В чём смысл дополнительной главы без номера под именем «Эпилог»? На этот счёт есть сразу несколько соображений. Во-первых, с помощью нехитрого трюка книга, имеющая всего 32 главы-стадии, маскируется под желательное заказчику соответствие масонской иерархии из 33 степеней. Причину маскировки мы уже знаем, а её смысл – в скрытом отрицании внешнего сопоставления.
Во-вторых, мерцающее число глав не то 32, не то 33 может быть соотнесено с числом букв в современном русском алфавите. Вообще их 33, но две из них, как и в древнееврейском алфавите, имеют одинаковое написание, не считая точек над «ё». Это ещё один указатель, который помог нам связать 13 главу с буквой М, найти ключ к символике чисел и обнаружить три больших ряда, сопоставив число букв в древнееврейском и русском алфавите.
В-третьих, наличие лишней главы соответствует правилу разделения сюжетной линии на последней стадии каждого большого ряда. При этом в финале Романа происходит полное разделение на 32 главу, содержащую только символику духовного мира, и на главу без числовой символики, вообще не содержащую скрытых идей.
В-четвёртых, возвращение в эпилоге на грешную землю сообщает нам, что конец времени имеет только духовный смысл, даже самые кардинальные изменения в духовном мире, во внутреннем космосе не отменяют обыденного течения жизни на земле.
Наконец, эпилог совершенно необходим Автору, чтобы уравновесить пафос небесных образов уже не сатирой, а юмористическим описанием посюсторонней суеты. Просто нужно завершить оставшиеся внешние концы сюжетных линий. Однако эти декорации не несут символического смысла. Поэтому нельзя, в частности, связывать судьбу новой науки с продолжением в эпилоге рассказа о профессоре Понырёве. Хотя любая традиция включает ритуальное повторение событий мистерии.
Тем не менее, содержание эпилога имеет отношение к символике основного текста Романа так же, как справочный указатель в конце обычной книги. Например, маршрут ежегодной майской прогулки Ивана позволил обнаружить точный адрес готического особняка на Спиридоновке. Этим указателем всё и ограничивается. Это ведь должно что-то означать, если даже после истолкования всех тридцати двух глав чтение эпилога не вызывает никаких интуитивных ощущений, обычно указывающих на скрытый смысл. Так что эпилог может, наверное, служить ещё и оселком для проверки интуиции толкователей: если кто-то берётся символически толковать эпилог, значит нужно насторожиться, а есть ли смысл в таком экзегете.
Поэтому мы лучше, чем зависать без толку над текстом эпилога, перечитаем лишний раз начальные главы Романа. Теперь за нашими плечами успешный опыт сквозного истолкования, наверняка сможем заметить что-то, что в начале пути могло ускользнуть от нашего внимания. Например, ясно, что временная будочка «Пиво и воды» в самом начале аллеи в первой главе имеет симметричную антитезу в виде вечного дома в конце пути двух заглавных героев. Неживая «абрикосовая» контрастирует с чистой водой прозрачного ручья и так далее. Первое появление клетчатого Фагота вследствие употребления неживой воды тоже имеет симметричный аналог в виде последнего упоминания Фауста при прощании с Воландом. И так далее.
Нет, пожалуй, не будем лишать читателей возможности самим найти все подобные сопоставления и взглянуть свежим взглядом на скрытый в глубине Романа лабиринт идей. Свою задачу мы выполнили – нашли ключи и составили краткий путеводитель по этому лабиринту. Теперь у каждого есть возможность вдоволь побродить по нему, не спеша изучить самые мелкие детали, а если повезёт, то и найти какой-нибудь новый ход и ещё какой-нибудь скрытый слой смыслов. Важно только при этом не обрушить уже найденные уровни и ходы.
Долг исследователей требует от нас только завершить вчерне два ранее обозначенных маршрута поиска. Первый из них связан с евангельскими притчами, часть из которых мы выявили как первоисточники идей для некоторых глав. Так, истолкование 9 главы стало возможно только вместе с притчей о неверном управителе из Евангелия от Луки. Для истолкования 19 главы понадобилось привлечь смысл притчи о неразумных девах. В 15 главе были обнаружены следы закопанных драгоценностей из притчи о талантах.
При толковании 8 главы, где Бездомный получил новую одежду, мы обнаружили, что во всей последовательности первого большого ряда чисел отражено истолкование притчи о блудном сыне. Но есть ещё одна притча, повествующая об этом же сложном пути – это притча о добром самарянине:
«…некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе» /Лк 10, 30-35/.
Можно быть уверенными, что мы нашли истинный первоисточник сюжетного поворота с ограблением Бездомного в 4 главе. Затем поэта, израненного душой и телом, так же привозят в гостиницу, то есть во временное пристанище для излечения. Такого рода гостиницу в наше время принято называть клиникой. Два динария, которые даны содержателю гостиницы означают мудрость – главное качество доктора Стравинского. Содержание этой притчи, несомненно, глубже и сложнее, чем её проекция на текст Романа. Но истолкование Романа помогает нам лучше понять смысл притчи.
Понятно, что самарянин – это тот самый творческий дух, помогающий заблудшему «внутреннему человеку». На нисходящем пути от Иерусалима приобретается негативный опыт, а затем с помощью доброго самарянина происходит восхождение к городу, не имеющему разделяющих стен (в этом заключается символика Иерихона). На этом пути самарянин на какое-то время покидает личность, оставляя её на попечение временного управителя. Разве не такое расставание с Христом произошло с человечеством к концу 19-й стадии всемирной истории? И ещё стоит заметить, что понятие самарянин для жителей древнего Ершалаима – то же самое, что иностранец для жителей Москвы в ХХ веке.
Можно также увидеть в эпизоде с бароном Майгелем проекцию притчи о брачном пире: «и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных» /Мф 22,12-14/. В притче, как и в 22 главе перед этим тоже идёт речь о войне.
В сюжете притчи о хозяине виноградника /Мф 20, 1-16/ можно обнаружить эпизод с раздачей динариев всем пришедшим вечером, к двенадцатому часу. Похожая раздача червонцев происходит вечером в двенадцатой главе, а в 11 главе происходит обращение последнего из работников, плохого поэта в первого ученика. Ещё одна евангельская притча о плевелах /Мф 13, 24-30/ поможет нам понять, почему раньше всего, в начале пути Воланд одет в серые одежды, где белый цвет пшеничных зёрен истины смешан с тёмными плевелами ошибок и ложных суждений. Причём в конце пути, в процессе жатвы необходимо сжечь всё, кроме спасённого знания, что и происходит в главах 27-30.
Можно уверенно говорить о евангельских притчах как одном из главных источников для сюжета и образов Романа, не говоря уже о его духовном смысле. Вторым столь же важным источником сюжетных поворотов и образов стал исторический сюжет евангелий, деяний и иудейских войн. Наконец, ещё одним первоисточником являются сюжеты и образы Апокалипсиса, связь с которым мы обнаружили в начале 32 главы.
Почему в финальной главе мы обнаружили лишь второе из посланий церквам Асии? Немного поразмыслив, можно найти достаточно простой ответ. Смысл лирического отступления предполагает, что сюжетное время в этом отрывке книги совпадает с течением жизни Автора, точнее в данном случае – со временем его смерти в 1940 году. Отрывок из первой главы, соответствующий первому посланию Эфесской церкви, связан с 20-ми годами ХХ века. Смерть Автора запечатлена в сюжете Романа в виде ныряния Ивана в холодную глубину реки. Следовательно, если мы хотим найти в тексте следы третьего и последующих посланий Апокалипсиса, то нужно использовать исторический подтекст в последующих главах после 4-й.
Содержание третьего послания Пергамской церкви намекает на времена идейного плюрализма и полной свободы нравов. Снова речь идёт о Николаитах, что можно понять как возрождение официальной церкви как придатка государства. Притом что власть продолжает оставаться престолом сатаны. Аллегорию к этому историческому моменту мы с вами уже обнаружили в главе 9, где председатель товарищества Никанор Иванович оказывается во власти самозваного переводчика. Там же Воланд говорит о своей нелюбви к Босому, то есть к Николаитам. Завершающий стих пергамского послания относится уже не к внешней стороне власти, где распорядителем является сатана Коровьев, а к внутренней невидимой работе духа. Это разделение двух сценических пространств, которое наиболее очевидно в сопоставлении 12 и 13 глав или в 22-23 главе, наш Автор также заимствовал у автора посланий Апокалипсиса.
«Имеющий ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» /Откр 2, 17/. И здесь тоже побеждающий означает тех носителей творческого духа, кто не соблазнится религиозным плюрализмом и сугубо внешней свободой, не замарает своё имя в этой гламурной ярмарке тщеславия. Значение символа камень нам известно и означает «закон». Следовательно, белый камень – это совершенный закон, а сокровенная манна – это зёрна тайного смысла. Не так уж и сложно сопоставить этот стих с 13 главой, где молодой дух новой науки в сокровенном месте получает от творческого духа учение о муже, жене и мастере, то есть о тайнах духовного мира. В этот момент творческий дух получает новое земное имя, которое никому не известно – «се, иду как тать».
Четвёртое послание Апокалипсиса повествует о лжепророчице, учащей идейному плюрализму и моральному релятивизму. Новая Иезавель будет ввергнута в скорбь на своём одре, а её дети преданы смерти. Железный жезл в руках побеждающего заставляет вспомнить о шпаге, которая была единственным отличием в облике Воланда, прекращающего Великий бал у сатаны. Смерть барона Майгеля, уже сопоставленного с дочерним сообществом англо-саксонской геополитики, тоже вполне укладывается в это истолкование.
Получается, что апокалиптические послания соответствуют самым важным узловым моментам в сюжете Романа. Понятно также, то последнее, седьмое послание должно соответствовать сюжету последней главы, где побеждающий достигает той высоты, где уже находится дух Иисуса. А вот что касается пятого и шестого послания из Апокалипсиса, то увидеть эти символы в тексте Романа сложнее. В пятом послании речь идёт о белых одеждах совершенного знания. В нашем случае Автор создал более развитую символику, в рамках которой совершенные одежды могут быть и чёрными. С учётом этой поправки пятое послание можно соотнести с 31 главой, а события шестого послания соотносятся с видением небесного Иерусалима в середине 32 главы.
При сопоставлении образов и идей Романа с притчами и пророчествами Нового Завета нужно помнить о следующем: символы и смыслы Нового Завета присутствуют здесь вовсе не в качестве вспомогательного материала, помогающего понять замысел Автора. Всё обстоит ровно наоборот, и все эти сопоставления нужны для того, чтобы на наглядном примере истолкования текста Романа научить читателя понимать символику и идеи книг Нового Завета. В нашем исследовании тоже не было задачи истолкования Апокалипсиса и других книг Нового Завета, поэтому все приведённые ссылки на евангельские притчи и послания Апокалипсиса нужно рассматривать как справочный материал для самостоятельных размышлений над этими книгами.
Вот теперь действительно можно завершить наш путеводитель по Лабиринту Идей.
Москва, 23 ноября 2008 г. – 23 мая 2009 г.