Год быка--MMIX

Проявление про­зрач­ности

Две последние ершалаимские главы – 25-я и 26-я, вроде бы выпадают из основного дей­ствия. Речь в этом апокрифе идёт о событиях, которые про­исходят в самый тёмный период евангель­ской ми­стерии, совпада­ющий с праздником иудейской пасхи. Община апостолов убита двойным горем – каз­нью учителя и преда­тель­ством ближайшего ученика. Ни о какой актив­ности не может быть и речи, тем более в субботу. И всё же кто-то ведь донёс слух о самоубий­стве Иуды, кто-то подбросил деньги в строго охраняемое помещение храма, куда могут входить то­лько первосвящен­ники. Автор делает попытку психо­лого-истори­ческой реконструкции на основе известных фактов. Этот ви­димый слой смыслов мы уже дета­льно раз­бирали и обна­ружили, что Афраний постоян­но и про­фес­сиона­льно врёт, а Пилат руко­водит интригой, направ­лен­ной на спасение если не жизни, то доброго имени Иешуа. Для этого необ­ходимо, как минимум, скомпрометиро­вать Каифу и Синедрион.

Заодно Автор не утверждает, но достоверно выстраивает альтернатив­ную версию, реа­льную воз­мож­ность спасения жизни исполнителей двух главных ролей евангель­ской Мистерии. Выдви­же­ние этой альтернативы необ­ходимо не то­лько для честной истори­ческой реконструкции, но и для про­яснения двух религи­озно-фило­софских идей. Первая из этих идей – про­ве­дение раз­личия между ду­ховным образом Иисуса и человеком Иешуа, между бес­смертным твор­ческим духом – Мастером и смертным мастером, воплотив­шим на сцене Мистерии этот образ. То же самое относится и к необ­хо­димому раз­личию между образом Иуды, предав­шего Учителя, и любимым учеником мастера. Вечно про­клят образ Предателя, поддав­шегося сатане и предав­шего, нет, не человека Иешуа, а всё небесное и боже­ствен­ное в человеке в пользу земной власти.

Всё это важно, но нас сейчас интересует толко­вание 25 и 26 глав в основном историо­софском контексте раз­вития Идеи и в интересующих нас полити­ческом и истори­ческом контекстах. В тексте 24 главы есть отде­льные намёки на необ­ходимость и воз­мож­ность такого толко­вания. Во-первых, это слова мастера: «И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги...» От этой фразы тянется прямая ниточка к 25 главе, в которой Воланд буква­льно цитирует мастера. Во-вторых, это про­ща­льное предсказание Воланда: «ваш роман ещё принесет вам сюрпризы». Эти слова могут быть пожела­нием для нас отыскать эти сюрпризы в тексте двух следующих ершалаимских глав.

Как обычно, вос­пользуемся ключами к Роману, первым из которых является сравнение с пара­л­ле­льными главами в предыдущих больших рядах. Главы 15 и 16 тоже выпадали из основного дей­ствия Романа, представляя собой сны двух обитателей палат №119 и №117. Точно так же дей­ствие глав 25 и 26 про­исходит, когда мастер из палаты №118 заснул у себя дома в подвале, а женская ипос­тась души утоляет духовную жажду реалисти­ческими снови­дениями, воз­можно даже что вещими. В терминах аналити­ческой психо­логии «мастер» – это сугубо созна­тельная часть лич­ности, а «душа» – это личное бес­созна­те­льное. Во время сна «мастер» вос­станавливает силы, а «душа» имеет воз­мож­ность общения с обитателями «кол­лектив­ного бес­созна­те­льного», в том числе с твор­ческим духом. Вот и сейчас душа читает книгу, подарен­ную ей не мастером, а Воландом.

Можем напомнить, что 16 глава была рас­сказана с позиции Левия, но при этом можно было уловить ещё один внешний взгляд, наблюда­ющий за всеми, в том числе и за Левием – взгляд Пилата. В 26 главе, как и в 25-й, мы видим ситуацию глазами Пилата, но есть ещё один внима­тельный взгляд на Пилата, которого мы наблюдаем глазами Маргариты. Поэтому в этих двух ершалаимских главах не­зримо присут­ствует часть Москвы – подвал мастера. Имен­но сейчас будет уместно поговорить о сим­волике зданий и иных мест пребы­вания героев Романа.

Высотная иерархия зданий и поме­щений имеет доста­точно ясное сим­воли­ческое зна­чение, ко­торое совпадает с иерархией ипос­тасей лич­ности по апостолу Павлу. Ниже всех, в подвале обитает мастер – телесная или, более точно, актуа­льная ипос­тась психики. Душевная ипос­тась, она же жена – обитает на втором этаже особняка, но каждый день заглядывает к мастеру в подвал. А вот по но­чам, бывает, взлетает высоко на крыльях фантазии. Духовная ипос­тась или муж обитает на верхнем этаже многоквартирного дома. Коровьев и Беге­мот, Берлиоз и Стравинский, и даже Лиходеев – это всё раз­ные духи, принадлежащие к «внутрен­ней» сфере психики. Один из этих духов находится в бо­лее тесной связи с женой, и потому числится мужем. Днём муж, как и иные духи работает по своей специ­а­ль­ности, объединяя большие сообще­ства и направляя работу мастеров как Берлиоз Без­дом­но­го, а по ночам вступает в общение с женой. Наконец, ещё выше – на террасе одного из самых кра­сивых зданий, которая каким-то образом соединяется с балконом клиники Стравинского, обитает Тво­р­ческий дух, принадлежащий «внутрен­нейшему». Он руко­водит целой свитой духов, он поселяет их на пятом, тайном этаже в нехорошей квартире или наоборот, выгоняет лишних вон. Он наблюдает за превраще­нием про­шедшего свой зем­ной путь мастера в новый дух, который будут затем отда­вать свой опыт но­вым поко­лениям мастеров.

Заметим также, что раз­витие сюжета в Романе построено на постепен­ном вос­хож­дении героев или героя в иерархии духовных ипос­тасей. Это вос­хож­дение доста­точно явно отражено в про­движе­нии по «шкале высот». При этом обяза­тельным условием превращения мастера в буду­щего Мастера является ныряние в глубину, как это делает Бездомный, или такое же ныряние в подвал быв­шего мас­тера. Заметим, что и в ново­заветном первоисточнике условием буду­щего спасения было ни­схо­ж­дение безвестного мастера Иешуа в «ад», двухдневное пребы­вание в гробу, имевшем в древ­ней Иу­дее архи­тектурное сход­ство с погребом, подвалом. Следующим этапом и для безымян­ного мастера, и для без­домного Ивана стано­вится блуж­да­ние по улицам в поисках любви или тайных знаний. Здесь можно увидеть такое же раз­деление на две ноги, как и в Новом Завете: «ибо отныне пятеро в одном доме станут раз­деляться, трое про­тив двух, и двое про­тив трех» /Лк 12,52/. Число 5 указывает на иносказание, «двое про­тив трёх» означает вре­мен­ное раз­деление между теми, кто ищет мудрости – должниками зерна, и теми, кто ищет любви – должниками масла.

Очередной уровень вос­хож­дения и для мастера, и для Ивана, после кратковре­мен­ного ареста – клиника, где мастер делится с Иваном своим жела­нием любви, а Иван рас­сказывает мастеру о своём желании знаний, и всё это при участии Твор­ческого духа. Затем уже не мастер, а Мастер поселяется на пятом этаже дома №302-бис и приглашает к себе Музу, чтобы исполнить её заветные желания. Но среди соб­ствен­ных желаний души, даже самых тайных и заповедных, тоже нужно уметь делать ве­рный выбор в пользу буду­щего, а не про­шлого. Таким образом, мы выяснили связь 25 стадии с тай­ной (пятёрка) и с заблуж­дениями (символи­ческое число 15). Про­исходящее по­могает героине сделать прави­льный выбор, то есть понять свои соб­ствен­ные желания. Нам то­лько осталось понять: каким об­разом этому поможет чтение романа?

Поэтому опять вернёмся к сим­волике подвала. Кроме уровня помещения имеет зна­чение и архитектура здания. Многоэтажный и многоквартирный дом сим­воли­зирует суще­ство­вание духа для неско­льких поко­лений людей. Пребы­вание героини в двухэтажном особняке уже сим­воли­зирует без­духов­ность или, более точно, самообман, когда известный нам лукавый дух внушает душе, что выше её желаний ничего и быть не может. За отсут­ствием иных, «небесных» перспектив, душа устре­мля­ет­ся за любовью в подвал, к мастеру. Для неё остаётся един­ствен­но доступной любовь как неуто­лён­ный мате­ринский инстинкт. Не раз­деляя мастера и его роман, бездетная героиня относится к ним как к своему ребёнку. Так что и для неё началом буду­щего вос­хож­дения стано­вится ныряние с головой к базовым, чуть ли не животным инстинктам.

В контексте рос­сийской истории подвал легко связать с тем наполовину революцион­ным, на­половину про­вокаторским подпольем, в которое так азартно играла твор­ческая обще­ствен­ность в на­чале ХХ века. Это было не то чтобы счастливое время, но время живой мечты о будущем счастье. Олице­творе­нием мастера в этом контексте рос­сийской истории дей­ст­вите­льно был Горький. Для того и выбран Автором особняк на Спиридоновке, где раньше жила муза Горького. Но после исчезно­вения «мастера» и его воз­вращения в начале 1930-х в мемори­а­льном «подвале» поселяется лишь «тень мастера», озабочен­ная сотрудниче­ством с властью и сиюминутными выгодами. Точно также в истори­ческом контексте конца ХХ века с готи­ческим двухэтажным особняком ас­социиру­ется образ благообразного чиновника от про­паганды, для которого даже небольшой «глоток свободы» является всего лишь поводом про­явить свою свинскую природу.

Между тем настоящая свобода требует от человека про­яв­ления твор­ческого духа и самоотдачи всей духовной энергии. Ничего уди­вите­льного, что душе требу­ется пере­дышка, хочется сэкономить душевные силы. Тем более что есть самооправдание в виде бережно хранимой мечты о счастье в по­двале. Поэтому можно предсказать, что на последних стадиях выхода из постсоветского Надлома впо­лне воз­можно доброво­льное воз­вращение к ран­ним советским, «революцион­ным» формам актив­ности твор­ческого сообще­ства. Про­сто в каче­стве модной игры, истори­ческой реконструкции.

Теперь, точно определив место и роль подвала в москов­ской части Романа, можно пере­йти в парал­ле­льный ершалаимский мир, в котором дей­ствуют похожие герои и можно даже найти похожие архитектурные элементы. Дворец Ирода воз­выша­ется над городом, и здесь собира­ются вместе ана­логи обитателей нехорошей квартиры. При этом Пилат, как и Воланд, предпо­читает пребы­вать не внутри дворца, а на балконе. Аналогично этому можно найти в ершалаимских главах проекции дру­гих москов­ских зданий. Про параллель Дома Грибоедова и ершалаимского храма мы уже догадались, когда раз­ъясняли связь между Каифой и Арчибальдом Арчибальдовичем. Также понятно, что ана­логией подвала мастера является гроб, в котором похоронили Иешуа. Ясно просматриваются парал­лели между Варьете рядом с нехорошей квартирой и площадью рядом с «неправи­льным» дворцом, а также между домом послушной Афранию Низы и особняком мужа Маргариты.

Этих парал­лелей вполне хватает, чтобы новая Маргарита, которая многому уже научилась, могла увидеть в тексте про Пилата про­зрачную ал­легорию, рас­крыва­ющую её соб­ствен­ные отно­ше­ния с Воландом и с мастером. Для начала про­яв­ления парал­лелей доста­точно того, что Пилат по про­сьбе ершалаимской обще­ствен­ности направляет Иешуа в гроб. Попытка Воланда отговорить Мар­га­риту от желания вернуть мастера в подвал тоже была неудачной. Ещё одна парал­лель, связыва­ющая 24 и 25 главу – вопрос Пилата Афранию об амнистирован­ном Вар-раване. При этом Афраний даже сокращает имя до «Вар» как будто специ­а­льно для совпа­дения с Варенухой.

Но в таком случае, что же должна увидеть для себя новая, мудрая Маргарита, читая подтекст 25 главы. Она увидит одинокого («один, всегда один»), страда­ющего от непонимания, нет, не Пилата, а Воланда, самого могуще­ствен­ного, но вовсе не всеси­льного, когда речь идёт о вопросах любви и по­нимания. Без понимания и взаим­ности со стороны души даже самый высокий твор­ческий дух не мо­жет помочь. Спасение души – в руках самих утопа­ющих.

Но раз­ве может страдать всемогущий Воланд? Не слишком ли это дерзкое толко­вание? Если по-прежнему считать его сатаной, тогда, конечно, это был бы нонсенс. Но мы можем снова обра­ти­ться к ново­заветному первоисточнику, где про­водится идея Христа, сострада­ющего каждому из своей церкви. То есть, наоборот, для подтверж­дения догадки о втором прише­ствии нам необ­ходим образ страда­ющего Воланда. По известным причинам Автор не мог в москов­ских главах изоб­ра­зить такого «сатану», зато мог использо­вать для этого парал­лели с Пилатом.

Вообще, это дово­льно занятная игра в парал­лели, в узна­вание преоб­ражён­ных образов героев, с которыми мы то­лько что рас­стались в предыдущей 24 главе. В неуклюже раз­бив­шем кув­шин с ви­ном африканце можно рас­поз­нать Беге­мота. Как и в про­шлой главе, «чёрный» находит убежище в компании бе­лой обна­жён­ной женщины – тоже не вполне живой, как Гел­ла. Парал­лель ме­жду Афра­нием и Фаго­том уже нам была известна. Поэтому сохраняет свою силу ал­легори­ческое предсказание Авто­ром раз­вития полити­ческих или истори­ческих про­цес­сов через описание отно­шений осно­вных центров и движущих сил. Впрочем, эти несложные ал­легории чита­тель может уже раз­гады­вать и сам.

Что каса­ется сюрприза, обещан­ного Воландом, то в 25 главе таковым является, очевидно, вино «цекуба», которым Пилат угощает Афрания. Здесь Автор пользу­ется уже испытан­ным приёмом ви­ди­мой ошибки, чтобы привлечь наше внимание. Дело в том, что в главе 30 Азазелло презентует «отрав­лен­ный» подарок от Воланда такими словами: «Прошу заметить, что это то самое вино, которое пил про­ку­ратор Иудеи. Фалернское вино». Можно было бы подумать, что Автор просто напутал, если бы в главе 25 не было вот этой фразы Афрания: «Превосходная лоза, про­ку­ратор, но это – не "Фа­лерно"?» В Романе фалернское вино упомянуто ещё лишь один раз, в 30 главе. Поэтому неспро­во­цирован­ное удивление Афрания выглядит наигран­ным имен­но потому, что это и есть игра со стороны Автора. Значит, за словом «цекуба» спрятан какой-то важный смысл, тем более важный, что в напи­сании сорта вина тоже допущена явно преднамерен­ная ошибка. Булгаков очень тща­те­льно относится ко всем истори­ческим деталям и именам, соответ­ствующих месту и времени – Га-Ноцри, Ершалаим, весен­ние баккуроты и так далее. Две тысячи лет назад латинские слова на букву «це» имели иное про­изно­шение – не «центурион» и «цезарь», а «кентурион», «кесарь». Имен­но так они и про­износятся Пилатом и его собеседниками. Но тогда должно быть «кекуба», а не «цекуба».

Между тем в рус­ском языке, точнее – в советском лексиконе имеется аббревиатура ЦеКУБУ, которая в обиходе звучала как «цекуба». И что любопытно, эту самую «Центра­льную коми­с­сию по улуч­шению быта учёных» воз­главляла та самая Мария Андреева, соратница Ленина и жена Горького, послужившая одним из истори­ческих про­тотипов Маргариты. Имен­но она упорхнула к мастеру про­летарской лите­ратуры из готи­ческого особняка на Спири­до­новке, обеспечив «выигрыш» страховки на сто тысяч рублей. После революции она же, как руко­води­тельница ЦеКУБУ, получила в рас­по­ря­же­ние другой особняк на Пречистенке, известный теперь как Дом Учёных. Этот особняк тоже вошёл в историю, то­лько уже не революции, а рестав­рации. Здесь в феврале-марте 1989 года случился первый приступ «демократии», когда академи­ческая обще­ствен­ность сначала забал­лотировала Сахарова, а потом по команде сверху быстро пере­голосовала, как надо. Ну да вряд ли это так интересно – для нас важнее, что Дом Учёных тоже послужил одним из про­тотипов Дома Грибоедова в части внутрен­них интерьеров ресторана. Наконец, ещё одна подсказка Автора: «"Цекуба", трид­цатилетнее, – любезно отозвался про­ку­ратор». То есть речь дей­ст­вите­льно идёт о той самой советской цекубе из 30-х годов. Но в чём же особое зна­чение этого сюрприза?

Мы уже предпо­ложили, что в недалёком будущем, в период, который будет соответ­ство­вать 25 стадии раз­вития одного из интересующих нас контекстов, должно про­изойти воз­рож­дение на новом витке истории некоторых «советских» форм самоорганизации твор­ческого сообще­ства. Например, может получить новый закон­ный статус Союз писателей, создан­ный Горьким. Почему бы не воз­ро­ди­ться в какой-то форме другому его детищу – «цекубе»? Такое раз­витие вполне соответ­ствует ге­ге­левскому закону повторения революцион­ной истории в виде фарса, он же – «четвёртый ключ» из на­шего набора. Начав­шаяся 20 стадия рос­сийской истории открывает последнюю четверть Надлома, в которой обязаны повториться какие-то полити­ческие формы и сюжеты советского периода.

Вряд ли повторение формы сосуда может быть сюрпризом. Наверное, более важным является содержание, то есть вино, которым Воланд–Пилат угощает Фагота–Афрания. Сим­вол вина означает «откровение», с учётом сорта речь идёт о научном откровении. Это заставляет нас вспомнить, что в наш Роман – аллегория судьбы ново­й науки о человеке. Так что слова: «"цекуба", трид­цатилетнее» имеют ещё одно истолко­вание – как наука, вдохнов­лён­ная любовью к людям. Судя по сюжету главы 25, ново­е откровение позволяет этому необ­ычному научному сообще­ству оказы­вать реша­ющее вли­я­ние на земную власть. Доста­точно очевидна и форма оказания влияния – предви­дение, про­гнозиро­ва­ние раз­вития важных событий. В таком случае неско­лько в ином свете предстаёт и раз­говор о судьбе мастера Иешуа. Ложь Афрания о том, что осуждён­ный отказался от напитка, подчёркивает важ­ность этого самого напитка для спасения его жизни. По всей видимости, Автор хочет сказать, что в контексте второго прише­ствия имен­но вино научного предви­дения будет спаси­тельным для мас­тера, игра­ющего роль Воланда в ново­й Мистерии.

Разъясняется и ещё одна загадка Романа, связан­ная с несоответ­ствием апокрифа от Воланда канони­ческим евангелиям. Автор в большей мере описывает обстоя­тель­ства второго прише­ствия, включая видимое отсут­ствие последо­вателей. Какие же могут быть ученики, если сказано: «Се, иду как тать…» /Откр 16,15/? Да и зачем, если можно непосред­ствен­но влиять на события. А вот пред­ставить себе, чтобы Воланд заказывал кому-либо чьё-то убий­ство, пусть даже второго Иуды, лично я не могу. Никак не вяжется это с его образом. Того же Берлиоза Воланд пытался удержать, убедить, спасти. Да и барон сам явился, чтобы ускорить свою неиз­бежную судьбу. Воланд то­лько предвидел эти две смерти, не более того. Кроме того, и это ещё важнее – Воланд мудр, он сам отстаивает необ­ходимость теней и абсурд­ность мира, в котором тени отсут­ствуют. Поэтому он может, чтобы успо­коить Маргариту, уб­рать с глаз долой Алоизия. Но потом постара­ется повлиять на свою свиту, чтобы спасти «тень» от смерти. Ведь иначе мастер может превратиться подобно Варе­нухе в нежить.

Таким образом, сквозное про­должение москов­ского сюжета через ершалаимские главы, с по­мощью очевидных парал­лелей мест и образов, объясняет ту самую двой­ствен­ность смысла пред­ви­де­ния Пи­лата о смерти Иуды. Истори­ческий Пилат, дей­ст­вите­льно, мог таким двусмыс­лен­ным образом от­дать при­каз о казни. Но для историка с Патри­арших, замаскирован­ного под роман­ным образом Пи­лата, эту двусмыс­лен­ность нужно толко­вать то­лько в смысле спасения. Аналогичным образом ну­жно рас­сматри­вать через «маги­ческий кристал­л» и ершалаимское содержание следующей 26 главы, чтобы увидеть в ней Воланда и даже саму Маргариту.