Язык доведёт

Мы оставили героиню нашего Романа в момент, когда она училась ориентиро­ваться для са­мого свободного полёта в подвластном её желаниям подлун­ном про­стран­стве. Выбран­ный ею мар­ш­рут должен, по идее, соответ­ство­вать указанию Азазелло – в направ­лении на юг. Автор уделяет столь много внимания положению луны на небосклоне и географи­ческим ориентирам, что придётся приз­нать, что это дей­ст­вите­льно имеет какое-то суще­ствен­ное зна­чение.

Положение луны в майское полнолуние уже помогло обна­ружить на Спиридоновке про­тотип дома мужа Маргариты. Поэтому нас не удивляет, что Автор и в главе «Полёт» использует луну как один из самых надёжных ориентиров. Хотя бы потому, что в полнолуние, в самой высокой точке луна должна находиться где-то на вос­токе. А в майское полнолуние, посредине между весен­ним равноден­ствием и летним солнцестоя­нием есть ещё некоторое смещение к югу. Если во время стреми­те­льного полёта Маргариты луна находится слева по курсу, то сам полёт на­пра­влен в целом на юг и немного к западу. В конце полёта Маргарита резко снижает скорость и делает поворот на 90 градусов так, что луна остаётся за спиной. Следует относи­те­льно короткий полёт примерно на северо-запад. Таким образом, конечная точка должна находиться где-то на юго-западе от Москвы на относи­те­льно боль­шом уда­лении, но не слишком.

Некоторые ком­ментаторы из об­щего направ­ления на юго-запад или на запад через юг выводят, что Маргарита направлялась на одну из сказочно-известных точек – либо на Броккен, либо на остров Буян, он же Рюген. Однако этому выводу про­тиво­речит топография мест­ности, которую Автор рисует очень подробно, чтобы у нас не воз­никло никаких сомнений в истин­ном маршруте. Никаких высоких гор, как в Гарце, на маршруте не наблюда­ется, то­лько невысокие холмы, поросшие балтий­скими сос­нами и ледниковыми валунами. Но и берега моря Маргарита не достигает, потому что после поворота на северо-запад летит мед­лен­но к какой-то низ­мен­ной, болоти­стой мест­ности.

Важно, что при движении на юго-запад Маргарита всё время летит над лесистой мест­но­стью, а не над степью или лесостепью. К этому добавим ориентир в виде двух или трёх небольших рек и ещё одного, более широкого водного зеркала, в котором можно про­следить движе­ние отражён­ной луны. Лично я, сопоставляя все признаки, прихожу к однозначному выводу – полёт Маргариты выводит нас к Днепру чуть севернее Киева. Тогда следующая река, на высоком украинском берегу которой Ма­р­га­рита высажива­ется – это Припять, за которой находится уже Белорус­сия. Белорус­ская земля дей­ст­ви­те­льно в среднем низ­мен­ная и в своём природ­ном состоянии болотистая. Точно также и «меловая го­ра» является наиболее типичным образом для большей части территории Украины.

Теперь обратим внимание вот на это: «Под Маргаритой хором пели лягушки, а где-то вдали, почему-то очень волнуя сердце, шумел поезд». Почему это какой-то ночной поезд должен волно­вать сердце – если не Маргариты, то Автора? Типичный, заметим, приём­чик этого шутника, чтобы обра­тить наше внимание на требующую истолко­вания деталь. Ночной поезд в тексте Романа встреча­ется ещё то­лько раз, в 18 главе. Поезд этот должен был отбыть из Москвы в Киев имен­но вечером этой са­мой пятницы. Поэтому есть все осно­вания полагать, что скорый поезд, который обогнала Марга­ри­та, уносил домой неза­дачливого, но сообрази­те­льного дядю Берлиоза.

Теперь, когда мы самостоя­те­льно добрались почти до Киева, можно снова вспомнить о чет­вёр­том ключе, с помощью которого мы ис­следовали текст 21 главы. Средняя часть этой главы, описыва­ющая да­льнее путеше­ствие, должна как-то пародиро­вать содержание той самой главы 18, в на­чале ко­торой из Киева прибывает Максимилиан Андреевич. Ночной полёт Маргариты напоминает нам не то­лько о гоголевских «Вечерах на хуторе», но и о кру­шении надежд киевского экономиста, не завер­ши­в­шемся совсем печа­льно лишь потому, что Автору понадобился этот самый вечерний поезд.

Однако в 18 главе в «нехорошую квартиру» кроме Поплавского заглядывал ещё один неза­дач­ливый визитёр. Поэтому мы с ещё большим интересом сравним визит буфет­чика Варьете с полётом летучего борова под управле­нием Наташи. Заметим, что памятным визитом Сокова также руко­водила обна­жён­ная домработница. Оба персонажа держат в пере­дних конеч­ностях портфель­чик с важными бумагами, которые не желают терять даже в этих стран­ных обстоя­тель­ствах. Буфет­чик после общения с Воландом воз­враща­ется на верхний этаж, чтобы ещё раз пообщаться лично с домработницей. После чего на его лысину свалива­ются невероятные приклю­чения. Точно также после общения с Марга­ри­той поступает Николай Иванович. Как и Сокову, ему остаётся сломя голову искать спасе­ния и требо­вать, умолять воз­вратить прежнее состояние ответ­ствен­ного работника и семьянина.

Шутки шутками, но все эти пародии на трагедию маленького человечка нас интересуют лишь в связи с про­екциями на 21 главу сокрытых в них идей. Такой идеей в 18 главе было избежание опас­ности искажён­ного откро­вения. Ново­е вино не должно нали­вать в старые мехи. Чему же ещё, кроме овла­дения путеводной интуицией, необ­ходимо научиться Маргарите? Автор доста­точно ясно, хотя и ал­легори­чески, показывает сначала, как не следует, а потом – как нужно делать. Не следует сломя го­лову мчаться через необ­ъятные про­стран­ства, открыв­шиеся твор­ческой фантазии. Нужно быть внима­тельным к живым подроб­ностям, чтобы воплотить художе­ствен­ное откровение в новые образы. Ско­льжение вниз к конкретным живым образам важнее и намного приятнее, чем овла­дение абстракт­ны­ми бесконечно пустыми про­стран­ствами и временами. Но кроме этой обоб­щён­ной идеи, требует раз­ъ­яснение вполне конкретное направление движения Маргариты в направ­лении Киева. А ещё требует объяснения, почему движение в этом направ­лении про­должила то­лько Наташа на летучем борове? И почему королева свернула именно на северо-запад, чтобы наб­раться сил и терпения для предстоя­щего Великого бала имен­но в уютном заповеднике белорус­ских русалок?

Пока что на эти вопросы ответа нет. И придётся нам пере­би­рать все доступные ключи, чтобы найти скрытый смысл. Напомню, что пятый ключ – ново­заветное учение о трёх ипос­тасях лич­но­сти – духе, душе и телесной, не считая четвертой – «внутрен­нейшего». Сразу оговоримся, что это дово­льно сложная и запутан­ная мате­рия, но мы попытаемся говорить об этом про­стыми сло­вами. Для этого и нужна сим­волика мужа и жены, к которой Автор добавил ещё мастера. Эта триада пере­клика­ется с другой частой законо­мер­ностью в сюжете Романа. Речь идёт о ше­стом ключе – «один плюс три»: учи­тель и три ученика, трое в свите у про­ку­ратора и у консультанта. Так и в лич­ности каждого худож­ни­ка живут, взаимодей­ствуют и конфлик­туют три ипос­таси. Первая из них исполни­тель­ская, отвеча­ю­щая за художе­ствен­ную техни­ку, мастерство. Вторая ипос­тась, назы­ваемая «душой», отвечает за мо­тивацию, то есть за эмоциона­льную поддержку и желание мастера работать над про­изве­дением. Тре­тья ипос­тась коллективного опыта или «дух» является нрав­ствен­ной инстанцией, сдер­жива­ющей и направляющей эмоции души, зада­ющей ей жизнен­ные цели.

Увы, далеко не всегда мастер­ство художника или писателя бывает опосредован­но подчинено твор­ческому духу. Даже самая страстная жена может быть послушна совсем иному мужу – духу ма­те­ри­а­льного благополучия, светского успеха. В этом случае лич­ность художника страдает от раз­де­лё­н­ности, а жизнен­ная мотивация начинает гулять, покидать мастера. Мирской успех, особен­но при наличии имени, легче заработать не­твор­ческими методами – проще гово­ря, про­ституиро­вать. Воз­ни­ка­ющий эмоциона­льный вакуум наполняется мертвящими страхами, а создан­ные в результате ком­промис­са про­изве­дения не устраивают ни твор­ческий дух, ни мирской. Об этом мастеру сообщит его лучший друг – внутрен­ний цензор, который так не нра­вится своенра­вной жене. Потому и не нра­ви­т­ся, что она видит своё отражение в этом зеркале. Вся эта болезнен­ная ситуация описана в рас­сказе Мастера, и дей­ст­вите­льно она имеет мало об­щего с настоящей, вечной, верной любовью.

Нет, наша жена, оставаясь верной мужу, дей­ст­вите­льно по-своему любит своего мастера. Без мастера её суще­ство­вание не имеет смысла кроме бесплодного потреб­ления мирских удоволь­ствий. Но ипос­тась мастера под влия­нием предан­ной жены страдает от твор­ческой импотен­ции, а следом и сама жена стано­вится злой ведьмой. И то­лько психо­логи­ческий кризис, мора­льный крах прежнего мирского духа может наставить потерпев­шую на путь исправ­ления, если то­лько она не рас­тратила любви, не про­лила масло. Про­исходит освобож­дение мотивации художника от оков. Хотя новая нрав­ствен­ная инстанция тоже пока не вступила в работу. Душа худож­ника ока­зыва­ется во власти безу­держной фантазии, которую ещё нельзя наз­вать твор­ческой. Ибо жених хотя и воз­вестил о буду­щей свадьбе, но ещё не пришёл. Точнее, это невеста ещё не готова, не научилась сдержи­вать свой буйный норов, ещё не готова вполне подчиниться воле твор­ческого духа.

Ал­легория полёта фантазии, похоже, даёт нам представление о внутрен­нем состоя­нии психики во время так называемого «кризиса среднего воз­раста». Главной жизнен­ной целью в этот период яв­ляется воз­вращение прежнего мастера времён потерян­ной ю­ности, поэтому жена сама стано­вится вре­мен­ной нрав­ствен­ной инстанцией, повели­тельницей всех демо­нов и ведьм, про­снув­шихся в душе. При этом на месте пропавшего мастера оказыва­ется тот самый «буйный норов», а эмоциона­льную роль пришпорива­ющей его мотивации выполняет другая из подчинен­ных ипос­тасей жены. Ведь своя триада помощ­ников есть и у жены. У Маргариты – это Николай Иванович, Наташа и теперь уже, как первая нить, связыва­ющая с будущим женихом – Азазелло. Наташа лично предана Маргарите и тоже обрывает связь с прежним домом. Теперь то­лько пла­ксивый, но исполни­тельный боров связывает ос­вобождён­ную лич­ность с прежним духом.

Нам удалось применить ещё два ключа, освоить с ними ал­легори­ческий язык апостола Павла, но до Киева этот язык нас пока не довёл. Поэтому придётся вос­пользо­ваться следующими ключами. Впрочем, седьмым и вос­ьмым ключами мы уже тоже воспользовались по ходу рас­суж­дений. Поэтому вся наша надежда на последний девятый ключ и метод предметного анализа в сочетании с седьмым ключом универса­ль­ности. Столь настойчивая и конкретная привязка маршрута Полёта к вос­точно-европейской географии обязывает нас вспомнить об истори­ческом и полити­чес­ком подтексте, кото­рый мы обна­руживали в большин­стве предыдущих глав. Соб­ствен­но, мы последний раз делали такую попытку в связи с 19 главой, но забраковали её из-за излишней субъек­тив­ности. В конце концов, ни­кому ещё не удавалось до наступ­ления событий угадать исполнение такого рода предви­дений, как у Ностра­дамуса. А мы даже не знаем, про­изошли уже или ещё нет какие-то события, которые описаны в этом блоке глав с 19-й по 21-ю. И всё же попробуем про­должить известные нам ряды истори­ческих периодов, привязан­ные к стадиям.

Мы доста­точно уверен­но привязали главы 14, 15 и 16 к трём «нисходящим» стадиям советской истории после Великой рус­ской революции: 1917–1922 (Союзный договор), 1923–1930 (Великий пе­ре­лом), 1931–1941 (Великая война). С помощью принципа зерка­льной сим­метрии стадии 17-19 можно привязать, соответ­ствен­но, к периодам 1941–1964, 1965–1991, 1992–2007.

Итак, 19 стадии в истори­ческих про­цес­сах соответ­ствует Реставрация на излёте быв­шей рево­люцион­ной полити­ческой системы. Понять это нам помогает клас­си­ческий пример фра­нцузской рево­люции, где аналогичный период Реставрации тоже про­длился около 15 лет – с 1815 по 1830 год. Не будем си­льно углубляться в политологи­ческое обосно­вание, про­сто укажем на глав­ную черту этого периода – мора­льный крах прежней идеологии. Отсюда чисто прагмати­ческая нужда в заим­ство­вании идей и полити­ческих форм – как из внешних источников, так и из своих дорево­лю­цион­ных. В случае с французской Реставрацией внешние силы были консерва­тив­но-монар­хи­ческие, а в нашем случае – либера­льно-республиканские, вот и вся раз­ница. Однако мимикрия внешних форм не си­льно затра­ги­вала постимперские или постсоветские стереотипы пове­дения элит.

Теперь сравним с этой общей характеристикой периода Реставрации сюжет 19 главы. То­лько нужно прави­льно наз­вать дей­ствующих лиц, которым в нашей вечно повторяющейся истории будут соответ­ство­вать маски мужа, жены и других персонажей. Как мы уже догадались, в роли постылого мужа, спешно покинув­шего полити­ческую сцену в 1991 году, выступает идеология истори­ческого мате­риализма. Роль жены, призван­ной высказы­вать желания и эмоциона­льные оценки, играет сто­ли­чная обще­ствен­ность. Подчинён­ной частью этой обще­ствен­ности является либеральная политология, так похожая на благообразного Николая Ивановича. Что каса­ется карнава­льной маски Наташи, то её род­ствен­ная связь с Гел­лой из 18 главы была нами изобличена. Про­сто идеологи­ческая Реставрация включает смену имиджа и идеологии мас­с-медиа. Что же каса­ется инстанции, которая курирует ещё одну часть актив­ной обще­ствен­ности, то ей нет необ­ходимости даже менять маску. Про­сто Азазелло сетует на смену характера пору­че­ний.

В рамках постсоветской Реставрации 1990-х доста­точно легко обна­ружить событие, похожее на похороны тела Берлиоза. Это всё та же осень 1993 года. Марксист­скую голову советской системы украли ещё пере­д началом 19 стадии. Осталось то­лько тело советской системы – тот самый депу­татский корпус, который в 17 главе покинет внешнюю форму Съезда. Заметим, что столичная обще­ствен­ность плохо контролировала словесную агрес­сию в адрес кол­лег и соратников покойного.

Появление Азазелло в момент похорон неплохо укладыва­ется в канву полити­ческих событий. Спецназ из груп­пы «Альфа» принял самое актив­ное и реша­ющее участие в «выносе тела». Была эта самая груп­па замечена в окрест­ностях того же самого Белого дома и в августе 1991 года, когда была украдена голова. Но тогда Азазелло воз­держался от участия, предоставив свободу дей­ствий лапам Беге­мота. После изобли­чения актив­ных участников «похорон», Азазелло приобретает опреде­лён­ный кредит доверия обще­ствен­ности. Затем про­исходит пере­бранка как между давно знакомыми, пока, наконец, в финале 19 стадии обще­ствен­ность не воз­ложит имен­но на спец­службы свои надежды на исполнение заветных желаний. Вот вкратце сюжет этой 19-й серии.

По ходу этого полити­ческого дивертисмента мы упомянули 17 главу. Не буду уто­млять вас обосно­ванием, но придётся поверить на слово эксперту, что период Реставрации 1992-2007 годов так­же можно раз­бить на стадии меньшего масштаба: 14 стадия: ноябрь 1991 - март 1992 (Феде­ратив­ный договор), 15-я: март - декабрь 1992; 16-я: январь - октябрь 1993 («похороны» Съезда); 17-я: октябрь 1993 - июль 1996; 18-я: июль 1996 - август 1998 («дефолт»); 19-я: сентябрь 1998 - 31 декабря 1999.

Не так уж трудно заметить, что внутри большой Реставрации можно обна­ружить соб­ствен­ный «революцион­ный цикл» и свой малый период реставрации. Это когда мимикрирующая иде­ология «реставрацион­ной революции» терпит мора­льный крах, «дефолт», и приходится звать дедушек Примакова и Маслюкова, с их позднесоветскими методами для выхода из кризиса. Однако и этот под­ход не вышел за рамки реставрацион­ной прагматики, про­сто либеральная Реставрация смени­лась кон­серватив­ной при опоре на спец­службы.

Я не стал бы утомлять читателей этими политологи­ческими подроб­ностями, если бы у нас был иной способ заглянуть в ближайшее будущее. Чтобы понять, какой полити­ческий подтекст соответ­ствует 20 или 21 главе, придётся смотреть на ближайший аналог. А это как раз раз­биение на стадии большого периода Реставрации 1992-2007 годов. У нас есть ос­но­вания полагать, что на рубеже 2008 года рос­сийская Реставрация завершилась, и началась 20 ста­дия. Какие это осно­вания? Во-первых, долгий период двое­властия, сим­метричный окончанию 13 ста­дии пере­д Октябрь­ской революцией. Во-вторых, полный отказ политиков от идеологии, сосредото­чение на чистой прагматике выжи­вания в мировом кризисе, опять же сим­метрично периоду первой мировой войны. В-третьих, вот уже вто­рой год полити­ческая система пере­шла в режим напряжен­ного ожидания каких-то внешних сигналов, что так похоже на начало сюжета 20 главы.

Мы наблюдаем самое начало 20 стадии на уровне большого полити­ческого про­цес­са, охваты­ва­ющего про­стран­ство быв­шего Союза. То есть и украинские меловые горы, и белорус­ские низины. Видимо, имен­но этот подтекст имеет виду Автор, посылая летучего борова в направ­лении Киева. Как же нам уз­нать, что может быть дальше? Видимо, сравнивая с похожими полити­ческими про­цес­сами – с той же французской революцией 1930 года и следующими периодами. А также с периодом 2000–2007 годов в масштабах федера­льного центра рос­сийской политики. По моей оценке, эту фина­ль­ную четверть постсоветской Реставрации можно раз­бить на стадии так: 20 стадия: 2000–2003; 21-я: 2004–2005; 22-я: 2006–2007 годы.

Опять же, не навязывая читателем своих политологи­ческих воз­зрений, обращу вни­мание на то, что ключевым событием 21 стадии даже внутри российской политики была «оран­жевая рево­люция» в Киеве в декабре 2004 года. Она определила нервное окончание 21 стадии, включая неудачную по­пы­тку Кремля применить «оранжевые технологии» для срыва выборов в Москве в декабре 2005 года, что повлияло на выбор да­льнейшей стратегии. Заметим также, что после «оранжевых» событий в Ки­еве, грозив­ших эффектом домино, одним из стабили­зирующих факторов была консолидация «полити­ческого болота» в Белорус­сии. Это если кратко в общих чертах.

Нужно сказать, что «оранжевая революция» в Киеве дей­ст­вите­льно заслуживает кавычек. С точки зрения целей и технологий это была не вполне удачная попытка дворцового пере­ворота с прив­ле­чением мас­совки. Часть задачи – сдержи­вание донецких олигархов была выпол­нена, но и сами ини­циаторы – киевские олигархи не удержались на позициях. Во-вторых, даже если наз­вать это вер­ху­ше­чной революцией, то её явная неза­вер­шен­ность и половин­чатость слишком близка к исто­ри­­ческому аналогу первой рус­ской революции. Очень веро­ятно, что в результате втяги­вания страны в мировой кризис случится ещё одна «верхушечная революция», но более масштабная и раз­руши­тельная.

В отличие от украинской верхушечной революции в Рос­сии и вовсе воз­можна лишь рево­люция сверху. Первая репетиция такой антиолигархи­ческой революции сверху в Рос­сии уже была, причём на год раньше чем в Киеве. Речь идёт не сто­лько даже об аресте Ходорков­ского, ско­лько о срыве оли­гархи­ческого сценария на выборах в Госдуму осенью 2003 года. По итогам этого полити­че­ского кон­трпере­ворота была сформирована нынешняя «полуторапартийная» система. И если уж на то пошло, то раз­гром в Доме Драмлита пародирует имен­но ту часть 17 главы, которую мы ранее уже связали с парламентскими выборами 1993 года.

Соб­ствен­но, и в сюжете 21 главы Маргарита сначала учиняет безобразие и раз­гром в Москве, а потом уже направляется к Киеву. Правда, после тормозит, и посылает вместо себя младшую ведьму на борове. Этому тоже есть объяснение. Уже состояв­шаяся репетиция, и будущая революция сверху в Рос­сии будет иметь иную природу, чем киевские верхушечные революции. Про­сто в силу принципи­а­льной раз­ницы в структуре и психо­логии рус­ской и украинской наций. Украинская нация вынужден­но, в силу стратеги­ческих интересов стаби­ль­ности всех соседних держав объединяет культурно раз­но­родные регионы, исповеду­ющие не вполне стыку­ющиеся духовные цен­ности. Такая нация может быть объединена то­лько на внешних цен­ностях. Даже самые идеалисти­ческие мечты каждого укра­ин­ца в отде­льности всё равно требуют для своего исполнения некое мате­риалисти­ческое объединяющее начало. Поэтому здесь никуда не деться без «борова с портфелем», то есть без мате­риалисти­ческого наследия Ф.Бэкона. Кстати, неплохой каламбур: «бекон» как сим­вол украинской «революции».

В этой констатации особен­ностей нет ничего обидного для украи­нской нации, поско­льку на та­ких же внешних осно­ваниях складывались такие великие державы как Австро-Венгрия, США, да и та же Франция времён Маргариты Валуа. А вот рус­ская нация в своё время складывалась неско­лько на иных осно­ваниях, на основе общ­ности «кол­лектив­ного бес­созна­те­льного» и духовных цен­ностей. По­этому рус­ским нет нужды выходить на улицы, чтобы про­чув­ство­вать свою общ­ность. Для этого у них есть другие психо­логи­ческие функции как интуиция.

Вы скажете – а как же тогда Великая Рус­ская революция? Но в том-то и дело, что Рос­сийская империя, а потом Советский Союз объединяли не одну нацию, а множе­ство близких, но раз­ных на­ро­дов. Включая будущих украинцев, и кавказцев, и латышей с евреями, для которых внешняя мате­ри­алисти­ческая основа объединения была необ­ходима, как и французам в 1789 году. Но эта революция всё равно является Великой Рус­ской, потому что наличие внешних мотивов у части участников не от­рицает глубокого внутрен­него мотива у большинства. Потому Великая рево­люция была и остаётся столь про­тиво­речивой – одновре­мен­но русской и антинациона­льной, мате­риалисти­ческой и духов­ной, радика­льной и консерватив­ной.

Сегодня же, после завер­шения важных этапов внешней мате­ри­а­льной и внутрен­ней духовной работы по формиро­ванию общей цивилизации, Рос­сия доброво­льно отпустила в свободное пла­вание создан­ные с её помощью братские нации. И теперь имеет воз­мож­ность обойтись в своих внутрен­них делах без особых внешних эффектов и эксцес­сов. Поэтому будущая революция сверху в начале 21 стадии в Рос­сии будет консерватив­ной. Соб­ствен­но, это и есть одна из причин того, почему муза этой революции так уютно чув­ствует себя в низинах Белорус­сии. Хотя в выбран­ном для отдыха месте есть и другая сим­волика – это стык территорий трёх братских республик.

Теперь, после политологи­ческого экскурса и про­гноза, можно приступить к истолко­ванию последней части 21 главы – соб­ствен­но «шабаша» на болоте. Для начала, пока не си­льно ушли от по­литики, раз­ъясним образ подвыпив­шего толстяка в одном лишь чёрном шелковом цилиндре. В этом нам поможет французской имя Клодины, с которой тот спутал Маргариту. Впрочем, при­знание одной ошибки вовсе не означает, что и насчёт «светлой королевы Марго» он не заблуж­да­ется. Так вот, Кло­дина. Имя это встреча­ется в мас­се французских романов и пьес, не говоря уже о га­зетах. Но сначала мы обязаны заглянуть в первоисточники, наиболее близкие Автору. Доста­точно заглянуть в пьесы Булгакова, чтобы составить список: Пушкин, Гоголь, Толстой, Сервантес, Мольер. Последний должен быть на особом подозрении как французский драматург. И правда, практи­чески сразу обна­руживаем у Жана-Батиста Мольера комедию «Жорж Данден или Одурачен­ный муж». Совпа­дения с сюжетом и образами слишком явны. Здесь и сцена в 3-м дей­ствии, когда хозяйку путают со служанкой Кло­ди­ной. В конце пьесы герой получает от жены обвинение, что от него раз­ит вин­ным запахом, и вообще он низко пал. Но затем обвиняемый дей­ст­вите­льно падает на колени и будет про­щён.

В чём же смысл этой ал­легории в контексте или в контекстах Романа. Во-первых, сюжет пьесы Мольера в целом напоминает сюжет 21 главы, когда госпожа и служанка сбегают из дома, оставляя в дураках мужа. Ещё более важная подроб­ность заключа­ется в соци­а­льном статусе господина Дандена. Это сель­ский парвеню, раз­богатев­ший выскочка, женив­шийся на дворя­нке и требу­ющий от жёниной родни отно­шения к себе теперь как к высоко­родному господину. Шёл­ковый цилиндр толстяка тоже намекает на стереотипный образ капиталиста. То есть в конце 21 главы речь может идти о нуво­рише, который вдруг остался без штанов, оставив их где-то на бере­гах Енисея. Уди­вите­льно, но факт – име­н­но на этих берегах составили состояния многие рос­сийские олигархи - Дери­паска, Потанин, Про­хо­ров. Последний к тому же имен­но во Франции попал в скандал, в ходе которого был обвинён ново­й «роднёй» в неподоба­ющем пове­дении. Однако река Енисей является сим­волом также и мест отда­лён­ных, где уже пребывают некото­рые из быв­ших олигархов. В этом случае, воз­вращение толстяка с Енисея тоже может иметь полити­ческий смысл, но и в этом случае он не то­лько получает амнистию, но и падает в глазах окружа­ющих, сохраняя вер­ность революции сверху. Тоже воз­можный вариант.

Хотя нам важ­ны не отде­льные биографии, а образ всего сословия. Ещё год тому назад, до на­чала острой фазы мирового кризиса, такое предсказание в отно­шении всех олигархов сочли бы глу­пой шуткой. А сегод­ня ситуация совсем иная, и ради «возвращения штанов» капиталисты будут гото­вы присягнуть музе революции. Немаловажным для нас является жанр мольеров­ской пьесы об обма­нутом муже – это фарс в чистом и неприкрытом виде. Но между про­чим, имен­но с фран­цуз­скими ре­волюциями связана известная формула Гегеля о повторении истории в виде фарса. Это ещё один намёк на неглубокий, верхушечный характер предстоя­щего раз­гула фантазии столичной публики.

У нас в запасе остался ещё один, последний поворот четвёртого ключа – мы можем сравнить финал 21 главы с сюжетом главы 19-й, точнее – с траги­ческой его частью. Пародиро­вание имеет место и здесь: сначала идут вос­поминания о совсем неда­внем про­шлом, затем раз­говор с Наташей, в котором Маргарита дарит ей уже не духи, а надежду. Затем героиня неспешно направляется к реке, к крутому обрыву, напомина­ющему стену с башнями. Издалека слышится музыка, но не похорон­ная как в траги­ческом про­тотипе, а весёленькая. Затем с героиней пыта­ется познакомиться накоротке мужчина, и тоже вынужден уда­литься. В отличие от 19 главы героиня не сдерживает желания актив­но поуча­ство­вать в судьбе участников похорон, то есть, пардон, веселья. И появление козло­но­гого рас­порядителя очевидно пародирует участие Азазелло.

Теперь снова вспоминаем, какое идейное содержание мы обна­ружили в 19 главе. Кажется, это было преодоление субъектив­ности или что-то вроде того. Здесь же, в последней части 21 главы мы видим, наоборот, преодоление неуверен­ности в себе, испытание в умении быть собой, не Клодиной, и не Марго. Этот последний штрих добав­ляется к овла­дению интуицией и тренировке внима­те­льности к деталям. В целом же 21 стадию нужно будет так и наз­вать «Полёт фантазии».

Вот, пожалуй, и всё, хватит с нас этих фантазий! Но нет, ещё одна мысль забрела в голову и про­сится в общее стадо. Во-первых, мы так и не раз­ъяснили, для чего в сюжете появлялись русалки? И потом мы совсем забыли про бедного Иванушку, дух буду­щей гума­ни­тарной науки. Неу­жели Ав­тору он уже неинтересен? Если даже и так, то мы вос­полним этот пробел. Очевидно, что 21 стадию Полёта фантазии должна про­йти любая Идея и соответ­ст­вующее сообще­ство. То­лько вот какое отно­шение к ново­й антропологии может иметь описание шабаша с русалками и ведьмами? Вы себе мо­жете представить научный трактат с таким содержа­нием? Вот то-то же! А я могу.

Более того, я в своем журнале от 08.08.08 давал не то­лько ссылку, но и рецензию имен­но на такое научное откровение. Вот это дей­ст­вите­льно безудержная фантазия. Хотя в научном контексте будет прави­льно назы­вать такую осно­ва­тельную фантазию рабочей гипотезой. Новая гипо­теза про­исхож­дения человека, теория антропогенеза дей­ст­вите­льно пове­ствует о первобытных русал­ках, ведь­мах, царевнах-лягушках, поющих свои песни на болотистом островке далёкой реки. Самое уди­вите­льное в этой вполне научной гипотезе, что она непротиво­речиво соединяет эволюционизм и кре­а­ци­онизм в единой теории про­исхож­дения человека. Впрочем, в эту последнюю фантазию я даже не при­зываю верить. Если кому-то интересно, можно про­читать и убедиться, наско­лько это серьёзно или наоборот. А всех оста­льных, кто не желает оста­ваться с русалками, про­шу обратно в Москву, где наз­ревают новые события.

Загрузка...