Бриллианты Юстэсов

Глава XLIV. ПОЛУНОЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНІЕ.

Кое-что о брилліантахъ сообщено было лорду Джорджу -- и это оказывалось необходимо, такъ какъ лордъ Джорджъ намѣревался сопровождать дамъ на ихъ пути изъ Портрэ въ Лондонъ. Конечно, онъ слышалъ объ этихъ брилліантахъ -- кто же не слыхалъ? Онъ слышалъ также объ лордѣ Фонѣ и зналъ, почему онъ положительно отказался отъ Лиззи. Но что брилліанты находятся въ замкѣ, этого онъ не зналъ, пока мистрисъ Карбункль не сказала ему, и теперь только онъ понялъ, что ему выпала на долю обязанность охранять ихъ во время обратнаго пути въ Лондонъ.

-- Они, кажется, очень большой цѣни? сказалъ онъ мистрисъ Карбункль, когда она заговорила съ нимъ о брилліантахъ.

-- Въ десять тысячъ фунтовъ, отвѣтила мистрисъ Карбункль почти съ ужасомъ.

-- Я этому не вѣрю, сказалъ лордъ Джорджъ.

-- Она говоритъ, что ихъ оцѣнили въ эту сумму уже послѣ того, какъ они у ней.

Лордъ Джорджъ признался себѣ, что такое ожерелье стоило бы имѣть, -- такъ же какъ и замокъ Портрэ съ доходомъ отъ земли, даже еслибъ ими можно было пользоваться только при жизни жены.

До-сихъ-поръ въ своей весьма неудачной карьерѣ, онъ избавлялся отъ брачныхъ узъ и въ числѣ разнообразнаго образа жизни не придумывалъ еще способа взять жену съ состояніемъ и пристроиться на будущее время, если и въ неволѣ, то съ удобствами. Сказать, что онъ никогда не разсчитывалъ на подобный бракъ, было бы можетъ быть несправедливо. Для такихъ людей, какъ лордъ Джорджъ, этотъ слишкомъ легкій результатъ карьеры не можетъ быть совершенно выкинутъ изъ головы. Но онъ не дѣлалъ еще попытокъ, да еще никакая женщина не пользовалась такимъ почетомъ въ его мысляхъ, чтобъ имѣть отношеніе къ тѣмъ неопредѣленнымъ идеямъ, которыя онъ могъ составлять на этотъ счетъ.

Но теперь ему пришло въ голову, что въ замкѣ Портрэ онъ могъ бы безъ скуки проводить два-три мѣсяца въ году. А если ужъ онъ долженъ жениться, то Лиззи Юстэсъ не хуже всякой другой женщины, съ которой ему случилось бы сойтись.

Онъ никому объ этомъ не говорилъ и, слѣдовательно, его нельзя обвинять въ тщеславіи. Онъ менѣе всѣхъ на свѣтѣ былъ способенъ заговорить объ этомъ съ кѣмъ бы то ни было. А такъ какъ Лиззи награждала его своими улыбками, своей наклонностью къ поэзіи и отчасти своимъ довѣріемъ, нельзя было сказать, чтобъ надежды его были неосновательны. Но она была "страшная лгунья". Лорду Джорджу удалось это подмѣтить.

-- Конечно, она лжетъ, сказала мистрисъ Карбункль: -- но кто же не лжетъ?

Утромъ въ день отъѣзда сундучокъ съ брилліантами былъ вынесенъ въ переднюю въ ту минуту, когда они уѣзжали. Высокій лондонскій лакей принесъ его и поставилъ на дубовый стулъ въ передней, какъ-будто сундучокъ былъ такъ тяжелъ, что онъ насилу могъ его нести.

Какъ Лиззи ненавидѣла этого человѣка, когда наблюдала за нимъ, и какъ сожалѣла, что не вздумала сама вынести сундучокъ! Она уже въ это утро вынимала брилліанты и опять уложила ихъ. Немного дней проходило, чтобъ она не брала брилліантовъ въ руки и не любовалась на нихъ. Мистрисъ Карбункль замѣтила, что сундучокъ съ брилліантами можно украсть -- и когда Лиззи думала объ этомъ, сердце ея замирало.

Вернувшись въ Лондонъ, она рѣшится предпринять что-нибудь, чтобы не таскать съ собой вещи, причиняющей столько заботъ; слуга съ большимъ трудомъ поставилъ сундучокъ на стулъ, а потомъ застоналъ вслухъ. Лиззи знала очень хорошо, что можетъ поднять ящикъ безъ помощи и что, по-крайней-мѣрѣ, стонать не было необходимости.

-- А что если кто-нибудь украдетъ ихъ на дорогѣ? сказалъ ей лордъ Джорджъ не очень любезнымъ тономъ.

-- Не предсказывайте такихъ ужасовъ, сказала Лиззи, усиливаясь захохотать.

-- Мнѣ это очень не понравилось бы, сказалъ лордъ Джорджъ.

-- А мнѣ кажется, что меня это нисколько не огорчило бы. Вы слышали, какъ меня преслѣдуютъ. Я часто говорю, что мнѣ хотѣлось бы швырнуть ихъ въ волны океана.

-- А мнѣ хотѣлось бы превратиться въ сирену и поймать ихъ, сказалъ лордъ Джорджъ.

-- Какая польза была бы вамъ оттого? Такія вещи только возбуждаютъ суетность и раздраженіе. Терпѣть не могу блестящихъ вещей.

Она хлопнула по сундучку хлыстомъ, который держала въ рукахъ.

Условились ночевать въ Карлейлѣ. Общество состояло изъ лорда Джорджа, трехъ дамъ, высокаго лакея и двухъ горничныхъ. Мисъ Мэкнёльти съ наслѣдникомъ и няньками осталась въ Портрэ еще на нѣкоторое время.

Желѣзный сундучокъ опять поставили въ вагонъ, вмѣсто скамейки подъ ноги Лиззи. Все могло бы обойтись хорошо, еслибъ не было перемѣны поѣзда. Въ Трунѣ носильщикъ велъ себя хорошо и не очень напрягалъ силы, когда выносилъ сундучекъ изъ вагона на платформу. Но въ Кильмарнокѣ, гдѣ они встрѣтили поѣздъ изъ Глазго, высокій лакей опять повторилъ преагнюю сцену въ глазахъ цѣлой толпы.

Лиззи показалась, что лордъ Джорджъ почти поощрялъ это напряженіе силъ, какъ будто былъ въ заговорѣ съ лакеемъ. Но между Кильмарнокомъ и Карлейлемъ не было больше перемѣнъ и общество устроилось очень удобно.

О завтракѣ позаботились, -- потому что мистрисъ Карбункль очень дорожила такими вещами, и лордъ Джорджъ также любилъ выпить бокалъ шампанскаго въ серединѣ дня. Лиззи выказывала совершенное равнодушіе къ такимъ вещамъ, но тѣмъ не менѣе она съ удовольствіемъ позавтракала и позволила лорду Джорджу уговорить ее выпить вторую и часть третьей рюмки вина. Даже Лучинда вышла изъ своей обычной апатіи и позволила себѣ на время забыть сэр-Грифина.

Во время этой поѣздки въ Карлейль, Лиззи Юстэсъ почти рѣшила, что лордъ Джорджъ тотъ самый корсаръ, котораго она ждала съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ осилила знаменитую поэму Байрона. Онъ говорилъ и поступалъ какъ повелитель, но въ то же время умѣлъ сдѣлать себя пріятнымъ для своихъ подчиненныхъ -- особенно для одной подчиненной, которой онъ отдавалъ особенный почетъ въ это время -- все это соотвѣтствовало понятіямъ Лиззи о томъ, каковъ долженъ быть мужчина. Потомъ онъ обладалъ тѣмъ полнымъ равнодушіемъ ко всѣмъ приличіямъ и законамъ, которое составляетъ великое преимущество корсаровъ. Онъ не уважалъ ничего -- а это много значитъ. Королева и парламентъ, епископъ и даже полиція были для него паразитами и фальшивыми лицемѣрами. Такъ восхитительно было бы жить съ человѣкомъ, который самъ имѣлъ титулъ, относился о герцогахъ и маркизахъ съ презрѣніемъ, по причинѣ ихъ нелѣпаго положенія!

Когда повеселѣли и сдѣлались свободнѣе послѣ завтрака, лордъ Джорджъ выразилъ столько же презрѣнія къ честности, сколько къ герцогамъ, и явно показалъ, что считаетъ брачныя узы и маркизовъ равномѣрно безполезными.

-- Какъ вы смѣете говорить такія вещи при насъ? воскликнула мистрисъ Карбункль.

-- Я утверждаю, что еслибъ мужчины и женщины были добросовѣстны, то ни въ какихъ обѣтахъ не было бы надобности;-- стало быть и въ брачныхъ обѣтахъ. Неужели вы думаете, что такіе обѣты соблюдаются?

-- Да, сказала мистрисъ Карбункль съ энтузіазмомъ.

-- А я не думаю, сказала Лучинда.

-- И я также, прибавилъ корсаръ.-- Кто повѣритъ, что женщина всегда будетъ любить своего мужа, оттого что поклялась въ этомъ?

-- Но женщины должны выходить замужъ, сказала Лиззи.

Корсаръ прямо объявилъ, что не видитъ подобной необходимости.

И хотя трудно было бы назвать этого корсара красавцемъ, все-таки у него были прекрасные корсарскіе глаза, исполненные выраженія и рѣшимости, глаза, которые могли выражать любовь и кровожадность въ одно и тоже время; а потомъ у него столько мужественныхъ качествъ -- сила, громадный ростъ, наружная смѣлость -- принадлежащіе корсару. Имѣть въ свѣтѣ помощь такого человѣка, который иногда будетъ обращаться съ страшной строгостью, а въ другое съ нѣжнѣйшей любовью, не будетъ говорить двѣ недѣли, а потомъ цѣлую недѣлю будетъ постоянно цѣловать, иногда погружать въ бездну отчаянія своей опрометчивостью, а потомъ поднимать на вершину человѣческихъ радостей своимъ мужествомъ -- вотъ, но мнѣнію Лиззи, какая жизнь шла бы къ ея поэтическому темпераменту. Но что же будетъ съ нею, если корсаръ самъ станетъ помогать себѣ въ свѣтѣ, а ее съ собою не возьметъ -- и будетъ это дѣлать всегда на ея счетъ? Можетъ быть, онъ будетъ помогать въ свѣтѣ какой-нибудь другой женщинѣ. На сколько Лиззи помнила, у Медоры не было ни вдовьей части, ни собственнаго состоянія. Но все-таки женщина должна рискнуть кое-чѣмъ, если давать хоть сколько-нибудь волю поэтическому призванію.

-- Вотъ опять эти скучные брилліанты, сказалъ лордъ Джоржъ, когда поѣздъ остановился у карлейльской платформы.-- Я полагаю, ихъ надо помѣстить въ вашей спальнѣ, лэди Юстэсъ.

-- Я желала.бы, чтобъ вы позволили помѣстить сундучокъ въ вашу спальню на одну ночь, сказала Лиззи.

-- Нѣтъ, я на это несогласенъ, отвѣтилъ лордъ Джоржъ.

Тутъ онъ объяснилъ, что такія вещи также легко можно украсть изъ его комнаты, какъ и изъ ея;-- но если ихъ украдутъ у него, то это надѣлаетъ ему непріятностей, которыя нисколько не уменьшатъ ея потери. Она не поняла его, но видя, что онъ говорилъ совершенно серіозно, она велѣла отнести сундучокъ опять въ свою спальню.

Лордъ Джоржъ посовѣтывалъ отдать его хозяину гостинницы, и минуты на двѣ Лиззи сотласилась съ этимъ, но потомъ передумала и рѣшила, что сундучокъ надо отнести въ ея комнату.

-- Неизвѣстно что можетъ сдѣлать Кэмпердаунъ, шепнула она лорду Джоржу.

Носильщикъ и высокій лакей, вдвоемъ, шатались подъ тяжестью своей ноши и желѣзный сундучокъ опять былъ поставленъ въ спальнѣ Лиззи въ карлейльской гостинницѣ.

Вечеръ въ Карлейлѣ былъ проведенъ очень пріятно. Дамы условились не наряжаться, но разумѣется принарядились съ большимъ или меньшимъ стараніемъ. Лиззи успѣла сдѣлать себя очень авантажной, хотя юпка того платья, въ которомъ она вышла, была та самая, въ которой она была дорогою. Указавъ на это съ большимъ торжествомъ, она обвинила мистрисъ Карбункль и Лучинду въ вѣроломствѣ, въ томъ отношеніи, что онѣ не оставили на себѣ ни малѣйшей частички своего дорожнаго костюма. Но ссора была не горячая и вечеръ прошелъ пріятно.

Три гуріи очень увивались около лорда Джоржа и Лиззи въ глаза назвала его корсаромъ.

-- А вы Медора, сказала мистрисъ Карбункль.

-- О нѣтъ! Это конечно ваше мѣсто, сказала Лиззи.

-- Какая жалость, что сэр-Грифина здѣсь нѣтъ, сказала мистрисъ Карбункль: -- мы могли бы назвать его Гяуромъ.

Лучинда задрожала, не стараясь скрывать своей дрожи.

-- Я думаю, Лучинда, что изъ сэр-Грифина вышелъ бы хорошій Гяуръ.

-- Пожалуйста перестаньте, тетушка. Позвольте забыть объ этомъ хоть на минуту.

-- Желалъ бы я знать, что сэр-Грифинъ сказалъ бы, еслибъ это услыхалъ, сказалъ лордъ Джорджъ.

Поздно вечеромъ лордъ Джорджъ вышелъ погулять и, разумѣется, въ его отсутствіе дамы стали разбирать его качества. Мистрисъ Карбункль увѣряла, что онъ душа чести. Относительно же своихъ собственныхъ чувствъ къ нему она доказывала, что ни у одной женщины никогда не было друга преданнѣе его. О всякомъ другомъ чувствѣ не могло быть и рѣчи -- потому что не была ли она замужняя женщина? Еслибъ не это, мистрисъ Карбункль думала, что она отдала бы свое сердце лорду Джорду. Лучинда объявляла, что она всегда считала его чѣмъ-то въ родѣ отца.

-- Я полагаю, что онъ годами двумя старѣе сэр-Грифина, сказала Лиззи.

-- Лэди Юстэсъ, зачѣмъ вы хотите сдѣлать меня несчастною? сказала Лучинда.

Тутъ мистрисъ Карбункль объяснила, что сэр-Грифину еще нѣтъ тридцати, а лорду Джорду за-сорокъ.

-- Я могу только сказать, что на видъ ему нельзя столько дать, съ энтузіазмомъ доказывала лэди Юстэсъ.

-- Такіе мужчины всегда моложавы, сказала мистрисъ Карбункль.

Когда лордъ Джорджъ вернулся, его встрѣтили какимъ-то намекомъ на ангельскія крылья и совсѣмъ испортили бы его, если такія вещи могли портиться.

Какъ только часы пробили десять, дамы пошли спать.

Лиззи, разумѣется, нашла горничную въ своей комнатѣ. Такая женщина какъ лэди Юстэсъ не могла ни лечь въ постель, ни переодѣться, безъ помощи горничной. Ей было бы непріятно заставить думать, будто она могла приколоть булавку безъ помощи. Однако ей часто случалось желать отвязаться отъ этой дѣвушки.

Такъ было и въ это утро, и предъ обѣдомъ, и опять теперь. Лиззи секретничала въ своихъ поступкахъ и у ней всегда былъ какой-нибудь закоулокъ въ шкатулкахъ, мѣшечкахъ и принадлежностяхъ костюма, до котораго она не хотѣла допустить мисъ Пэшенсъ Крабстикъ. Она очень была осторожна относительна своихъ писемъ и денегъ. А желѣзный сундучокъ, въ которомъ хранились брилліанты! Пэшенсъ Крабстикъ еще его не видала. Притомъ можно было сказать къ чести или безславію Лиззи -- какъ читатель захочетъ на это взглянуть -- что она очень могла одѣться сама, причесать себѣ волосы, снять съ себя платье, и что ни по характеру, ни во воспитанію она не была неспособна. Еслибъ этого не требовали честь и слава, она предпочла бы не допускать Пэшенсъ Крабстикъ заглядывать въ свои частныя дѣла. Крабстикъ только знала и часто повторяла это, что ея барыня "прехитрая и прелукавая".

Въ этотъ вечеръ ее очень скоро выпроводили въ ея комнату. Лиззи однако, прежде чѣмъ отослала горничную, старательно взглянула на желѣзный сундучокъ.

На этотъ разъ Крабстикъ не далеко пришлось отправляться на ночь. Возлѣ большой спальни Лиззи была маленькая комнатка -- уборная съ кроватью, въ которой на эту ночь помѣстили Крабстикъ. Разумѣется, она ушла отъ барыни въ ту дверь, которая вела изъ одной комнаты въ другую; но какъ только эта дверь затворилась, Крабстикъ пошла внизъ дополнить удовольствія этого вечера.

Лиззи, оставшись одна, заперла обѣ двери изнутри, а потомъ поспѣшно легла спать. Ставъ на колѣна возлѣ желѣзнаго сундучка, она прочла короткую молитву. Потомъ она положила подъ изголовье часы съ цѣпочкой, перстни, которые сняла съ пальцевъ, пакетъ, который вынула изъ дорожной шкатулки, и легла въ постель, намѣреваясь обдумать хорошенько вопросъ о корсарѣ -- хорошо ли будетъ отдать себя и все свое состояніе человѣку, который, можетъ быть, состояніе-то ея возьметъ, а ее-то броситъ? Предметъ этотъ былъ не очень пріятенъ, и пока она раздумывала, она заснула.

Около двухъ часовъ утра человѣкъ, весьма искусный въ томъ ремеслѣ, которымъ онъ тогда занимался, сталъ на колѣна возлѣ двери лэди Юстэсъ и тонкою пилой, съ помощью вѣроятно нѣкоторыхъ другихъ хорошихъ инструментовъ, просто вырѣзалъ ту часть двери спальной, на которой находилась задвижка. Онъ, должно быть, зналъ это мѣсто, потому что ни минуты не находился въ нерѣшимости, когда началъ работу. Кусокъ былъ вырѣзанъ безъ малѣйшаго шума, а потомъ, когда дверь отворилась, былъ положенъ на полъ спальни.

Тогда человѣкъ этотъ совершенно неслышными шагами вошелъ въ комнату, опять сталъ на колѣна -- на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ бѣдная Лиззи читала молитву -- чтобы ему легче было приподнять желѣзный сундучокъ безъ усилій, и вынесъ его изъ комнаты на рукахъ, не потревоживъ спящей красавицы. Потомъ онъ спустился съ лѣстницы, прошелъ въ кофейную, находившуюся внизу лѣстницы, и подалъ сундучокъ въ отворенное окно человѣку, присѣвшему снаружи въ темнотѣ. Потомъ онъ вылѣзъ самъ, закрылъ окно, надѣлъ сапоги, приготовленные для него товарищемъ, а потомъ оба, помѣшкавъ нѣсколько минутъ въ тѣни темной стѣны, удалились съ своей добычей въ уголъ.

Ночь была очень темная и дождливая. Темнѣе ночи быть не могло. До-сихъ-поръ предпріимчивые авантюристы имѣли успѣхъ, и мы оставимъ ихъ въ избранномъ ими убѣжищѣ, занятыми болѣе продолжительной операціей -- разламываніемъ желѣзнаго сундучка. Они условились между собой, что сундучокъ надо разломать. Хотя тяжесть его не показалась непомѣрна тому, кто выносилъ его изъ комнаты Лиззи, какъ высокому лакею, все-таки сундучокъ могъ служить помѣхою для господъ, намѣревавшихся ѣхать по желѣзной дорогѣ, съ намѣреніемъ не привлекать на себя вниманія. Они запаслись хорошими инструментами, и мы оставимъ ихъ за работой.

На слѣдующее утро, Лиззи проснулась ранѣе, чѣмъ ожидала и нашла въ своей спальнѣ не только Пэшенсъ Крабстикъ, но служанку гостинницы и жену содержателя гостинницы.

Ей скоро все было разсказано. Въ комнату ея ворвались и сокровище ея исчезло.

Общество намѣревалось позавтракать, не торопясь, и ѣхать въ Лондонъ съ поѣздомъ, шедшимъ изъ Карлейля въ серединѣ дня; но всѣхъ скоро потревожили. Лэди Юстэсъ едва успѣла надѣть туфли, накинуть блузу, сбросить растрепанный ночной чепецъ, какъ хозяинъ гостинницы, лордъ Джорджъ, высокій лакей и дворники очутились въ ея спальнѣ. Для всѣхъ было ясно, что брилліанты украдены. Начальникъ карлейльской полиціи поспѣлъ наравнѣ съ другими, и очень скоро явился важный баринъ -- глава констэблей графства.

Лиззи, услыхавъ объ этомъ извѣстіи, казалась поражена ужасомъ, а наружно не очень выказала свое горе.

-- Это цѣлый заговоръ, сказйлъ лордъ Джорджъ.

Капитанъ Фицморисъ, благородный начальникъ констэблей, покачалъ головою.

-- Заговоръ порядочный, сказалъ начальникъ полиціи, который не имѣлъ намѣренія сообщать своихъ мыслей кому бы то ни было и никого не исключалъ изъ своихъ подозрѣній.

Хозяинъ гостинницы очень разсердился и сначала не воздерживался отъ гнѣва. Развѣ не было извѣстно, что цѣнныя вещи, привозимыя въ гостинницу, всегда отдаются на сохраненіе хозяину? Онъ какъ-будто думалъ, что Лиззи сама украла свой сундучокъ съ брилліантами.

-- Любезный другъ, сказалъ лордъ Джорджъ:-- никто ни слова не говоритъ о васъ и вашемъ домѣ.

-- Нѣтъ, милордъ, но...

-- Лэди Юстэсъ не осуждаетъ васъ и вы никого не осуждайте, сказалъ лордъ Джорджъ.-- Пусть полиція дѣлаетъ свое дѣло.

Наконецъ мужчины ушли и Лиззи осталась съ Пэшенсъ и мистрисъ Карбункль. Но даже и теперь она горю воли не давала, но сидѣла на постели, пораженная ужасомъ и нѣмая.

-- Можетъ быть, мнѣ лучше одѣться, сказала она наконецъ.

-- Я этого боялась, сказала мистрисъ Карбункль, дружески держа Лиззи за руку.

-- Да; -- вы это говорили.

-- Вещь такая цѣнная!

-- Я всегда говорила милэди... начала Крабстикъ.

-- Молчите! сердито закричала Лиззи.-- Я полагаю, полиція сдѣлаетъ что можетъ, мистрисъ Карбункль.

-- О! да; -- это сдѣлаетъ и лордъ Джоржъ.

-- Я немножко полежу, сказала Лиззи.-- Мнѣ такъ дурно, что я право не знаю, что и дѣлать. Если полежу, я можетъ быть оправлюсь.

Съ большимъ затрудненіемъ удалось ей выпроводить всѣхъ.

Потомъ, прежде чѣмъ раздѣлась, она опять заперла ту дверь, у которой осталась задвижка, а другую заперла на ключъ. Сдѣлавъ это, она вынула изъ-подъ изголовья свертокъ, который везла съ собой въ шкатулкѣ и, развязавъ его примѣтила, что ея милое брилліантовое ожерелье въ сохранности и цѣлости.

Предпріимчивые авантюристы украли желѣзный сундучокъ, но больше не украли ничего. Читателю не слѣдуетъ предполагать, что если Лиззи сохранила брилліанты, то сундучокъ былъ унесенъ съ ея согласія. Воровство это было настоящее, задумано съ большимъ искусствомъ, исполнено очень замысловато и съ большими издержками -- это воровство нѣкоторое время сбивало съ толку англійскую полицію и доставило большую знаменитость тѣмъ, кто его исполнилъ. Но только одинъ сундучокъ достался ворамъ.

Молчаніе Лиззи, когда она узнала о похищеніи сундучка -- молчаніе о томъ, что ожерелье въ настоящую минуту находилось у ней самой -- сначала не было умышленнымъ обманомъ. Ей было стыдно сказать, что она везла изъ Портрэ пустой сундучокъ, боясь, что его украдутъ, а брилліанты держала при себѣ. Потомъ ей пришло въ голову съ быстротою молніи, что хорошо было бы увѣрить Кэмпердауна, будто брилліанты украдены.

Такимъ образомъ она промолчала. Поразмысливъ съ полчаса, она увидѣла, какъ велики будутъ теперь ея затрудненія. Но такъ какъ она сначала не сказала правды, то не могла сказать ее и теперь.