Бриллианты Юстэсов

Глава XXXV. НЕСТОЮЩІЙ СОЧУВСТВІЯ.

Когда Фрэнкъ Грейстокъ выѣхалъ изъ Бобсборо, онъ не сказалъ, когда вернется, и еще не совсѣмъ былъ увѣренъ, поѣдетъ ли въ Шотландію, или нѣтъ. Онъ далъ слово быть въ Норфолькѣ для охоты и почти уже рѣшился вернуться въ Лондонъ и работать съ Геріотомъ. Не смотря на вакаціи, занятій у него нашлось бы довольно -- разобрать нѣсколько сложныхъ процесовъ и прочесть много бумагъ, если онъ только будетъ въ состояніи взяться за дѣло. Но сцены въ Шотландіи такого были свойства, что онъ чувствовалъ себя неспособнымъ къ усидчивому труду. Какъ ему направить свой челнъ между скалъ, которыя дѣлали его настоящее путешествіе очень опаснымъ? Читателю, конечно, должно быть ясно, какъ ему слѣдовало поступить. Усильно трудиться въ своей профессіи, пояснить кузинѣ, что она совершенно обманулась въ его чувствахъ, и остаться вѣрнымъ Люси Морисъ было такъ очевидно его долгомъ, что читателю покажется невѣроятно, какъ могъ человѣкъ питать сомнѣніе на этотъ счетъ. Не мракъ затрудненій, а цѣлый потокъ свѣта ложился на его пути -- подумаетъ читатель -- потокъ такихъ яркихъ лучей, что не видѣть предъ собой дороги не было возможности. Человѣкъ, побуждаемый извращенными вкусами, злостью и лукавствомъ, можетъ конечно совершить убійство или поддѣлать векселя, или, какъ безчестный директоръ, довести компанію до банкротства. Точно также и мужчина можетъ измѣнить своей невѣстѣ -- и пренебречь истинною любовью, гоняясь за мишурой и красотой, за лживыми словами и большимъ доходомъ. Но зачѣмъ и писать о такихъ подлыхъ созданіяхъ? Кому же охота валяться въ грязныхъ канавахъ или дышать зловоннымъ воздухомъ, или питаться нечистотами? Если мы имѣемъ дѣло съ героями и героинями, то пусть они по-крайней-мѣрѣ стоятъ выше такой низости, какъ обманъ въ любви. Фрэнкъ Грейстокъ будетъ просто подлецъ, если позволитъ себѣ измѣнить Люси Морисъ хотя бы на одинъ часъ изъ-за денегъ и красоты такой женщины, какъ Лиззи Юстэсъ.

Всѣмъ извѣстны старые стихи, гдѣ говорится: "Хорошо быть веселымъ и разсудительнымъ, хорошо быть честнымъ и вѣрнымъ, и хорошо покончить съ старою любовью прежде чѣмъ заведешься новой." Это великая истина, и еслибъ всѣ, мужчины и женщины, могли слѣдовать этому наставленію, въ свѣтѣ болѣе не было бы горя. Но съ этимъ совѣтомъ не соображаются ни мужчины, ни женщины. Они такъ же неспособны воспользоваться имъ, какъ и владѣть копьемъ, древко котораго съ бревно на ткацкомъ станкѣ, или сражаться шпагою Экскалибура. Чѣмъ болѣе они упражняются своимъ собственнымъ оружіемъ, тѣмъ они ближе къ тому, чтобъ владѣть оружіемъ исполина,-- или даже священнымъ оружіемъ. Но при настоящемъ положеніи вещей члены измѣняютъ имъ, мускулы ихъ слабы и пища въ излишествѣ затрудняетъ ихъ дыханіе. Они силятся быть веселыми безъ благоразумія и составили теоріи постоянства и честности, которыми хотятъ сковать другихъ, находя, что свобода отъ подобныхъ оковъ хороша для нихъ самихъ. И въ дѣлѣ любви -- хотя чувство это очень сильно -- измѣна иногда кажется осторожностью и жажда новыхъ наслажденій часто идетъ наперекоръ искренней преданности.

Очень легко описать героя -- человѣка безупречнаго и совершеннаго какъ Артуръ,-- человѣка честнаго во всѣхъ его поступкахъ, сильнаго противъ всѣхъ испытаній, правдиваго во всѣхъ своихъ рѣчахъ, равнодушнаго къ собственному счастью, трудящагося для одного общаго блага и, что всего важнѣе, вѣрнаго въ любви. По-крайней-мѣрѣ, это не труднѣе, чѣмъ описывать человѣка, который то хорошъ, то дуренъ, мыслями паритъ высоко, а часто поступаетъ низко. Однажды возникла школа живописи, которая не иначе изображала человѣческое лицо, какъ совершенной красоты, и съ той поры мы остаемся недовольны, если каждая женщина не изображена Венерой или по-крайней-мѣрѣ Мадонной. Не думаю, чтобъ мы этою лживою методою много выиграли относительно красоты или искусства. Конечно, намъ напишутъ хорошенькую вещичку, на которую пріятно посмотрѣть, -- но мы знаемъ, что эта красивая картина не имѣетъ настоящаго лица царицы нашего сердца, черты которой мы желали увѣковѣчить, передавъ ихъ на полотнѣ. Небесные вѣтры, притиранія или полуночный газъ,-- страсти, горе или, можетъ быть, румяна и пудра нѣсколько измѣнили ее. Но въ глазахъ еще все тотъ же огонь, и ротъ не менѣе краснорѣчивъ и, наконецъ, что-нибудь могло сохраниться отъ утраченной молодости и невинности, что живописецъ могъ бы передать, оставивъ въ сторонѣ классическія черты Венеръ и Мадоннъ. Но живописецъ не посмѣетъ этого сдѣлать. Онъ такъ долго писалъ по той методѣ, что возненавидѣлъ бы и самъ свое произведеніе, дай онъ мѣсто грубости кожи отъ румянъ или притираній, -- или даже дѣйствію небесныхъ вѣтровъ. А какъ понравилось бы вамъ, милордъ, когда вы не жалѣете сотенъ фунтовъ на портретъ вашей возлюбленной, еслибъ вы прочли въ отдѣлѣ художественной критики, что это какая-то баба съ мѣдно-краснымъ лицомъ, которая точно будто хватила лишнюю рюмку или пришла съ сѣнокоса?

Такъ и читающая публика пріучилась предпочитать неземные характеры мужчинъ и женщинъ. Пусть тотъ, кто рисуетъ перомъ и чернилами, передастъ газовый свѣтъ и притиранья, страсти и горе, горящую желаніемъ осторожность, румяна и пудру свѣта въ ихъ настоящемъ видѣ, и ему скажутъ, что никто не заглянетъ въ его произведенія. Кому же намъ сочувствовать? говорятъ читатели, не безъ основанія воображающіе, что герой долженъ быть героиченъ. О, любезный читатель, котораго сочувствіе по настоящему главная и даже единственная цѣль моего произведенія, когда ты соберешь лучшихъ своихъ друзей вокругъ гостепріимнаго своего стола, сколько героевъ насчитается въ ихъ числѣ? Твой закадычный пріятель, если онъ и рыцарь безъ страха, дѣйствительно ли рыцарь безъ упрека? Извѣстный тебѣ Айвенго развѣ не пожалъ руку Ревеккѣ? Лордъ Ивэндэль развѣ не поставилъ своего титула на ставку, когда силился пріобрѣсть любовь Эднеи Беленденъ? Былъ ли Трезильянъ постоянно вѣренъ и терпѣливъ, когда вѣрность и терпѣніе уже не могли принести ему пользы? А тѣ милыя дѣвушки, которыхъ вы знаете, развѣ никогда не колеблятся онѣ между бѣднымъ человѣкомъ, котораго, какъ думаютъ, онѣ любятъ, и богачомъ, состояніе котораго онѣ ясно сознаютъ, что желаютъ?

Пойдите на рынокъ продавать или покупать и назовите вещь, которую хотите продать или пріобрѣсти, тѣмъ именемъ, которымъ она дѣйствительно называется, и вы тотчасъ останетесь въ потерѣ. Посредственный овесъ назовется соромъ, подметаемымъ въ анбарѣ, рабочая лошадь клячею въ полномъ смыслѣ слова, а хорошій, здоровый портвейнъ простымъ сокомъ отъ чернослива, который ничѣмъ не заявляетъ и притязанія на достоинство, если нѣтъ на немъ знака: No 1. Между тѣмъ мы въ дѣйствительной жизни довольствуемся предметами очень посредственными, рады имѣть рабочую лошадь и знаемъ, что если пьемъ портвейнъ, то должны пить такой, который и нехорошъ, и нездоровъ Въ тѣхъ описаніяхъ жизни и характеровъ, которыя мы называемъ романами, требуется соотвѣтственно высшій духъ. Окружающіе насъ друзья не всегда веселы и разсудительны, или, увы! не всегда бываютъ вѣрны и честны. Они часто капризны и безразсудны, а порой вѣроломны и коварны. Когда они оказываются такими, мы негодуемъ, но потомъ мы прощаемъ имъ, отчасти сознавая собственныя немощи. И мы знаемъ -- по-крайней-мѣрѣ думаемъ -- что хотя они иногда бываютъ коварны и вѣроломны, въ нихъ все же есть и равносильная доля добра. Мы не можемъ позвать героевъ къ себѣ на обѣдъ. Ихъ нѣтъ. Да еслибъ они и были, герои пришлись бы намъ не по вкусу. Тѣмъ не менѣе и друзья наши не подлецы, которыхъ каждое стремленіе клонится ко злу и каждая минута жизни есть борьба для подвига, достойнаго духа тьмы.

Лица, которыхъ вы не хотите видѣть въ романѣ, потому что они такъ дурны, тѣ же самые друзья, которыхъ вы горячо любите за то, что они такіе хорошіе. Улучшить себя и другихъ не однимъ прыжкомъ на верхъ совершенства -- такъ какъ устройство нашихъ ногъ этого не дозволяетъ -- но медленно карабкаясь на высоту, я полагаю, цѣль всѣхъ наставниковъ, предводителей, законодателей, духовныхъ пастырей и повелителей. Пишущій разсказъ, подобный этому, вѣроятно также имѣетъ, при всемъ смиреніи, такого рода отдаленную цѣль въ виду. Описаніе возвышеннаго, богоподобнаго благородства, -- описаніе короля Артура между людьми можетъ, пожалуй, имѣть благодѣтельное вліяніе. Но подобныхъ картинъ еще недостаточно. Когда онѣ представляютъ, какимъ человѣку слѣдовало бы быть, то онѣ вѣрны истинѣ. Когда же онѣ пишутся съ тѣмъ, чтобы показать, каковы люди на самомъ дѣлѣ, то онѣ лживы. Описаніе дѣйствительной жизни, еслибъ могло быть вполнѣ вѣрно, показало бы людямъ, каковы они и какъ могли бы подняться, если не разомъ до верха совершенства, то все же шагъ за шагомъ, по ступенямъ лѣстницы.

Нашъ герой Фрэнкъ Грейстокъ, плачевнымъ образомъ оказавшійся не героемъ, былъ вовсе не въ веселомъ расположеніи духа, когда пріѣхалъ въ Бобсборо. Кто знаетъ, не потому ли онъ возвращался домой въ объятія матери, что былъ увѣренъ именно тамъ встрѣтить сочувствіе, еслибъ рѣшился измѣнить Люси? Мать во всякомъ случаѣ одобритъ его образъ дѣйствія, тогда какъ вѣроятно отецъ, и признавая вину, того будетъ мнѣнія, что она заключалась въ помолвкѣ съ Люси, а не въ измѣнѣ ей. Онъ написалъ Люси свое письмо въ порывѣ восторженности; справедливо ли было, чтобы за то онъ поплатился несчастьемъ цѣлой жизни?

Нельзя достаточно поставить на видъ, что Лиззи Юстэсъ не казалась Фрэнку такою, какою она выставлена въ глазахъ читателя. По дѣлу объ ожерельѣ онъ уже приходилъ къ тому убѣжденію, что съ нею дѣйствительно поступали нехорошо; что же касается другихъ чертъ въ ея характерѣ -- чертъ, которыя онъ видѣлъ и которыя были не такого свойства, чтобы привлекать -- надо вспомнить, что красавица въ объятіяхъ мужчины удивительно какъ очищается отъ всякой черноты. Даже лэди Линлитго, на которую красота Лиззи не могла имѣть подобнаго вліянія, все же согласилась, что она очень хороша. И красота этого лица должна была очаровывать того, кто разъ помирится съ мыслью о вѣроломствѣ, безспорно изобличаемомъ глазами Лиззи. Вокругъ ея лица не оказывалось никакихъ грязныхъ лошадиныхъ хвостовъ. На ней не было ни пышныхъ волановъ или подложныхъ подушечекъ; она не румянилась и не носила фальшивыхъ волосъ или спиннаго нароста, цѣль котораго вѣроятно торжественно доказать, какую степень нелѣпаго уродства женщины могутъ заставить мужчинъ выносить. Ліоси была гибка, жива, ослѣпительна -- именно въ томъ періодѣ жизни, когда женщина всего плѣнительнѣе. Она едва только еще достигла полнаго развитія женской красоты, -- того предѣла, послѣ котораго она уже увядаетъ. Роскошная красота въ ней еще не превратилась въ скромную пріятность, а воздушная легкость ея походки не сдѣлалась ни на волосъ тяжеле отъ лѣтъ или отъ хорошей жизни. Все это было предложено Фрэнку -- и при томъ богатство, необходимое для его карьеры. Хотя Грейстокъ не сказалъ бы живой душѣ, что природа создала его съ наклонностью мотать и пользоваться благами міра сего, онъ безъ сомнѣнія думалъ это о себѣ. Онъ Грейстокъ, и какимъ лишеніямъ придется ему подвергнуть Люси, если при такихъ наклонностяхъ онъ женился бы на ней и сталъ нищимъ-аристократомъ!

Когда женщина сама предлагаетъ себя мужчинѣ, это такъ не благовидно, что мы не задумываясь называемъ женщину эту гнусною. Мы Лиззи Юстэсъ оправдывать не станемъ. Она поступила гнусно. Но человѣкъ, которому предложеніе сдѣлано, едва ли видитъ дѣло въ такомъ же свѣтѣ, какъ мы. Онъ склоненъ вѣрить, что въ исключительномъ случаѣ, касающемся его самого, есть обстоятельства, которыя если не совсѣмъ оправдываютъ, то все же отчасти извиняютъ женщину. Фрэнкъ повѣрилъ любви кузины къ нему. Онъ повѣрилъ ей, когда она сказала, что приняла предложеніе лорда Фона съ досады, что онъ не пріѣхалъ къ ней, когда обѣщалъ быть. Ему казалось естественно, что она настаивала на бракѣ съ лордомъ Фономъ, когда Фрэнкъ не совѣтовалъ ей отказаться. А потомъ ея ревность по поводу кольца Люси и то, какъ она отдѣлала ее -- все было въ его глазахъ доказательствомъ любви. Еслибъ она не любила его, зачѣмъ ей желать выйти за него замужъ? Развѣ таково было его положеніе, чтобъ она могла добиваться раздѣлить его -- иначе какъ потому, что любила его болѣе кого-либо? Онъ настолько былъ ослѣпленъ, что не видѣлъ въ своей кузинѣ колдуньи, свистомъ призывавшей вѣтеръ и готовой воспользоваться первымъ дуновеніемъ, которое понесетъ ее на помѣлѣ куда бы то ни было въ поднебесной. И наконецъ предложеніе, которое она, конечно, при обыкновенныхъ обстоятельствахъ ему не сдѣлала бы, развѣ не оправдывалось тѣмъ, что онъ былъ бѣденъ сравнительно съ ея богатствомъ, и укоръ въ нахальствѣ, который иначе палъ бы на нее, этимъ однимъ совершенно былъ устраненъ. Онъ не согласился на ея предложеніе. Онъ не отказался отъ своего слова Люси Морисъ. Онъ ушелъ отъ Лиззи, не сказавъ ей ничего поощрительнаго, все изъ-за свой помолвки. Однако онъ полагалъ, что Лиззи искренна. Теперь онъ вѣрилъ, что она говоритъ правду, хотя прежде былъ глубоко убѣжденъ, что ложь и хитрость ея вторая натура.

Въ Бобсборо онъ видѣлся съ своими довѣрителями и сказалъ имъ обычную осеннюю рѣчь. Жители Бобсборо остались довольны и снова подали за него голосъ. Такъ какъ на митингѣ собрались одни его приверженцы, то нечего удивляться, если онъ былъ выбранъ единодушно. Всѣ присутствовали, когда онъ говорилъ рѣчь, отецъ его, мать и сестры; вообще въ семействѣ питали сильное убѣжденіе, что Фрэнкъ предназначенъ поставить Грейстоковъ опять на ноги. Когда человѣкъ можетъ говорить, что хочетъ, съ убѣжденіемъ, что каждое слово его будетъ повторено, и обращаться къ слушателямъ въ качествѣ лица, несомнѣнно выше ихъ стоящаго, ему конечно открывается обширное поприще. Когда консерваторы станутъ, какъ и подобаетъ, во главѣ правленія, Фрэнкъ Грейстокъ несомнѣнно будетъ генерал-прокуроромъ. Даже нѣкоторые усердные поклонники находили,-- что при его заслугахъ и способностяхъ не было надобности соблюдать обычную постепенность въ повышеніи на политическомъ поприщѣ и ему слѣдовало попасть прямо въ генерал-прокуроры. Мужчины стали пророчить декану всякаго рода благополучіе и мистрисъ Грейстокъ считала уже почти вѣрнымъ засѣданіе на шерстяномъ мѣшкѣ или по-крайней-мѣрѣ на мѣстѣ королевскаго судьи съ титуломъ пэра. Но тогда нельзя жениться на бѣдной гувернанткѣ. Если онъ женится на своей кузинѣ, можно сказать, что шерстяной мѣшокъ достанется ему.

Тутъ пришло письмо Люси, милое, дорогое, шутливое письмо о "герцогинѣ" и разбитыхъ сердцахъ.

"Сердце мое разорвалось бы, только... только... только..." Да, онъ зналъ очень хорошо, что Люси хотѣла сказать. Мое сердце никогда не разорвется, потому что вы не вѣроломный подлецъ. Будь вы вѣроломный подлецъ, а не перлъ, тогда сердце мое разорвалось бы. Вотъ что Люси хотѣла сказать; она не могла выразиться яснѣе и Фрэнкъ очень хорошо понялъ ее. Очень пріятно расхаживать по своему городку, считаться единогласно достойнымъ довѣрія и быть великимъ человѣкомъ; но если вы подлецъ и не привыкли быть подлецомъ, черная забота будетъ сидѣть позади васъ, когда вы скачете по улицамъ.

Письмо Люси требовало отвѣта, но какъ онъ ей отвѣтить? Онъ конечно не желалъ, чтобъ она сказала лэди Линлитго о своей помолвкѣ, но Люси явно желала позволенія сказать, а на какомъ основаніи могъ онъ предписать ей молчаніе? Онъ зналъ, или ему такъ казалось, что пока онъ не отвѣтитъ на ея письмо, она не разскажетъ его тайны, и день отъ дня откладывалъ отвѣтъ. Мужчина обыкновенно не пишетъ любовнаго письма, когда не рѣшается, сдѣлаться ему подлецомъ или нѣтъ.

Потомъ пришло письмо къ "бобсборобской барынѣ" отъ лэди Линлитго, наполнившее всѣхъ изумленіемъ.

"Милостивая государыня -- такъ начиналось письмо -- такъ какъ вашъ сынъ помолвленъ съ мисъ Морисъ -- по-крайней-мѣрѣ, она это говоритъ -- вамъ не слѣдовало присылать ее ко мнѣ, не сообщивъ мнѣ обо всемъ. Она говоритъ, что вы знаете объ ея помолвкѣ, что я могу вамъ написать, если хочу. Разумѣется, я могу это сдѣлать и безъ ея позволенія. Но мнѣ кажется, что если вы знаете объ этомъ бракѣ и одобряете его, то вашъ домъ, а не мой, долженъ быть приличнымъ мѣстомъ для нея.

"Мнѣ говорятъ, что мистеръ Грейстокъ важный человѣкъ. Моя компаньонка не можетъ быть важной женщиной. Не можетъ быть, что вы желаете разстроить этотъ бракъ, а то вы сказали бы мнѣ. Она останется у меня шесть мѣсяцевъ, а потомъ должна уѣхать.

"Искренно вамъ преданная

"СЮЗАННА ЛИНЛИТГО."

Сочли рѣшительно необходимымъ показать это письмо Фрэнку.

-- Ты видишь, замѣтила ему мать: -- она тотчасъ сказала старухѣ.

-- Я не вижу, почему ей не сказать.

Однако Фрэнкъ былъ раздосадованъ. Спрашивая у него позволенія, Люси по-крайней-мѣрѣ должна была бы дождаться его отвѣта.

-- Ну, я не знаю, сказалъ мистрисъ Грейстокъ.-- Вообще считается, что молодыя дѣвушки должны молчать о такихъ вещахъ, а она выболтала и тотчасъ расхвасталась.

-- Я думалъ, что дѣвушки всегда разглашаютъ о своей помолвкѣ, сказалъ Фрэнкъ:-- и не вижу, чѣмъ тутъ хвастаться.

Потомъ онъ замолчалъ на минуту.

-- Дѣло въ томъ, что всѣ мы очень дурно обращаемся съ Люси, сказалъ онъ потомъ.

-- Я этого не вижу, сказала его мать.

-- Намъ слѣдовало пригласить ее сюда.

-- На сколько времени, Фрэнкъ?

-- На сколько ей понадобился бы пріютъ.

-- Еслибъ ты пожелалъ, Фрэнкъ, разумѣется она пріѣхала бы сюда. Но ни я, ни твой отецъ не могли съ удовольствіемъ принять ее какъ твою будущую жену. Ты самъ говоришь, что не можешь жениться на ней по-крайней-мѣрѣ два года.

-- Я сказалъ одинъ годъ.

-- Мнѣ кажется, Фрэнкъ, ты сказалъ два. Мы всѣ знаемъ, что такой бракъ будетъ для тебя гибеленъ. Какъ же мы можемъ съ удовольствіемъ принять ее? Можешь ты найти средства приготовить для нея домъ чрезъ годъ?

-- Почему же нѣтъ? Я завтра могу устроить домъ.

-- Такой домъ, какой приличенъ твоему положенію? И хорошо ли, Фрэнкъ, жениться на ней, а потомъ сказать, что у тебя долги?

-- Мнѣ кажется, ей все-равно, если она будетъ ѣсть черствый хлѣбъ съ водой.

-- Ей не должно быть все-равно, Фрэнкъ.

-- Мнѣ кажется, сказалъ деканъ сыну на слѣдующій день:-- что въ нашемъ сословіи слѣдуетъ избѣгать неблагоразумныхъ браковъ. Мой бракъ былъ бы очень счастливъ, но я всегда былъ бѣденъ и чувствую это теперь, когда не въ состояніи помочь тебѣ. А между тѣмъ у твоей матери было кой-какое состояніе. Мнѣ кажется, что никто не дорожитъ богатствомъ менѣе меня. Я довольствуюсь почти ничѣмъ.

Ничто, которымъ деканъ довольствовался, заключало въ себѣ всѣ удобства жизни, хорошій столъ, хорошее вино, новыя книги, костюмъ всегда съ иголочки; но такъ какъ бобсбороскіе лавочники посредствомъ мистрисъ Грейстокъ всегда снабжали его этими вещами, точно будто сваливавшимися съ облаковъ, деканъ дѣйствительно думалъ, что никогда ничего не желалъ.

-- Я довольствуюсь почти ничѣмъ. Но я чувствую, что люди вашего сословія не могутъ вступать въ такіе браки, въ какіе вступаютъ богатые или бѣдные другихъ сословій. Ты, напримѣръ, долженъ жить съ богатыми, а самъ небогатъ. Это можно сдѣлать только посредствомъ осторожности, а осторожность невозможна съ женою и дѣтьми.

-- Но люди въ моемъ положеніи женятся, сэръ.

-- Послѣ извѣстнаго возраста -- или женятся на богатыхъ. Видишь, Фрэнкъ, не многіе поступаютъ въ парламентъ съ такими умѣренными средствами, какъ твои, а тѣ, которые поступаютъ, можетъ быть, болѣе понимаютъ экономію.

Деканъ ни слова не сказалъ о Люси Морисъ, а все выражался общими мѣстами.

Слушаясь совѣта, а можетъ быть и приказанія сына, мистрисъ Грейстокъ не отвѣтила на письмо лэди Линлитго. Онъ ѣхалъ въ Лондонъ и дастъ лично или письменно отвѣтъ, какой окажется нуженъ.

-- Стало быть, ты увидишься съ Люси Морисъ? спросила мать.

-- Конечно, я увижусь съ Люси. Что-нибудь надо рѣшить.

Тонъ, которымъ онъ сказалъ эти слова, нѣсколько утѣшилъ его мать.