О главной линии

Две подряд ершалаимские главы объединены не то­лько раз­витием сюжета. Нет сомнений, что Автор имел в виду общие методы поиска и истолко­вания сюрпризов, которые несёт роман мастера. В про­шлый раз мы почти не использовали «ключи» для сравнения 25 главы с другими главами. И всё же, рас­шифровав сим­вол «цекубы» на основе истори­ческих ас­социаций, мы око­льным путём пришли к сим­волике парал­ле­льной 5 главы, к ресторану Дома Грибоедова. Напомню, что под видом ресторана для избран­ной окололите­ратурной публики Автор зашифровал советское изда­тель­ство, издав­шее Ро­ман весьма ограничен­ным тиражом. При этом ресторан раз­делён на внешнюю, открытую веранду и на внутрен­нюю, не очень уютную часть, в которой вынуждены питаться слишком занятые члены пра­в­ления. При этом внутрен­ние интерьеры списаны Автором с ресторана Дома Учёных (ЦеКУБУ). По­нятно, что речь идёт об узком круге учёных-гума­нитариев, озабочен­ных головой Берлиоза.

Теперь можно истолко­вать и то место в 5 главе, где члены прав­ления пыта­ются звонить по номеру 930, который не отвечает. Сим­волика числа 900 означает традицию истолко­вания, к которой должна быть прибавлена мотивация бескорыстной любви к людям. В 5 главе, то есть во время пер­во­го издания Романа, такого истолко­вания не нашлось. Время пришло лишь в 25 главе, где прису­т­ст­ву­ет число 30 и связан­ное с ним научное откровение. Таким образом, парал­лель с главой из первого бо­льшого ряда содержится в 25 главе в тща­те­льно замаскирован­ном виде. А вот парал­лель с 15 гла­вой, стадией Надлома лежит ближе к поверх­ности и вполне раз­личима под маскировочной сеткой «романа в романе». Сама эта маскировка под лите­ратурное про­изве­дение является аналогом внешней формы сцени­ческого представ­ления в 15 главе.

В 15 главе на сцене театра рас­поряжа­ется Твор­ческий дух в образе конферансье. В 25 главе на сцене ершалаимской Мистерии руко­водит Воланд в сцени­ческой маске Пилата. В 15 главе пас­сивно, но эмоциона­льно про­являет себя присут­ствующая москов­ская публика. В 25 главе за кадром присут­ствует Маргарита, которая эту твор­ческую обще­ствен­ность олице­творяет. Ненастоящий американец Дунчиль виноват в том, что прятал цен­ности в «навозной куче». Лучший в мире шут, загримирован­ный под африканца, про­ливает драгоцен­ное вино и тоже пыта­ется спрятаться за «белую женщину».

Аналогом Куролесова в 25 главе является Фагот в маске Афрания, которому поручено изъять у жадного Иуды трид­цать сребреников. А вот в пас­сивной роли несведущего Босого оказыва­ется Ка­и­фа, которому тайно подбросили эти цен­ности. Согласитесь, что в таком сопостав­лении число 30 иуди­ных сребреников вдруг про­являет парадокса­льную сим­воли­ческую значимость. Да и сам Иуда, кото­рому посвящена последняя треть 25 главы, оказыва­ется сопоставлен со столь же молодым Канав­ки­ным, любимым учеником веду­щего в 15 главе. Канавкин так же раз­рыва­ется между ролью любимого ученика и лояль­ностью к ветхозаветной тётке, но выбирает первое.

Эти парал­лели 5, 15 и 25 главы имеют соб­ствен­ную цен­ность, но заодно показывают, как ну­жно подходить к поиску сюрпризов в 26 главе. Главный сюрприз 25 главы мы отыскали на основе яв­ной ссылки из 30 главы. Такую ссылку на 26 главу мы уже обна­ружили как взаимное цитиро­ва­ние: Пилат в 26 главе: «И ночью, и при луне мне нет покоя. О, боги!», мастер в 24 главе: «И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги...»

Роль указателя – как у чаши цекубы, подтвержда­ется близкой аналогией предмета: «И стакан­чик подмигнул, блеснул в лун­ном свете, и помог этот стакан­чик». Далее кот подтвер­ждает, что «те­перь главная линия этого опуса ясна мне насквозь». Речь об этом опусе – романе мастера. Так что лун­ный сон Пилата нам нужно сопоставить с 6 главой, а оста­льной текст 26 главы – с главой 16 про Казнь. Глава 26 «Погребение» тоже про казнь Иуды, а появление Левия про­должает сюжет 16 главы.

Если 26 глава повторяет сюжет 16-й, то не совсем ясна ключевая роль Низы. Но это лишь на первый взгляд, если не вспомнить канони­ческого символа города-невесты. Ершалаим – это невеста Мес­сии, которая отрека­ется от него и предаёт римской власти, желая ему смерти. Это, наверное, глав­ный смысл парал­лели с участием Низы, но не един­ствен­ный. Для голубоглазой гречанки Низы центр города – не храм, а базар. Она олице­творяет вавилонскую ипос­тась всякого большого города, даже священ­ного. Показа­те­льно и знаком­ство Низы со сводницей Энантой, имя которой заим­ст­во­ва­но Ав­тором у одной из вакханок в свите Диониса.

Близкое древнегре­ческое имя «Низ» принадлежит критскому царю, погибшему из-за преда­те­ль­ства дочери, которая вырвала с головы спящего отца волшебный волос. Это гре­ческий аналог исто­рии библейской Далилы. Вторая ас­социация очевидна для русского читателя – низкая, теневая ипос­тась души города. Не уди­вите­льно, что «тень мес­сии» Иуда влюблен в «тень невесты». Уди­вите­льнее первая ас­социация, намекающая на то, что смерть «тени» лишает силы её хозяина. Впрочем, на это же намекает Беге­мот в указа­те­льном эпизоде 24 главы: «Поверь мне, что всякую ночь я являлся бы тебе в таком же лун­ном одеянии, как и бедный мастер, и кивал бы тебе, и манил бы тебя за собою». Это изображение мастера как бестелесного призрака предупреждает о нежела­те­льном повороте событий.

Вернёмся, однако, к парал­лелям. В начале 16 главы описано вавилонское многообразие ерша­ла­имской публики, так что тень души города присут­ствует. Сопроводив про­цес­сию, направляющуюся на Казнь, Левий воз­враща­ется в город, чтобы одолжить острый нож в хлебной лавке. Похожий ма­нёвр делает Афраний, чтобы заполучить в одной из лавок на Гре­ческой улице не менее опасное ору­жие. Сравнение любовной страсти с острым ножом уже встре­чалось нам на страницах Романа.

Сцена убий­ства Иуды больше похожа на злобные мечты Левия из 16 главы, чем на сами со­бы­тия на Лысой горе. Афраний, наблюда­ющий за казнью на Масличной горе, интересу­ется не телом, а полученными Иудой цен­ностями – трид­цатью тетрадрахмами. Сцена допроса Левия в 26 главе соотносится, ско­рее, с сюжетом 6 главы. Связь между образами Рюхина и Куролесова мы установили при толко­ва­нии 15 главы, связь между Куролесовым и Афра­нием – в 25-й. Соответ­ствен­но, есть парал­лель между доставкой Левия на балкон дворца и прибытием Бездомного в клинику.

В общем, какие-то парал­лели мы дей­ст­вите­льно обна­ружили, но на полноценный сюрприз они пока не очень похожи. При чём здесь главная линия этого опуса? И почему она выглядит как лун­ная дорожка, по которой идут Иешуа и Пилат с Бангой? Вообще-то, если рас­сматри­вать как опус весь Ро­ман, то лун­ная дорожка – это финал, последний отрезок вос­ходящей линии третьей большой фазы. Эта последняя вос­ходящая линия должна начи­наться, в соответ­ствии с «восьмым ключом», где-то по­средине 26 стадии. Третья четверть 3-го ряда включает не то­лько 27-29 стадии, но и предвари­тель­ную стадию, параллельную финалу 26-й. Этот импульс означа­ет начало пере­хода от второй четверти к третьей, от нисходящей линии к вос­ходящей, и пере­дан он через небесные яв­ления. В 16 главе – это грозовая туча, прервав­шая Казнь и рас­колов­шая «башню». В 26 главе внезапно наступив­шее затишье и освобож­дение описано как «лун­ный сон» Пилата.

Есть и другое, более глубокое толко­вание сочетанию лун­ного света и главной линии Романа. Сама аристотелевская идея «подлун­ного мира» имеет про­чную связь с теорией драмы, с обяза­тельны­ми поворотами главной линии сюжета трагедии, которая заверша­ется комедийным повторе­нием. Од­нако в нашем случае главная линия этого опуса, то есть всего Романа имеет ещё более про­работан­ную форму в виде трёх больших фаз Подъёма, Надлома и Гармони­ческой, каждая из которых имеет форму аристотелевской подлун­ной драмы с нисходящими и вос­ходящими линиями.

Возможно, чтобы понять идею 26 главы, нам нужно найти её место на главной линии. А для этого лучше всего представить эту главную линию в какой-нибудь наглядной форме. Из упоминав­шихся воплощений главной линии наиболее наглядны стадии раз­вития лич­ности. Большая фаза Подъ­ёма включает четыре четверти – младенче­ство, дет­ство, отроче­ство и ю­ность. Ю­ность после Пика Подъёма, в котором обяза­те­льно, так или иначе, про­является максимализм, бунт про­тив роди­тель­ской традиции, пере­ходит в первую четверть Надлома лич­ности – молодость. Затем, после свадь­бы или иного разрыва с родителями следует актив­ная четверть Надлома, период конфликтов и страстей, которые ведут к глубокому кризису идентичности, делящему надвое главную линию жизни.

Вторая половина второй большой фазы – выход из Надлома, зерка­льно сим­метрична входу в Надлом. Но сим­метрия сохраняется и далее, после кризиса среднего воз­раста и пере­хода к третьей бо­льшой фазе. Гармони­ческая фаза точно также зерка­льно сим­метрична всей фазе Подъёма. Эта сим­ме­трия стадий раз­вития лич­ности – факт общеизвестный, даже поговорка есть: «Старый что малый». На последних стадиях, в глубокой старости лич­ность попадает в такую же, как у детей, зависимость от окружа­ющих, а потом воз­можно дожить и вовсе до «младен­ческого» бес­созна­те­льного состояния.

Такая же сим­метрия больших фаз наблюда­ется в раз­витии более масштабных идей, чем личное самосознание. Младенче­ство и дет­ство цивилизаций и народа про­ходит под крылом у роди­тель­ских традиций. Например, Рус­ская идея, рожден­ная визан­тийским православием и Киевской Русью, вскор­млена в младен­ческой колыбели Владимиро-Суздаль­ской земли и про­водит дет­ство под общей опе­кой православной церкви и первой евразийской империи. Достигнув взрослого состояния, идеи и их носители становятся дей­ствующими лицами истории, выполняют предназначен­ную им роль, а затем вновь оказыва­ются в подопечном положении, чтобы пере­дать опыт и знания следующим поко­лениям. Так, античная культура при пере­ходе в Гармони­ческую фазу преоб­ража­ется в византийскую циви­ли­зацию, а после её раз­ру­шения уже в каче­стве подопечной вносит свой вклад в обу­чение ново­го поко­ления национа­льных культур.

На стадиях Подъёма, кроме последней, лич­ность или сообще­ство не сталкива­ется напрямую с труд­ностями жизнен­ного опыта, которые лежат на родителях. Поэтому на этих стадиях в психи­ческой и соци­а­льной структуре находят воплощение идеи, рас­сматриваемые их носителями как идеа­льные. Например, древнеегипетские, ветхозаветные, античные образцы времён Подъёма всемирной Истории имен­но таковы. На стадии Надлома на первый план выходит уже не идеа­лы, а труд­ности воплощения идеалов, включая главную – недо­ста­ток знаний, невозмож­ность сделать раз­умный, а не про­изво­льно догмати­ческий выбор. Наконец, в Гармони­ческой фазе такая воз­мож­ность делать жизнен­ный выбор появляется, но одновре­мен­но про­являются новые про­тиво­речия, которые станут предметом жизнен­ного опыта для следующих поко­лений. Узел между 26 и 27 стадиями – имен­но такой пере­ход от акти­в­ного состояния в подопечное. В самом начале 26 главы есть указание на это: «Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внеш­ность про­ку­ра­тора резко изменилась. Он как будто на гла­зах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен».

Раз уж мы заговорили о ключе зерка­льной сим­метрии, то 26-я стадия в каких-то отно­шениях отрицает 7-ю. Напомним, что к концу 6 главы Бездомный дух ново­й гума­ни­тарной науки обретает пристанище, а в начале 7-й твор­ческий дух Воланд поселяется в нехорошей квартире. Речь идёт об идеа­льных сущ­ностях, но обитают они в виртуа­льном про­стран­стве психики обычных людей. Это то­лько античные или ветхозаветные люди могли думать, что светлые идеи первого ряда могут суще­ство­вать сами по себе, без «теней» и «арбитров» в виде идей второго и третьего ряда.

Поэтому иносказание о бездомном духе будущей науки или о твор­ческом духе, поселив­шемся в квартире, имеет вполне жизнен­ное объяснение. Речь идёт о конкретной живой лич­ности, которая и стала домом для всех этих светлых и не очень идей, духов. Понятно, что масш­табные идеи посещают лич­ность не в дет­стве, и даже не в ю­ности, а где-то в начале второй большой фазы Надлома. Поэтому нет прямой связи между стадиями раз­вития конкретной лич­ности и стадиями раз­вития идеи, которую эта лич­ность про­двигает. Но ясно, что соединение составных частей будущей теории в одной лич­но­сти ускоряет те­чение стадий раз­вития научной идеи. Мы как раз это и обна­ружили: до 7 главы раз­витие первых стадий рас­тянуто по времени на десятилетия, а после этого раз­витие резко ускоряется.

С учётом этого замечания загадочная история с отравле­нием в 30 главе тоже раз­ъясняется. Мастер­ство и душа ново­й науки, вопло­щён­ные в одной смертной лич­ности, теряют связь с «подлун­ной» жизнью, лиша­ются своих «теней». Однако содержание виртуа­льного про­стран­ства психики не исчезает вместе со смертью физи­ческих тел. Светлые идеи и традиции, также как и новый уровень мастер­ства или тонко чув­ствующая душа, как правило, пере­да­ются детям. Иначе нельзя объяснить появление гениев имен­но в твор­ческих семьях, как Моцарт в семье музыкантов или Булгаков в семье священ­ников и богословов. Но это в том случае, раз­уме­ется, если родители не рас­тратили энергию любви напрасно, не рас­плескали масло. Более того, у меня есть подозрение, что тем же самым ин­тим­ным путём эти живые идеи пере­да­ются и про­сто любимым людям. Но это мы опять отвлеклись…

Теперь мы, похоже, сможем рас­толко­вать, о каком имен­но жизнен­ном выборе идёт речь в 26 главе, почему главными героями здесь стали Низа и Иуда, теневая часть души Ершалаима и теневая часть мастер­ства Мистерии. Для умудрён­ной опытом Маргариты не будет так уж сложно про­читать эту главу как притчу, ал­легорию своего жизнен­ного выбора. «Низкая» сторона души направляет дей­ствия теневой стороны мастер­ства. Отказ от неё в пользу внешнего опекуна – неиз­бежный жизнен­ный выбор на каком-то повороте судьбы, как выход на пенсию для обычной лич­ности. Это выбор может даже про­длить твор­ческую актив­ность, как пере­ход византийского наследия под опеку западно­евро­пейской цивилизации имел результатом феномен Воз­рож­дения.

Нужно то­лько помнить, что сим­метрия последних стадий Гармони­ческой стадии с первыми стадиями Подъёма не является полной. Сим­метрия является практи­чески полной в том, что каса­ется соотно­шения соб­ствен­ных и внешних источников удовле­творения мате­ри­а­льных потреб­ностей, а также их уровня. Однако с точки зрения пере­дачи знаний сим­метрия является зерка­льной – поток зна­ний и опыта в дет­стве идёт извне, а в старшем воз­расте – наоборот. Тем не менее, жизнен­ный опыт накаплива­ется в те­чение всех 32 стадий, поэтому главная линия остаётся вос­ходящей всегда. Имен­но поэтому истолко­вание последних глав не стано­вится про­ще. Мы с вами миновали ещё один важный рубеж и выходим на финишную прямую, третью вос­ходящую линию. Следующая 27 глава обещает быть доста­точно интригующей.

Загрузка...