Бриллианты Юстэсов

Глава XXVIII. МИСТЕРЪ ДОВЪ ВЪ СВОЕЙ КОНТОРѢ.

Сцена между лордомъ Фономъ и Грейстокомъ происходила въ конторѣ Кэмпердауна въ присутствіи Джона Юстэса. Повѣренный вытерпѣлъ много непріятностей до пріѣзда первыхъ двухъ господъ отъ постоянныхъ повтореній Юстэса, что онъ не хочетъ больше имѣть никакихъ хлопотъ съ брилліантами.

Напрасно Кэмпердаунъ указывалъ ему, что, какъ душеприкащикъ и опекунъ, онъ обязанъ защищать собственность своего племянника, Юстэсъ увѣрялъ, что хотя онъ сравнительно человѣкъ бѣдный, онъ скорѣе готовъ самъ заплатить за ожерелье, чѣмъ подвергаться непріятности вести такую постоянную ссору.

-- Любезный Джонъ, десять тысячъ фунтовъ! говорилъ Кэмпердаунъ.-- Это состояніе для младшаго сына.

-- Мальчику только два года и онъ успѣетъ составить состояніе для своихъ младшихъ сыновей, если не промотаетъ всего. А если промотаетъ, то десять тысячъ фунтовъ разницы не сдѣлаетъ.

-- Но примите въ соображеніе справедливость, Джонъ.

-- Справедливость можетъ быть куплена слишкомъ дорого.

-- Этакая гарпія! настаивалъ повѣренный.

Тутъ вошелъ лордъ Фонъ, а за нимъ тотчасъ и Грейстокъ.

-- Я немедленно скажу, началъ Грейстокъ: -- что лэди Юстэсъ рѣшилась поддерживать свои права на эту вещь и не хочетъ отдать брилліантовъ до-тѣхъ-поръ, пока судъ не рѣшитъ, что она ошибается. Позвольте, мистеръ Кэмпердаунъ. Я обязанъ пойти далѣе и выразить мое мнѣніе, что она права.

-- Я никакъ не могу понять, чтобы такое мнѣніе могли выразить вы, сказалъ Кэмпердаунъ.

-- Вы, кажется, перемѣнили свое мнѣніе? сказалъ Джонъ Юстэсъ.

-- Нѣтъ, Юстэсъ. Мистеръ Кэмпердаунъ потрудится понять, что я выражаю здѣсь мое мнѣніе какъ другъ, а не какъ юристъ. И вы должны понять, Юстэсъ, продолжалъ Грейстокъ: -- что я говорю теперь о правахъ моей кузины на эту вещь. Хотя цѣнность велика, я совѣтовалъ ей отдать брилліанты на сохраненіе, пока это дѣло не будетъ рѣшено. Это я ей совѣтую и ни въ чемъ своего мнѣнія не перемѣнялъ. Но она чувствуетъ, что съ ней поступили жестоко, и какъ женщина энергичная, не хочетъ отступить. Мистеръ Кэмпердаунъ просто остановилъ на улицѣ ея экипажъ.

-- Она не отвѣчала ни на одно письмо, сказалъ повѣренный.

-- И я могу сказать прямо -- потому что обстоятельства извѣстны всѣмъ, здѣсь присутствующимъ -- что лэди Юстэсъ приведена въ сильное негодованіе обращеніемъ лорда Фона.

-- Я только просилъ ее отдать брилліанты, пока вопросъ будетъ рѣшенъ, сказалъ лордъ Фонъ.

-- И подтвердили вашу просьбу угрозою, милордъ. Моя кузина весьма естественно пришла въ негодованіе, и позвольте вамъ сказать, милордъ, что я вполнѣ раздѣляю это чувство.

-- Нѣтъ никакой надобности дѣлать изъ этого ссору, сказалъ Юстэсъ.

-- Ссора уже сдѣлана, отвѣтилъ Грейстокъ.-- Я долженъ сказать лорду Фону въ присутствіи вашемъ и мистера Кэмпердауна, что онъ не посмѣлъ бы обращаться съ женщиной такъ дурно, еслибъ не зналъ, что ея положеніе, какъ вдовы, избавляетъ его отъ законнаго наказанія, а обычаи настоящаго времени отъ наказанія другого рода.

-- Я обращался съ ней со всевозможнымъ уваженіемъ, сказалъ лордъ Фонъ.

-- Это пустыя слова, сказалъ Фрэнкъ.-- Я утверждаю одно, а вы другое. Свѣтъ разсудитъ насъ. Какое право имѣете вы рѣшать, принадлежитъ ли лэди Юстэсъ эта или другая вещь, или нѣтъ?

-- Когда объ этомъ говорили, я былъ принужденъ составить себѣ мнѣніе, сказалъ лордъ Фонъ, все обдумывая, какими словами отвѣчать на обиду, сдѣланную ему Грейстокомъ, не оскорбляя достоинства товарища министра.

-- Ваше поведеніе, сэръ,было совершенно не извинительно.

Тутъ Фрэнкъ обратился къ повѣренному.

-- Мнѣ сказали, что вы желаете знать, гдѣ теперь находится брилліантовое ожерелье. Оно находится въ домѣ лэди Юстэсъ въ Шотландіи -- въ замкѣ Портрэ.

Тутъ онъ пожалъ руку Джону Юстэсу, поклонился Кэмпердауну и успѣлъ выйти изъ комнаты, прежде чѣмъ лордъ Фонъ собрался съ мыслями, чтобы опредѣленными словами выразить свой гнѣвъ.

-- По доброй волѣ никогда не заговорю я больше съ этимъ человѣкомъ, сказалъ лордъ Фонъ.

Но такъ какъ было невѣроятно, чтобы Грейстокъ пожелалъ разговаривать съ лордомъ Фономъ, то эта угроза не содержала въ себѣ большой строгости.

Кэмпердаунъ жалѣлъ и досадовалъ. Ему казалось, что гарпія, какъ онъ называлъ Лиззи, дѣйствительно одолѣетъ его -- по-крайней-мѣрѣ такъ надолго, что все торжество успѣха будетъ на ея сторонѣ. Онъ зналъ, что она уже въ долгахъ, и предполагалъ, что она расточительнѣе, чѣмъ была на самомъ дѣлѣ. Разумѣется, брилліанты будутъ проданы за полцѣны и гарпія восторжествуетъ. Какую пользу сдѣлаетъ ему или Юстэсамъ рѣшеніе суда въ его пользу, когда брилліанты будутъ разломаны и разбросаны на всѣ четыре стороны?

Десять тысячъ фунтовъ! Кэмпердауну казалось ужасно, что въ странѣ, хвастающейся своими законами и исполненіемъ своихъ законовъ, такая лгунья, какъ эта вдова, будетъ имѣть возможность захватить своими грязными, алчными пальцами такую вещь, и чтобы не было никакихъ способовъ наказать ее. Что лэди Юстэсъ украла брилліанты, какъ воръ крадетъ карманные часы, это былъ фактъ, не имѣвшій ни малѣйшей тѣни сомнѣнія для Кэмпердауна.

Кэмпердаунъ очень старался -- постоянно оскорбляя сэр-Флоріана -- спасти Портрэ отъ предстоявшаго ему униженія, по старался напрасно. Портрэ принадлежалъ гарпіи на всю жизнь, и сверхъ того онъ самъ былъ принужденъ содѣйствовать къ уплатѣ гарпіи большой суммы юстэсовскихъ денегъ тотчасъ послѣ того, какъ она овдовѣла. Потомъ возникло дѣло о брилліантахъ -- дѣло о десяти тысячахъ фунтахъ!-- какъ Кэмпердаунъ восклицалъ, поднимая глаза къ потолку. А теперь пожалуй она его одолѣетъ даже въ этомъ, хотя не было ни малѣйшаго сомнѣнія относительно ея лжи и безчестной кражи. Ему такъ не везло въ этомъ дѣлѣ! У Джона Юстэса не было ни энергіи, ни надлежащихъ чувствъ относительно обязанности къ его собственной фамиліи. Лордъ Фонъ былъ слабъ и почти испортилъ это дѣло своимъ содѣйствіемъ. Грейстокъ, который былъ бы сильною опорой, пошелъ противъ него и теперь готовъ утверждать, что гарпія права. Кэмпердаунъ зналъ, что гарпія неправа, и не хотѣлъ бросать этого дѣла; но затрудненія были большія, а непріятности, которымъ онъ подвергался, чрезмѣрныя. Его жена и дочери были въ Долишѣ, а онъ еще въ городѣ въ сентябрѣ, просто потому что гарпія владѣла брилліантами.

Кэмпердаунъ былъ шестидесятилѣтній, красивый, сѣдой, здоровый, нѣсколько румяный мужчина. На лицѣ его и во всей наружности виднѣлись признаки успѣха и та самонадѣянность, которую успѣхъ производитъ всегда. Но знавшимъ его короче было извѣстно, что онъ плохо переносилъ непріятности. Во всякихъ такихъ непріятностяхъ, какія возникли по поводу этого ожерелья, на лицѣ его являлось выраженіе слабости, обнаруживавшее недостатокъ внутренней силы. Сколько видишь лицъ, которыя въ обыкновенныхъ обстоятельствахъ спокойны, самоувѣрены, самодовольны и даже слѣпы, а въ затруднительныхъ обстоятельствахъ становятся малодушными, слабыми и незначительными! Есть лица, которыя въ обыкновенномъ видѣ какъ-будто дышатъ благоденствіемъ, но при потерѣ двѣнадцати очковъ въ вистѣ принимаютъ выраженіе присущее прибитой собакѣ. Физіономія Кэмпердауна, когда лордъ Фонъ и Юстэсъ ушли, приняла это жалкое выраженіе. Онъ уже держалъ себя не какъ человѣкъ, собирающійся прибить собаку, а какъ собака, опасающаяся быть прибитою.

Лучше Кэмпердауна не было въ Лондонѣ ходатая по дѣламъ. Сказать просто, что онъ былъ честенъ и усерденъ, значило бы дать весьма поверхностное понятіе о его достоинствахъ. Интересы его кліентовъ были для него такъ же дороги, какъ его собственные, а законныя права тѣхъ имѣній, которыя находились въ его вѣдѣніи, были для него такъ же дороги, какъ его собственныя плоть и кровь.

Но его нельзя было назвать ученымъ юристомъ. Можетъ быть, въ той отрасли юридической профессіи, въ которой онъ трудился, опытность значитъ болѣе учености. Даже подлежитъ сомнѣнію, не то ли же самое можно сказать о каждой отрасли, каждой профессіи.

Но Кэмпердауну, можетъ быть, было бы не худо, еслибъ онъ въ молодости читалъ побольше о передаточной движимости. Теперь онъ былъ слишкомъ старъ для подобныхъ занятій и могъ только полагаться на чтеніе другихъ. Конечно, чтеніемъ другихъ людей онъ всегда могъ воспользоваться, а кліенты его были люди богатые, которые охотно заплатятъ за мнѣніе. Получать мнѣніе отъ Дова или отъ какого-нибудь другого ученаго джентльмэна, было ежедневной практикой его жизни, и когда онъ получалъ -- что случалось съ нимъ часто -- успокоительные для него маленькіе отрывочки юридическихъ свѣдѣній и тонкія опредѣленія собственности, онъ радовался, что всегда можетъ имѣть подъ рукою какого-нибудь Дова, который говоритъ ему, насколько онъ имѣетъ права защищать интересы его кліентовъ.

Но теперь эти свѣдѣнія не принесли ему успокоенія. Довъ употребилъ много трудовъ и достигъ только того, что сдѣлалъ вредъ его кліенту.

"Ожерелье не можетъ быть наслѣдственнымъ! говорилъ себѣ Кэмпердаунъ, перечитывая по пальцамъ примѣровъ шесть, которые были ему извѣстны или о которыхъ онъ слышалъ, когда глава фамиліи распорядился порядкомъ наслѣдованія фамильныхъ брилліантовъ.

Потомъ онъ опять прочелъ мнѣніе Дова и снялъ какое-то юридическое сочиненіе съ полки, съ цѣлью провѣрить вѣрность свѣдѣній адвоката. Кружка или сковорода могутъ быть наслѣдственной вещью, а ожерелье не можетъ! Кэмпердаунъ никакъ не могъ повѣрить, чтобъ на это былъ законъ. Потомъ вдовья часть! До-сихъ-поръ, хотя ему часто приходилось устраивать дѣла вдовъ, онъ никогда еще не слыхалъ, чтобъ вдова требовала себѣ часть изъ движимаго имѣнія кромѣ той, которая укрѣплена за нею по брачному контракту. Но тѣ вдовы, съ которыми ему приходилось имѣть дѣло, были женщины благородныя, довольствовавшіяся тѣмъ состояніемъ, которое укрѣпило за ними щедрое благоразуміе ихъ друзей и мужей -- а не такія алчныя, кровожадныя гарпіи, какъ лэди Юстэсъ. Кэмпердауна приводило въ ужасъ, что одинъ изъ его кліентовъ попалъ въ такую яму. Mors omnibus est communis. {Смерть присуща всѣмъ.} Какъ можно мужу оставлять послѣ своей смерти такую вдову!

-- Джонъ! сказалъ онъ, отворяя дверь.

Джонъ былъ его сынъ и товарищъ, и Джонъ пришелъ къ нему, позванный клэркомъ изъ другой комнаты.

-- Запри дверь. Какая была здѣсь у меня сцена! Лордъ Фонъ и мистеръ Грейстокъ чуть не подрались за эту противную женщину.

-- Верхней палатѣ плохо пришлось по обыкновенію, сказалъ младшій стряпчій.

-- А Джонъ Юстэсъ вовсе не заботится объ этомъ, какъ-будто ему и дѣла никакого нѣтъ; -- говоритъ, что заплатитъ за брилліанты изъ своего собственнаго кармана, и это говоритъ человѣкъ, интересы котораго въ этомъ имѣніи на могутъ сравниться съ ея интересами!

-- Онъ этого не сдѣлаетъ, сказалъ Кэмпердаунъ младшій, который не зналъ Юстэсовъ.

-- Онъ непремѣнно это сдѣлаетъ, сказалъ отецъ, который Юстэсовъ зналъ.-- Они все готовы отдать, когда заберутъ это въ голову. Подумай, что эта женщина будетъ владѣть имѣньемъ Портрэ, можетъ быть, еще шестьдесятъ лѣтъ -- неограниченно -- только потому, что она строила глазки сэр-Флоріану!

-- Это ужъ рѣшено и покончено, батюшка.

-- А вотъ Довъ говоритъ, что только одно коронное ожерелье можетъ считаться наслѣдственнымъ.

-- Что ни говорилъ бы онъ, вамъ надо вѣрить ему наслово.

-- Навѣрно я этого не знаю. Это не можетъ быть. Я скажу тебѣ, что сдѣлаю. Я повидаюсь съ нимъ. Я не сомнѣваюсь, что мы можемъ подать прошеніе въ судъ и доказать, что это брилліанты фамильные и должны переходить по завѣщанію. Но она ихъ продастъ прежде чѣмъ мы успѣемъ помѣстить ихъ въ надежное мѣсто.

-- Можетъ быть, она уже сдѣлала это.

-- Грейстокъ говоритъ, что они въ Портрэ, и я этому вѣрю. Они были на ней въ Лондонѣ въ іюлѣ -- за два дня до того, какъ она уѣхала изъ Лондона. Еслибъ какой-нибудь ювелиръ былъ въ замкѣ, я слышалъ бы объ этомъ. Она еще ихъ не продала, но продастъ.

-- Она можетъ сдѣлать это и съ наслѣдственной вещью.

-- Нѣтъ, Джонъ, не думаю. Мы могли бы дѣйствовать скорѣе и напугать ее.

-- На вашемъ мѣстѣ, батюшка, я бросилъ бы это дѣло и предоставилъ Джону Юстэсу заплатить за нихъ, если онъ хочетъ. Мы всѣ знаемъ, что никто не подумаетъ заставить его это сдѣлать. Это не наше дѣло.

-- Десять тысячъ фунтовъ! сказалъ Кэмпердаунъ старшій, для котораго цѣнность кражи почти облагораживала нѣсколько низкую обязанность уличать вора.

Кэмпердаунъ всталъ и медленно прошелъ чрезъ новый сквэръ, Линкольн-Иннъ, подъ низкой аркой, чрезъ входъ въ старый судъ, гдѣ бывало засѣдалъ лордъ Эльдонъ, къ Старому сквэру, на которомъ Довъ выстроилъ свое юридическое гнѣздышко въ первомъ этажѣ, возлѣ старыхъ воротъ.

Довъ большую часть жизни проводилъ въ своемъ мрачномъ ученомъ жилищѣ. Засѣданія въ судахъ кончились и его товарищи уѣхали изъ Лондона, набираясь силъ на Альпахъ или упиваясь здоровьемъ въ свѣжихъ деревняхъ, морскимъ вѣтеркомъ въ Кентѣ или Суссексѣ, а можетъ быть стрѣляли оленей въ Шотландіи или ловили рыбу въ Коннемарѣ.

Но Довъ былъ человѣкъ желѣзный и въ подобныхъ развлеченіяхъ надобности не имѣлъ. Отлучиться отъ своихъ юридическихъ книгъ и отъ чернаго, заваленнаго соромъ, запачканнаго чернилами стараго стола, на которомъ онъ всегда писалъ свое мнѣніе, значило для него сдѣлаться несчастнымъ. Единственное движеніе, необходимое дли него, состояло въ томъ, чтобъ надѣть парикъ и идти въ судъ, находившійся возлѣ его конторы -- но даже и это было почти противно для него. Онъ предпочиталъ сидѣть на своемъ старомъ креслѣ, перелистывать старыя книги, отыскивая рѣшенія старыхъ дѣлъ, и составлять мнѣнія, которыя онъ готовъ былъ поддерживать противъ всѣхъ въ Линкольн-Иннѣ. Онъ давно коротко зналъ Кэмпердауна, и хотя званіе этихъ людей въ ихъ профессіи было различно, они могли разсуждать объ юридическихъ вопросахъ, не думая объ этой разницѣ. Одинъ зналъ много, другой мало; одинъ не только былъ ученъ, но обладалъ также большими дарованіями, между тѣмъ какъ другой былъ просто обыкновеннымъ умнымъ человѣкомъ; но у нихъ было много общаго, что дѣлало ихъ друзьями; они оба были честны, не продавали своихъ услугъ безчестнымъ кліентамъ и въ равной степени питали глубоко закорененное презрѣніе къ той части человѣческаго рода, которая думала, что имѣніемъ можно управлять безъ вмѣшательства юристовъ. Внѣшній міръ для нихъ состоялъ изъ хорошенькихъ, смѣющихся, несвѣдующихъ дѣтей, а юристы были родители, опекуны, пасторы и учители, которые должны защищать дѣтей отъ несчастныхъ случаевъ, свойственныхъ ихъ ребячеству.

-- Да, сэръ, онъ здѣсь, сказалъ клэркъ: -- онъ собирается ѣхать, но не уѣдетъ. Онъ отпускаетъ меня на недѣлю, но мнѣ не хочется оставить его. Мистрисъ Довъ и дѣти въ Рамсгэтѣ, и онъ здѣсь ночуетъ. Онъ такъ давно не выходилъ, что когда вчера вздумалъ сходить въ Темпль, мы не могли найти его шляпу.

Тутъ клэркъ отворилъ двери и ввелъ Кэмпердауна въ комнату.

Довъ былъ моложе Кэмпердауна пятью, шестью годами и волосы его еще были черны. Волосы Кэмпердауна были скорѣе бѣлы, чѣмъ сѣды, а все-таки Кэмпердаунъ казался моложе. Довъ былъ долговязый, худощавый человѣкъ, сгорбленный въ плечахъ, съ глубокими, впалыми глазами и щеками, желтымъ цвѣтомъ лица, съ длинными, худощавыми руками. Каждое движеніе его тѣла и каждый тонъ голоса показывалъ, что старость приближается къ нему -- между-тѣмъ какъ шаги были еще легки и рѣчь жива. На Кэмпердаунѣ былъ синій сюртукъ, цвѣтной галстукъ и свѣтлый жилетъ. Весь костюмъ Дова былъ черный, кромѣ манишки, и имѣлъ ту особенную черноту, которой достигаетъ человѣкъ, когда утромъ надѣнетъ фракъ съ чернымъ жилетомъ.

-- Я боюсь, что вы немногое извлекли изъ того, что я послалъ вамъ, на счетъ наслѣдственныхъ вещей, сказалъ Довъ, угадавъ цѣль посѣщенія Кэмпердауна.

-- Гораздо болѣе, чѣмъ мнѣ было нужно, могу васъ увѣрить, мистеръ Довъ.

-- Есть много ошибочныхъ мнѣній на счетъ наслѣдственныхъ вещей.-- Очень много, долженъ я сказать. Господи помилуй! когда знаешь, какъ часто это слово встрѣчается въ фамильныхъ документахъ, съ изумленіемъ услышишь, что ничего подобнаго нѣтъ.

-- Кажется, я этого не говорилъ. Я даже старался указать, что законъ признаетъ наслѣдственную движимость.

-- Но не брилліанты, сказалъ повѣренный.

-- Я сомнѣваюсь, зашелъ ли я такъ далеко.

-- Только коронные брилліанты.

-- Не думаю, чтобъ я исключилъ всѣ другіе брилліанты. Брилліянтъ въ орденской звѣздѣ можетъ составлять часть наслѣдственной движимости, но не думаю, чтобъ брилліантъ самъ по себѣ могъ считаться наслѣдственнымъ.

-- Если онъ можетъ считаться наслѣдственнымъ въ орденской звѣздѣ, почему онъ не можетъ быть наслѣдственнымъ въ ожерельѣ? доказывалъ Кэмпердаунъ почти съ торжествомъ.

-- Потому что орденская звѣзда, если не подмѣнена обманомъ, весьма естественно останется въ своемъ первобытномъ видѣ. Оправа ожерелья, по всей вѣроятности, измѣняется изъ поколѣнія въ поколѣніе. Первая, такъ же какъ и картина или драгоцѣнная мебель...

-- Или кружка и сковорода, саркастически перебилъ Кэмпердаунъ.

-- И кружки, и сковороды могутъ быть драгоцѣнны, возразилъ Довъ: -- такія вещи можно прослѣдить и считать наслѣдственными, не подвергая слишкомъ большимъ затрудненіямъ ихъ хранителей. Законъ вообще очень мудръ и остороженъ, мистеръ Кэмпердаунъ -- гораздо благоразумнѣе и осторожнѣе чѣмъ тѣ, которые стараются исправить его.

-- Я совершенно согласенъ съ вами въ этомъ, мистеръ Довъ.

-- Какъ вы думаете, окажетъ ли законъ услугу, если станетъ поддерживать своей властью особое сохраненіе въ особыхъ рукахъ вещей, употребляющихся только для тщеславія и украшенія? Такая ли это собственность, чтобъ владѣлецъ могъ имѣть болѣе продолжительное и болѣе самовластное право распоряжаться ею, чѣмъ дается ему даже относительно земли? Землю, по-крайней-мѣрѣ, можно прослѣдить. Это вещь недвижимая и извѣстная. Жемчужную нить не только можно измѣнить, но она постоянно измѣняется и ее не легко прослѣдить.

-- Собственность такой громадной цѣнности, по-крайней-мѣрѣ, должна быть защищена закономъ, съ негодованіемъ сказалъ Кэмпердаунъ.

-- Всякая собственность защищена, мистеръ Кэмпердаунъ, хотя мы знаемъ очень хорошо, что такая защита не можетъ быть совершенной. Но система наслѣдственной движимости, если только такая система существуетъ, была придумана не для того, о чемъ мы съ вами говоримъ, когда говоримъ о защитѣ собственности.

-- Я сказалъ бы, что эта система именно для этого и была придумана.

-- Я не думаю. Она была придумана съ болѣе живописной идеей -- поддержать рыцарскія воспоминанія. Движимость сдѣлалась наслѣдственной не для того, чтобы обезпечить богатство будущимъ владѣльцамъ -- какова бы ни была цѣнность вещи, укрѣпленной такимъ образомъ -- но для того, чтобъ внукъ, или правнукъ, или потомокъ могли наслаждаться удовольствіемъ говорить: "Мой дѣдъ, или прадѣдъ, или предокъ сидѣлъ на этомъ стулѣ, смотрѣлъ такъ, какъ онъ теперь представленъ на этой картинѣ, или носилъ на груди то самое украшеніе, которое вы теперь видите лежащимъ подъ стекломъ." Коронные брилліанты считаются наслѣдственными въ такомъ же отношеніи, какъ представляющіе не собственность государя, а почетное достоинство короны. Законъ, который вообще вмѣшивается въ нашу собственность, жизнь, свободу, въ этомъ отношеніи любезно склонился предъ духомъ рыцарства и оказалъ помощь романизму;-- но конечно онъ сдѣлалъ это не для того, чтобы дать возможность несогласнымъ между собою наслѣдникамъ богатаго человѣка рѣшить простой, грязный денежный вопросъ, который при обычномъ благоразуміи богатый человѣкъ долженъ бы самъ рѣшить при жизни.

Довъ говорилъ рѣшительно и хорошо, и Кэмпердаунъ не рѣшался прерывать его, пока онъ говорилъ. Довъ сидѣлъ откинувшись на спинку своего кресла, но наклонивъ шею и голову впередъ, медленно потирая свои длинныя, худощавыя руки и пристально устремивъ на лицо своего собесѣдника свои глубокіе, блестящіе глаза.

Кэмпердаунъ не рѣдко слышалъ и прежде, какъ онъ говорилъ такимъ образомъ, и привыкъ къ его способу распутывать тайны и доискиваться причинъ закона съ энергіей, почти придававпіей поэзію предмету обсужденія. Когда Довъ принимался за это, Кэмпердаунъ не совсѣмъ понималъ слова, но слушалъ ихъ съ несомнѣннымъ благоговѣніемъ. Онъ отчасти понималъ ихъ, сознавая, что нѣкоторая доля поэтическаго духа вливается и въ его собственное сердце. Онъ думалъ впослѣдствіи объ этихъ рѣчахъ и имѣлъ высокія, но нѣсколько туманныя понятія о красотѣ и величіи закона. Рѣчи Дова приносили пользу Кэмпердауну и предохраняли его отъ самой худшей изъ всѣхъ болѣзней -- низкаго понятія о человѣчествѣ.

-- Стало быть, вы думаете, что намъ лучше не требовать ихъ какъ наслѣдственную вещь? спросилъ онъ.

-- Думаю.

-- А думаете, что она можетъ требовать ихъ -- какъ вдовью часть?

-- Этотъ вопросъ не былъ предложенъ мнѣ -- хотя я позволилъ себѣ увлечься имъ. Еслибъ не моя короткость съ вами, я не отважился бы зайти такъ далеко.

-- Мнѣ не нужно говорить вамъ, какъ много мы вамъ обязаны. Но мы представимъ вамъ два, три другихъ дѣла.

-- Я думаю, что судъ не отдастъ этихъ брилліантовъ ей какъ вдовью часть, на томъ основаніи, что цѣнность ихъ слишкомъ велика сравнительно съ ея доходомъ и званіемъ: но если отдастъ, то оградитъ ихъ отъ отчужденія.

-- Она ихъ продастъ -- потихоньку.

-- Тогда она сдѣлается виновною въ кражѣ -- на это она едва ли рѣшится, даже если ее не удержитъ честность, то оттого, что цѣнность ихъ непремѣнно поведетъ къ открытію продажи. То же самое опасеніе не допуститъ ихъ купить.

-- Она говоритъ, что они были подарены ей совсѣмъ.

-- Мнѣ хотѣлось бы знать подробности.

-- Да,-- разумѣется.

-- Но я думаю, что по справедливости утвержденіе получившаго такой подарокъ, не подкрѣпляемое ни доказательствами, ни документами, не будетъ принято во вниманіе. Мужъ оставилъ завѣщаніе и правильный брачный контрактъ. Мнѣ кажется, что принадлежности этихъ брилліантовъ брачный контрактъ не касается.

-- О, нѣтъ!-- тамъ ни слова не сказано о нихъ.

-- Когда такъ, я думаю, что право на владѣніе этими брилліантами, какъ вдовьей частью, должно быть подчинено завѣщанію.

Кэмпердаунъ пустился въ разсужденія о затрудненіи на счетъ движимаго имѣнія въ Шотландіи и Англіи, когда Довъ остановилъ его, объявивъ, что онъ не можетъ отважиться разсуждать о дѣлахъ, обстоятельства которыхъ ему неизвѣстны.

-- Разумѣется,-- разумѣется, сказалъ Кэмпердаунъ.-- Мы приготовимъ изложеніе этихъ дѣлъ. Я сталъ бы извиняться, что пришелъ къ вамъ за этимъ, да вѣдь я такъ много узнаю изъ нѣсколькихъ словъ.

-- Я всегда радъ видѣть васъ, мистеръ Кэмпердаунъ, сказалъ Довъ, кланяясь.