Год быка--MMIX

Последние вопросы

Вос­пользуемся сим­метрией первой и последней глав для сопостав­ления двух авторских порт­ретов Воланда. Теперь с уровня 32 главы мы сможем луч­ше понять это первое описание:

«Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не гро­мадного, а про­сто высо­кого. Что каса­ется зубов, то с левой стороны у него были платиновые коро­нки, а с правой – золо­тые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туф­лях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдаш­ником в виде го­ловы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Пра­вый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец».

Прежде всего, Автор обращает внимание на точное время, к которому относится этот портрет: «раньше всего». То есть сам Воланд тоже получает земной облик, чтобы про­йти вместе со свитой и заглавными героями Романа путь преоб­ражения от несовер­шен­ства к совер­шен­ству. Мы, соб­ствен­но, уже начали ис­следо­вать это описание, когда установили связь трости с «пере­вод­чиком», зелёного глаза с котом, а другого глаза, чёрного – с демо­ном безводной пустыни. Эта находка указывает нам на роль трёх помощ­ников из свиты как необ­хо­димых и даже неотъемлемых инструментов твор­ческого духа (его эффекторов и детекторов, если использо­вать язык теории управ­ления). Один глаз, чёрный – обра­щён в про­шлое, зелёный глаз – в будущее, а трость – опора для движения в настоящем.

Все три помощ­ника одеты в чёрные головные уборы (брови и набалдашник). Одна бровь выше другой означает наличие иерархии, в которой ниже всех оказыва­ется трость. Можно предпо­ложить, что, как в триаде «мастер-душа-дух», иерархия отражает отно­шение к времени: пе­р­вый помощ­ник, управи­тель живёт настоящим, второй думает о будущем, третий оперирует опы­том про­шлого.

Выбрит гладко – означает отказ от прежних учений, необ­хо­димый для создания ново­го. Есте­ст­вен­ный головной убор тоже имеет чёрный цвет, зна­чение которого нам известно. Однако в начале пути, раньше всего Воланд одет в серую одежду – не белую и не чёрную, а смешан­ную. Скорее всего, серые одежды и обувь – это эмпири­ческое знание о духовном опыте, которое ещё не подверглось анализу, раз­де­лению на две совер­шен­ные компоненты – белый и чёрный. Возраст лет сорока с ли­ш­ним тоже должен иметь сим­воли­ческое зна­чение. Получа­ется, что раньше всего, в начале пути новой науки о человеке она была излишне светской, мате­риали­сти­ческой. А когда лишнее будет оставлено, в начале 13 главы Воланд предстанет уже под видом мужчины лет трид­цати вос­ьми.

Автор уже доказал нам своё умение твор­чески раз­ви­вать библейскую сим­волику, поэтому мо­жно догадаться и о зна­чении золотых и платиновых зубов. Вообще-то зубы – это инструменты для подготовки пищи к усвоению, а пища означает знание. Золотые и платиновые коронки, сопоставлен­ные с портретом из 32 главы, указывают на сим­волику небесных светил – солнца и звёзд, которые оз­начают раз­ные формы познания. Полагаем, что золотые коронки означают объектив­ные методы поз­нания, а не менее благородные платиновые – твор­ческую интуицию. Рост Воланда в начале пути тоже отражает высокую, но не очень степень познания человече­ством духовной сферы.

Замечание о том, что незнакомец не хромал ни на какую из ног, нам теперь тоже понятно. Нога сим­воли­чески означает одну из церквей как носителей истолко­ваний. Поско­льку обе известные нам ноги, они же должники заведомо хромают, имея недо­статки – одна на 50 из ста мер масла, другая на 20 из ста мер зерна, то слова «ни на какую ногу» можно истолко­вать как вообще отказ от христиан­ских толко­ваний в начале пути.

Наконец, нам осталось истолко­вать: почему все эти черты портрета означают одним словом – и­ностранец? По каким признакам вообще можно определить, что пере­д нами иностранец, а не мос­квич? Сцена в торгсине из 29 главы подтверждает, что речь может идти об одежде и о вла­дении язы­ками. Впрочем, Автор так и пишет с большой буквы: «Словом – иностранец». Раньше всего Слово с большой буквы в изнача­льном библейском смысле делает Воланда иностранцем в стране победив­ше­го атеизма. В этом постоян­ном повторении эпитета «и­ностранец» слышна вполне понятная связь с печа­льной евангель­ской истиной: «не бывает про­рок без чести, раз­ве то­лько в отече­стве своем и в доме своем» /Мф 13.57/. И в первом прише­ствии получив­шее земное воплощение Слово тоже было вос­принято в своём отече­стве как чуждое.

Кстати, раз уж зашла речь, известные споры о про­исхож­дении Иисуса могли быть причиной ещё одной «ошибки» Булгакова, несоответ­ствия слов о про­исхож­дении Иешуа. Во второй главе он утверждает, что про­исходит из города Гамалы, о котором известно, что это един­ствен­ный запрятан­ный в горах иудейский город, в который никогда не входили римские войска. Автор этим отвергает злую легенду о про­исхож­дении Иисуса от римлянина. В другой ершалаимской главе Пилат видит себя рядом с философом из эн-Сарида. Автор использует арабское наимено­вание, соглашаясь, что во времена Иисуса никакого земного Назарета не было. Про­звище Га-Ноцри, «назорей» относится к про­исхож­дению духа Иисуса, а не его земного воплощения. Зачем иначе так назван уроженец условной неведомой Гамалы на краю Иудеи?

Но вернёмся к слову «и­ностранец». В тексте Романа это слово последний раз применяется к Воланду в 20 главе, когда Маргарита то­лько находится в про­цес­се преоб­ражения. И более ни раз­у в остав­шихся 12 главах, где иностранцами именуют других персонажей. Зато в первых двад­цати главах это слово использу­ется более 60 раз исключи­те­льно по отно­шению к Воланду. Из них 30 раз в одной то­лько первой главе. Можем предпо­ложить, что дело не то­лько в Воланде, но и в постепен­ном изме­нении отно­шения в отече­стве к Слову.

С двумя портретами Воланда в начале и в конце пути мы разо­брались, наконец. Теперь можно двигаться дальше по тексту 32 главы, где Воланд со свитой спешились «на каменистой безрадостной плоской вершине». В парал­ле­льном тексте 22 главы внимание Маргариты переключается от Воланда к начина­ющемуся Балу и своей безрадостной роли на плоской вершине лестницы. В парал­ле­льном ме­сте 24 главы после краткого обсуж­дения природы самого Воланда, раз­говор пере­ходит на обсуж­де­ние романа мастера. А затем и к самому роману о Пилате, где речь идёт о «стран­ной туче», прилетев­шей к месту казни на Лысой горе.

Два «ключа»: первый и четвёртый – применяемые вместе к 32 главе позволяют сопоставить начало 23 главы и начало 25-й. Казнь на Лысой горе нужно сопоставить с казнью героини на вершине лестницы. Эту связь мы уже обна­руживали, сопоставляя 23 главу с 16-й. Теперь мы нашли ещё одно подтверж­дение нашей догадке о том, какова была судьба Воланда, отсутствующего во время Великого бала у сатаны. Одинокий Пилат на своём балконе вынужден пере­жидать время грозы. И это ожида­ние может показаться вечным заклю­чением, в котором пребывает герой романа мастера в 32-й главе.

В коротком диалоге Воланда с Маргаритой тоже есть за что зацепиться, особен­но вот за это крылатое выражение: «тот, кто любит, должен раз­делять участь того, кого он любит». Очень романтично, не правда ли? Хотя речь идёт о един­ствен­ном верном друге Пилата, раз­делив­шем участь двухтысячелетнего ожидания искуп­ления. Вот то­лько един­ствен­ном ли? Ведь «тогда, давно, четыр­над­цатого числа весен­него месяца нисана» у Пилата появился ещё один любящий друг. Это он снится Пилату две тысячи лет, что означает настоящую любовь Пилата к нищему философу Га-Ноцри. Но тот, кто любит, должен раз­делять участь того, кого он любит! Не означает ли это, что Пилат раз­деляет участь самого Иисуса. Отсут­ствие зримого образа Учителя в последней главе вовсе не оз­на­чает, что этого образа нет. Мы уже могли бы на примере Маргариты и Воланда научиться видеть та­кие незримые образы. Может быть, и на этот раз получится?

Если Пилат раз­деляет участь своего Учителя, то и сам Иисус находится в этом же плену двух­тысячелетнего ожидания искуп­ления и свободы. Автор не случайно многократно и в этой главе, и в парал­ле­льных местах раз­лил яркими пятнами лун­ный свет. Ведь имен­но вечно обман­чивый свет Луны держит в плену Пилата и его любимых друзей. Пилат завидует Левию, потому что тот на­хо­дится рядом с Учителем. Но есть ли радость тому от этого пребы­вания с ним вечного студента, так и не сумев­шего понять Учителя. И где-то внизу, где виден в лун­ном свете древний Ершалаим, пре­бы­вает в веч­ности вместе с Ним его любимый ученик, страда­ющий от вечного клейма Предателя. Раз­ве кто-то сомнева­ется в том, что Учи­тель любит всех своих учеников? Но это означает, что он должен раз­делять участь того, кого он любит!

Мы уже вскользь упоминали о те­чении «тысячелетников», воз­никшем в ран­нем христиан­стве. В двух словах это учение изложено в одном из посланий апостола Петра: «Одно то не должно быть сокрыто от вас, воз­люб­лен­ные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» /2Птр 3,8/. События евангель­ской Мистерии призваны дать земное воплощение духу Иисуса, Слову, чтобы повести за ним учеников и последо­вателей. Но не означает ли это, что два дня пребы­вания Учителя в плену у смерти в ходе Мистерии могут в реа­ль­ной Истории означать двух­ты­ся­че­летний плен, раз­деление участи всех учеников и последо­вателей, кто с любовью уча­ствует в этой вселенской трагедии подлун­ного мира.

Но может, мы ошибаемся, когда считаем, что роман о Пилате – это также и роман об Иешуа? Ответ даёт «ключ» зерка­льной сим­метрии, ведущий нас к первой главе, где Берлиоз доказывает Без­домному, что Иисуса нельзя изображать как живого. От отрицания живого Иисуса мы обязаны к последней главе прийти к утверж­дению этого суще­ство­вания. Но в чём заключа­ется главный признак живого суще­ства, живой лич­ности или даже живой сверхлич­ности? Наверное, всё же имен­но в страдании и в пере­жи­вании, а в случае незримого, но живого духа – в сопере­жи­вании.

«– Двенад­цать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?» – тоже загадочная фраза Маргариты. Кто-то из булгаковедов уже высчитал число лун­ных циклов за две тысячи лет, которых оказыва­ется в два раз­а больше. Нет, конечно, и здесь тоже речь идёт о сим­воли­ческом числе. Тысяча означает большое собрание людей из многих поко­лений, то есть «церковь» в самом широком смысле. Двенад­цать – это пере­жи­вание един­ства с совер­шен­ством, соучастие в Мистерии. Поэтому двенад­цать тысяч лун – это сим­воли­ческое обозна­чение многих поко­лений последо­вателей Иисуса, которые раз­делили с ним его траги­ческую участь в подлун­ном мире. Задан­ный Маргаритой вопрос означает желание скорейшего скончания этого времени, искуп­ления этих двенад­цати тысяч, которые вместе составляют истин­ный образ Учителя. Нужно ли дополни­те­льно раз­ъяснять, что означают две­над­цать раз по двенад­цать тысяч в книге Откро­вения? Особен­но с учётом двенад­цати стадий Над­лома всемирной Истории.

В отличие от случая с Фридой, где Маргарита сама имела власть над своей «тенью», в дан­ном случае одного лишь прекрасного желания недоста­точно. Более того, власти самого Воланда, его зна­ний и умения править тёмной глыбой не хватает. «Все будет прави­льно, на этом построен мир». Освободить Пилата, а значит и Иисуса может то­лько мастер. Что это означает? Ничего особен­но сло­жного, если на словах – это означает, что одних то­лько совер­шен­ных знаний и одного лишь пре­к­рас­ного желания недо­ста­точно, необ­ходима конкретная дея­те­льность тех самых двенад­цать раз по двенад­цати тысяч, чтобы построить прави­льный мир. Хотя, раз­уме­ется, без совер­шен­ного знания и ясного желания эта работа тоже невозможна.

Как и положено, в романти­ческой сказке после совер­шения подвига пере­д героем открыва­ются три дороги, три указателя, на которых почему-то начертано «свет», «тьма» и «покой». Сопоставив кое-какие открытия, которые мы с вами сделали по пути к финалу, можно утверждать, что и то, и другое, и третье – суть три раз­ные части духовного опыта человече­ства.

Первая часть – «свет» соответ­ствует большой стадии Подъёма всемирной Истории, когда были выработаны идеа­льные понятия, которые по опреде­лению не имеют теневых сторон. Вторую часть духовного опыта составляет большая стадия Надлома, во время которой человече­ство сталкива­ется с теневой стороной своего желания скорейшего воплощения идеалов. Результатом этого необ­ходимого негатив­ного опыта является совер­шен­ное знание о тёмной стороне духовного опыта. Наконец, слово «покой» подходит для обозна­чения духовного опыта, который будет соответ­ство­вать Гармони­ческой фазе всемирной Истории.

Мастеру и Маргарите, человече­ству в его практи­ческой дея­те­льности и в его желаниях нет резона воз­вращаться в про­шлое, во времена своей ю­ности. Однако нужно освободить идеалы юности от страдания, вынужден­ного давле­нием внешних обстоя­тель­ств. Тем более нельзя повторять в следу­ющей большой фазе раз­вития траги­ческий опыт стадии Надлома. Но имен­но этот опыт необ­ходим духу, чтобы удержать человече­ство от повторения ошибок. Поэтому Воланд и его свита должны оста­ваться в этом «тёмном цар­стве» ошибок про­шлого. А мастер должен последо­вать за желаниями своей прекрасной воз­люб­лен­ной – вперёд, в будущее, где необ­ходим опыт строи­тель­ства ново­го прави­ль­ного мира, и станет воз­мож­ностью мечта о «новом человеке».

Мы с вами то­лько приближаемся к концу испытаний 20 стадии всемирной Истории. Впере­ди ещё две долгих последних стадии Надлома, которые займут большую часть этого века. Но парал­ле­льно, не спеша, сначала в отде­льных маргина­льных очагах, а затем всё шире начнётся новая история, новая большая фаза Гармонии. Её первому выходу на глоба­льный уровень должна предше­ство­вать мистерия «второго прише­ствия». В ходе этой мистерии должны родиться духовные ипос­таси, чтобы составить новую часть духовного опыта человече­ства, заслужива­ющего наз­вание «покоя».

Заметим то­лько, что это слово уже встречалось нам по пути, в конце 27 главы. Оказыва­ется, нехорошая квартира рас­полагалась на пятом, то есть тайном этаже дома №302-бис, который был выстроен покоем. Из этого следует вывод, что предваряющая первую стадию Гармони­ческой фазы мистерия уже в самом раз­гаре, про­сто на этот раз учтены все ошибки про­шлого. Например, Воланд сразу представляется иностранцем, чтобы не пугать Словом соотече­ствен­ников. И вообще стара­ется дей­ство­вать конспиратив­но – «се, иду как тать»…

Конечно, хотелось бы знать, что означают слова «впере­ди твой вечный дом, который тебе дали в награду». Неужели бес­смертие отде­льной лич­ности? Или всё же бес­смертие мастер­ства, кото­рое более не будет теряться, и природа не будет отдыхать на детях гениев. Ещё один любопытный вопрос, не связано ли слово «покой» с буквой П? Нет ли в этом намёка на исправление путей совер­шен­ство­вания лич­ности? Отличие от жертвенной буквы М – в отсут­ствии надлома в центра­льной части этой стилизован­ной под букву диаграм­мы, которая может означать три больших стадии – Подъём, Надлом и Покой. Ответы на эти вопросы находятся уже за пределами Романа, который, как и обещано, оканчива­ется словами: «…жестокий пятый про­ку­ратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».

На этом можно было бы и закончить, но согласитесь – к концу нашего ис­следо­вания мы знаем гораздо больше о методах Автора и первоисточниках Романа. Поэтому про­сто необ­ходимо ещё раз пере­читать все главы, особен­но нача­льные, на предмет случайно про­пущен­ных парал­лелей с Новым Заветом. Да и Эпилог, хотя и является хвостом сёмги и не имеет скрытых смыслов, но заслуживает хотя бы минима­льного внимания.