Бриллианты Юстэсов

Глава LXVIII. МАЙОРЪ.

Лэди Юстэсъ не была намѣрена потратить на отвѣтъ лорду Фону столько же времени, сколько ему понадобилось для его письма, но даже и она находила, что подобный вопросъ требовалъ зрѣлаго обсужденія. Мистрисъ Карбункль уговаривала ее принять предложеніе лорда Фона, основываясь на доводахъ, которые Лиззи признавала вполнѣ справедливыми, по опять мистрисъ Карбункль не знала всего. Она не видала письма его сіятельства, и хотя большая часть его содержанія, формально повторенное предложеніе, и было ей передано вѣрно, все же, какъ читатель легко усмотритъ, нѣкоторыя подробности остались для нея скрытыми. Лиззи сѣла за письменный столъ набросать нѣсколько словъ и посмотрѣть, какъ это выйдетъ. Но оказалось это труднѣе, чѣмъ она думала. Послѣ безчисленныхъ попытокъ она остановилась на слѣдующихъ строкахъ, какъ на лучшемъ отвѣтѣ, еслибъ рѣшилась сдѣлаться лэди Фонъ:

"Любезный лордъ Фонъ, такъ какъ мы были помолвлены и всѣ наши друзья извѣщены объ этомъ, то мнѣ кажется, что дѣло лучше бы довести до конца".

Тѣмъ не менѣе 30 марта утромъ письмо еще отослано не было. Она сказала себѣ, что дня два будетъ обдумывать свой отвѣтъ -- но и въ пятницу эти нѣсколько словъ еще лежали въ ея письменной шкатулкѣ на-готовѣ.

Что выигрывала она, выходя замужъ за человѣка, котораго просто нетерпѣла? Что онъ также не любилъ ее, ничего для нея не значило. Этотъ человѣкъ дурно съ ней обращаться не будетъ, какъ бы непріязненно расположенъ къ ней ни былъ; или вѣрнѣе сказать, то дурное обращеніе, котораго она могла ожидать отъ него, не такого было свойства, чтобъ нарушить ея спокойствіе. Онъ не станетъ бить ее, обирать, запирать на ключъ или морить голодомъ. Онъ или оказывалъ бы ей полное пренебреженіе, или читалъ наставленія. Относительно перваго она могла бы утѣшаться вниманіемъ другихъ, а на проповѣди пожалуй и сама съумѣла бы отвѣтить проповѣдями же -- не менѣе рѣзкими, если не такими продолжительными, какъ его сіятельство. Во всякомъ случаѣ она не боялась его. Но что-жъ она выиграетъ? Очень хорошо имѣть скалу для опоры, какъ говорила мистрисъ Карбункль, но все-таки это не составляетъ всего. Лиззи даже не вполнѣ была убѣждена, что ей пріятно будетъ жить на скалѣ.

И незыблемое положеніе въ свѣтѣ не можетъ стоить слишкомъ дорого. Во всей особѣ лорда Фона не оказывалось ни капли поэзіи, а поэзіи-то и жаждала ея душа -- поэзіи при пышной обстановкѣ, шампанскомъ, брилліантахъ и обожаніи. Доходъ ея оставался при ней, а между тѣмъ она не усматривала необходимости для себя въ скалѣ. Вслѣдствіе такихъ соображеній она написала лорду Фону такую записку, по-крайней-мѣрѣ образецъ записки, чтобъ сличить съ первою. И теперь отвѣтъ ея взялъ гораздо болѣе времени.

"Милордъ, не знаю, какъ выразить съ достаточнымъ смиреніемъ мою признательность за громадное снисхожденіе и доброту въ письмѣ вашего сіятельства. Но ваше возвышенное великодушіе, быть можетъ, выдается болѣе того и другого. На самомъ дѣлѣ вы хотите уклониться отъ взятаго на себя обязательства, но сильно трусите послѣдствій и, не осмѣливаясь дѣйствовать открыто, взваливаете все на меня. Вы имѣли полный успѣхъ. Не полагаю, чтобъ вы когда-либо читали стихи, но по жалуй вы поймете слѣдующія двѣ строки:

"Я вынуждена сказать, что поваренокъ вашего сіятельства.

"Скорѣе сдѣлается моимъ мужемъ, чѣмъ вы сами.

"Я вижу васъ насквозь и презираю отъ всего сердца.

"Е. Юстэсъ."

Она сличала свои два отвѣта въ сильномъ недоумѣніи, который отправить, когда къ ней явился человѣкъ, въ которомъ она узнала, полицейскаго, хотя онъ не называлъ себя имъ и одѣтъ былъ въ партикулярное платье. Майоръ Макинтошъ, говорилъ посланный, свидѣтельствуетъ ей почтеніе и спрашиваетъ, можетъ ли она сдѣлать ему честь принять его въ три часа пополудни. При первомъ взглядѣ на полицейскаго она мгновенно почувствовала, что въ скалѣ-то именно она и нуждается. Мистрисъ Карбункль права. У нея много было непріятностей и впереди могло быть, слѣдовательно скалу-то ей и нужно. Но опять, чѣмъ она сильнѣе убѣждалась въ этомъ, благодаря присутствію посланнаго, тѣмъ яснѣе видѣла, какъ трудно достигнуть безопасной скалы. Еслибъ она публично была изобличена, возобновленное предложеніе лорда Фона не имѣло бы никакой силы; она прекрасно знала это. Только бы сдѣлалось извѣстно, что брилліантовое ожерелье -- хотя и ея собственное -- находилось у нея подъ подушкой въ Карлейлѣ, и онъ считалъ бы себѣ вправѣ отказаться отъ нея даже въ десятый разъ.

Она очень дурно обошлась съ посланнымъ, тѣмъ болѣе, что онъ выносилъ ея грубость, не отвѣчая ей тѣмъ же. Когда она сказала, что полиція дѣйствовала очень плохо и что майору Макинтошу непростительно безпокоить ее опять, ожерельемъ же своимъ она уже нисколько не дорожитъ, человѣкъ этотъ не возражалъ на ея вспышку. Онъ сознавался, что безпокойство ей причиняли большое и что полиція дѣйствовала плохо. Онъ чуть не сознался даже, что майоръ поступалъ непростительно. Онъ готовъ былъ согласиться на все, лишь бы достигнуть своей цѣли. Однако, когда Лиззи объявила, что не можетъ видѣться съ маіоромъ Макинтошемъ въ три часа, не можетъ принять его ни въ два, ни въ четыре, но въ пять, тогда учтивый посланный полицейскаго управленія намекнулъ ей словомъ, другимъ, что свиданія она избѣгнуть не можетъ и еще майоръ оказывалъ величайшее одолженіе тѣмъ, что самъ хотѣлъ быть у нея. Разумѣется, Лиззи согласилась на свиданіе. Если майору угодно пріѣхать она будетъ дома въ три часа.

По уходѣ полицейскаго Лиззи сидѣла одна, совсѣмъ измѣнившись въ лицѣ противъ того, какъ смотрѣла послѣ письма Фона. На нее налегла новая тягость, больше быть можетъ всѣхъ прежнихъ. Бывали у нея тяжелыя минуты -- какъ напримѣръ, когда ее вызвали въ судъ въ Карлейлѣ или когда она застала у себя полицію по возвращеніи изъ театра и когда лордъ Джорджъ вынудилъ ее выдать ему свою тайну. Но при каждомъ изъ этихъ эпизодовъ надежда возвращалась къ ней съ новою силою прежде чѣмъ отчаяніе окончательно подавляло ее. Теперь же ей казалось, что все кончено и спасенія уже нѣтъ. Высшія власти лондонской полиціи, безъ сомнѣнія, знали всю исторію. Ахъ, зачѣмъ не удалось ей заблаговременно взобраться на скалу, заручиться защитникомъ или человѣкомъ, обязаннымъ по-крайней-мѣрѣ заступиться за нее и сдѣлать все, что возможно для ея защиты! Тогда она еще вынесла бы всю эту пытку.

Ну что ей дѣлать въ настоящую минуту? Она поглядѣла на часы и увидала, что второй часъ. Мистрисъ Карбункль сидѣла запершись наверху съ Лучиндою, свадьба которой была назначена въ слѣдующій понедѣльникъ. Была пятница. Обратись она за помощью къ мистрисъ Карбункль, та не оказала бы ей никакой, развѣ только еслибъ она покаялась ей во всемъ. Она даже и на это была готова. А между тѣмъ какъ неосторожно поступила бы она, еслибъ по приходѣ майора оказалось, что онъ ничего самъ не знаетъ! Ни одной минуты она не предполагала, чтобъ мистрисъ Карбункль сохранила ея тайну. Какъ ни жаждала она совѣта и утѣшеній дружбы, она тотчасъ сказала себѣ, что не купитъ ихъ, выдавъ свою тайну женщинѣ.

Не представлялось ли ей средства убѣжать? Она не имѣла точнаго понятія о законахъ, полагала, что нельзя подвергнуться наказанію за то, что она не сдержитъ слова, даннаго даже такому сильному лицу какъ майоръ Макинтошъ. Она могла оставить записку, въ которой говорилось бы, что дѣло не терпящее отлагательства вынудило ее уѣхать. Опять и то сказать, куда же ей ѣхать? Она было придумала отправиться въ кэбѣ въ Нижнюю Палату, вызвать Фрэнка Грейстока и сказать ему всю правду. Гораздо лучше было бы, еслибъ съ майоромъ видѣлся онъ. Однако, опять ей пришло на умъ, что она можетъ ошибаться относительно размѣра свѣдѣній майора. Немного погодя она чуть не рѣшилась бѣжать въ Шотландію, оставивъ два слова, что вынуждена была немедленно ѣхать къ своему сыну. Какъ на грѣхъ не оказывалось прямого поѣзда въ Шотландію ранѣе восьми или девяти часовъ вечера, а въ эти промежуточные часы полиціи достаточно будетъ времени уловить ее. Куда бы ей дѣваться на эти часы? Ахъ! будь у нея теперь скала, чтобъ ей не было надобности полагаться на одинъ собственный свои умъ!

По мѣрѣ того какъ минута летѣла за минутою, она приходила къ убѣжденію, что ей надо видѣться съ майоромъ. Да, чтожъ она сдѣлала? Она ничего не украла. Ничьего имущества она не касалась? Ее обокрали подлѣйшимъ образомъ и полиція ничего не сдѣлала, чтобъ вернуть ей украденное, хотя это было ея обязанностью. Она позволитъ себѣ высказать майору свое мнѣніе объ оплошности полиціи. Не одинъ майоръ будетъ вести рѣчь.

Не будь одного слова, которымъ лордъ Джорджъ огорошилъ ее, она бы не унывала. Разумѣется, она солгала -- и не разъ быть можетъ. Она очень хорошо знала, что говорила ложь. Что-жъ изъ этого? Развѣ не лгутъ люди ежедневно? Она почти и вниманія бы не обратила на обвиненіе во лжи. Но лордъ Джорджъ ей сказалъ, что она виновна въ клятвопреступленіи. Въ одномъ этомъ словѣ для нея заключалось что-то особенно страшное. И съ нимъ были связаны Богъ-вѣсть какія ужасныя наказанія. Лордъ Джорджъ грозилъ ей тюрьмой, только она не помнила, на годы или на мѣсяцы. Ей сдавалось даже, будто она слыхала, что конфисковали имѣніе людей, оказавшихся виновными въ очень важныхъ преступленіяхъ. О, зачѣмъ нѣтъ у нея скалы!

Когда пробило три, часа она не уѣхала ни въ Шотландію, ни куда бы то ни было. Вскорѣ она принимала майора. Еслибъ могла она вполнѣ положиться на слугъ, то въ послѣднюю минуту сказалась бы не дома, но она опасалась измѣны, и положеніе ея было бы еще хуже послѣ безплодной попытки скрыться. Она сидѣла одна, блѣдная, съ разстроеннымъ лицомъ и вся дрожа, когда ввели къ ней майора. Лучше будетъ сказать тотчасъ, что майоръ зналъ или полагалъ, что знаетъ, всѣ подробности той и другой кражи, и что его предположенія были согласны съ истиною во всѣхъ отношеніяхъ. Пэшенсъ Крабстикъ и Канъ, помѣщенные безопасно, были готовы сказать все, что знаютъ. Смайлеръ сидѣлъ въ тюрьмѣ, а Бенджаминъ находился въ Вѣнѣ во власти австрійской полиціи, готовой, по совершеніи извѣстныхъ формальностей, требуемыхъ закономъ, сдать его на руки тѣхъ, кто желалъ его присутствія въ Англіи. Не подлежало сомнѣнію, что Бенджаминъ и Смайлеръ будутъ преданы суду; послѣдній за воровство, а первый за участіе въ замыслѣ грабежа и за сокрытіе краденныхъ вещей. Одного не могли рѣшить -- что сдѣлать съ лэди Юстэсъ. Въ настоящую минуту это было главною заботою лондонской полиціи. Въ послѣднія три недѣли приняли всѣ мѣры, чтобъ сохранять это дѣло втайнѣ, и мы не возьмемъ на себя лишняго, утверждая, что интересы Лиззи соблюдались не только со всѣмъ вниманіемъ, но и съ нѣжнымъ участіемъ.

-- Мнѣ очень жаль, что я долженъ тревожить васъ, лэди Юстэсъ, сказалъ майоръ.-- Человѣкъ, котораго я присылалъ утромъ, вѣроятно, заявилъ вамъ, кто я.

-- Я очень хорошо знаю, кто вы.

Лиззи дѣлала невѣроятныя усилія, чтобъ скрыть свой страхъ; она совсѣмъ упала духомъ. Майоръ этого однако не примѣчалъ, повидимому, и самъ былъ до крайности смущенъ, стараясь избавить ее отъ лишнихъ мукъ. Онъ былъ высокій, худощавый человѣкъ лѣтъ сорока, съ большими, добрыми глазами; тѣмъ не менѣе Лиззи только къ концу своего свиданія съ нимъ ободрилась настолько, чтобы взглянуть ему въ лицо.

-- Я прихожу, какъ вамъ извѣстно, лэди Юстэсъ, по поводу воровства, совершившагося здѣсь въ домѣ -- и другого въ Карлейлѣ.

-- Меня такъ измучили этими ужасными кражами! Иногда мнѣ кажется, что онѣ уложатъ меня въ могилу.

-- Полагаю, мы открыли теперь всю истину.

-- О! странно, отчего... вы такъ долго... не могли до нея добраться.

-- Намъ пришлось имѣть дѣло съ очень искусными людьми, и я боюсь, что украденнаго мы никогда не будемъ въ состояніи вернуть.

-- Я ни во что не ставлю своего ожерелья, сэръ, хотя оно безспорно принадлежало мнѣ. Кромѣ меня никто убытка не потерпѣлъ и я не вижу причины, почему не бросить совсѣмъ этого дѣла, когда я нисколько имъ не интересуюсь. Кто бы ни взялъ брилліанты, пусть ими и владѣетъ.

-- По нашей обязанности мы должны были раскрыть истину и, полагаю, раскрыли ее наконецъ. Быть можетъ, какъ вы говорите, намъ слѣдовало бы ранѣе прійти къ этому результату.

-- О! мнѣ все-равно.

-- У насъ содержатся двое, лэди Юстэсъ, которые должны дать показанія, какъ свидѣтели и, я боюсь, мы будемъ вынуждены пригласить и васъ -- дать показаніе.

Лиззи пришло на умъ, что ее не могли въ одно и тоже время засадить въ тюрьму и вызывать въ качествѣ свидѣтельницы, но она ничего не сказала. Послѣ того майоръ приступилъ къ единственному вопросу существенной важности.

-- Разумѣется, вы не обязаны говорить мнѣ-что либо, лэди Юстэсъ, иначе какъ если сами того пожелаете; позвольте васъ увѣрить, что я нисколько не имѣю въ виду побудить васъ выдать себя.

-- Не понимаю, что вы этимъ хотите сказать.

-- Если вы сами поступили незаконно, я не требую отъ васъ сознанія.

-- Въ чемъ же? что у меня украли всѣ мои брилліанты? Быть можетъ, я и дурно сдѣлала, что имѣла ихъ при себѣ.

-- Вернемтесь къ моему вопросу. Полагаю, мы съ вами не станемъ оспаривать, что брилліантовое ожерелье находилось въ вашей письменной шкатулкѣ, когда воры вошли въ этотъ домъ, взломали вашу шкатулку и украли ожерелье вмѣстѣ съ деньгами?

Лиззи задыхалась и не въ силахъ была отвѣчать. Майоръ говорилъ кротко и снисходительно -- но какъ же ей допустить этотъ фактъ? Именно на немъ все и основывалось.

-- Пэшенсъ Крабстикъ созналась во всемъ, продолжалъ майоръ:-- она покажетъ подъ присягою, что видѣла ожерелье въ вашихъ рукахъ въ Гертфордской улицѣ, когда вы убирали его въ письменную шкатулку. Это она сообщила Бенджамину -- какъ прежде извѣщала его относительно вашего путешествія въ Шотландію -- и ее свели съ двумя людьми, которыхъ она впустила въ домъ. Одного изъ нихъ, который также долженъ будетъ показать, что знаетъ, она видѣла прежде въ Карлейлѣ. При ней ожерелье было вынуто. Тотъ самый, кто взломалъ замокъ шкатулки и вынулъ изъ нея брилліанты, вырѣзалъ и дверь въ Карлейлѣ. Онъ такъ и покажетъ въ судѣ. Тотъ, кто вынесъ ожерелье изъ дома и взломалъ сундучокъ въ Карлейлѣ, будетъ судиться, какъ и Бенджаминъ, который сбылъ брилліанты. Я теперь разсказалъ вамъ все, что мнѣ сообщено горничною Крабстикъ. Разумѣется, если это неправда, вы вольны опровергать ея слова.

Лиззи сидѣла молча и неподвижно, устремивъ глаза въ полъ. Она не въ силахъ была говорить.

-- Еслибъ вы позволили мнѣ, лэди Юстэсъ, дать вамъ совѣтъ -- истинно дружескій совѣтъ.

-- О! прошу васъ.

-- Вамъ лучше бы прямо сознаться, что все это справедливо.

-- Брилліанты вѣдь были мои собственные, едва слышно молвила она.

-- По-крайней-мѣрѣ, вы такъ полагали. На этотъ счетъ едвали возможно сомнѣніе. Никто не думаетъ, чтобъ воровство въ Карлейлѣ было устроено вами.

-- О, нѣтъ!

-- Но вы, вѣроятно, вынули ожерелье изъ сундучка передъ тѣмъ, какъ легли спать?

-- Нѣтъ, не тогда.

-- Все же вы его вынули?

-- Я сдѣлала это въ утро моего отъѣзда изъ Портрэ. Меня напугали тѣмъ, что сундучокъ украдутъ.

-- Именно такъ -- и вы положили ихъ въ письменную шкатулку въ этомъ домѣ?

-- Это правда, сэръ.

-- Я вамъ скажу, что не сомнѣвался относительно этого прежде чѣмъ пріѣхалъ къ вамъ. Ужъ я давно рѣшилъ въ умѣ, что иначе быть не можетъ; мое предположеніе подтвердилось недавно показаніями двухъ изъ соучастниковъ. Одинъ изъ воровъ и брилліантщикъ будутъ преданы уголовному суду и я боюсь, что вамъ предстоитъ непріятность находиться въ числѣ свидѣтелей.

-- Что-же со мною сдѣлаютъ, майоръ Макинтошъ?

Лиззи въ первый разъ взглянула ему въ глаза и почувствовала въ нихъ доброту. Не онъ ли ея скала? Кажется, онъ говорилъ съ нею не враждебно; да и то сказать, кто могъ знать лучше его, какимъ образомъ выйти изъ затрудненія.

-- Васъ попросятъ сказать всю правду.

-- Я непремѣнно это и сдѣлаю, отвѣтила Лиззи, не сообразивъ, что послѣ всего, что она налгала, очень будетъ трудно сказать правду.

-- И васъ, вѣроятно, пригласятъ повторять это на всѣ лады, способомъ, который вамъ покажется непріятенъ. Вотъ видите ли, и здѣсь въ Лондонѣ, и въ Карлейлѣ вы... вы давали невѣрныя показанія.

-- Знаю. Но ожерелье принадлежало мнѣ. Вѣдь въ этомъ не было ничего безчестнаго -- не такъ ли, майоръ Макинтошъ? Когда ко мнѣ пришли вы комнату въ Карлейлѣ, я совсѣмъ потерялась и не знала почти, что говорю. А разъ какъ дала невѣрное показаніе, я ужъ и не знала, какъ мнѣ взять слова свои назадъ.

Майоръ, не такъ коротко ознакомленный съ Лиззи, какъ читатель, пожалѣлъ ее.

-- Я это понимаю, сказалъ онъ.

Насколько онъ былъ добрѣе къ ней лорда Джорджа, когда она созналась ему во всемъ! Вотъ она скала-то! И такой красивый мужчина впридачу -- не то чтобъ корсаръ, когда онъ имѣлъ высокое положеніе въ лондонской полиціи -- по сильный и молодцеватый, который съумѣетъ владѣть шпагою или пистолетомъ не хуже любого корсара и, безъ сомнѣнія, одаренъ и поэтическимъ чувствомъ! Подобная мечта однако оказывалась совершенно тщетною: у майора были жена и семь человѣкъ дѣтей.

-- Только скажите мнѣ, что я должна сдѣлать, говорила она, глядя на него съ мольбою и протянувъ къ нему сложенныя руки.

Тогда онъ объяснилъ ей очень подробно и съ большимъ терпѣніемъ, что онъ ей совѣтовалъ. Онъ полагалъ, что если она будетъ вызвана какъ свидѣтельница, не станутъ ее преслѣдовать судомъ за невѣрныя показанія, въ которыхъ она безъ сомнѣнія была повинна. Было всякое вѣроятіе, что она получитъ удостовѣреніе на этотъ счетъ, прежде чѣмъ ее пригласятъ дать свое показаніе при предварительномъ дознаніи по дѣлу Бенджамина и Смайлера. Онъ не могъ обѣщать ей, что это будетъ такъ, однако не сомнѣвался въ этомъ. Чтобъ не представилось никакихъ зацѣпъ, онъ ей очень совѣтовалъ отправиться безъ замедленія къ Кэмпердауну и сознаться ему во всемъ.

-- Юстэсы должны быть предупреждены, говорилъ майоръ: -- а лучше для васъ, чтобъ вы сдѣлали это сами, чѣмъ чтобъ мы увѣдомили ихъ.

Когда она колебалась, онъ пояснилъ ей, что этого дѣла никакъ скрыть нельзя и что ея показаніе неминуемо будетъ напечатано въ газетахъ. Онъ полагалъ, что ее вызовутъ чрезъ недѣлю -- это было бы въ первую пятницу послѣ свадьбы Лучинды -- и совѣтовалъ ѣхать къ Кэмпердауну на слѣдующее утро.

-- Какъ! завтра? воскликнула Лиззи въ отчаяніи.

-- Любезная лэди Юстэсъ, чѣмъ скорѣе вы вернетесь на прямой путь, тѣмъ скорѣе успокоитесь.

Она обѣщала поѣхать въ среду -- на другой день свадьбы.

-- Не удивляйтесь тогда, если окажется, что Кэмпердауну уже все будетъ извѣстно, замѣтилъ майоръ.

-- Скажите мнѣ одно, обратилась она къ нему, когда протягивала ему руку на прощаніе: -- могутъ или нѣтъ отнять у меня что-либо изъ того, что мнѣ принадлежитъ по праву?

-- Не думаю, чтобъ могли, отвѣтилъ майоръ и довольно быстро исчезъ изъ комнаты.