Мастер или мастер?

Глава тринад­цатая, признаюсь, оказалась весьма коварной. Так что пришлось помучиться, раз­гадывая этот ребус, и при этом всё равно никаких гарантий, что угадал. Начнём с того, что начало 13 главы является непрерывным про­долже­нием дей­ствия из конца главы 11-й:

«Сон крался к Ивану, и уж померещилась ему и пальма на слоновой ноге, и кот про­шел мимо – не страшный, а веселый, и, словом, вот-вот накроет сон Ивана, как вдруг решетка беззвучно поехала в сторону, и на балконе воз­никла таин­ствен­ная фигура, прячущаяся от лун­ного света, и погрозила Ивану пальцем.

Иван без всякого испуга приподнялся на кровати и увидел, что на балконе находится мужчина. И этот мужчина, прижимая палец к губам, про­шептал: – Тс­сс!».

Уже сам этот факт непрерывной склейки 11 и 13 глав, на первый взгляд, про­тиво­речит главной идее нашей реконструкции, что каждой главе соответ­ствует опреде­лён­ная стадия раз­вития Идеи или, как принято говорить у алхимиков или масонов, «уровень сим­воли­ческого посвящения». С другой стороны, можно заметить, что Иван в конце 11 главы уже был готов увидеть свой сон из 16 главы, но появление незнакомца помешало. Поэтому для начала нам нужно вос­становить стройный порядок движения времени в скрытых слоях Романа.

Воз­можно, нам снова поможет самый общий взгляд на содержание всех глав. То­лько теперь мы взглянем на времена суток, зная, что 32 главы Романа соответ­ствуют трём частично пере­сека­ющимся рядам сим­воли­ческих чисел – от 1 до 12, от 11 до 22 и от 21 до 32. И что эти три ряда парал­ле­льны, а 12 чисел каждого ряда, то есть 12 стадий раз­вития, можно раз­бить, во-первых, на две половины – на нисходящую линию с 1-й по 6-ю, и на вос­ходящую – с 7-й по 12-ю стадии. Кроме того, мы выяснили, последние три стадии первого ряда – с 10-й по 12-ю, составляют отде­льный вложен­ный цикл, «пародиру­ющий», повторя­ющий по внешней форме «траги­ческий» сюжет всего ряда 1–12. Тем самым вос­ходящая линия 7–12 раз­бива­ется на две четверти 7–9 и 10–12. В нисходящей линии 11–16 мы обна­ружили, что первые стадии второго ряда раз­вива­ются парал­ле­льно и одновре­мен­но с послед­ними стадиями первого ряда. Что также по факту раз­бивает нисходящую линию на две четверти.

А теперь сравним это с более точным раз­бие­нием 32 глав Романа по дням дей­ствия, но уже с выделе­нием четырёх времён суток:

1–3: вечер среды; 4–6: ночь со среды на четверг;

7–9: первая половина второго дня; 10–12: вторая половина четверга.

Заметим, что по ходу дей­ствия 12 главы в Варьете раз­гар рабочего дня, а вот в клинике у Иванушки уже в 11 главе чув­ству­ется приближение сна. Поэтому в парал­ле­льном дей­ствии в клинике и в целом во втором ряду глав повторяется:

11–13: первая половина второй ночи; 14–16: вторая половина ночи на пятницу;

17–19: утро третьего дня; 20–22: вторая половина дня пятницы.

В последних двух главах второго ряда также яв­ствен­но раз­деление дей­ствия на два парал­ле­льных потока – один вечерний, затемнённый, а другой освещённый, продолжение долгого дня.

21–23: вечер третьей ночи; 24–26: вторая половина бес­сон­ной ночи Маргариты;

27–29: первая половина субботы; 30–32: завер­шение последнего дня.

Кстати, мы ещё в про­шлый раз отметили небольшое отклонение от вроде бы найден­ного пра­вила соответ­ствия трёх рядов: в первом ряду мистерия описана в 12 главе, а во втором ряду ана­логичный сюжет Великого бала – в 23-й, а не в 22-й. В целом получа­ется, что Автор подтверждает нам наши догадки. Об этом говорит само раз­биение сюжета Романа на три сюжетных ряда, где нис­хо­дящей линии чисел соответ­ствуют вечер и ночь, а вос­ходящей линии – утро и день. При этом раз­де­ле­ние сюжета каждого из трёх рядов на четыре четверти дано не на основе физи­ческого времени – а на основе психо­логи­ческого состояния героев: сумерки, сон или бес­сон­ница, про­буж­дение, актив­ное завер­шение дня. 13 глава на этом осно­вании отнесена к вечеру.

С другой стороны, 13 глава, словесным сим­волом которой является «жертва», парал­ле­льна не то­лько 23-й, но и третьей. Эта парал­лель подчёркнута принесе­нием в жертву Берлиоза. Хотя в самой 13 главе вроде бы никакой жертвы и нет, если не считать доброво­льного ухода «ветхого Ивана», отка­за Понырёва от ипос­таси Бездомного. В первой трети сюжета Романа имен­но смерть Бер­лиоза раз­де­ляет нисходящую линию на две четверти, отделяет вечер от ночи, в том числе в смысле «сна раз­ума» у Бездомного. При этом конец 3 главы является завер­ше­нием предыду­щего дня и какого-то пред­ва­ря­ю­щего дей­ствия. Аналогично завер­шение Бала в 23 главе снова связано и с отре­зан­ной головой Бер­лиоза и со смертью барона Майгеля. Имен­но участие в Великом балу и финал 23 главы освобождает всех героев, которым остаётся то­лько завершить свои дела в городе. Логично в таком случае ожидать, что и завер­шение первых суток, первой трети пове­ство­вания должно про­изойти к финалу 13 главы.

Похоже, что и появление в конце Романа эпилога, то есть «33-й главы» связано с этой самой неопреде­лён­ностью: Так всё же – 12 или 13 частей должно быть в завершён­ном ряду? С одной сто­ро­ны, заворажива­ющая сим­метрия четырёх четвертей и древняя библейская традиция двух рядов сим­воли­ческих чисел – 12 и 22. С другой – непосред­ствен­ное наблю­дение и честное отражение Автором того факта, что в скрытом плане реа­льное освобож­дение от про­шлого и «смена центра» про­исходит в конце 13 стадии. Да и в Новом Завете пере­ход сим­во­ли­ки от 12 избран­ных учеников к 13 равным братьям про­исходит вечером в «чистый четверг», а превращение из рабов в учителей, владеющих языками, про­исходит лишь после Воз­несения. Булгаков не мог не видеть этой сим­волики в канони­че­ских Евангелиях и не осмысливать её.

Есть ли выход из этого видимого про­тиво­речия? Раз­уме­ется, есть. И Автор подсказывает его нам имен­но связкой непрерывного дей­ствия между 11 и 13 главами. А также тем обстоя­тель­ством, что в 11 главе про­изошло «Раздвоение Ивана». Между тем, один из Иванов – ветхий, то есть уче­ник Берлиоза, через последнего и нехорошую квартиру связан с Варьете и с сюжетом 12 главы. В то вре­мя как новый Иван, ученик Стравинского связан с про­исходящим в клинике и сюжетом 13 главы. Если в 11 главе два Ивана парал­ле­льно сосуще­ствуют в одном про­стран­стве и времени, то почему бы сра­зу по окончании 11 главы не раз­ви­ваться двум парал­ле­льным дей­ствиям – в Варьете и в палате №117?

Видимое про­тиво­речие снима­ется, если предпо­ложить, что для ветхого Ивана и для всей вет­хой верхушки Мас­солита и Варьете всё заканчива­ется 12-й стадией. Но для нового Ивана за это вре­мя про­ходят сразу две стадии – 12-я и 13-я, которые относятся уже не к первому, а ко второму ряду, к большой фазе Надлома. В этом случае, завер­шение всего первого ряда 1-12 совпадает с завер­ше­нием первой четверти 11-13 второго ряда. Так Автор доводит до нашего све­дения понятие о дово­льно сложной структуре сопряжения трёх больших фаз раз­вития, которые мы вслед за Гуми­лё­вым усло­вились назы­вать: Подъём, Надлом и Инерцион­ная (Гармони­ческая).

Хотелось, конечно, опустить все эти историо­софские изыскания, если бы было воз­можно без них истолко­вать скрытые смыслы 13 главы. Но согласитесь, что мы бы запутались с примене­нием на­шего «ключа», если бы не выяснили, что в 13 главе скрыты сразу две стадии раз­вития нового Ивана. Теперь нам вполне понятно, почему 13 глава такая обширная и состоит, по сути, из двух равных частей – рас­сказа Ивана о знаком­стве с Воландом и рас­сказа о любви мастера и Маргариты. Впрочем, это понимание всего лишь даёт нам воз­мож­ность начать рас­шифровку, для которой ещё нужно подо­б­рать прави­льные ключи к тексту главы.

Между тем, в самом начале 13 главы речь как раз идёт о ключах, с помощью которых можно про­никнуть извне в палату №117 и к соседям Иванушки. Эти ключи принадлежат незнакомцу, назвав­шемуся мастером, который в свою очередь стащил их у доброй фельдшерицы Прасковьи Фёдоровны. Ей ключи принадлежали раньше, поэтому и начнём с попытки истолко­вать этот образ-подсказку.

Имя Прасковья или Параскева в пере­воде с гре­ческого означает «Пятница», что уже само по себе гармонирует с 13 главой. Однако нам сейчас важно не чув­ство юмора Автора, а нали­чие в Ро­ма­не какой-нибудь пятницы, которая может стать ключом к 13 главе. Таких пятниц в Романе описаны две, одна – Страстная, которой посвящены ершалаимские главы, а вторая – москов­ская, бес­покойная, которая соб­ствен­но и начина­ется во время или сразу после 13 главы. По всей види­мо­сти, пожилой воз­раст фельдшерицы, отче­ство (имя Фёдор означает «божий дар»), а также приз­вание враче­вать ду­шевные раны должны однозначно указы­вать на ершалаимскую пятницу. Эта подсказка Автора впол­не согласу­ется с сим­воликой числа 13, которая также указывает на события Страстной Пятницы как необ­ходимую парал­лель.

Теперь нужно понять, почему эти «пятничные» ключи оказались у таин­ствен­ного незнакомца. А для этого попытаться разо­б­раться, кто этот незнакомец. Воз­можно, это и есть ещё один ключ к тай­нам 13 главы. Для начала сравним описание незнакомца с описа­нием мастера, извлечён­ного в 24 гла­ве из 118-й палаты. Доста­точно заметить, что «мастер» из 13 главы – бритый, а несомнен­ный мастер, признанный Маргаритой, бородат. При этом чуть позже специ­а­льно замечено, что в клинике мастера не брили, а подстригали машинкой бороду. С другой стороны, одежда на мастере из 24 главы бо­ль­ни­чная, та же шапочка с буквой М, и он сообщает о раз­говоре с Иванушкой.

То есть мастер из 13 главы – одновре­мен­но и тот же самый, и не совсем тот. Конечно, можно считать, что это Булгаков забыл или не успел внести вправки, но нам такой подход ничего не даст. Наоборот, мы обязаны считать, что ключи в руках незнакомца – это предписание Автора искать важ­ный скрытый смысл этой «ошибки». А посему с особым внима­нием относиться к любым нюансам. Например, такой тонкий момент: незнакомец описан как бритый в самом начале, когда то­лько за­гля­дывает в комнату, оставаясь на балконе.

«Убедив­шись в том, что Иван один, и прислушав­шись, таин­ствен­ный посети­тель осмелел и вошел в комнату. Тут увидел Иван, что при­шедший одет в бо­льничное». Согласно правилам богатого на оттенки рус­ского языка слово «тут» здесь имеет зна­чение указателя на настоящее время события, но его первое значение – вполне пространственное. То есть признаки соседа по палате Иван опознал после того, как незнакомец вошёл в комнату. А пока тот был на балконе, то был бритым и больше по­ходил на портрет Гоголя. Если это не забывчивость Автора, то речь идёт о каком-то иносказании, об ал­легории внеш­него балкона, связыва­ющего все палаты клиники Стравинского. Уже поэтому есть по­дозрение, что эта ал­легория психо­логи­ческая. Это подозрение тем более осно­ва­те­льно, что мы уже обна­ружили ранее парал­лель между образами Бездомного и ново­заветного апостола Павла. Между тем ал­легори­ческая, иносказа­тельная сторона учения апостола Павла, связан­ная с образами мужа, жены, прелюбодеяния, относится имен­но к структуре лич­ности, то есть к сфере психо­логии.

Мне как рациона­льному аналитику наиболее близок образ доктора Стравинского, поэтому так и тянет увидеть в 13 главе имен­но скрытое психо­логи­ческое учение. Начнём с того, что образ бал­ко­на, опоясыва­ющего извне весь дом, очень удачно изображает понятие «кол­лектив­ного бес­созна­те­ль­ного». При этом осознан­ная, про­яв­лен­ная вовне часть лич­ности дей­ст­вите­льно отгорожена от глубин подсознания дово­льно про­чной «решёткой», барьером. А раз так, то со стороны балкона внутрь дома может про­никнуть то­лько дух, то есть ипос­тась кол­лектив­ной памяти.

Эту догадку косвен­но подтверждает ещё одно наблю­дение. Снова вернёмся к событиям на грани между 11-й и 13 главами: «Иван, почему-то не обидев­шись на слово "дурак", но даже приятно изумив­шись ему, усмехнулся и в полусне затих. Сон крался к Ивану…» и так далее. То есть Иван находился в полусне и уже видел часть сна, когда к нему явился незнакомец. Это сос­то­яние на гра­ни­це бодр­ство­вания и сна может быть отнесено ко всей 13 главе, поско­льку после неё в клинике насту­пает время снов, а в Варьете – время полуночных кошмаров. Между тем не то­лько психо­логи, но и про­сто твор­ческие люди могут подтвердить, что имен­но в сумеречном состоянии на грани бодр­ство­вания и сна про­исходит «обмен мнениями» между созна­те­льной и подсозна­те­льной частями психики. Сначала наше сознание вспоминает пере­житой день, осо­бен­но ошибки, неудачи или загадки. Затем откуда-то из глубины кол­лектив­ной памяти могут воз­ни­кать образы и догадки. То есть в этом состо­янии воз­можен диалог между «внешним человеком», то есть сознаваемой частью лич­ности и твор­ческим духом, помогающим решить про­блему.

Доста­точно легко установить из раз­говора неиз­вестного с Иваном, что «мастер» из 13 главы в диалоге с Иваном исполняет функцию нрав­ствен­ной инстанции, оценива­ющей вчерашние поступки Бездомного. Однако в точно такой же роли днём выступал доктор Стравинский. В чём же раз­ница между этими двумя внутрен­ними арбитрами. Стравинский – арбитр рациона­льный и сугубо созна­те­льный, опира­ющийся на внешние, эмпири­чески выработан­ные практикой нормы. Незнакомец – это внутрен­ний арбитр, опира­ющийся на твор­ческую интуицию. Имен­но поэтому его появление делает доступной для Ивана самооценку художе­ствен­ной цен­ности соб­ствен­ного творче­ства.

Получа­ется, что появление духа Мастера есть дей­ст­вите­льно некоторый следу­ющий этап в раз­витии твор­ческой лич­ности. Так же как пребы­вание ново­й гума­ни­тарной науки в клинике – необ­хо­димый этап раз­вития этой Идеи. Между про­чим, сообщение Автора о том, что мастеру в кли­нике постригали бороду имеет опреде­лён­ные аналогии в сим­волике Ветхого Завета. Есть такое предпи­са­ние в книге Левит: «Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды твоей» /Лев 19,27/. Иносказа­те­льное зна­чение бороды дово­льно про­зрачно, поско­льку на иврите это слово и «му­д­рость» пишутся одинаковыми согласными. Да и традицион­ные стереотипы связывают образ мудреца с обя­за­те­льной бородатостью. Поэтому духовное зна­чение этого предписания вполне понятно – не ис­ка­жать, не править мудрость, получен­ную через откровение. Можно то­лько толко­вать, но не при­бав­лять и не убавлять слов, получен­ных про­роком от Бога. Это что каса­ется религи­озного откро­вения. Однако в про­цес­се станов­ления научного знания вполне законо­мерен иной подход – помещение науч­ной идеи в «клинику Стравинского», где результаты твор­ческой фантазии, то есть научное откро­ве­ние, должны быть ровно подстрижены «машинкой» рациона­льной критики.

Опять же, стоит напомнить наз­вание 6 главы – «Шизофрения, как и было сказано». Теперь мы, пожалуй, сможем его истолко­вать. Почему соб­ствен­но «шизофрения», то есть «разделённость» являя­ется итогом шестой главы? Не потому ли, что в клинику Стравинского попадает второй пациент, кроме уже доброво­льно поселив­шегося в палате №118 духа Мастера?

Что такое в ал­легори­ческом смысле Иван Понырёв? Это Идея ново­й гума­ни­тар­ной науки. На языке аналити­ческой психо­логии – некий раз­вива­ющийся комплекс созна­тельных и бес­соз­на­тельных содержаний психики. А что такое Мастер из палаты №118? Тоже идея – то­лько не научная, а художе­ствен­ная. К началу 1980-х годов обе идеи, оформ­лен­ные в виде книг Булгакова и Гумилёва, стали достоя­нием обще­ства. Часть членов Мас­солита, то есть поклон­ников творче­ства Булгакова, ста­но­вится также и почитателями теории этногенеза. Однако эти две Идеи суще­ствуют изолирован­но друг от друга, поско­льку норматив­ная ипос­тась доктора Стравинского, то есть рациона­льной крити­ки не позволяет им объеди­ниться, держит эти две Идеи изолирован­но друг от друга. Если бы не было сдержива­ющей норматив­ной ипос­таси в лич­ности такого двойного адепта, то мы имели бы клас­си­ческий случай настоящей шизофрении, когда про­тиво­ре­чивые некрити­чески усвоен­ные идеи опре­де­ляют дей­ствия лич­ности, выходя за границы своей адекват­ности, практи­ческой применимости.

Тем не менее, после неско­льких сеансов механи­ческой стрижки бороды, если она всё же про­должает рас­ти, то есть Идея раз­вива­ется, необ­ходим следу­ющий этап раз­вития – диалог идей. Более раз­витая и глубокая Идея выступает наставником, Мастером по отно­шению к Идее менее раз­ви­той, что и отражено в 13 главе: «Впрочем, вы... вы меня опять-таки извините, ведь, я не ошибаюсь, вы человек невеже­ствен­ный?

– Бес­спорно, – согласился неузнаваемый Иван».

Этот ключ, обна­ружен­ный нами в руках таин­ствен­ного незнакомца, дей­ст­вите­льно может быть обна­ружен в про­шлом времени в руках у Прасковьи Фёдоровны, то есть в сюжете Евангелия. Часть ново­заветного пове­ство­вания, связан­ная с сим­волом 12 учеников, имеет очевидное сход­ство с первой частью 13 главы, в которой, как мы выяснили, спрятан парал­ле­льный сюжет 12 стадии созре­вания и станов­ления Ивана Понырёва. А завершаться эта часть 13 главы должна, по идее, уравни­ванием двух собеседников. Про­исходит это, когда уже не Иван, а Мастер отрека­ется от звания писателя и затем начинает рас­сказы­вать свою историю. Прошу заметить, что при обосно­вании тезиса о духе, а не о человеке, посетив­шем Ивана в 13 главе, мы использовали то­лько текст самого Романа. Хотя опу­бликованы и тексты предыдущих вер­сий Романа, где с Иваном в клинике беседует не мастер, а сам Воланд. Но мы с вами уже условились, что имеют силу лишь версии, от которых сам Автор не отка­за­лся в про­цес­се создания Романа. Поэ­то­му столь про­стое доказа­тель­ство не годится, нужно уметь под­би­рать ключи, то есть опериро­вать иде­ями, а не подсказками.

Однако в тексте оконча­те­льной редакции Романа остались любопытные совпа­дения между образами Воланда и мастера, которые заставляют искать ответы на вопрос о соотно­шении этих двух героев – главного и заглавного. Например, оба героя – и мастер, и Воланд, владеют неско­лькими языками, включая латынь и гре­ческий. Эта же парал­лель про­должа­ется и от мастера к Иешуа. Оба – и мастер, и Воланд называют себя историками и наизусть знают «роман о Пилате». Оба интересу­ются одной и той же женщиной в Москве. Есть и более мелкие детали – «прекрасный серый костюм», о котором незнакомец зачем-то рас­сказывает Ивану, рифму­ется с серым костюмом Воланда в 1 главе. Монограм­ма М, вышитая жёлтым на чёрной шапочке Мастера, очень похожа на букву W, которую успел запомнить Иван после знаком­ства с Воландом. Про­сто вопрос в точке зрения, откуда смотреть.

Кстати, раз уж к слову пришлось, похожую двойную монограм­му MW Булгаков мог видеть в доме поэта Максимилиана Волошина. И сам осно­ва­тель писа­тель­ского обще­ства «Атон», призван­но­го найти пути рас­крытия твор­ческих способ­ностей «нового человека», является одним из закон­ных реа­льных про­тотипов мастера. Так же, как и Гоголь, образ которого на секунду появляется в начале 13 главы. Этих двух близких Булгакову про­тотипов мы как-то упустили из виду, когда обсуждали в самом начале Канта, Ницше и Горького.

Образ про­фес­сора Канта тоже не случайно про­ник в 13 главу в виде непрямой цитаты из Гёте: «В особен­ности ненавистен мне людской крик, будь то крик страдания, ярости или иной какой-ни­будь крик». Мастер повторяет слова Вагнера из «Фауста», а потом ещё и напрямую отсылает к этому про­изве­дению. Этот приём позволяет Автору ещё раз не то­лько подчеркнуть наставни­ческую роль «духа Мастера». Обита­тель палаты №118 может быть наставником по отно­шению к Ивану, то есть к Идее ново­й гума­ни­тарной науки то­лько как некая фило­софская Идея, вос­ходящая к Канту. Поэтому Мастер, поника­ющий через балкон, не равен мастеру, изолирован­ному в соседней палате. Как обыч­ный человек и его обыден­ная лич­ность является внешней оболоч­кой для твор­ческого или иного духа, так и внешняя, романти­ческая ипос­тась булгаков­ского Романа содержит внутри тайное учение, во­п­лотив­шее твор­ческий дух, преоб­ра­жающий по своему образу и подобию не то­лько эмпири­ческое нау­чное учение из палаты №117.

Между двумя слоями смысла в Романе – открытом и тайным есть нечто общее во внешнем об­лике. Но есть и суще­ствен­ное, порою диаметра­льное раз­личие по смыслу. Имен­но такова раз­ница ме­жду безво­льным мастером, изолирован­ным в палате №118, и Мастером, легко про­ника­ю­щим в па­лату №117 и способным оказы­вать влияние не то­лько на Ивана Понырёва. Однако явля­ется ли дух Мастера из 13 главы тем же самым, что и Воланд, или всё же его зерка­льной про­тиво­полож­ностью? Этот вопрос остаётся открытым. Значит, открыт и заглавный вопрос: «Так кто же ты?» Автор не спешит так про­сто отдать нам ключ к этой загадке, мотивируя двигаться дальше.

Начав раз­би­рать 13 главу, мы про­двинулись лишь до середины. А между тем в рас­сказе Мас­тера о Маргарите можно обна­ружить тот путь, психо­логи­ческий механизм, благодаря которому мас­тер стал Мастером, обрёл способ­ность влиять на Ивана. Да и сопоставление рас­сказа Мастера с уче­нием апостола Павла не может не принести нам новых психо­логи­ческих открытий. Так что 13 глава ещё не закончилась, и про­должение следует.

Загрузка...