У него хранились документы на владѣніе огромными имѣніями и у него всегда было много дѣла съ собственностью всякаго рода, а теперь ему говорили, что относительно собственности извѣстнаго рода -- такой собственности, которая могла принадлежать такимъ людямъ, которые были его кліентами -- онъ вовсе ничего не зналъ. Онъ двадцать разъ называлъ Джону Юстэсу это ожерелье наслѣдственнымъ, а теперь ему говоритъ Довъ, что не только это ожерелье не было наслѣдственнымъ, но даже и быть не могло. Онъ имѣлъ большое довѣріе къ адвокатамъ -- что весьма естественно для простого ходатая по дѣламъ -- но онъ теперь почти готовъ былъ сомнѣваться въ Довѣ. И другіе пункты его мнѣнія также его тревожили. Не только наслѣдники не могутъ предъявлять правъ на это ожерелье, но эта жадная сирена, эта бездушная змѣя, эта гарпія -- Кэмпердаунъ въ одиночествѣ такъ называлъ бѣдную Лиззи, можетъ быть даже употреблялъ еще болѣе сильныя выраженія -- эта мошенница можетъ предъявить на ожерелье право, какъ на уборъ, принадлежащій ей пожизненно!

Кое-какое утѣшеніе оставалось ему въ мысли, что онъ можетъ принудить ее предъявить свое право въ судѣ и, что такимъ образомъ ея жадность будетъ выставлена публично. И ее можно не допустить продать брилліанты. Мистеръ Довъ, кажется, выразилъ это очень ясно.

Но потомъ возникъ другой вопросъ: о наслѣдственности этой вещи по завѣщанію мужа. Кэмпердаунъ былъ убѣжденъ, что сэр-Флоріанъ не имѣлъ намѣренія отказать ей въ наслѣдство это ожерелье. На этотъ счетъ онъ не имѣлъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Не будетъ ли онъ въ состояніи доказать, что брилліанты не были въ Шотландіи послѣ женитьбы сэр-Флоріана? Онъ прослѣдилъ ихъ исторію съ того самаго числа со всевозможнымъ вниманіемъ и думалъ, что она извѣстна ему. Но было сомнительно, можетъ ли онъ это доказать.

Лэди Юстэсъ показала сначала -- прежде чѣмъ узнала важность другого показанія -- что сэр-Флоріанъ подарилъ ей брилліанты въ Лондонѣ, когда они проѣзжали чрезъ Лондонъ изъ Шотландіи въ Италію, а что она оттуда повезла ихъ въ Неаполь; гдѣ умеръ сэр-Флоріанъ. Если такъ, то они не могли быть въ замкѣ Порэрэ прежде чѣмъ она отвезла ихъ туда уже вдовою, и слѣдовательно, ихъ надо считать частью той собственности, которую сэр-Флоріанъ обыкновенно держалъ въ Лондонѣ. Въ этомъ Кэмпердаунъ нисколько не сомнѣвался.

Но теперь вдова увѣряла, будто сэр-Флоріанъ подарилъ ей ожерелье въ Шотландіи, куда они уѣхали немедленно послѣ свадьбы, и что она сама привезла его въ Лондонъ. Они вѣнчались 5 сентября, а по книгамъ ювелировъ трудно было разобрать, 4 или 24 сентября ожерелье было отдано сэр-Флоріану. Не было никакого сомнѣнія, сто сэр-Флоріанъ и его молодая супруга были въ Лондонѣ 24 сентября. Кэмпердаунъ проклиналъ небрежность конторщиковъ Гарнета.

"Эти люди такъ же мало имѣютъ понятія объ акуратности какъ... какъ..." какъ онъ имѣлъ о наслѣдственности движимости, шепнула ему совѣсть, пополнивъ пробѣлъ.

Все-таки, по его мнѣнію, онъ могъ доказать, что ожерелье было отдано Лиззи въ Лондонѣ. Пожилой и очень скромный прикащикъ Гарнета, отдававшій шкатулку съ брилліантами сэр-Флоріану, зналъ навѣрно, что сэр-Флоріанъ былъ тогда уже женатъ. Горничная, ѣздившая въ Шотландію съ лэди Юстэсъ и жившая теперь въ Туринѣ -- она вышла за курьера -- дала показаніе итальянскому адвокату, разспрашивавшему ее, что она не видала ожерелья до пріѣзда въ Лондонъ. Кромѣ того, вѣроятно ли, чтобъ сэр-Флоріанъ везъ въ Шотландію такую вещь въ карманѣ? Потомъ Кэмпердаунъ вспомнилъ показаніе, которое лэди Юстэсъ сама дала сначала своему кузену Фрэнку, которое Фрэнкъ повторилъ Джону Юстэсу, показаніе неопровертутое никѣмъ. Хорошо ей было говорить, что она забыла, но кто повѣритъ, чтобъ объ этомъ можно было забыть?

Все-таки это дѣло было очень непріятно. Если лэди Юстэсъ и ея друзья увидятъ мнѣніе Дова, то оно скорѣе ободритъ ихъ, чѣмъ испугаетъ. Особенно Кэмпердаунъ чувствовалъ, что между тѣмъ какъ онъ до-сихъ-поръ думалъ, будто ни одинъ порядочный ходатай не возмется за дѣло лэди Юстэсъ, онъ не могъ теперь не признаться, что всякій юристъ, увидѣвшій мнѣніе Дова, будетъ имѣть право взяться за ея дѣло. А между тѣмъ онъ былъ убѣжденъ болѣе прежняго, что эта женщина обворовала имѣніе, которое онъ обязанъ оберегать, и что если онъ перестанеть настоятельно дѣйствовать по этому дѣлу, то не пройдетъ и года, какъ ожерелье будетъ разломано и продано, и эта женщина одержитъ надъ нимъ верхъ.

-- Увидитъ она, что мы еще съ нею не покончили, сказалъ онъ самъ себѣ, написавъ нѣсколько строкъ Джону Юстэсу.

Но Джона Юстэса въ Лондонѣ не было, разумѣется; -- а на слѣдующій день самъ Кэмпердаунъ отправился къ женѣ и дѣтямъ въ котэджъ, который у него былъ въ Долишѣ. Однако, ожерелье много помѣшало ему съ удовольствіемъ провести время отдыха.