Глава XXVI. МИСТЕРЪ ГАУРАНЪ ОЧЕНЬ ЗАБАВЕНЪ.


Фрэнкъ Грейстокъ бывалъ въ Портрэ слишкомъ часто -- такъ часто, что пони оказался рѣшительно необходимъ. Мисъ Мэкнёльти молчала и была угрюма -- полагая, что лэди Юстэсъ еще помолвлена съ лордомъ Фономъ и чувствуя, что въ такомъ случаѣ не слѣдовало бы такъ часто ходить къ скаламъ. Гауранъ былъ очень внимателенъ и могъ сказать даже, включая минуты, какъ долго кузенъ съ кузиной сидѣли на морскомъ берегу. Артуръ Геріотъ, нисколько не интересовавшійся лэди Юстэсъ, но знавшій, что его другъ обѣщалъ жениться на Люси Морисъ, собирался серіозно поговорить съ нимъ объ этомъ, но -- какъ всегда бываетъ съ мужчинами -- не имѣлъ желанія начать этотъ разговоръ.

Одинъ разъ, только одинъ разъ оба друга обѣдали вмѣстѣ въ замкѣ -- и для этого оказалось необходимо нанять гигъ изъ Престуика. Геріоту не хотѣлось ѣхать; онъ ссылался на разные предлоги -- отсутствіе приличнаго костюма, необходимость заняться Стономъ и Тодди, свою застѣнчивость и нелѣпость заплатить пятнадцать шилинговъ за гигъ. Но онъ поѣхалъ наконецъ, побуждаемый своимъ другомъ, и провелъ очень скучный вечеръ. Лиззи совсѣмъ не походила на себя -- была молчалива, серіозна и торжественно-вѣжлива, мисъ Мэкнёльти не говорила почти ни слова, и даже Фрэнкъ былъ скученъ. Артуръ Геріотъ не старался показаться разговорчивымъ и обѣдъ казался неудачнымъ.

-- Моя кузина, кажется, вамъ не очень понравилась, сказалъ Фрэнкъ, когда они ѣхали домой.

-- Она очень хорошенькая.

-- И мнѣ кажется, вы не очень понравились ей.

-- Вѣроятно.

-- Скажите ради Бога, зачѣмъ вы не говорили съ нею? Я нарочно сталъ любезничать съ мисъ Мэкнёльти, чтобы дать вамъ возможность поговорить съ моей кузиной. Лиззи вообще разговариваетъ не хуже всякой молодой женщины, но вы не сказали ей ни слова, а она вамъ.

-- Это потому, что вы занялись исключительно мисъ Мэк... какъ бишь ее зовутъ?

-- Это вздоръ, сказалъ Фрэнкъ:-- мы съ Лиззи скорѣе какъ братъ и сестра. У ней нѣтъ никого кромѣ меня и она обращается ко мнѣ за совѣтомъ и тому подобнымъ. Я желалъ, чтобъ она понравилась вамъ.

-- Мнѣ никогда никто не нравится и я не нравлюсь никому. Одна старая поговорка гласитъ: "Не узнавай человѣка въ три дня, узнай въ три года". Мнѣ нужно знать человѣка три года, прежде чѣмъ рѣшусь спросить его о здоровьѣ. Возить меня на обѣдъ такимъ образомъ было рѣшительно безполезно.

-- Но вѣдь вы обѣдаете же въ гостяхъ -- въ Лондонѣ.

-- Это другое дѣло. Тамъ идетъ рутинный разговоръ и невольно вовлекаешься въ него. На такомъ же обѣдѣ, какъ сегодня, надо быть короткимъ друзьямъ, иначе будетъ скука. Я ничего не говорю противъ лэди Юстэсъ. Красота ея неоспорима, а въ ея умѣ я не сомнѣваюсь.

-- Она иногда бываетъ слишкомъ умна, сказалъ Фрэнкъ.

-- Надѣюсь, что она не становится слишкомъ умна для васъ Вамъ надо помнить, что у васъ есть обязанности въ другомъ мѣстѣ;-- не правда ли, старый дружище?

Это было первое слово, сказанное Геріотомъ объ этомъ предметѣ, и на это слово Фрэнкъ Грейстокъ не отвѣчалъ. Но оно произвело дѣйствіе такъ же, какъ и мрачные взгляды мисъ Мэкнёльти и примѣтное присутствіе Анди Гаурана въ разныхъ случаяхъ.

Они вдвоемъ настрѣляли столько тетеревей -- такъ божился смотритель -- сколько никто никогда не стрѣлялъ на этихъ горахъ. Геріотъ рѣшительно самъ убилъ двухъ къ его великой радости, а Фрэнкъ, стрѣлокъ искусный, убивалъ по четыре и по пяти въ день. Друзья дѣлали прогулки и уже одинъ воздухъ горъ, самъ по себѣ, былъ для нихъ наслажденіемъ. Хотя Грейстокъ часто отлучался въ замокъ, время не тяготило Геріота и ему было жаль, когда его двухнедѣльный срокъ кончился.

-- Я думаю остаться еще два дня, сказалъ Фрэнкъ, когда Геріотъ заговорилъ объ ихъ возвращеніи.-- Дѣло въ томъ, что я опять долженъ видѣться съ Лиззи. Къ ней пристаютъ съ дѣлами и я долженъ видѣться съ нею на счетъ письма, которое пришло сегодня утромъ. Некчему вамъ смотрѣть такъ угрюмо. Вовсе не оттого, о чемъ вы думаете.

-- Я думалъ такъ много о томъ, что вы говорили мнѣ о другой женщинѣ, что желаю по-крайней-мѣрѣ, чтобъ она была избавлена отъ огорченій.

-- Я надѣюсь, что у нея не будетъ никогда огорченій -- изъ-за меня, сказалъ Фрэнкъ.-- А если у ней будутъ огорченія -- надѣюсь, что я буду ихъ раздѣлять и уменьшать.

Въ этотъ вечеръ Геріотъ уѣхалъ, а Фрэнкъ на другое утро отправился въ замокъ Портрэ; но оставшись одинъ послѣ отъѣзда Геріота, онъ написалъ письмо Люси Морисъ. Онъ выразилъ надежду, что никогда не будетъ причиною огорченій для Люси Морисъ и зналъ, что его молчаніе огорчитъ ее. Не было на свѣтѣ существа менѣе наклоннаго къ подозрѣнію, какъ Люси Морисъ. Въ этомъ Фрэнкъ былъ увѣренъ. Но онъ сдѣлалъ условіе съ лэди Фонъ, что Люси будетъ позволено получать отъ него письма, и весьма естественно, ей будетъ досадно, если онъ не станетъ писать къ ней. Онъ написалъ:


"Замокъ Портрэ, 3 сентября 18--.




"Дорогая Люси,



"Мы пробыли здѣсь двѣ недѣли, стрѣляли тетеревей, бродили по горамъ и ночевали на холмахъ. Вы скажете, что нельзя было найти времени болѣе удобнаго, чтобъ писать письма, но это потому, что вы еще не узнали, что чѣмъ лѣнивѣе люди, тѣмъ болѣе имъ хочется лѣниться. Мы слышали, что лорды-канцлеры пишутъ къ матерямъ письма каждый божій день; но тѣ, которые ничего не дѣлаютъ на свѣтѣ, никакъ не могутъ рѣшиться взять листъ бумаги. Я обѣщалъ бы, когда сдѣлаюсь лордомъ-канцлеромъ, то буду писать къ вамъ каждый день, еслибъ не надѣялся, что когда наступитъ это время, то я всегда буду съ вами.

"Сказать по правдѣ, я долженъ постоянно навѣщать мою кузину, которая живетъ въ большомъ замкѣ на морскомъ берегу за десять миль отсюда, за горами, и у которой куча заботъ;-- несмотря на ея состояніе, мнѣ кажется, что такую несчастную женщину трудно найти гдѣ-нибудь. Вы настолько знаете ея дѣла, что не нарушая довѣрія я долженъ это сказать. Желалъ бы я, чтобъ у ней былъ отецъ или братъ, хлопотать о ея дѣлахъ, но у ней нѣтъ ни брата, ни отца, и я не могу бросить ее. Вашъ лордъ Фонъ дурно поступаетъ съ нею, и насколько мнѣ кажется, также дурно поступаютъ люди, управляющіе юстэсовскимъ имѣніемъ. Лиззи, какъ вамъ извѣстно, женщина не очень сговорчивая, и вообще я замѣшанъ въ это дѣло болѣе чѣмъ мнѣ пріятно. Дѣлать часто десять миль взадъ и впередъ по одной той же дорогѣ на маленькомъ пони не весьма пріятно, но я почти радъ, что разстояніе такое большое, иначе мнѣ пришлось бы постоянно бывать тамъ. Я знаю, что вы не любите Лиззи, но она достойна сожалѣнія.

"Я поѣду въ Лондонъ въ пятницу, но останусь тамъ только два дня -- то-есть одну ночь. Я ѣду почти только для ея дѣлъ и боюсь, что долженъ опять быть здѣсь, или въ замкѣ, прежде чѣмъ примусь заниматься своей работой или своимъ счастьемъ. Въ воскресенье вечеромъ я поѣду въ Бобсборо -- гдѣ конечно мнѣ слѣдовало быть ранѣе. Я боюсь, что не могу ѣхать въ Ричмондъ въ субботу, а въ воскресенье лэди Фонъ врядъ ли съ удовольствіемъ меня приметъ. Я пробуду въ Бобсборо около трехъ недѣль, и если вы дадите мнѣ какія-нибудь приказанія, я исполню ихъ.

"Я могу, впрочемъ, сказать вамъ всю правду, хотя эту правду вы не должны сообщать никакому. Я теперь нахожусь въ такомъ положеніи относительно лорда Фона -- будучи рѣшительно принужденъ поссориться съ нимъ за Лиззи -- что лэди Фонъ врядъ ли будетъ пріятно принять меня. Она очень добрая женщина, и такъ какъ она вамъ дорогой другъ, далека отъ меня мысль поссориться съ нею, но разумѣется она беретъ сторону сына, а я не знаю, можно ли избѣжать всякихъ намековъ на этотъ счетъ.

"Однако это, моя дорогая, не должно набрасывать ни малѣйшей тѣни неудовольствія между нами; мы любимъ другъ друга больше, чѣмъ всѣхъ Фоновъ и Лиззи. Напишите мнѣ въ мою контору нѣсколько строкъ, что это и теперь и всегда будетъ такъ.

"Господь да благословитъ мою возлюбленную!

"Вашъ навсегда


"Ф. Г."



На слѣдующій день Фрэнкъ поѣхалъ въ замокъ. Онъ получилъ письмо отъ Джона Юстэса, который былъ принужденъ съѣздить въ Лондонъ повидаться съ Кэмпердауномъ. Повѣренный думалъ отложить это дѣло, пока всѣ вернутся въ Лондонъ -- до ноября, а можетъ быть и до Рождества. Но онъ былъ неспокоенъ; онъ зналъ, что съ брилліантами такъ много можно сдѣлать въ четыре мѣсяца! Можетъ быть, они даже и теперь въ рукахъ какого-нибудь Бенджамина или Бартера, и никакіе повѣренные ни полисмэны не отыщутъ ихъ слѣдовъ. Для этого Кэмпердаунъ пріѣхалъ изъ Долиша и убѣдилъ Джона Юстэса пріѣхать изъ Йоркшира. Это было очень непріятно и Юстэсъ просто проклиналъ ожерелье.

-- Еслибъ кто-нибудь его укралъ, чтобъ мы никогда больше не слыхали о немъ! сказалъ онъ.

Но Кэмпердаунъ такъ часто говорилъ, что цѣнность ожерелья не шуточная, что Юстэсъ пріѣхалъ въ Лондонъ. Кэмпердаунъ подалъ ему мнѣніе Дова, объяснивъ, что это мнѣніе не слѣдуетъ показывать другой сторонѣ. Юстэсъ думалъ, что это мнѣніе должно быть извѣстно всѣмъ.

-- Мы за него заплатили, сказалъ Кэмпердаунъ:-- а они могутъ достать мнѣніе отъ какого-нибудь другого адвоката, если хотятъ.

Но что было дѣлать? Юстэсъ объявилъ, что о томъ, гдѣ теперь находится ожерелье, онъ безъ малѣйшаго сомнѣнія узнаетъ отъ Фрэнка Грейстока. Онъ написалъ къ Грейстоку и Фрэнкъ, съ письмомъ въ карманѣ, отправился въ замокъ въ послѣдній разъ.

Ему тоже опротивѣло ожерелье, но къ несчастью ему еще не надоѣла та, у которой это ожерелье было въ рукахъ. Онъ болѣе Джона Юстэса понималъ важность цѣнности этой вещи, хотя не до такой степени, какъ Кэмпердаунъ.

Слуга сказалъ ему, что лэди Юстэсъ гуляетъ гдѣ-то на утесахъ. Ему было непріятно, что онъ долженъ былъ отыскивать ее, но онъ былъ принужденъ отыскать ее.

На половинѣ дороги къ морскому берегу, гораздо ниже выступа, на которомъ Лиззи пыталась сидѣть съ своимъ Шелли, но не такъ низко, чтобъ обойтись безъ помощи, Фрэнкъ нашелъ ее сидящую въ маленькомъ оврагѣ.

-- Я знала, что вы пріѣдете, сказала она.

Разумѣется она знала, что онъ пріѣдетъ. Она не встала, даже не подала ему руки, но возлѣ нея было мѣсто, на которомъ предполагалось, что онъ долженъ сѣсть. Она держала въ рукѣ стихотворенія Байрона -- Корсаръ, Лара, Гяуръ -- этотъ родъ поэзіи былъ для нея понятнѣе "Царицы Мабъ".

-- Вы уѣзжаете завтра?

-- Да, я уѣзжаю завтра.

-- А Любинъ уѣхалъ?

Любинъ былъ Артуръ Геріотъ.

-- Любинъ уѣхалъ. Хотя почему вы называете его Любиномъ, я не могу угадать. Нормальный Любинъ по-моему дуракъ вѣчно влюбленный. Геріотъ не дуракъ и никогда не бываетъ влюбленъ.

-- Пусть его остается Любинымъ, если я хочу его такъ называть. Зачѣмъ онъ вертитъ пальцами, а не говоритъ? Слышали вы что-нибудь о лордѣ Фонѣ?

-- Я получилъ письмо отъ вашего деверя.

-- Что же угодно говорить Джону Справедливому?

-- Джонъ Справедливый -- это названіе лучше, чѣмъ то -- былъ призванъ въ Лондонъ противъ желанія Кэмпердауномъ.

-- То-есть Самуиломъ Несправедливымъ.

Кэмпердауна звали Самуиломъ.

-- Онъ желаетъ знать, гдѣ въ настоящую минуту находится это страшное ожерелье.

Онъ замолчалъ, ко Лиззи не отвѣтила ему.

-- Я полагаю, вы не откажете сказать мнѣ, гдѣ оно?

-- Конечно, я даже отдала бы его вамъ на храненіе, только не хочу безпокоить васъ. Но имъ я не скажу. Это мои враги. Пусть они сами узнаютъ.

-- Вы неправы, Лиззи. Вамъ не слѣдуетъ секретничать въ этомъ дѣлѣ.

-- Брилліанты здѣсь -- въ замкѣ, въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ сэр-Флоріанъ держалъ ихъ, когда подарилъ мнѣ. Гдѣ же могутъ быть мои вещи, какъ не въ моемъ собственномъ домѣ? А что сказалъ мистеръ Довъ, котораго хотѣли спросить объ этомъ? Конечно, они имѣютъ возможность подкупить адвоката, который скажетъ все, что они хотятъ.

-- Лиззи, вы слишкомъ жестоко думаете о людяхъ.

-- А развѣ люди не слишкомъ жестоко думаютъ обо мнѣ? Развѣ все это не равняется обвиненію меня въ воровствѣ? Развѣ они не преслѣдуютъ меня? Развѣ этотъ дерзкій адвокатъ не остановилъ меня на улицѣ и не обвинилъ въ воровствѣ при моихъ собственныхъ слугахъ? Развѣ имъ не удалось до такой степени перетолковать мои поступки, что даже мой женихъ измѣняетъ мнѣ? А теперь вы идете противъ меня? Можете ли вы удивляться, что я жестока?

-- Я не иду противъ васъ.

-- Да, идете. Вы берете во всемъ ихъ сторону, а не мою. Скажу вамъ вотъ что, Фрэнкъ -- поѣхала бы я вонъ въ той лодкѣ, которая тамъ стоитъ, и бросила бы ожерелье въ море, еслибъ не знала, что они ухитрятся вытащить его. Еслибъ брилліанты могли горѣть, я сожгла бы ихъ. Но хуже всего то, что вы становитесь моимъ врагомъ!

Тутъ она залилась горячими и почти истерическими слезами.

-- Лучше бы вамъ отдать ихъ на храненіе такому человѣку, которому довѣряете вы оба, пока законъ рѣшитъ, кому они принадлежатъ.

-- Я никому ихъ не отдамъ. Что говоритъ мистеръ Довъ?

-- Я еще не видалъ того, что написалъ мистеръ Довъ. Ясно, что ожерелье не наслѣдственная вещь.

-- Такъ почему же мистеръ Кэмпердаунъ смѣетъ такъ часто говорить, что эта вещь наслѣдственная?

-- Онъ говоритъ, что думаетъ, извинялъ его Фрэнкъ.

-- А онъ еще юристъ!

-- Я тоже юристъ и не знаю, что считается или не считается наслѣдственной вещью. Но мистеръ Довъ думаетъ, что такую собственность нельзя было подарить просто на словахъ.

Джонъ Юстэсъ въ своемъ письмѣ не дѣлалъ намека на запутанный вопросъ о вдовьей части.

-- Однако, она была подарена такимъ образомъ, сказала Лиззи.-- Кто можетъ это знать, кромѣ меня, когда никого другого при этомъ не было?

-- Брилліанты теперь здѣсь?

-- Ихъ нѣтъ у меня въ карманѣ. Я не таскаю ихъ съ собою. Они въ замкѣ.

-- И вы возьмете ихъ съ собой въ Лондонъ?

-- Что это за допросъ? Я еще не знаю, вернусь ли въ Лондонъ. Для чего мнѣ дѣлаютъ такіе вопросы? Вамъ, Фрэнкъ, я скажу все -- я открою вамъ все свое сердце, если только вы захотите узнать его. Но зачѣмъ Джонъ Юстэсъ разузнаетъ о тѣхъ уборахъ, которые составляютъ мою собственность? Если поѣду въ Лондонъ, я возьму ихъ съ собой и буду надѣвать, куда бы ни поѣхала. Я это сдѣлаю на зло мистеру Кэмпердауну и лорду Фону. Мнѣ кажется, Фрэнкъ, что ни съ одной женщиной никогда не обращались такъ дурно, какъ со мною.

Фрэнкъ самъ думалъ, что съ ней обращаются дурно. Она такъ заступалась за себя и казалась такъ мила въ слезахъ и въ негодованіи, что онъ началъ чувствовать нѣчто похожее на искреннее сочувствіе къ ея дѣлу. Какое право имѣлъ онъ или Кэмпердаунъ, или кто бы то ни былъ, говорить, что эти брилліанты ей не принадлежатъ? И если ея право на нихъ справедливо, зачѣмъ ее уговаривать отказаться отъ нихъ? Онъ зналъ хорошо, что если она отдастъ ихъ съ той мыслью, что они должны быть ей возвращены, если ея права на нихъ будутъ найдены справедливыми, то во всякомъ случаѣ она получитъ ихъ не очень скоро. Когда брилліанты будутъ бережно сохраняться въ несгораемомъ сундукѣ Гарнета, Кэмпердауну все равно, когда присяжные или судьи рѣшатъ это дѣла. Тогда вся тяжесть доказательствъ будетъ сброшена на лэди Юстэсъ. Для того, чтобъ возвратить свою собственность, она должна будетъ явиться передъ свѣтомъ истцомъ, алчнымъ до богатыхъ уборовъ. Для чего ему совѣтовать ей отдать ихъ?

-- Я только думаю о томъ, сказалъ онъ:-- что можетъ быть лучше для вашего собственнаго спокойствія.

-- Спокойствія! воскликнула она: -- какъ я могу быть спокойна? Вспомните, въ какомъ положеніи я нахожусь! Вспомните, какъ обращается со мной этотъ человѣкъ, когда всѣ на свѣтѣ знаютъ о моей помолвкѣ съ нимъ! Когда я подумаю объ этомъ, мое сердце наполняется такою горечью, что я готова бросить со скалы не только брилліанты, но и самое себя. Мнѣ остается только одно -- восторжествовать надъ моими врагами. Мистеръ Кэмпердаунъ никогда не получитъ брилліантовъ. Еслибъ даже они могли доказать, что брилліанты не принадлежатъ мнѣ, они ихъ не найдутъ.

-- Я не думаю, чтобъ они могли это доказать.

-- Я буду щеголять въ нихъ при всѣхъ, пока этого доказательства не будетъ, а потомъ -- они исчезнутъ. А лорду Фону я такъ отмщу, что онъ узнаетъ, что съ женщиной бороться хуже чѣмъ съ мужчиной. О, Фрэнкъ! не думаю, чтобъ я была жестока по природѣ, но эти вещи дѣлаютъ женщину жестокою.

Говоря это, она взяла Фрэнка за руку и поглядѣла ему въ глаза сквозь слезы.

-- Я знаю, что вы не любите меня, а вы знаете, какъ я васъ люблю.

-- Не люблю васъ, Лиззи?

-- Нѣтъ;-- эта дѣвочка въ Ричмондѣ составляетъ для васъ все. Она ручна и смирна -- кошечка, которая будетъ спать на коврѣ предъ каминомъ, а вы думаете, что она никогда не будетъ царапаться. Не предполагайте, чтобы я хотѣла бранить ее. Она была моимъ дорогимъ другомъ, прежде чѣмъ вы увидѣли ее. А у мужчинъ, я знаю, такіе вкусы, какихъ мы женщины не понимаемъ. Вамъ нуженъ, какъ вы выражаетесь -- отдыхъ.

-- Мы сами не знаемъ, что намъ нужно. Мы беремъ то, что судьба посылаетъ намъ.

Слова Фрэнка были, можетъ быть, болѣе справедливы чѣмъ благоразумны. Въ настоящую минуту судьба явно посылала ему Лиззи Юстэсъ, и если онъ не призоветъ къ себѣ на помощь твердость, совершенно независимую отъ судьбы -- или отъ того, что мы можемъ назвать случайностью -- онъ долженъ будетъ довольствоваться посланнымъ подаркомъ.

Лиззи объявила, что она щипцами не дотронется до лорда Фона, и говоря такимъ образомъ рѣшила, что не можетъ и не хочетъ выйти за его сіятельство, даже если его сіятельство очутится у нея въ рукахъ. Это она рѣшила съ быстротою мысли, но рѣшила. Она будетъ мучить несчастнаго лорда, но не сдѣлается его женою.

А рѣшивъ это, не можетъ ли она еще и теперь убѣдить кузена, чтобъ онъ занялъ мѣсто, назначенное лорду Фону? Послѣ всего, что произошло между ними, для чего ей колебаться сказать о своей любви? Съ той же быстротою мысли объявила она себѣ, что любитъ Фрэнка и что, слѣдовательно, это замужство будетъ для нея гораздо лучше, чѣмъ то, которое она устроила себѣ.

Можетъ быть, читатель не имѣетъ высокаго мнѣнія о лэди Юстэсъ и думаетъ, что между другими недостатками ея характера она особенно отличается безсердечіемъ. Но она этого о себѣ не думала. Она готова была увѣрять -- и увѣряла бы искренно -- что у нея самое горячее сердце. Она вѣроятно думала, что страдаетъ отъ избытка сердца. Ея сердце было теперь переполнено человѣкомъ, который сидѣлъ возлѣ нея. Потомъ такъ было пріятно наказать дѣвочку, которая пренебрегала ея подаркомъ и осмѣлилась назвать ее низкой женщиной; къ тому же этотъ человѣкъ былъ бѣденъ, а она богата. Навѣрно, если она сдѣлаетъ ему предложеніе, то этотъ великодушный поступокъ покажется благороднымъ. Она все еще заливалась слезами и все рыдала истерически.

-- О, Фрэнкъ! сказала она, и бросилась къ нему на грудь.

Фрэнкъ Грейстокъ чувствовалъ, что положеніе его крайне затруднительно; но увеличилось или уменьшилось это затрудненіе появленіемъ головы Анди Гаурана надъ скалою, при входѣ въ маленькую рытвину, въ которой они сидѣли, трудно было рѣшить. Но голова явилась. И голова эта не выглянула, а потомъ спряталась, какъ это сдѣлала бы голова сдѣлавшая то, чего ей слѣдовало стыдиться. Голова съ вытаращеными глазами осталась на своемъ мѣстѣ и какъ-будто говорила: "Да;-- я поймалъ васъ -- вѣдь поймалъ?"

Голова дѣйствительно заговорила, хотя не этими словами.

-- Кузены! произнесла голова и закивала.

Между тѣмъ Лиззи Юстэсъ, которая сидѣла спиною къ головѣ, приподняла свою голову и заглянула въ глаза Грейстока, отыскивая въ нихъ любовь. Она тотчасъ догадалась, что случилось нѣчто непріятное, и вскочивъ на ноги, быстро обернулась -- Какъ вы смѣете безъ спроса являться сюда? сказала она головѣ.

-- Кузены! возразила голова и закивала.

Конечно, Грейстоку было необходимо сдѣлать что-нибудь, хотя бы только для того, чтобы доказать дерзкому управителю, что онъ не растерялся отъ неловкости своего положенія. Надо признаться, что Фрэнкъ былъ очень раздраженъ и совершенно растерялся.

-- Что нужно этому человѣку? сказалъ онъ, сверкнувъ глазами на голову.

-- Кузены! сказала голова и опять закивала.

-- Если вы не уйдете, я васъ отколочу, сказалъ Фрэнкъ.

-- Кузены! повторилъ Анди Гауранъ, выходя изъ-за скалы и показываясь во весь ростъ.

Анди было за пятьдесятъ и, слѣдовательно, его колотить было непригодно. Притомъ онъ былъ плотенъ, низокъ, широкоплечъ и жостокъ какъ кремень -- человѣкъ непригодный для битья, съ какой стороны ни взглянуть на это.

-- Кузены! сказалъ онъ опять.-- Я полагаю, что вы понѣжнѣе кузеновъ.

-- Анди Гауранъ, я отказываю вамъ отъ мѣста за вашу дерзость, сказала лэди Юстэсъ.

-- Это все-равно для Анди Гаурана, милэди! За лѣсомъ и всѣмъ надо смотрѣть для наслѣдника. Если вашему сіятельству не угодны мои услуги, хозяиномъ моимъ будетъ мистеръ Кэмпердаунъ; онъ не позволитъ лишить меня мѣста. Кузены!

-- Прочь отсюда! сказалъ Фрэнкъ Грейстокъ, подходя и кладя руку на грудь управителя.

Гауранъ опять повторилъ укоризненное слово, а потомъ ушелъ.

Фрэнкъ тотчасъ почувствовалъ, какъ скверно его положеніе. А для лэди Юстэсъ эта непріятность не значила ничего, еслибъ только она могла достигнуть своей цѣли. Когда она сдѣлается женою Фрэнка Грейстока, то ничего не будетъ предосудительнаго въ томъ обстоятельствѣ, что ее застали сидящею съ нимъ въ рытвинѣ на морскомъ берегу. Но для Фрэнка затрудненіе выпутаться изъ безвыходнаго положенія было очень велико, не относительно Гаурана, а кузины Лиззи. Конечно, онъ могъ сказать ей, что помолвленъ съ Люси Морисъ;-- но почему же онъ не сказалъ ей этого прежде? Онъ не сказалъ ей этого и теперь. Когда онъ уговаривалъ ее уйти съ утеса, она непремѣнно хотѣла остаться.

-- Я одна найду дорогу, сказала она, стараясь улыбнуться сквозь слезы.

-- Этотъ человѣкъ разсердилъ меня своей дерзостью, больше ничего. Ступайте -- если хотите уйти.

Разумѣется, онъ ушелъ, но не могъ уйти, не сказавъ нѣжнаго слова.

-- Милая, милая Лиззи! сказалъ онъ, цѣлуя ее.

-- Фрэнкъ, вы будете мнѣ вѣрны?

-- Я буду вѣренъ вамъ.

-- Теперь ступайте, сказала она.

Онъ поднялся на утесъ, взялъ своего пони и вернулся въ Котэджъ, порядкомъ встревоженный.

Загрузка...