О скрытом в парал­лелях

Какое же это удоволь­ствие, ещё раз не спеша и внима­те­льно пере­честь каждую страницу лю­бимого Романа! Обна­ружить в них самые настоящие клады ново­го знания и понять тайные знаки, ос­тав­лен­ные Автором! Честно признаюсь, хотя и был уверен в наличии скрытого духовного под­те­кста в романти­ческой притче «Мастер и Маргарита», но я и сам не ожидал, что этот под­текст насто­лько всепроника­ющий. Стоило обна­ружить первые нити – сквозные идеи, про­низыва­ющие главы Ро­мана, и вот уже вся головоломка, кажущийся хаос и карнава­льный калейдоскоп картин, начинает рас­па­да­ться вдоль найденных «силовых линий» на чёткие смыслы, образующие стройную систему.

И­мен­но метафизи­ческие историо­софские идеи являются ключом к толко­ванию сим­во­лики бу­лгаков­ского Романа. Успешно найден­ные в тексте Романа тайники и клады станут наградой тем, кто сумел уловить точный смысл этих идей. Поэтому я не могу заранее обна­дёжить чита­телей в том, что рас­крытый тайный смысл будет с первого раз­а ими понят и принят. Всё же речь идёт о довольно сложных идеях и даже о системе идей, составляющих булгаков­скую историософию. Согласитесь, что истори­ческий про­цесс, а тем более его скрытые движущие силы – это весьма слож­ная для понимания штука. Един­ствен­ное, что могу гарантиро­вать – нет более ясного и приятного для читателя способа, чем булгаков­ский текст-загадка, чтобы про­стым языком пере­дать эту сложную метафизику, рас­крыть её через взаимосвязь доста­точно ёмких идей.

Ещё одно важное замечание: Булгаков для наглядного изложения своих идей использу­ет не то­лько художе­ствен­ные парал­лели и метафоры, но и язык тайной сим­волики притч Ново­го Завета. Для меня это теперь очевидно, и я очень благодарен Евгению Полякову за его книгу «Одна версия преда­тель­ства Иуды», где скрупулёзно и доказа­те­льно рас­крыта система сим­воли­ческого языка евангель­ских притч. К сожа­лению, книга Полякова по своему объёму и стилю неудобоварима для большин­ства читателей. И в этом смысле игра, предложен­ная Булгаковым увлечённому читателю, позволяет нам прибли­зиться к тому, что в Евангелии называется вла­дение языками. Речь не о том, что апостолы вдруг заговорили на иностран­ных языках, а о способности не то­лько понимать, но и пользо­ваться си­м­воли­ческим языком притч Иисуса. То есть и в этом случае евангельское чудо должно быть истол­ковано в духовном смысле. Этим же тайным языком притч смог в совер­шен­стве овладеть Михаил Булгаков. Поэтому игра Автора с читателем в раз­гады­вание сим­волики Романа учит ещё и пони­ма­нию скрытого духовного смысла про­поведи Иисуса. И тем самым вос­станавливает подлин­ный образ великого Учителя, а не то­лько исполнителя страда­те­льной роли жертвен­ного агнца в великой Мис­те­рии, определив­шей ход всемирной истории.

Конечно, можно было бы поступить академи­чески интел­лигентно – сначала вывалить на чи­та­теля весь пере­чень историо­софских идей, обна­ружен­ных в Романе. Затем с помощью мас­сы умных слов из фило­софского словаря рас­крыть их содержание во взаимосвязи с известными понятиями. Для каждой идеи дать подробный ком­ментарий, историко-фило­софский обзор и библио­гра­фию. В общем, хватило бы на пару-тройку томов сложносочинен­ной монографии, и ещё на десяток-другой дис­сер­таций. Но мы оставим эту почётную обязан­ность про­фес­сиона­льным буквоедам, а сами пойдём иным путём. Будем вместе пере­читы­вать Роман, обсуждая историо­софские идеи в художе­ствен­ном контекс­те избран­ных страниц.

Например, одна из сквозных историософских линий в Романе – это весьма про­зрачная идея па­рал­лелизма истори­ческих событий, повторения одного и того же сюжета в раз­ные истори­ческие вре­мена. Самый первый диалог в Романе между Берлиозом и Бездомным сразу же посвящен этой идее. Правда, Берлиоз пыта­ется тут же отмахнуться от сути идеи, выхолостить её жизнен­ное содержание, представить дело так, будто все повторения внешних форм и сход­ство мифологи­ческих сюжетов про­исходят лишь из-за ограничен­ной фантазии людей на низших стадиях раз­вития. А уж мы-то, достиг­шие высшей стадии – неважно, социализма или там раз­витого либерализма, нынче свободны от всех этих устарев­ших предрас­судков, как и от самой Истории.

Однако, судя по линиям сюжета, Автор с Берлиозом не согласен. Я уже обращал внимание на то, что судьба мастера в парал­ле­льных москов­ских главах не про­сто повторяет судьбу Иешуа. Это повторение в раз­витии, попытка неско­лько иначе пере­иг­рать сюжет пьесы, чтобы избежать совер­шён­ных две тысячи лет назад ошибок. Спасён­ный из-под след­ствия мастер, «доброво­льно» поме­щён­ный в загородный сумас­шедший дом – это исполнив­шаяся мечта Пилата, придумав­шего способ обмануть судьбу, обойти неумолимые законы Истории.

Есть в Романе и другая истори­ческая парал­лель, связан­ная с судьбой Маргариты. Свита Волан­да сообщает нам, что речь идёт о повторении в Москве парижского сюжета пяти­сотлетней дав­ности. Однако в итоге работы над версиями Романа Автор отказыва­ется от идеи прямого пере­воплощения, то есть про­сто повторения судьбы. Истори­ческий сюжет раз­ыгрыва­ется в раз­витии, и муза историка, написав­шего роман, вовсе не является блудницей как светлая королева Марго. Однако, освободив на­шу Маргариту от груза сложной наслед­ствен­ности, в эпилоге Автор даёт весьма точное указание на особняк Морозова на Спиридоновке, где обитала очень похожая копия французской Маргариты. То есть опять доста­точно толстый намёк на идею повторения истори­ческих сюжетов.

Этими заглавными повторениями сюжетов истори­ческие парал­лели не ограничива­ются, о чём мы ещё поговорим буква­льно в следующей главе. Ну и напоследок заметим, что сам замысел Романа как повторение и раз­витие сюжета «Фауста» тоже отражает эту сквозную идею. «История повто­ря­ет­ся!» – повторяет Булгаков вслед за Гегелем, но вкладывает в эту формулу всеобъемл­ющий смысл. Не то­лько фарсовое повторение сюжета революцион­ной трагедии в рамках одного истори­ческого цикла, но вообще повторение, парал­лелизм сюжетов в каждом новом истори­ческом цикле.

Однако повторение поворотов судеб раз­ных истори­ческих эпох – далеко не един­ствен­ный вид сюжетных парал­лелей в Романе. Есть ещё многочис­лен­ные сход­ства взаимоотно­шений. Одно из та­ких совпа­дений мы уже нашли: парал­лелизм от­но­шений Воланд – Фагот и Пилат – Афраний. Похо­жую парал­лель Иван Бездомный обна­руживает в клинике, где доктор Стравинский не то­лько руко­во­дит, но и «по латыни, как Пилат, говорит». В театре Варьете в самый ответ­ствен­ный момент за глав­ного остаётся финдиректор Римский, как и римский прокуратор в Ершалаиме. На что же намекает Автор? Какую идею желает нам внушить? И нет ли в этих повторениях каких-то законо­мер­ностей?

Например, у Иешуа в романе есть три ученика – Иуда, Пилат и Левий. Мы доста­точно хорошо про­анализировали их психо­логию и функции в истори­ческом сюжете:

Иуда – исполни­тель, «технолог», живущий то­лько настоящим и служащий пере­говор­щиком, «пере­вод­чиком» между Иешуа и ершалаимским полити­ческим миром.

Пилат – предста­витель, взяв­шийся защищать Иешуа пере­д Каифой. Пилата волнует то­лько будущее, про­шлое ему безразлично, а настоящее даже ненавистно.

Левий – секретарь Иешуа, живущий лишь про­шлым. Как и Пилату, ему нена­ви­стно настоящее, но при этом безразлично будущее. Заметим, что «добрый» Левий владеет не то­лько писа­тель­ским пе­ром, но и острым ножом. Эти две ипос­таси – секретаря и палача, вполне можно объединить в одну общую функцию – «судейский».

Для читателей очевидна парал­лель судьбы Иешуа и мастера, которая подчёркнута Ав­тором через их отно­шения с Иудой и Алоизием. Но у мастера есть и другой ученик – Иванушка, ко­торый в результате общения с учителем бросает ремесло поэта, чтобы стать историком. Как и Левия, его ин­те­ресует теперь то­лько про­шлое. Одно время Иван тоже был дово­льно злобен и даже жесток, обличал пороки и пытался их лично пока­рать. Есть ли у мастера свой предста­витель, пыта­ющийся защитить от врагов и устроить его судьбу? Есть, раз­уме­ется, хотя парал­лель с Иешуа оказыва­ется здесь далеко не прямой. Похоже, что эту роль для мастера поначалу играет Маргарита, и лишь потом Воланд. Так что в этом месте мы пометим для себя вопрос. Но уже сейчас ясно, что парал­лель Волан­д – Пилат является не полной, а ситуатив­ной.

Фагот и Афраний – два искусных исполнителя, «технолога», один - «фокусник», другой – тоже «инженер челове­ческих душ». Чуть более сложная картина с «судейскими» функциями, которые раз­делены между «секретарём» Гел­лой, «судебным исполнителем» Азаззело и «палачом» Абадон­ной. А вот Беге­мот – это любимый шут или паж при могуще­ствен­ном лице, неско­лько неожидан­ная, но всё же раз­новид­ность предста­вителя. Это ведь Беге­мот защищает от груп­пы захвата резиденцию Вола­нда. Такую же функцию в свите Пилата исполняет верный пёс Банга. То есть, похоже, функция пред­с­та­вителя содержит в себе ещё и некую звериную ипо­с­тась, которая есть и в Пилате. В 26 главе «Афранию показалось, что на него глядят четыре глаза – собачьи и волчьи». Сам Пилат, предста­ви­тель Ие­шуа – отчасти зверь, что же уди­вляться, что в его свите ту же роль играет настоящий зверь?

Беге­мот – тоже бывает в челове­ческом обличье, но чаще в нечелове­ческом, как и Маргарита в ипос­таси ведьмы. Похожего персонажа мы видим в свите Римского – Ва­ренуха должен представлять Варьете в отно­шениях сами знаете с кем, но вместо этого оборачивается в вампира. Позже предста­вительная роль пере­ходит к персонажу, служащему в Варьете шутом, как и Беге­мот в свите Воланда. Да и сама фамилия Бенгаль­ский имеет явные корни в семей­стве кошачьих. Неуди­вите­льно, что Беге­мот воз­ревновал и оторвал конкуренту голову. Так что рас­сказ кота об охоте на тигра отчасти прав­див и является дополни­тельным указа­нием Автора на эти парал­лели.

В роли исполнителя в верхушке Варьете выступает буфет­чик Соков. Так же, как Иуда, он не­равноду­шен к деньгам. Так же, как Пилат Иуде, Воланд предсказывает ему близкую смерть. Наконец, в роли секретаря, пред­ставляю­щего отчёт о сеансе выступает бухгалтер Варьете.

Оторван­ная говорящая голова Бенгаль­ского формирует ещё парал­лели – между пред­ставле­нием в Варьете и Великим балом у сатаны, а также между Бенгаль­ским и Берлиозом. Нужно так полагать, что Берлиоз тоже выполнял роль предста­вителя в чьей-то свите? В одном ряду с Берлиозом находится Лиходеев, фамилия которого намекает на его роль исполнителя лихих дел. Число парал­ле­лей этого рода в Романе вполне доста­точно, чтобы на ум читателя пришла идея общей законо­мер­но­сти в строении любого истори­ческого или совре­мен­ного сюжета, в центре которого дей­ствует обоб­щен­ная четвёрка – герой и три спутника или свита, раз­де­лён­ная на три части. Причём у участников свиты, играющих одну из трёх выявленных ролей, может быть своя соб­ствен­ная свита из таких же трёх частей.

Вместе взятые эти две идеи – регулярного повторения истори­ческих сюжетов и одинаковой структуры всех сюжетов – подводят нас к необ­ходимому выводу: В истории, включая совре­мен­ность, присут­ствуют вездесущие законо­мер­ности. Автор вынуждает нас согласиться с мыслями беспокой­ного старика Канта о том, что история и её законы познаваемы так же, как мате­ри­а­льный мир позна­ваем с помощью фундамента­льных законов физики. И что открытие таких фундамента­льных за­конов лирики будет означать написание Истории как Романа, то есть в виде множе­ства взаимо­связан­ных и вытека­ющих одна из другой сюжетных линий.

Вспомним и открытые нами ранее парал­лели между сюжетами «романа в романе» и рос­сий­ской и мировой истории ХХ века. Получа­ется, что общие законо­мер­ности раз­вития каса­ются не то­ль­ко истори­ческих лич­ностей, но и больших сообще­ств, которые эти лич­ности олице­творяют. И что на международной арене нации и даже целые цивилизации исполняют такие же обоб­щён­ные фун­кции, как и приближён­ные в свите любого истори­ческого деятеля. Например, в ХХ веке в центре всей мировой политики, так или иначе, оказывалась Рос­сия и рус­ская цивилизация. Исполни­тельные фун­кции взяла на себя Европа во главе с Германией, предста­вительные – англо-саксонский мир во главе с США. Третьим глоба­льным центром стал Ближний Восток, где роль лидера пере­шла от Тур­ции к Из­раилю. Похожий сюжет был и в XIX веке, где дей­ствовали империи – Рос­сийская, евро­пей­ские (Фра­нцузская, затем Германская), Британская (с сим­волом из семей­ства кошачьих) и Оттоманская.

Наконец, представ­лен­ные на страницах Романа идеа­льные сущ­ности строят отно­шения точно так же. Этот факт делает универса­льными скрытые в тексте Романа идеи, отража­ющие общие законо­мер­ности и истории, и психо­логии. Помнится, у фантаста А.Азимова есть пред­ска­зание о будущем слиянии этих двух наук в единую психоисторию.

Итак, в Романе имеют место многочис­лен­ные явные и скрытые парал­ле­ли: между истори­чес­кими событиями раз­ных эпох и совре­мен­ными сюжетами; между отно­шениями отде­льных лич­ностей и больших сообще­ств; между сюжетами социаль­ной жизни людей и духовной жизни идеа­льных сущ­ностей. Они необ­хо­димы, чтобы чита­тель смог обнаружить целую сис­те­му идей, с помощью которых можно истолко­вать каждую из этих парал­лелей по отде­льности. Все вместе парал­лели дают обобщен­ные идеи, а каждая в отде­льности позволяет раз­гадать подлин­ное отно­ше­ние Автора к конкретным образам и скрытым за ними истори­ческим лич­ностям или событиям.

Например, можно отде­льно рас­смотреть эпизод с убий­ством Иуды. Здесь мы также обна­ружим парал­лель между дей­ствиями его воз­люб­лен­ной Низы и дей­ствиями Маргариты в москов­ских главах. Низа дей­ствует по желанию Пилата, которое пере­даёт ей Афраний. Маргариту так же «подкупает» послан­ный Воландом Азаззело. Как и Маргарита, Низа в отсут­ствие мужа покидает дом и выманивает Иуду в «нехорошее место». Иуду убивают подослан­ные палачи, как и мастера отравляет Азазелло.

Спрашива­ется, какой вообще смысл может иметь эта парал­лель? Да, вроде бы и никакого, кро­ме компрометации Маргариты таким сравне­нием с Низой. И не то­лько Маргариты, но и всех любя­щих женщин. Например, А.Барков пришёл имен­но к такому дедуктив­ному выводу. Од­нако мы-то с вами романтики и верим Автору, который обещал показать нам настоящую любовь. Так что это тол­ко­вание, лежащее на пыльной поверх­ности бытия, никак не годится.

Ладно, допустим, Афраний не сказал Низе, зачем нужно выманить Иуду из города. Возможно, он даже сказал, что это нужно для спасения Иуды, что более похоже на правду. Но ради та­кой бана­ль­ности, как коварный обман чекистом любящей женщины, стоило ли Автору рас­писы­вать в красках эту парал­лель, угрожа­ющую компрометацией главной героини? Нет, конечно. Тогда остаётся одна версия: вся эта комбинация была придумана Афра­нием, чтобы спасти реа­льного Иуду, инсце­ни­ровав его смерть. Без сомнения, Афраний убеди­те­льно врёт Пилату о многих де­та­лях операции. Про­сто по­тому, что стены дворца Ирода имеют большие уши, и Пилат не доверяет этой стран­ной архи­тектуре. Почему не предпо­ложить, что Афраний про­фес­сиона­льно врёт обо всех важных деталях?

Ах, да, есть небольшая загвоздка! Сам автор «романа в романе» вроде бы живописует это уби­й­ство как реа­льно случив­шееся. Так ведь? Ну, а раз­ве чита­тель ожидал чего-нибудь другого? И раз­ве писа­тель вправе разо­чаровы­вать читателя, ставить его в тупик внезапным раз­ру­ше­нием тысяче­летних стереотипов? Ну, представьте себе роман, в котором Пилат и впрямь спасает Иуду. Как бы реаги­ро­вало большин­ство читателей, даже атеистов? Нет, лично я себе такого риска для репутации писателя представить не могу. Не смог и наш Автор, но для будущих читателей ос­та­вил эту парал­лель, чтобы сообщить по секрету свой личный взгляд на вещи. Да, кстати, а как называ­ется эта глава? «Как про­ку­ратор пытался спасти Иуду» и без всяких кавычек.

Соб­ствен­но, на этом примере можно было бы завершить краткий обзор идей, которые помогут нам раз­гадать секретное послание Автора. Но я не могу отказать себе в кратком отсту­п­лении от пред­мета ис­следо­вания. Дело в том, что обна­ружен­ная нами идея, условно названная «герой и ещё трое», никак не умеща­ется в рамках одного Романа. Едва ли не в каждом культовом про­изве­дении – книге, пьесе, фильме, которые мы готовы пере­читы­вать, пере­сматри­вать, цитиро­вать – можно найти такую же четвёрку в центре сюжета: главный герой и три спутника.

Клас­сика – это «Три мушкетёра»: изобрета­тельный д’Артаньян, испол­ни­тельный Портос, за­быв­ший про­шлое Атос, живущий верой в своё призвание аббата Арамис. В лю­бимых кинокомедиях: «Кавказская п­лен­ница», «Брил­лиан­товая рука», «Джентль­мены удачи», «Иван Васильевич меняет про­фес­сию», «Собачье сердце» – главный герой пере­воспитывает трёх учеников. Штирлиц из луч­ше­го телесериала тоже работает с троицей: заподо­зренный в преда­тель­стве и погиба­ющий исполни­тель Плейшнер, плюс спаса­ющий героя «зверь» Мюл­лер, а также пастор Шлаг, добы­ва­ющий отчёт о деле. И это лишь малая часть из воз­можных при­ме­ров. Например, на днях пере­смотрел «Сталкера» Та­рков­ского. И там в кульминацион­ный момент в Комнате собира­ются четверо – главный герой, про­фес­сор (кото­рый на самом деле Тех­но­лог), Пи­са­тель, плюс Зверь – чёрный пёс.

Теперь, пожалуй, всё. На сегодня примеров доста­точно, чтобы загру­зить всех идеями. А когда чита­тель свыкнется и примирится с ними, можно будет начать подробный анализ москов­ских глав.

Загрузка...