Год быка--MMIX

Об ис­следо­вании пе­тель

27 глава начина­ется описанием умиротворён­ного состояния: «Интересно отметить, что ду­ша Маргариты находилась в полном порядке». А предыдущая глава открывалась портретом постарев­шего Воланда. Есть все осно­вания думать, что это внимание Автора к тому или иному из главных пе­рсонажей не случайно и имеет историо­софский смысл. Начало каждой главы соответ­ствует тому или иному узлу, пере­ходу между стадиями. В то же время согласно принципу «седьмого ключа» каждому образу соответ­ствует отде­льная идея, она же про­цесс, который раз­вива­ется по таким же законам трёх больших фаз и 32 стадий. Пере­плетение этих отде­льных заглавных линий вокруг главной линии опуса создаёт видимое раз­нообразие сюжета, которое вместе с соподчинён­ными линиями вообще кажется хаосом, случайным переплетением событий – сети больших и малых узлов.

Заглавными эти линии второго уровня следует наз­вать, поско­льку они соответ­ствуют трём гла­вным героям, имена которых можно найти в заглавии Романа. Вы не ослышались – имен­но трёх, а не двух. Даже наз­вание Романа обладает его главным каче­ством – несёт в себе скрытый от поверх­но­ст­ного взгляда смысл. Этот пере­ход от поверх­ностного знания к глубин­ному смыслу и есть содержание главной линии Романа. На поверх­ности лежит история мастера и Маргариты, пола­гавшей, что в рож­дении романа уча­ствуют двое – мастер и муза, мастер­ство и желание. Лишь после кульминации Ро­ма­на героиня начинает осозна­вать роль третьей ипос­таси – духа или мужа в своей судьбе. Лишь твор­ческий дух, то есть Мастер с большой буквы, может не то­лько пообещать, но и дать бездетной душе чаемое чадо. И то­лько когда мы вместе с героиней осознаём эту необ­ходимость любви втроём к Еди­ному, тогда замечаем, что в заглавии слово «Мастер» пишется с большой буквы.

Ещё одна аберрация зрения героини, а с нею и мастера – инфанти­льное приписы­вание себе свой­ства веч­ности, неиз­мен­ности, а значит – и заслуг предыдущих поко­лений. Маргарита изнача­льно уверена, что роман мастера – это её детище, дело всей её жизни. Но у мастера раньше была другая жена, и мы даже догадались, что звали её Ан­нушка. Более того, сама Маргарита, как и мастер, по хо­ду раз­вития главной линии меняется так, что можно говорить об иной лич­ности. Эти рас­суж­дения необ­хо­димы нам, чтобы понять зна­чение авторской ремарки о психи­ческом здоровье Маргариты. Заглавная линия души про­ходит цикл обнов­ления примерно в два раз­а быстрее, чем главная линия Романа. Про­сто потому, что часть меньше целого. Узел 26/27 – один из таких рубежей обнов­ления ипос­таси души, которое про­исходит каждый раз при смене нисходящей линии на вос­ходящую, то есть ещё и в узлах 6/7 и 16/17, а также в начале каждого ново­го ряда – в узлах 0/1, 10/11, 20/21. Так, в начале первой главы Ан­нушка про­ливает масло, подготовляя завязку сюжета.

В нача­льных узлах женская ипос­тась активи­зиру­ется, стремясь к доминиро­ванию. В средин­ных узлах после бурной раз­вязки душа успокаива­ется, предоставляя ведущую роль духу. Ипос­тась духа, как и мастер­ство, тоже обновляется дважды по ходу каждой большой фазы. Предыдущий узел 25/26 как раз и был одним из таких моментов обнов­ления духа. Всё-таки Пилат, даже при взгляде на него через про­зрач­ность ново­й души, – это не небесный Твор­ческий дух Воланда, а его воплощение в Мастера. Дух Мастера пере­ходит от линии твор­ческого обнов­ления под влия­нием актив­ной души к умудрён­ному влиянию на события в каче­стве про­водника высшей воли. Обратный пере­ход от линии суж­дения к линии обнов­ления духа про­исходит, по всей видимости, в узлах *2/*3. Соответ­ствен­но, для ипос­таси мастер­ства такими же моментами обнов­ления являются, скорее всего, узлы *3/*4 (пере­ход к ведомой актив­ности) и *8/*9 (пере­ход к пас­сивной самостоя­те­льности).

Вот такое замечание на полях к нача­льному абзацу. Что каса­ется остального текста 27 главы, то здесь всё не так сложно. Ключом к его истолко­ванию является сим­воли­ческое число 12: «Двенад­цать человек осуще­ствляли след­ствие, собирая, как на спицу, окаян­ные петли этого сложного дела, раз­бросав­шиеся по всей Москве». Что каса­ется пе­тель и узлов, которые соб­ствен­но и делают линии петлями, то мы то­лько что с ними разо­брались. Поско­льку у каждого заглавного героя есть своя три­ада у­чеников, а у тех – свои помощ­ники, то разо­б­раться в этих хитросплетениях малых линий дей­ст­вите­льно не просто. А вот указание на двенад­цать человек однозначно и вне сомнений подразу­ме­ва­ет, что Автор скрыл под картинкой чекист­ского след­ствия работу следую­щего поко­ления уче­ников – ис­следо­вателей Романа и всего, что с ним связано.

При этом, как обычно, один и тот же сюжет главы о доблестных чекистах имеет, как минимум, два уровня подтекста. Первый уровень в масштабах неско­льких лет на каждую стадию соответ­ствует будущему всплеску актив­ного лите­ратуровед­ческого ис­следо­вания текста Романа, его первоисточни­ков и про­тотипов с учётом вновь открыв­шихся обстоя­тель­ств и внутрен­них взаимосвязей. Образ Иванушки, который охладел к образу Берлиоза и предпо­читает ершалаимские ви­дения, скорее всего, означает, что где-то рядом с популярными булгаковед­ческими ис­следо­ваниями и работами будут ве­стись скромные ис­следо­вания сим­воли­ческих образов Ново­го Завета.

Второй уровень подтекста, соответ­ству­ющий истори­ческим про­цес­сам масштаба лет 10-15 на стадию, ал­легори­чески сообщает о будущих истори­ческих ис­следо­ваниях, изуча­ющих события и фи­гуры, послужив­шие про­тотипами образов и сюжетных поворотов Романа. Лишь в этом контексте мо­жно понять желание некоторых из кол­лектив­ных про­тотипов спрятаться в бронирован­ную камеру, то есть в закрытые архивы. Однако настойчивость следо­вателей должна убедить, что никакой опас­ности такое ис­следо­вание архивов не представляет. Впрочем, часть персонажей вроде Аркадия Апол­ло­но­вича будет, наоборот, словоохотливо делиться своими мемуарами. Во втором уровне подтекста изу­чение истори­ческого контекста ново­заветных событий тоже не будет самым популярным и благо­дар­ным полем ис­следо­ва­тель­ской дея­те­льности самых упорных и самоотвержен­ных.

Кроме этого доста­точно очевидного подтекста вос­поминаний и ис­следо­ваний мас­совое воз­вра­щение героев прежних глав в 27 главе имеет зна­чение для рас­крытия внутрен­них вза­имосвязей в Романе. Само наз­вание 27 главы «Конец квартиры №50» означает парал­лель с 7 главой «Нехорошая квартирка», как и воз­вращение Лиходеева. Посещение следо­вателем палаты №117 и вос­поминания Ивана о быв­шем страстном желании такого раз­говора про­тягивают ниточку к 6 главе. Эта самая глава «Шизофрения…» зерка­льно сим­метрична к главе про Конец квартиры №50. Поэтому не уди­вите­льно, что Автор начал 27 главу рас­суж­дением о психи­ческом здоровье.

Зерка­льная сим­метрия глав 24-32 к главам с 9-й по 1-ю отражена в замаскирован­ной сим­во­ли­ке сюрпризов. В главе 25 таким сюрпризом было вино цекуба, сим­воли­зирующее научное откровение. Сим­во­ли­ческим числом Откро­вения является 8, номер главы, сим­метричной для 25-й. В главе 26 речь идёт о суровом наказании Иуды за нару­шение высших законов – сим­метрия с главой 7, номер которой сим­воли­зирует Закон. Эпизод с посеще­нием в клинике очевидно уже выздоровев­шего Ива­на про­должает эту линию зерка­льной сим­метрии (6 и 27). Обретён­ное Понырёвым здравомыслие ура­вновешива­ется тем «сумас­шедшим домом», который устроил в нехорошей квартире Беге­мот вме­сте с прибыв­шими «оператив­никами».

Здесь дей­ст­вите­льно важно, что внезапно ворвав­шиеся в квартиру №50 чекисты – это не те са­мые двенад­цать человек, а другие. Мы уже однажды рас­толковывали на примере 14 главы этот фено­мен – формиро­вание вокруг любого популярного учения двух шлейфов из ложных тол­ко­ваний. На­пример, пышное цветение формалисти­ческих построений гностиков, стремив­шихся улуч­шить ново­заветное учение – тот самый внутрен­ний «враг хорошего». Заметим, что «приехав­шая большая груп­па раз­делилась на две маленьких, причем одна про­шла через подворотню дома и двор прямо в шестое парадное, а другая открыла обычно заколочен­ную маленькую дверку, ведущую на черный ход…» Сим­воли­ческий номер шестого парадного намекает на некоторую заметную степень раз­де­лён­ности сознания. Кроме того, про­яв­лен­ный в результате «оператив­ной работы» обгорев­ший труп Май­геля намекает не про­сто на шестёрку, а на знаменитое число шестьсот шестьдесят шесть.

Неудача с поимкой чёрного кота в закрытой комнате ас­социиру­ется с известным изре­чением Конфуция про поиски кошки в темноте. Мнимое убий­ство Беге­мота также неплохо ил­люстрирует мертвящий эффект чисто форма­льных изысканий, основан­ных лишь на каком-либо внешнем сход­стве без опоры на скрытые за сим­волами глубокие фило­софские идеи. Лично у меня нет никакого сом­не­ния, что поя­вится большая груп­па оператив­но работа­ющих «истолко­вателей», которые будут при­тя­ги­вать друг к другу любые волоски, увиден­ные ими в образах героев Романа. И уж осо­бен­но дос­та­нется мохнатому Беге­моту, которому будут уделять особое внимание «оператив­ники», идущие «чёр­ным ходом» излюб­лен­ных эзотери­ческих толко­ваний. Эти уж точно будут сами выдумы­вать стра­шные подроб­ности, наце­лен­ные в Беге­мота, и сами же пуга­ться, как бравые ловцы зверя из 27 главы.

В этой связи интересен выдуманный Автором символ бензина, оживляющего притворно уме­р­шего демона. В этом случае очистке и возгонке подвергается нефть, масло Пет­ра. Од­на­ко вряд ли очистка любви от тяжёлых фракций скрытых смыслов и глубоких идей может быть компенсирована возгонкой страстей.

В любом случае, как и в аналогичном случае с гностиками, сим­воли­ческое поле будет изрядно вытоптано. Но главное, что ограничен­ный даже самыми широкими рамками первоисточников и кон­текстов Романа предмет исследования будет быстро исчерпан. Все надёжные све­дения сведут в мно­гочис­лен­ные тома с пере­крёстными ссылками. Доку­менты и веще­ствен­ные доказа­тель­ства станут до­стоя­нием архивов и музеев. Живой предмет дея­те­льности, который и является ме­стообита­нием жи­вого твор­ческого духа, при слишком большой популяр­ности и внимании к нему сго­рает в пылу стра­стей. Нет, раз­уме­ется, сгорев­шее в духовном смысле быв­шее пристанище твор­че­ско­го духа обяза­те­льно отремонтируют. Наверное, даже обустроят в нём «нехороший» музей с невесть откуда взятыми экспонатами, как в городе-музее Иерусалиме. Но твор­ческий дух не станет сожалеть о неиз­бежно случив­шемся, найдет себе ново­е пристанище и новый предмет дея­те­льности. Причём сразу же, уже в следующей главе.