Год быка--MMIX

О сим­воли­ческих совпа­дениях

Хотелось бы уже погру­зиться с головой в заверша­ющие 30-е главы, но что-то не даёт. Не пу­с­кают важные сим­волы из предыдущих глав, которые остались не рас­крытыми. Воз­можно, по этой причине утром в то­лько про­будив­шуюся голову пришла стран­ная ас­социация. Вспомнился дав­ни­й случай из детской серии «от трёх до пяти»: «Пап, а почему бабушкиного кота Сёмгой наз­вали?», когда пришлось объяснять, что это не в честь рыбы, а в честь усатого маршала. Стоп, говорю я себе, уже совсем про­снув­шись, а ведь дей­ст­вите­льно, про сёмгу, которую Беге­мот спас из грибоедов­ского пожара, мы и забыли. А ещё непонятно, почему фамилия у нашего кота имен­но Скабичевский, а по­дпись – Панаев? С фамилии, пожалуй, и начнём.

Вообще любопытные случа­ются в жизни совпа­дения, сим­воли­ческие. Не успел выложить в свой журнал главу про пожар в торгсине, как на ленте ново­стей появилась фотография Смоленской площади с горящим зда­нием по сосед­ству со знаменитым гастрономом. А не так давно, в марте очень позабавили две ново­сти с про­межутком в неделю о том, что в Питере кто-то пытался поджечь рынок «Апраксин двор». Вроде бы ничего интересного, если не знать взаимосвязи двух писа­тель­ских фа­ми­лий Скабичевский и Панаев. Объединяют их два художе­ствен­ных описания знаменитого пете­р­бургс­кого пожара 28 мая 1862 года, случив­шегося в Духов день. Эпицентром этого пожара был Апраксин двор, «лабиринт деревян­ных лавчонок, за­ни­мав­ший не менее квадратной версты». Как и в знаме­ни­том римском пожаре полыхнуло сразу в неско­льких местах, а потому нужно было объ­яс­нить винов­ников явного поджога. С одной стороны, подоз­ревались поль­ские сепаратисты и местные нигилисты, с другой стороны, уж бо­льно хорошо этот бо­льшой пожар, уничтожив­ший азиатские трущобы в европейском городе, отвечал градострои­тельным планам властей.

Но признаемся себе честно, эта парал­лель с римским пожаром не имеет большого смысла, тем более что в 1862 году в самом разгаре либера­льные реформы. Раз­ве что наоборот, Автор хочет ска­зать, что пожар пожару рознь, и некоторые из них помимо всеоб­щего испуга приносят пользу. Этим замеча­нием можно было бы и ограничиться, если бы не один маленький момент из таин­ствен­ной биографии главного про­тотипа одного из наших героев, имею­щего привычку представляться под раз­ными фамилиями. В том числе представиться Панаев, а подписаться Скабичев­ский. В книге Бузи­нов­ских о Бартини упомянут эпизод с «воспоминаниями» этого мнимого иност­ранца о ран­нем дет­стве, в котором тот маленьким маль­чиком заблудился ночью в огромном парке князей Скарпа. Однако такой княжеской фамилии в Италии нет и не было. Зато в Рос­сии была графская фамилия Апраксин, к кото­рой отсылает обратная анаграм­ма фамилии «Скарпа». Если же иметь в виду известную традицию рус­ской знати отда­вать неза­кон­норожден­ных детей на вос­питание за границу с выдуман­ной благородной биографией, то воз­никают доста­точно осно­ва­тельные гипотезы о дей­ст­вите­льном про­исхож­дении Ба­ртини. Такие вос­питан­ные в иностран­ном окружении, получив­шие блестящее образо­вание молодые рус­ские люди могли сделать карьеру на службе Отече­ству в воен­ной раз­ведке, да и сама раз­ведка вряд ли про­шла бы мимо такого кадрового резерва.

Разуме­ется, это то­лько рабочая гипотеза, но она может объяснить участие Бартини в круге очень близких к Сталину специалистов, а также особое внимание самого Сталина к Бартини. Ведь по одной из доста­точно убеди­тельных версий сам Сталин тоже был неза­кон­норожден­ным сыном знаме­нитого рус­ского путеше­ствен­ника и воен­ного раз­вед­чика Пржеваль­ского. Можно сказать товарищ по несчастью. Это тоже лишь гипотеза, основан­ная на семейном предании Петра Капицы, дед которого был земляком, кол­легой и близким другом Пржеваль­ского. До своей смерти он хранил его личную тайну и заботился о сыне друга. Эта версия, в част­ности, объясняет тот факт, что для охраны семей­ного гнезда Капицы от Берии Сталин раз­местил на Николиной горе отде­льную инженерную часть. А так же факт, что Иосифа отчислили из семинарии сразу после смерти генерала Стеб­ницкого, который тоже был учёным-географом, тоже связан с воен­ной раз­ведкой, поско­льку воз­главлял топографи­че­с­кую службу Генштаба, но большую часть карьеры служил на Кавказе, в Тифлисе.

А вот ещё одна краткая биографи­ческая справка: «Апраксин, граф Антон Степанович (1819–1899 гг.) – генерал-лейтенант. Известен в числе немногих первых лите­раторов и практи­ческих де­я­телей по вопросам воз­духопла­вания в Рос­сии. Начал постройку соб­ствен­ного воз­душного корабля, но, за его смертью, она не была закончена. Написал соч.: "Воздухопла­вание и применение его к пере­дви­жению аэростатов свободных и несвободных по желаемым направ­лениям" (СПб., 1884 г.)».

Нет, раз­уме­ется, это тоже чисто случайное совпа­дение, которое ничего не доказывает. Мы же никогда не признаем, что гений, твор­ческий дух той или иной специ­а­ль­ности раз­вива­ется на про­тя­же­нии неско­льких поко­лений и пере­даётся с молоком мате­ри? Так что гени­а­льный авиаконструктор Ба­ртини вовсе не обяза­те­льно должен иметь своим предком одного из основоположников отече­ствен­но­го воз­духопла­вания генерала Апраксина. Соответ­ствен­но, и гений воен­ной стратегии Сталин мог по­лучить свой дар в наслед­ство от про­стого грузинского сапожника, а вовсе не от легендарного воен­но­го раз­вед­чика и учёного. И вместе они вовсе не горели страстным жела­нием глубоко законспи­риро­ва­н­ного про­фес­сионала истребить окружа­ющую бездарную сволочь и поддержать настоящих учёных и патриотов, чтобы вернуть Отече­ству былое величие. И самое главное, что при полном отсут­ствии та­кого желания и глубоких мотивов, у них практи­чески получилось и то, и другое.

Вот на такие безум­ные фантазии, на такую нетерпимую в наши дни апологию пилатчины на­та­лкивают иногда ас­соци­а­ции, связан­ные с фамилией Скабичевский. Да и что вы хотите от толко­вателя мистико-фантасти­чес­кого романа, главный герой которого обещал нам напоследок сюрпризы?

Вернёмся к нашим пожарным котам, которые после посещения Грибоедова явились на террасу Дома Пашкова в таком виде: «Так, под мышкой у него находился небольшой ландшафтик в золотой раме, через руку был пере­кинут поварской, наполовину обгорев­ший халат, а в другой руке он держал це­льную семгу в шкуре и с хвостом». Первые два аксес­суара легко объясняются с учётом ал­легори­че­ского истолко­вания ресторана как изда­тель­ской дея­те­льности. В новую технологи­ческую реа­ль­ность информацион­ного обще­ства пере­йдёт без ущерба искус­ство ил­люстраций (ландшафтик) и необ­ходи­мая часть знаний о редакцион­ной подготовке текстов. Белая одежда – это сим­вол совер­шен­ного зна­ния, в дан­ном случае спецодежда означает про­фес­сиона­льное знание. Заметим, что пожарная эва­ку­а­ция про­изведена на верхнюю площадку не какого-нибудь случайного здания, а отдела руко­писей го­судар­ствен­ной библиотеки. Воз­можно, что это намёк на будущую ситуацию, когда руко­пись книги при необ­ходимом содей­ствии ил­люст­раторов и корректоров сразу будет доступна читателям без по­средниче­ства изда­тель­ств. Для тех, кто читал руко­пись этой книги в Интернете, в такой ситуа­ции уже нет ничего фантасти­ческого.

Но что означает сёмга? Понятно, что по аналогии с двумя балыками священ­ного Писания речь идёт о знании или тексте, имеющем, по мнению Автора, такое же каче­ство. Напомним ещё эпизод из 28 главы: «Острей­шим ножом, очень похожим на нож, украден­ный Левием Матвеем, он снимал с жирной плачущей розовой лососины ее похожую на змеиную с серебристым отливом шкуру».

В библейской сим­волике сим­вол змеи про­тиво­положен сим­волу рыбы, как всё дьяволь­ское, са­танинское про­тиво­поставляется боже­ствен­ному. В нашем случае самая каче­ствен­ная рыба лишь оде­та в шкуру, похожую на змеиную. Воз­можно, никогда не видев­ший настоя­щего лосося покупа­тель мо­жет спутать его по внешнему виду со змеёй. Так и наш любимый Роман лишь по внеш­ности похож на книгу о сатане, а по вкусу он был и останется боже­ствен­ным, несмотря на любые толко­вания.

Радует тот факт, что Беге­мот пере­нёс на новую высокую платформу весь Роман целиком, да ещё и с хвостом. Согласитесь, что дополнение излишне, если речь идёт о це­льной сёмге в шкуре. Так что можно предпо­ложить, что хвост – это не то­лько Эпилог, но и толко­вание, вы­рас­тающее из самого Романа. Распознав в сим­воле сёмги булгаков­ский Роман, мы заодно выяснили, по ка­кой причине под­вергся наказанию тот самый сиреневый субъект. Он хотел снять шкуру и присвоить религи­озно-фило­софское содержание без блестящей лите­ратурной формы, хотел избавиться от внеш­них приз­на­ков пе­рвоисточника. Это вполне вероятная ситуация в изда­тель­ском мире. Тогда осуще­ствив­ший наказа­ние тихий старичок – это честное лите­ратурове­дение, способное разо­блачить плагиат.

Теперь, пожалуй, можно оставить три «пожарные» главы и пере­йти к 30 главе «Пора! Пора!». По числу поминаний нечистой силы эта глава выделяется даже на фоне оста­льной «змеиной шкуры». Наверное, Автор всё же рас­считывал, что мы к этому моменту уже раз­гадали сим­волику сёмги.

30-е главы составляют последнюю четверть третьего ряда, а значит должны «пародиро­вать» сюжет предше­ствующих глав, начиная с 21-й. Автор специ­а­льно отметил, что линия сюжета 30 главы начина­ется с появ­лением Левия в предше­ствующей 29 главе, согласно нашему «восьмому ключу». Поэтому в тексте 30 главы нам нужно вычленить предвари­тельную стадию, которая синхрон­на сю­же­ту 29 главы и по правилу «4-го ключа» соответ­ствует 1-й четверти 3-го ряда (21-23 стадии).

Указание на открытое окно в подвале и на остав­шиеся в особняке вещи является отсылкой к открытому окну, из которого в конце 20 главы упорхнула заглавная героиня Романа. Впрочем, 30 гла­ва и должна быть повторе­нием 20 главы, в которой героиня сидит в одном халате на голое тело и то­же ждет сигнала от Азазелло, чтобы преоб­ра­зиться от вина, как в про­шлый раз от масла. А потом, напугав во дворе соседку, оседлать уже не щётку, а чёрного коня и умчаться за город.

Парал­лели с сюжетом 20 главы доста­точно очевидны. Теперь посмотрим, работает ли «второй ключ» зерка­льной сим­метрии с главой 3, где, как и в 20 главе, главным маги­ческим сред­ством было масло, которое ведёт к смерти Берлиоза. В 30 главе, таким образом, мы имеем синтез двух сюжетов – подарок Азазелло приносит смерть, которая является лишь первой частью маги­ческого ритуала прео­б­ражения двух героев в бес­смертные сущ­ности, которым положено обитать не в подвале дома – отде­льной лич­ности, а высоко на небесах кол­лектив­ного опыта человече­ства.

В 3 главе тоже идёт раз­говор о чёрте. Воланд убеждает Ивана поверить хотя бы в суще­ство­ва­ние дьявола. Об этом же говорит и Маргарита мастеру, но как мы теперь понимаем, поверить в чёрта нужно, чтобы суметь прийти к Богу. Первый глоток целебного вина смер­те­льно опасен для не­под­го­тов­лен­ного человека. Даже в народных сказках сначала вос­станавливают целост­ность героя с по­мощью мёртвой воды, а потом уже оживляют с помощью живой. Поэтому Маргарита в 30 главе так же аккуратно готовит мастера к преоб­ражению, как готовили её саму, и этот про­цесс быстро пов­то­ряет события сначала 21-23 глав, а потом и второй четверти (24-26).

Про­следим это повторение сюжета. Преоб­ражение Маргариты начина­ется с натирания мазью и отказа от одежды. Преоб­ражение мастера начина­ется с бритья бороды, что сим­воли­чески тоже озна­чает отказ от прежней учё­ности. Затем герой осознаёт своё освобож­дение, мыс­лен­но про­летая над зе­ленью двора к себе в подвал. Подвал является аналогом той болотистой низины, в которой Маргарита отдыхала под пение русалок и пляски ведьм. Теперь она сама танцует, изображая ведьму, чтобы ус­по­коить мастера и приготовить его к будущим испытаниям.

Аналог невоспитан­ного толстяка в цилиндре – незнакомец, испугав­шийся злой шутки Марга­риты, воз­вращает героев из состояния свободного фантазиро­вания на грешную землю, в Москву. Да­лее уже сам мастер, подобно Коровьеву в начале 22 главы, пыта­ется вернуть Маргариту к мужу. При­гла­шение мастера к столу повторяет такое же пригла­шение самой героине, а его недо­верие и испуг повторяет её состояние в конце 22 главы. Нагая Маргарита, встреча­ющая у лестницы предста­вителя «нечистой силы», повторяет начало 23 главы. В свою очередь Азазелло подыгрывает героине, живо­писуя свой опыт присут­ствия при казнях. Угощение коньяком тоже напоминает о коньячных ван­ных Беге­мота. Наконец, вместе с глотком коньяка настаёт момент осознания мастером реа­ль­ности про­ис­ходя­щего с ним. Этот момент парал­лелен завер­шению 23 главы и отделяет предвари­тельную стадию последней четверти от соб­ствен­но 30 стадии.

Воспоминания Маргариты о семёрке под подушкой и стрельбе связывают следу­ющий эпи­зод с 24 главой, где также было обсуж­дение целесообраз­ности пребы­вания в подвале. В про­шлый раз Маргарита следовала желаниям мастера, чтобы теперь иметь воз­мож­ность убедить его в обратном. В свою очередь заплесневев­ший кув­шин с фалернским напоминает о Пилате и о красном вине, раз­ли­том в самом начале 25 главы. После этого Маргарита уподобляется Низе из 26 главы, помогая сво­ему влия­те­льному конфиденту лишить жизни любовника, чтобы спасти его для бес­смертия.

Да­льнейший сюжет 30 главы не так явно походит на завер­шение 26 главы. Поджог подвала, из которого вынесена един­ствен­ная цен­ность – роман мастера, может быть связан с подбро­шен­ными в храм трид­цатью сребрениками и запиской. Сим­воли­чески имен­но это обвинение первосвящен­ников в преда­тель­стве было тем запалом череды событий, которые испепелят храм прежней веры. Вырази­те­льный диалог Азазелло с кухаркой застрой­щика тоже напоминает раз­говор между Афра­нием и хра­мовниками. Доста­точно вспомнить известную нам парал­лель между Каифой и директором ресторана.

Наконец, раз­говор Пилата с учеником Иешуа повторяется в про­щании с учеником мастера – Иванушкой. И тот, и другой не желают ни о чём, кроме куска чистого пергамента, чтобы написать про­должение истории о Пилате и о событиях в древнем Ершалаиме.

Маргарита и мастер как две ипос­таси лич­ности смертного человека умирают лишь для тех, кто не имеет общения с небесными сущ­ностями. Судя по тому, что Иван видит и раз­говаривает с ними, у него нет про­блем с таким интровертным обще­нием. Эту сцену про­щания в конце 30 главы можно со­поставить ещё и с истори­ческим подтекстом рож­дения христиан­ства. Церковь Петра и церковь Павла можно сопоставить с двумя земными ипос­тасями христиан­ства. Апостол Пётр олице­творяет мастер­ство, точное исполнение воли Учителя, а апостол Павел и его окружение являют собой страст­ную душу первонача­льной церкви, жела­ющую вос­соединения с учителем. После окончания земной жизни Пётр и Павел не умирают для истин­ных христиан, а становятся ангелами Ново­го Завета.

После римского пожара и казней апостолы Пётр и Павел, мастер­ство и душа церкви обретают вечное сим­воли­ческое един­ство, а про­поведь христиан­ства выходит из ряда многочис­лен­ных иудей­ских сект в ранг мировой религии. Там же про­исходит сим­воли­ческое про­щание с апостолом Иоан­ном, который сим­воли­зирует дух христиан­ства, обра­щён­ный не на внешнюю сторону учения, а к вну­трен­нему смыслу притч и сим­волов. Поэтому выбор Автором имени Иван для своего героя тоже мо­жет быть сим­воли­ческим и связан имен­но с этой триадой.

В таком случае нужно приз­нать, что и во втором прише­ствии мастер­ство и душа ново­го учения связаны с судьбой Романа, той самой третьей рыбы. Спасение це­льной сёмги завершает его преоб­ра­жение из обычной художе­ствен­ной книги в культурный артефакт наивысшего уровня. Соответ­ствен­но завершится подлунный путь булгаковед­ческих идей и сообще­ств, связанных с мистерией великой книги. А вот дух ново­го учения получит ново­е каче­ство фундамента­льной науки о человеке, и этот дух ещё выйдет из своего вре­мен­ного убежища.

Мыс­лен­но про­щаясь с быв­шим обитателем палаты №118, мы не можем обойти внима­нием ещё одно случайное, но от этого то­лько ещё более сим­воличное совпа­дение. Имен­но в 2009 году мастеру, написав­шему Роман, исполняется 118 лет, 15 мая. Поэтому кроме пятницы у нас есть ещё осно­ва­те­ль­ный повод, чтобы последо­вать заветам Воланда в части запотев­шего графин­чика и острой закусочки. Или же бокала фалернского, кому что больше нра­вится в это время года.