Маски полити­ческого театра

Дово­льно успешное истолко­вание первой главы, как и образов «романа в романе», уже потихо­нечку приучило нас к одной важной идее. Дей­ству­ющие лица нашей сатири­ческой драмы суть не про­сто кол­лектив­ные образы, а объектив­но суще­ству­ющие в глубинах психики людей духовные сущ­но­сти, которые сосуще­ствуют и борются друг с другом за влияние на лич­ности людей. Каждому сооб­ще­ству – про­фес­сиона­льному сословию или же городу присущ некий ав­тономный дух, обита­ющий в каждой лич­ности из этого сообще­ства. Так что границы, определяющие соци­а­льную структуру, про­легают не между людьми, а внутри каждой лич­ности. Доста­точно очевидно, что источником универ­са­льной идеи, «зерном истины», из которого вырастает эта аксиома, послужила христиан­ская идея цер­кви как собрания людей, объединён­ных присут­ствием в их лич­ности Христа.

Дей­ствующими лицами истории, а значит и совре­мен­ной политики, являются не цари или ге­рои, а эти самые эгрегоры, демо­ны, духи. Политики – это всего лишь актёры полити­ческого театра, олице­творяющие эти неви­димые сущ­ности. Или может быть даже – это театра­льные маски, которые духи времени или места надевают для общения друг с другом. Поэтому некоторые персонажи нашего Романа порою меняют обличье. Например, кот Беге­мот иногда превраща­ется в толстяка, а Коровьев меняет фамилию. Не говоря уже об искус­стве пере­воплощения самого Воланда.

Кажется, мы уже привыкли и к тому, что Воланд – вовсе и не сатана, а Твор­че­ский дух, объ­единя­ющий особое сообще­ство людей – философов, музыкантов, поэтов, писателей, учёных. В отли­чие от других ипос­тасей лич­ности этот дух-путеше­ствен­ник лишь иногда посещает квартиры в своей обители №302-бис. Впрочем, мы ещё при обсуж­дении изнача­льной дионисийской формы Романа мог­ли бы догадаться, что главным героем этого представ­ления является он, Твор­ческий дух!

В отно­шении Фагота мы также уже успели высказать догадку, что это надев­ший дру­гую маску Фауст, то есть есте­ствен­нонаучное сообще­ство со всеми его фокусами, талантами и дур­ны­ми привыч­ками. Во всяком случае, фокус Фагота с «червонцами» не что иное, как повторение пер­вой картины второй части «Фауста». Да и само представление в Варьете родом оттуда же.

Подлин­ную природу Азазелло как про­фес­сиона­льного сословия спец­службистов тоже скрыть невозможно – её выдают не то­лько способ­ности и повадки, но также подчёркнутый имидж голово­реза при похва­льной самодисциплине и лояль­ности. Что каса­ется Беге­мота, то его имидж тоже вы­даёт его с головой и усами: с самых давних времён жирный кот остаётся сим­волом нуво­риша, хоть «нового рус­ского», хоть древнего египетского.

Заметим, что имен­но эти сословия – нуво­ришское, спец­службист­ское, а также мате­риалисти­ческая наука в части экономики были главными дей­ствующими лицами полити­ческого Варь­ете на­чала 1990-х. Ах, нет, ещё одно важное сословие забыли: мас­с-медиа, «свободную прес­су». А кто у нас в нехорошей квартире на печатной машинке стучал? Некая девица, го­товая к любым услу­гам, сте­пень свободы которой неско­лько зашкаливает, не так ли? Вторая древнейшая про­фес­сия нахо­дится, как минимум, в давнем знаком­стве с сословием нуво­ришей. Вот и кот с Гел­лой – не раз­лей вода, то он ей что-нибудь про­стрелит, то она ему в шерсть вцепится. Нашу догадку насчёт Гел­лы подтверждает её знаком­ство с Фаготом, а также ал­лите­рация с немецким оригиналом имени другой подруги Фауста. Елена Прекрасная, помнится, служила боже­ст­вен­ной сим­воликой монархи­ческой власти, а также му­зой слагав­ших оды поэтов. В наши бурные времена для поддержания сим­волики и рейтингов власти требу­ется прес­са – чем свободнее от предрас­судков и морали, тем лучше.

Теперь, про­яснив соци­а­льную природу подручных Воланда, можно снова вернуться к москов­ским главам, посвящен­ным подготовке, про­ве­дению и послед­ствиям сеанса чёрной магии в нашем полити­ческом Варьете. Так, наполняется конкретно-истори­ческим содержа­нием участие Азазелло, то есть спец­служб, в про­цес­се срочной отправки Лиходеева в Ялту. Равно как и участие Беге­мота, кото­рого в августе 91-го олицетворяет последний советский премьер Павлов. Позже его место займёт дру­гой пухлый персонаж, тоже похожий одновре­мен­но на кота и на борова – Е.Гайдар. Но самой наи­луч­шей из «масок» Беге­мота, блестящим исполнителем роли лучшего в мире шута будет следу­ющий пре­мьер, мастер афоризмов и экспромтов. И раз­ве фамилия Черномырдин не говорит сама за себя и за Беге­мота? В лихие ельцинские времена имен­но председа­тель пра­витель­ства был вы­рази­те­лем инте­ре­сов олигархии, нуво­ришей, «жирных котов».

Знаком­ство управдома Никанора Ивановича с Коровьевым тоже вызывает в памяти 1991 год и раз­ные несчастья, обрушив­шиеся на управляющих делами, после того как последний генсек застрял в Ялте. Потом в мировой прес­се долго рас­суждали о «золоте партии», а Беге­мот под маской Гайдара даже нанял частных детективов для его заведомо безуспешных поисков. Так что управдом Лиходеева, имеет право быть отде­льно упомянутым в детектив­ном сюжете полити­ческого театра начала 1990-х. Однако сразу заметим, что управдом занимает в Романе слишком заметное место, целых две главы, не считая помещения в соседнюю с мастером палату. Булгаков вообще питал слабость к образу управ­до­ма. Кроме Босого, он вос­пел также управдома Буншу из «Ивана Васильевича», Швондера в «Соба­чь­ем сердце» и ещё парочку управдомов в других пьесах. Однако, это-то и подозри­те­льно. Не иначе, как за образом управдома прячется какая-то ещё непонятная нам ал­легория, имеющая смысл в каком-то другом слое сим­волики, отличном от полити­ческого театра. Но мы пока не знаем, как найти этот бо­лее глубокий контекст, потому вернёмся к политике.

Сложным для истолко­вания оказался образ Варенухи. Соратник Рим­ского–Ельцина во время ялтинского си­дения Лиходеева–Горбачёва, который стано­вится вампиром и вместе с Гел­лой уг­рожает утянуть за собой в могилу финдиректора. Я поначалу грешил на спикера Хасбулатова и в его лице на весь депу­татский корпус. Уж бо­льно Руслан Имранович к концу карьеры взбледнул с лица, что твой вампир. Но депу­таты в целом субъект пас­сивный, как там кто-то сказал: «агрес­сивно-послушный». А наш адми­нист­ратор беспокойно деятелен и активен. То есть может быть и Хасбулатов, но в иной, не депу­татской, а полити­ческой ипос­таси.

Тут нам могут помочь две неза­метные с первого взгляда подсказочки. Первую мы обна­ружили, когда изучали чекист­ский слой в тексте Романа. Выяснилось, что обяза­те­льное разо­бла­чение чёрной ма­гии с указанием в афише есть неявная отсылка к секретному приказу ОГПУ. Получа­ется, что когда Варенуха говорит Римскому: «Тут вся соль в разо­бла­чении», то адми­нист­ратор Варьете признаётся тем самым в сопричаст­ности тайному знанию о чекист­ском приказе. Не уди­вляет, что Римский имен­но Варенухе предлагает отнести телеграм­мы куда следует. Тогда и беседа Варенухи с Азазелло имеет немного иной оттенок смысла, объясня­ющий жёсткое обхож­дение с непослуш­ным сексотом.

Вторая подсказка заключа­ется в ал­лите­рации «админист­ратор Варьете Варенуха». В этой строчке так и слышится слово «варвар», но мы, раз­уме­ется, далеки от того, чтобы приписать Автору грубые намёки на чеченское про­исхож­дение Руслана Имрановича, уважаемого про­фес­сора и доктора наук. Про­сто так совпало. Скорее всего, Булгаков имел в виду другое – сход­ство имён заве­дения и по­лити­ческого субъекта. Если Варьете – это полити­ческий театр, она же Демократия, то Варенуха в таком случае означает «демократ». Или с учётом некоторой уничижи­те­льности суффи­кса – «дем­ши­за». Согласитесь, что этот кол­лектив­ный субъект, вос­принимаемый как единое целое, был одним из самых заметных в начале 90-х.

– Но при чём здесь спец­службы? – вос­кликнет какой-нибудь чита­тель, не знакомый с полити­ческими реалиями 1990 года. А при том! Откуда скажите на милость в Советском Союзе, особен­но в РСФСР могли появиться «демократы» и «демократи­ческие силы»? Никакой политэкономи­ческой ба­зы в стране для этого не суще­ствовало – не то что крупных, но и мелких соб­ствен­ников. А были одни лишь научные сотрудники да адми­нист­раторы. Но партийная номенклатура в лице Стёпы Лихо­деева в запале борьбы с алкоголизмом слегка помутилась рас­судком и подписала контракт с ино­стран­ными консультантами о том, что непре­мен­но должны быть «демократы» на полити­ческой сцене. Ничего бо­лее похожего, чем подопечная чекистам дис­сидентская «шиза», в стране найти не удалось, видимо, поэтому заказ на срочное раз­множение «демократов» был раз­ме­щён в спец­службах.

Доходило до смешного, когда в «клубах избирателей» наряду с дежурными правдо­искателями дис­циплинирован­но заседали десятки агентов всех уровней и линий КГБ и МВД. Помнится во вре­мя одной из «цепочек» в защиту Гдляна–Иванова, где большин­ство участников было про­сто сочув­ст­вующими зеваками, я разговорил такого активиста район­ного «клуба избирателей». Солдат срочной службы из Туркменистана дис­циплинирован­но ходил в гражданке из соседнего стройбата на сходки таких же «демократов». Это к вопросу о дубовейшем уровне исполнения особистами спущен­ных све­рху директив. Однако же страну общими усилиями успешно раз­валили в кратчайшие сроки.

Так что уже ничему не приходилось удивляться, наблюдая вблизи часть депу­татского корпуса, избранную под флагом «ДемРос­сии». В финале августов­ского путча, когда Лиходеев загорал в Ялте, все эти демо­крати­ческие активисты, испугав­шись разо­бла­чения, двинулись к центра­льному офису на Лубянке. Хотя наверняка, каждому из них звонил ку­ратор и предупреждал. Но одно дело быть про­сто каким-нибудь адми­нист­ратором, а другое дело риско­вать депу­татским мандатом из-за какой-то кар­то­чки учёта агентов. В общем, еле угомонили, заняв толпу «демократов» зрелищем демо­нтажа статуи Дзержинского и пообещав составить из видных предста­вителей «демшизы» особую ко­мис­сию по де­лам лубянских архивов. И что уди­вите­льно, ни один «демократ» в результате работы этой коми­с­сии не пострадал, что, конечно же, должно свиде­тель­ство­вать о чистоте демо­крати­ческого движения и полном бездей­ствии КГБ в последние годы «пере­стройки».

Августов­ский путч ГКЧП дей­ст­вите­льно си­льно изменил судьбу и даже облик «демократов», которые в одночасье потеряли главный смысл своего полити­ческого суще­ство­вания. Сначала полу­чи­ли по ушам от своих ку­раторов из спец­служб, потом – от «новых рус­ских», которые оказались спец­службам ближе. Но смер­тельным испыта­нием для «демократов» стали вовсе не удары, а холодные объятия мас­с-медиа. Все эти прямые трансляции и постоян­ное внимание, про­воциро­вание слабых ду­хом «демократов» на бездумные слова и дей­ствия – превратили безобидных и лояльных адми­нист­ра­торов в несчастную «демшизу».

Нужно сказать, что и «свободная» прес­са времён «прихватизации» недалеко ушла по своим ка­че­ствам от «демшизы». Оба кол­лектив­ных субъекта были воз­буждены про­исходя­щим без них деле­жом пирога и реши­те­льно жаждали превращения руко­вод­ства Варьете по своему об­разу и подобию. Под ударом оказался финдиректор Ельцин, который вовсе не управлял сеансом финансовой магии в эрэфийском полити­ческом театре, а то­лько подписывал приказы и пла­тёжки, надеясь как-ни­будь уце­леть. Отсут­ствие тени и статус вампира у Варенухи, как и у Гел­лы оз­начает, что «демо­кра­ты», как и «свободная прес­са» были бесплотными симулякрами без соци­а­ль­ной опоры, одной лишь видимо­с­тью, прикрыва­ющей серви­льную и раз­руши­тельную сущ­ность.

Фаготов­ский фокус с червонцами-ваучерами мы уже раз­ъяснили. Что каса­ется магазина на сцене, то участие в нём Гел­лы, то есть «свободных» мас­с-медиа наряду с «новым рус­ским» Беге­мо­том сразу наводит на прави­льное толко­вание. Это дефиле с участием многих милых дам неглиже – не что иное, как беспардон­ная реклама, следо­вание обещаниям которой оставило без штанов не одну се­мью. А тот мужичок, который выше­л на сцену ради обувки для жены – это не иначе как Лёня Голу­бков из рекламы «М­ММ».

Неразгадан­ным персонажем из сеанса Варьете остался конферансье. Судя по тому, что охоте на тигров уделено особое внимание в 24 главе, а сам Бенгаль­ский окаж­ется соседом Босого в клинике Стравинского, здесь мы тоже имеем дело с каким-то третьим слоем смыслов. Но образ Бенгаль­ского должен иметь раз­гадку и в контексте «полити­ческого театра». На кого же из полити­ческих субъектов постсоветского Варьете мог так осерчать Беге­мот, то есть ново­рус­ская олигархия? Дело, напомним, про­исходит сразу после раз­дачи червонцев, то есть «ваучеров». И кто же из серьёзных полити­ческих субъектов пострадал, остался без головы, но затем был амнистирован? Есть, есть такой субъект – на­зыва­ется «рос­сийские ком­мунисты». В период подготовки «прихватизации» были запрещены две организации – КПРФ и так называемый Фронт национа­льного спасения. Вторая из них – это тоже си­м­улякр, а вот КПРФ дей­ст­вите­льно была обезглавлена, но «тело» местных первичных пар­тор­га­ни­за­ций ос­та­лось живым. Согласно ре­шению конституцион­ных судей в конце 92-го к телу было опять ра­з­ре­шено приделать голову в лице прежнего партийного руко­вод­ства.

После сеанса ваучерной магии и ночного поку­шения на Римского из руко­вод­ства Варьете ос­таётся то­лько бухгалтер Василий Степанович с нежной фамилией Ласточкин, решивший нап­ра­вить отчёт в выше­стоящую организацию – Зрелищ­ную комис­сию. Пос­тойте, скажет внима­тель­ный чита­тель, какая ещё может быть выше­стоящая организация над Ельциным и над Хасбулатовым, над пре­зидентом и депу­татами, неважно «демократами» или «ком­мунистами»? И как всегда не угада­ет. Дело в том, что в 1990-93 годах над Верховным Советом, и над Президентом, и даже над Кон­сти­туцион­ным Судом форма­льно суще­ствовала высшая инстанция – Съезд народных депу­татов, име­ющий пра­во решать любой вопрос. То­лько собирался Съезд нечасто, но уж если собирался, то зре­ли­щ­ности этой комис­сии было не занимать, это правда.

Что же может сим­волизиро­вать форма без корпуса, пустой костюм без тела, подписыва­ющий как ни в чём не бывало доку­менты? Не иначе как речь идёт о десятом Съезде народных депу­татов, который должен был решить судьбу руко­вод­ства Варьете, но не смог, потому как был лишён пол­но­мочий от имени конституцион­ного про­цес­са (указ №1400 от 21.09.93). В результате большая часть де­пу­татов и сотрудников раз­бежались, а остался лишь технический персонал, да персона­льные помощ­ники и секретарши Про­хора Петровича, олице­творяю­щего тот самый депу­татский корпус. Форма­льно Съезд был созван и даже утверждал какие-то акты, но самого корпуса, в смысле кворума вну­три этой формы не было. Председа­тель Конституцион­ного Суда Валерий Дмитриевич Зорькин, а име­н­но он дополнял триаду руко­вод­ства Варьете, очень хотел пообщаться с депу­татским кор­пусом и ру­ко­­вод­ством Съезда. Но в про­токоле заседания КС отражено, что судьи были ли­шены такой воз­мож­ности.

Подтверж­дением нашей версии насчёт Зрелищ­ной комис­сии как Съезда, является визит ре­ге­нта в городской филиал комис­сии. У Съезда народных депу­татов дей­ст­вите­льно был городской фи­лиал под наз­ванием Мос­совет. Всякий, кто был знаком с последним созывом этого уважаемого орга­на, должен оценить метафору насчёт трёх грузовиков не вполне вменяемых активистов. Между про­чим, в октябре 93-го из Мос­совета дей­ст­вите­льно увезли за город и интернировали самых актив­ных депу­татов. А вот визит в городской филиал интел­лигентного демагога Коровьева напо­ми­нает о ми­ти­нге либера­льной обще­ствен­ности, взяв­шей в кольцо Мос­совет.

Так что при желании и минима­льном знании полити­ческих реалий начала 1990-х практи­чески весь сюжет, связан­ный с сеансом в Варьете, можно рас­шифро­вать в самых мелких подроб­ностях. Не­много сложнее с главами с 3-й по 6-ю, в которых главным дей­ствующим лицом яв­ляется Бездомный, преследу­ющий Воланда. Но мы всё же попытаемся разо­браться.

Загрузка...