Год быка--MMIX

Иудейские войны

Нужно честно приз­нать в оправдание булгаковедов, что Автор приложил максимум ирони­чес­ких усилий, чтобы замаскиро­вать главный источник, откуда он заим­ствовал самые общие внешние формы и саму динамику раз­вития сюжета Романа. Даже нам, после рас­шифровки основных идей и кол­лектив­ных образов, понадобилось дополни­те­льное усилие, чтобы обна­ружить эту несомнен­ную связь сюжета Романа с историей первонача­льного христиан­ства. В результате мы находим ещё одно важное объяснение форма­льному раз­де­лению Романа на две части. Дело в том, что «Деяния святых апостолов» обрыва­ются примерно на середине 19 стадии. Этот факт отчасти отражён в про­длении сюжета 18 главы до позднего вечера. Источ­ником главных све­дений о последующих истори­ческих событиях является уже не Новый Завет, а римские ан­налы, прежде всего Тацит, а также знаменитый труд Иосифа Флавия «Иудейские войны». Впрочем, это ново­е объяснение раз­де­ления на две части ниско­лько не про­тиво­речит ранее найден­ной парал­лели с двумя частями гоголевской поэмы.

Главным для «Иудейских войн» является судьба Иерусалима и ершалаимской обще­ствен­ности. С учётом известной апокалипти­ческой ал­легории города-невесты, стано­вится понятно, почему сюжет второй части Романа выстроен вокруг главной героини. По-другому про­должить парал­лель с истори­ческими источниками не получилось бы. Твор­ческий дух христиан­ства уходит в подполье после аре­ста апостола Павла и казни главы иерусалимской церкви Иакова в 62 г., и оконча­те­льно – после Вели­кого римского пожара и рас­правы над христианами в 64 г. Лишь эпизоди­чески в истори­ческом конте­ксте воз­никают новые книги Ново­го Завета, датировка которых может быть определена по контексту. Такая структура истори­ческих источников вос­произведена в динамике сюжета 19-23 глав Романа.

В про­шлый раз мы использовали понятие «твор­ческой среды», под влия­нием которой раз­вива­ется «твор­ческое меньшин­ство». Вот эта наиболее страстная, эмоциона­льная и отзывчивая, но также и пере­менчивая, нетерпеливая, временами буйная женская ипос­тась актив­ного субъекта истории, его душа имеет очень про­чную связь с конкретным местом – в нашем случае с древним Иерусалимом. Имен­но с этой точки зрения души древнего города нужно смотреть на события 62-72 годов нашей эры, чтобы обна­ружить парал­лели с сюжетом 19-23 глав Романа.

Начнём, однако, с событий в другом городе – Риме. Честно признаюсь, первым делом на ум пришло сравнение сюжета 22 и 23 главы с римскими событиями. Заклю­чение под домашний арест апостола Павла имеет сход­ство с сюжетом 22 главы. Этот период оказался весьма плодотворным для завер­шения его учения о церкви. Домашний арест не препят­ствовал пере­писке и потоку гостей, в том числе наиболее актив­ной части иудейской диаспоры. Что же каса­ется событий июля-августа 64 года – Великий пожар Рима и последовав­шие мас­совые казни христиан, то здесь парал­лели с 23 главой про Великий бал у Сатаны ещё более впечатляющи. Начать с того, что иудейская обще­ствен­ность Рима была в близких отно­шениях с импе­раторским двором и, как минимум, не была про­тив рас­правы с христианами. А значит, присут­ствовала на этом Великом балу у Нерона в каче­стве почетной гостьи.

Есть в этом представ­лении и элемент про­тиво­постав­ления двух обвиняемых. Столичная обще­ствен­ность Рима обоснован­но подозревала самого Нерона и его сторон­ников в поджоге столицы ради воплощения планов её кардина­льной пере­стройки. Однако, аналогичные обвинения в адрес христиан, сторон­ников Иисуса вполне удовле­творили желание римлян кому-нибудь отомстить за бед­ствие. При этом в глазах своих поклон­ников Нерон тоже является боже­ством в челове­ческом обличье. Так что имеет место равен­ство между заглавными фигурами. И вопрос лишь в личном выборе участников и гостей Бала, который и определит да­льнейшую судьбу каждого и судьбу самого города. Можно также упомянуть, что по сценарию костюмирован­ного Бала всех этих христианских преступников, под­жи­гателей и висе­льников пере­одевали в платье, подходящее для ролей мифологи­ческих героев, царей и богов. Женщин-поджига­тельниц и отра­вительниц, наоборот, согласно утверж­дён­ному сценарию ма­к­сима­льно обна­жали для вполне порнографи­ческих целей. Трудно утверждать наверняка, но есть подо­зрение, что хотя бы у части иудейской обще­ствен­ности раз­нуздан­ное надруга­тель­ство над боже­ствен­ным образом человече­ства должно были выз­вать пусть не угрызения совести, но как минимум – нево­льное сопере­жи­вание жертвам жестокой язы­ческой власти. Этого уже доста­точно, чтобы спустя пару лет, когда начнутся Иудейские войны, спроециро­вать на себя картины му­чениче­ства христиан.

Что и говорить, соблазн сопоставить Великий бал у Нерона с завер­ше­нием рож­дения христиан­ства как религии очень большой. Но также очевидно, что Автор с этим выводом не согласен. В его представ­лении торже­ствен­ные похороны тела римской церкви соответ­ствуют середине 19 стадии. То есть речь идёт не о завер­шении всей большой стадии, а лишь о завер­шении третьей четверти Надлома первонача­льного христиан­ства. Но каждой четверти соответ­ствует свой соб­ствен­ный истори­ческий про­цесс меньшего масштаба, и этот менее глубокий про­цесс тоже имеет аналогичные стадии, вклю­чая заверша­ющую 22-ю стадию. Поэтому найден­ное соответ­ствие с сюжетом 23 главы тоже не слу­ча­йно. Однако речь идёт не о судьбе всего христиан­ства, а о судьбе земной церкви Петра и Павла, отныне навсегда связан­ной с Римом.

Великий бал у Нерона и все последу­ющие репрес­сии, включая смерть апостолов Петра и Па­вла, становятся основой для преодо­ления соперниче­ства и недо­верия между иудео-христианами и последо­вателями Павла из язычников. Манифестом этого необ­ходимого христиан­ству объе­динения стано­вится приписываемое Павлу Послание к Евреям. Имен­но рас­пространение среди иудей­ской об­ще­ствен­ности Послания к Евреям может считаться завер­ше­нием 19 стадии. Поэтому Автор не мог не отра­зить это событие в ал­легори­ческой форме «золотой коробочки», послан­ной Маргарите.

В этом «золотом» послании содержится богослов­ское обосно­вание свободы иудео-христиан от мертвя­щего ветхозаветного закона. Послание к Евреям завершает работу апостолов, воз­главляемую Петром и Павлом, по созданию «тела» церкви и его воодушевлению. Оно же начинает важные стадии духовной работы, в которых заглавной фигурой будет апостол Иоанн Богослов. Таким образом, 64 год от Р.Х. дей­ст­вите­льно ознаменован узловыми событиями для истории Римской империи. Великий пожар Рима, Великий бал у Нерона и рас­пространение в Риме Послания к Евреям – это нача­льный узел 10/11 Надлома будущей западно-христианской цивилизации. Однако всемирная история не рав­нозначна и не сводится к истории западной цивилизации. Поэтому до достижения нача­льного узла всемирно-истори­ческого Надлома и завер­шения про­цес­са рож­дения христиан­ства необ­ходимо пре­о­долеть ещё один сложный истори­ческий пере­вал.

Вернёмся к ал­легори­ческим образам Романа в 19 главе и сопоставим их с судьбой иудейской столицы. Нелюбимому, но заботливому мужу можно сопоставить иродианскую знать включая пер­во­священ­ников. В начале 60-х годов общий кризис для всех иудейских сект, включая христиан, при­водит к факти­ческому раз­валу власти в Иерусалиме. Царь Агрип­па, как и апостол Павел, предпо­чи­тает находиться в Кесарии под защитой про­ку­ратора. В отсут­ствие рим­ской власти первосвящен­ник Ан­на, сын того Ан­ны, который преследовал Иисуса, приказывает побить камнями его брата Иакова. По сути, это неудачная попытка иродианской знати вернуть популяр­ность в народе, которая ведёт к ослаб­лению Синедриона и к реставрации доиродианских порядков, возо­бнов­лению Иудейских войн. Для иерусалимской обще­ствен­ности эта позднеиродианская «пере­стройка» создаёт ощущение осво­бож­дения и близкого счастья, понима­емого как прише­ствие мес­сии. Раз­ница между сектой христиан и оста­льными – лишь в том, что христиане ожидают второго прише­ствия.

Слухи из Рима о безум­ствах Нерона вполне соответ­ствуют раз­говорам о таин­ствен­ном похи­щении головы руко­водителя Мас­солита. События в Риме становятся ещё более близкими для ерша­лаимской обще­ствен­ности после пожара и мас­совых казней христиан. Даже антихристианская часть иудеев вос­принимает это как знак близкого па­дения римской власти, и об одном то­лько жалеет, что на месте христиан не оказались их латинские критики. Фамилия Латунский тоже, таким образом, по­лучает объяснение. Похоже, что даже крупно вырезан­ное слово «Нюра» намекает на двух вино­в­ников древнеиудейской «пере­стройки» – первосвящен­ника Ан­ны сына Ан­ны и цезаря по имени Nero.

Вполне логичным в этом контексте выглядит и озвучен­ный Азазелло отрывок сожжён­ного ро­мана: «Тьма, при­шедшая со средиземного моря, накрыла ненави­димый про­ку­ратором город. Исче­зли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней... Про­пал Ершалаим, великий город, как будто не суще­ствовал на свете...»

Уместен здесь и сам ветхозаветный «демон пустыни» с учётом того, что в роли «пасха­льной жертвы» вскоре окажется иерусалимская церковь. По всей видимости, имен­но сим­волика этой сцены определила выбор имени для Азазелло. Древнееврейское имя «демона пустыни» Аза­зел необ­ходимо Автору, чтобы подтвердить, что «золотая коробочка» является ал­легорией «Послания к Евреям». Главным содержа­нием этого послания является отмена ветхозаветного принесения жертвы Богу. Аза­зел­ло, убежда­ющий Маргариту последо­вать за ним, к «безопасному иностранцу», пере­даёт суть По­слания к иудейской обще­ствен­ности. Лучше стать «козлом отпущения» и удалиться из города в пу­стыню, чем оказаться в роли агнца, принесён­ного в жертву. Тем более что жертва эта теперь бес­смыс­лен­на, потому что Иисус своим самопожертво­ванием искупил грехи и стал вместо иудейских перво­священ­ников един­ствен­ным посредником пере­д Богом.

Период 65-66 годов в иудейской истории – это внешне спокойный период грёз и поэти­ческих мечтаний об освобож­дении от душной атмосферы, предше­ствующей революцион­ной грозе. Впрочем, и в 20 главе Романа ничего особен­ного не про­исходит, кроме пародии на па­дение башни. В мае 66 года случа­ется па­дение римской крепости Масада, а в августе уже в самом Иерусалиме – па­дение Антониевой башни и изгнание из города римлян и иродианской власти. Для тех, кто принял спаси­те­льный смысл Послания к Евреям, это стано­вится сигналом покинуть обречён­ный город.

Когда мы ранее находили парал­лели 21 главы с истори­ческими и полити­ческими событиями, каждый раз речь шла о той или иной форме «смуты». Не стали исклю­чением и древнеиудейские пара­л­лели. Сначала революция зелотов про­летела над самим городом, не пощадив дома римской знати (не то­лько Латунский, но и Квант – вполне латинская фамилия). Затем революцион­ная анархия рас­про­ст­ранилась на соседние иудейские земли, но не остановилась на этом. В оста­льных частях Сирии и Еги­пта иудейская смута стала сигналом к антииудейской смуте, страшным погро­мам. Впрочем, имен­но в этом пункте сирийская или александрийская смута не отличалась от само­убий­ствен­ной политики зе­лотов и сикариев в самой Иудее. Секта фарисей­ствующих христиан вынуждена ис­кать убежище за ближайшей большой рекой так же, как в 21 главе мчащийся на всех парах из Москвы киевский дядя.

Но самое уди­вите­льное, что начав­шаяся в Иудее смута пере­кинулась и на Гал­лию с Испанией, и на саму Италию. Вос­стание про­винций про­тив Нерона завершилось его смертью в июне 68 года. В это время будущий импе­ратор Веспасиан уже выступил в поход про­тив Иерусалима и залил кровью Галилею. Однако смерть Нерона и борьба за власть в центре заставили его приостановить кампанию. Иудейская смута, про­катив­шись по соседним про­винциям, вынуждена воз­вратиться в изнача­льные пределы – в Иерусалим.

Смерть Нерона и вре­мен­ное затишье в иудейской войне после неё означают наступление 22 стадии в рож­дении христиан­ства. В 22 главе есть явный намёк на па­дение династии Цезарей, которая вынуждена отдать царскую мантию своему «офицеру», то есть военача­льнику. Есть также все осно­вания полагать, что главной причиной всей этой смуты стал кризис финансов римской империи, то есть по меркам того времени – мировой финансовый кризис. Нужно полагать, что кредиторы импе­ратора Нерона были заинтересованы в непрерывной череде пышных праздне­ств и соревно­ваний, ко­торые были призваны доказать римской черни и про­винциалам, что власть устойчива и богата, а мо­неты с про­филем Нерона являются надёжным платёжным сред­ством. Одним из глав­ных злодеяний иудейских смутьянов был отказ от «грязных» римских денег и эмиссия «кошерной» монеты. Так что Беге­мот как сим­вол финансовой олигархии очень даже имеет отно­шение к этой партии.

К этому же периоду после смерти Нерона и до воцарения Веспасиана относится появление са­мой яркой и загадочной книги Ново­го Завета – Откро­вения Иоан­на Богослова. Сим­вол «хруста­льного глобуса» или «маги­ческого кристал­ла» является вполне оправдан­ной ал­легорией для этого события. Как мы и предпо­лагали раньше, речь здесь идёт о некоторой совер­шен­ной форме тайного учения, ко­торая понятна то­лько его создателям. Иудео-христианская обще­ствен­ность может увидеть в этом тек­сте раз­ве что устраша­ющее обещание жестоких войн: «Царем над собою она имела ангела бездны; имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гре­чески Апол­лион» /Откр 9,11/. И в этом случае выбор имени для демона воен­ного сословия связан с указа­нием на конкретную книгу Ново­го Завета. Маргарита видит образы войны в «хруста­льном глобусе», и тут же появляется Абадон­на.

«Апокалипсис» – самая спорная из всех книг Ново­го Завета, подлин­ность или значимость ко­торой ставилась под сомнение, особен­но в период вселенских соборов, примирения церкви с импе­рской властью. Уж бо­льно заточена эта книга про­тив Рима и земных царей вообще. Однако, несмотря на неудоволь­ствие властей имен­но этот Апокалипсис был признан канони­ческим, что говорит о его важнейшей и известной Отцам Церкви истори­ческой роли в рож­дении христиан­ства. Однако, в чём имен­но заключа­ется эта роль, офици­а­льная церковь постаралась запамято­вать. Как не желает вспоми­нать о том, что изнача­льно в Евангелии шла речь о двух церквях и двух истолко­ваниях.

Соб­ствен­но, об этих двух церквях и двух раз­ных истолко­ваниях одного Писания рас­сказывает ал­легория из 22 главы про бо­льную ногу Воланда. Нога - это носи­тель обуви истолко­вания. В древне­римском контексте речь тоже идёт о серьёзной ране, которую из-за гонений Нерона и Ан­ны получила римская церковь Петра и Павла, а также иерусалимская церковь Иакова. Из-за этой раны христиан­ство оказалось вне актив­ных событий во время иудейской смуты. Но в кабинетной тиши, в изоляции острова Патмос другая, тайная церковь во главе с апостолом Иоан­ном или под эгидой его имени делает ещё более важную работу – создаёт главные книги христиан­ства.

К этому моменту те ученики Иисуса, кто верно вос­принял скрытые в притчах, иносказаниях, сим­волах религи­озно-фило­софские идеи, должны были осоз­нать, что второго прише­ствия при жизни этого поко­ления не будет. Это осознание про­является в идейном те­чения «тысячелетников». Отго­ло­сок его можно найти в Послании Петра: «Одно то не должно быть сокрыто от вас, воз­люб­лен­ные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» /2Птр 3,8/.

Если бы речь шла о втором прише­ствии в ближайшие годы, то зачем тогда нужно было это раз­деление на две церкви – земную церковь Петра и тайную церковь Иоан­на? И в чём на самом деле смысл сим­воли­ческого имени Камень для Сим­она-рыбака, избран­ного на роль осно­вателя земной церкви? При том что сам Иисус рас­сказывает притчу о зерне, упав­шем на камень, которое не сможет про­расти. Камень – плохая почва для про­растания зёрен, но отличное осно­вание долговре­мен­ного хранилища для зерна. Если мы хотим сохранить зёрна подлин­ного смысла учения для будущих поко­лений, когда почва будет готова вос­принять эти смыслы, то нужно не допустить его преждевре­мен­ного про­растания. Поэтому должна быть создана земная, факти­чески мирская церковь, лояльная вла­стям и чуждая ум­ство­ваниям, но упорная в своей про­поведи и рас­пространении Писания. Эту церковь про­сто нельзя наделять знаниями о тайном смысле притч и иных иносказаний, иначе плохо про­рос­ший смысл будет искажаться при толко­ваниях и пере­водах.

После создания этого зернохранилища, строи­тель­ство которого было завер­шено в Риме в 64 году, нужно загру­зить его каче­ствен­ным зерном. Имен­но эта работа второй ноги про­исходит в по­сле­днюю четверть Надлома первонача­льного христиан­ства. Как Автор нашего Романа использовал для своей тайнописи образы рус­ской смуты ХХ века, автор Апокалипсиса актив­но заим­ствует образы ри­мской смуты I века. Совре­мен­ники и потомки легко обна­руживают в книге образы антихриста Неро­на, Римской империи, семи импе­раторов и десяти про­винций. Однако эти совре­мен­ные автору исто­ри­ческие образы никак не могут исчерпать содержание книги. Хотя объяснение этих парал­лелей меж­ду далёким будущим и древнеримским настоящим для автора книги мы уже с вами объяснили. Автор Апокалипсиса пере­жил вместе с апостольской церковью 12 стадий её Надлома в те­чение 40 лет и теперь может представить себе стадии Надлома в масштабе тысячелетий.

Нам осталось ещё раз вернуться к 23 главе, чтобы обна­ружить парал­лели с последними годами Иудейской войны. Сразу же замечаем, что иродианские приближён­ные Веспасиана создают ему на основе мес­сианских мотивов Ветхого Завета миф о великом владыке мира, который должен выйти из Иерусалима, как его победи­тель. То есть в отличие от Нерона он не про­сто воплощение римского Бо­га, но и «иудейский мес­сия» для масс-медиа своего времени. В этом смысле Веспасиан стано­вится антитезой Христу на ещё более высоком уровне.

Одновре­мен­но с приготов­лениями Веспасиана и Тита к осаде Иерусалима, город стано­вится центром притяжения пас­сионарных иудеев из всех про­винций империи кроме, раз­уме­ется, христиан. В этом смысле иерусалимский храм, осквернён­ный революционерами, стано­вится антитезой христи­анской церкви. Палачи и раз­бойники, убийцы и наси­льники, как и невин­ные жертвы идеализма – вся антихристианская пас­сионар­ность Иудеи и диаспоры устремилась к рас­положен­ному уступами, ги­гантской лестницей великому городу. Последними по этой лестнице поднимутся военача­льник и его рас­торопный помощ­ник – Тит и Иосиф Флавии.

В ходе этого завер­шения Надлома должно про­изойти раз­деление раз­двоен­ной души города. Та часть, которая про­чно привязана к внешнему, земному Иерусалиму как месту, где то­лько и воз­можно общение человека с Богом, оказыва­ется в роли жертвы и одновре­мен­но убийцы своего детища. Дру­гая же, интровертная часть иудейской «твор­ческой среды» получает опору в Апокалипсисе, который возвещает о превращении города-невесты в эфирное тело «небесного Иерусалима». В 23 главе сооб­щение об убитом ребёнке Фриды стано­вится напомина­нием для Маргариты о виден­ном ею в «хруста­льном глобусе». Точно также жертвы во время осады Иерусалима не могли не напомнить иудейской обще­ствен­ности о стихах Апокалипсиса. Для тех, кто принял правду этих образов, включая «небес­ный Иерусалим», стихи Апокалипсиса могли стать спасе­нием.

Па­дение Иерусалима соответ­ствует ал­легории кровавой ван­ны, которую принимает героиня после встречи всех гостей. Но это ещё не завер­шение Великого бала у Веспасиана. Вместе с остатками революцион­ной армии иудейская смута выплеснется на окраины Иудеи, а затем п­лен­ники триумфа­то­ров Флавиев в скорбном молчании будут стоять на площади в Риме. Согласно древней римской тра­диции на глазах участников Бала должен быть публично казнён один из предво­дителей вос­стания, олице­творя­ющий всех мятежников. Этот великий триумф римской власти, раз­рушив­шей иеруса­лим­ский храм как очаг непримиримого сопротив­ления, захватив­шей ковчег и Тору, – всё это должно было, по замыслу власти, привести к умиротворению евреев и успокоению страстей. Однако истин­ным результатом этого стал палингенез родопле­мен­ных войн, падение до уровня пле­мен­ных божков не то­лько иудейского, но и римского Бога. Так что настоящим победителем из Иудейской войны во­все выше­л не «мес­сия» Веспасиан, а живой дух Иисуса Христа, вопло­щён­ный в Евангелиях, в том числе в наполнен­ном сим­воли­ческим содержа­нием Евангелии от Иоан­на. Неважно, написал ли его сам луч­ший ученик Иисуса или кто-то из его последо­вателей. Важно, что создание этих книг за­вер­шает рож­дение христиан­ства. Евангелия становятся той сим­воли­ческой чашей, из которой может напиться каждый – неза­висимо от вла­дения тайными языками христиан­ства.

Идеи христиан­ства одержали победу и над ветхозаветными идеями, и над римской властью по одной един­ствен­ной причине – апостолы стремились найти такие религи­озно-фило­софские ре­шения, которые бы вос­станавливали, утверждали достоин­ство каждого – иудея и язычника, римлянина или про­винциала. То есть всё дело в любви к людям, не ограничен­ной национа­льными, сословными или конфес­сиона­льными границами. Этот принцип, необ­хо­димый для подлин­ной победы, не так легко выполнить. А ещё сложнее будет дождаться плодов одержан­ной победы, когда сохранён­ное зерно попадёт, наконец, в дей­ст­вите­льно благодатную почву.

После всего рас­сказан­ного Автором будет глупо утверждать, что нас не каса­ются дела этих давно минув­ших дней. Слишком уж много парал­лелей между древним Ершалаимом и совре­мен­ной Москвой мы обна­ружили в ходе нашего ис­следо­вания. Так что нам не стоит спешить радо­ваться по поводу очевидных про­блем новейшего Вавилона – таких же, какие были у Рима времён Сенеки и Не­рона. Мировой кризис и крах дол­ларовой системы сами по себе никому не дадут освобождения, но могут стать соблазном для самоубий­ствен­ной смуты, о которой мечтают враги свободы.

Мы отправились в истори­ческий экскурс, чтобы найти в истории изнача­льного христиан­ства аналог той ситуации, которая должна сложиться пере­д началом 21 стадии всемирно-истори­ческого про­цес­са. По самым общим прикидкам до начала этой стадии «всемирной смуты» остаётся года три-четыре. Но сначала должны пере­жить смуту Рос­сия и постсоветские государ­ства. Из истори­ческого опыта можно заключить, что римские власти специ­а­льно подталкивали радика­льные силы в Иудее к вос­станиям, чтобы направить про­тив евреев недо­воль­ство других народов и показать всем свою силу. Большой вопрос, удастся ли нынешним гегемонам ещё раз стравить рус­ских друг с другом и с соседями? Что каса­ется большого желания это сделать, то здесь как раз вопроса нет.

И ещё на один лите­ратуровед­ческий вопрос мы можем теперь ответить абсолютно уверен­но. Одними из последних слов умира­ющего Булгакова были: «Чтобы знали… Чтобы знали…». Это когда он взял с жены обещание сохранить и опублико­вать Роман. «Чтобы знали что?» – этот вопрос был задан в начале нашего ис­следо­вания. Теперь мы знаем ответ: Булгаков хотел рас­сказать нам имен­но об этих парал­лелях между Рос­сией начала XXI века и Иудеей середины I века. И об огромной опас­ности про­воцируемой извне смуты, грозящей гибелью народу. Опас­ности, сравнимой с гитлеров­ским наше­ствием, но более изощрён­ной, с рас­чётом на самоубий­ствен­ную рознь. Главное – не дать вовлечь себя в психо­логи­ческую ловушку, в увлека­тельную игру по взаимному созданию образа врага по любому признаку – религи­озному, национа­льному, соци­а­льному. Един­ствен­но воз­можный ответ на про­вокации – не торопиться с обобщениями, и про­должать делать своё соб­ствен­ное дело для своих ближних. Поэтому мы обяза­те­льно про­должим наше лите­ратурное ис­следо­вание.