Год быка--MMIX

Сказка и ложь

Самое главное мы в предыдущий раз выяснили. Причём самое главное не то­лько для главы 22, а для всей книги: отно­шения Воланда и его свиты, особен­но Коровьева, вовсе не таковы, какими ка­жутся неис­кушён­ным героям и читателям Романа. Теперь можно пере­йти к деталям этих отно­ше­ний. Но сначала коротко коснёмся сим­волики числа 22. В дан­ном случае, как и в главе 16 про пада­ющую башню, Автор решил заим­ство­вать визуа­льный сим­вол из карт Таро. Изображение 22 карты пред­ста­вляет собой нагую женщину, согнув­шую ногу в колене, вокруг которой реет Уроборос – змей, куса­ющий себя за хвост. Плюс по краям известные сим­волы четырёх стихий – лев, телец, орёл и человек.

Мы уже знаем, судя по примерному пере­воду фамилии Дунчиль – dunghill, наско­лько отрица­те­льно Булгаков относился к оккультизму. Тем не менее, в паре случаев он близко следует «канони­че­ской» визуа­льной сим­волике Таро. В дан­ном случае причину этого исклю­чения из правила объяснить легко. Обна­жён­ная Маргарита, опираясь согнутым коленом на подставку, будет стоять у нас в окру­жении «льва» Беге­мота, «золотого телёнка» Коровьева и «орла» Азазелло вовсе не в 22-й, а в 23-й главе. То есть, как минимум, одна из причин – желание Автора ещё раз указать на необ­ходимость рас­сматри­вать обе главы вместе.

Что каса­ется не вполне очевидной связи Азазелло с сим­волом орла, то, во-первых, он и правда орёл в пере­носном смысле. Кроме того, Автор дважды стыкует его появление с волшебными пти­цами. Первый раз в конце главы 18, где паскудный воробышек превраща­ется в медицинскую бабу-ягу с лицом Азазелло и птичьей лапой. Второй раз – в самом начале 22 главы, когда вместо улетев­шего на колесе грача появляется лета­ющий на шпаге Азазелло. Интересный вопрос, кто из двух остав­шихся живых кандидатов в этой картине является человеком, а кто змеем – мес­сир Воланд или барон Май­гель? Но вряд ли речь идёт о Берлиозе и тем более об Абадон­не, ибо он так же или даже ещё более мёртв, чем про­чие гости Бала.

Итак, мы ещё раз подтвердили, что 22 и 23 главу нужно толко­вать вместе в парал­лель с 12 и 13 главами. Но при этом мы уже заметили, что те­чение сюжета зерка­льно сим­метрично – Воланд вы­ходит на сцену не в начале, а в конце. Раз­уме­ется, эта зерка­льная сим­метрия нужна Автору, чтобы лишний раз запутать тех, кому он не хотел откры­вать настоящих секретов своего Романа. Но это уже точно не мы с вами. Для нас это – воз­мож­ность сравнить двойной сюжет 22-23 главы с сюжетами 12 и 13 глав, используя это самое зеркало. Помнится, похожий зерка­льный приём для зашифровки своих записей использовал Леонардо да Винчи. Хотя в нашем случае «код Булгакова» будет поси­льнее. И ещё мы выяснили, что сюжетная линия, связан­ная с Коровьевым, зерка­льно сим­метрична 12 главе про Варьете, а вот общение Маргариты с Воландом – главе 13-й.

В самом начале 22 главы появляется Коровьев и на верхней площадке тёмной лестницы бесе­дует с Маргаритой, которая, напомним, была женой очень важной персоны. Следо­ва­те­льно, нам нуж­но посмотреть в конец 12 главы и обна­ружить там диалог Фагота с гражданкой Семплеяровой. Вот то­лько содержание этого общения диаметра­льно про­тиво­положно. В Варьете имел место жанр разо­бла­чения, когда Фагот поведал жене сановника горькую правду. А в пятом измерении Коровьев, на­о­борот, предпо­читает пустить в дело самую что ни на есть сладкую лесть. И, следо­ва­те­льно, врёт! Но с какой же целью? В Варьете явной целью является наказание мужа, для чего под удар ста­вится сохра­нение семьи. Так не является ли целью Коровьева в 22 главе, наоборот, удержание жены?

Мы могли бы догадаться, что Коровьев нагло врёт, ещё по двум причинам. Начнём с того, что французская королева, о которой идёт речь, то есть Маргарита Валуа, жена Генриха IV, к сожа­лению или к счастью, но так и осталась бездетной. А если бы и родила кого-то тайно вслед­ствие своих зна­менитых любовных приклю­чений, то и тогда не было бы речи о королевской крови. Кроме того, Автор специ­а­льно для нас тща­те­льно про­рисовал парал­лели между Воландом и Пилатом, Фаготом и Афра­нием. Доста­точно и того, что изобретателя музыка­льного инструмента «фагот» звали Афранио. После этого Автор делает всё, чтобы мы убедились, что Афраний – самый лучший про­фес­сиона­льный лжец, античный политтехнолог. Ну и, наконец, совпа­дение образа Коровьева со словесным портретом сатаны, лукавого тоже наводит на раз­мыш­ления. Короче, при дета­льном рас­смотрении любых слов или ссылок на Коровьева придётся доказы­вать, что он зачем-то сказал правду, как в случае с Сем­пле­яровым. В общем же случае должна дей­ство­вать презумпция им­манентного лукав­ства. Или попросту говоря – врёт он всё!

Но ведь как талантливо врёт?! Знает ведь, змей, за какую струну дёрнуть, на какую слабину на­жать. Вот и Маргарита реагирует ожидаемо: «– Почему королевской крови? – испуган­но шепнула Мар­гарита, прижимаясь к Коровьеву». То­лько что она желала отдать всё это опостылев­шее светское пре­успе­вание, всё это достойное общей зависти роскошное суще­ство­вание на верхнем этаже столич­ной жизни ради про­стой земной любви. И вдруг оказыва­ется, она что-то про­пустила, чего-то ещё не до­с­тигла в этой самой мирской суете, ярмарке тщеславия. И вот она уже снова прижима­ется к посты­лому мужу, которого то­лько что «не узнавала». Эх, вздохнем мы, но раз­ве мы сами устояли бы пере­д ле­с­тью такого масштаба и монархи­ческими перспективами. Хотя понятно, что всё он, Коровьев, врёт: и про причину отсут­ствия света, и про ежегодный бал, и про сто двад­цать одну Маргариту. Нет, конечно, и Коровьева, и самого Воланда с самого начала интересует в Москве одна един­ствен­ная Ма­ргарита – офици­а­льная жена одного и тайная… но не будем забегать вперёд.

Однако, вглядываясь в важные детали, не будем про­пускать и такие, которые говорят в пользу нашей подзащитной. Она дала согласие на участие в балу ещё до того, как Коровьев наврал про коро­левскую кровь. А в таких делах, как мы убедились ещё на примере Иуды, важнее не внешняя форма, а мотив дей­ствия. Так вот, изнача­льным мотивом Маргариты была и остаётся любовь, но подмена мо­тивации, увод в нужную ему сторону – это любимое занятие лукавого соблазнителя.

Отметим ещё один пример изящ­ной, великолепной манипуляции – вот это враньё Коровьева: «Просто мес­сир не любит электри­ческого света, и мы дадим его в самый последний момент». Это называ­ется наукообразно «метод НЛП», а на самом деле – «капнуть на мозги» в подходящий момент. Теперь ошара­шен­ная женщина будет уверена – когда включат свет, это и будет тот самый «по­сле­д­ний момент» в ожидании воз­можного счастья. Соб­ствен­но, это и есть главная причина техни­ческих манипуляций лукавого с освеще­нием, кроме нежелания «светиться». В общем, всё совер­шен­но ясно с Коровьевым, с его методами и мотивами – любым способом удержать при себе Марга­риту. Но для чего понадобилась Маргарита Воланду, и почему Коровьеву так нужно было пере­хватить её на тём­ной лестнице до свидания с «мес­сиром»? Давайте вгляды­ваться в детали дальше: «Все это замира­ющая от страха Маргарита раз­глядела в коварных тенях от свечей кое-как. Взор ее притягивала пос­тель, на которой сидел тот, кого ещё совсем недавно бедный Иван на Пат­ри­арших прудах убеждал в том, что дьявола не суще­ствует. Этот несуще­ству­ющий и сидел на кро­вати».

Небольшая такая филологи­ческая деталь – вроде бы опять очередная «ошибка» Автора, на этот раз стилисти­ческая. Первое предложение абзаца явно относится к предыдущему описанию комнаты, мебели, подсвечников. Но великий стилист и корифей лите­ратурного языка почему-то путает, вклю­чает это обстоя­тель­ство очень плохого освещения в один абзац с едва ли не главным моментом всего Романа – встречи Маргариты и Воланда. И здесь же отсылка к встрече Воланда и Ивана. Мы про­сто обязаны вос­пользо­ваться «первым ключом» – соотнести эту встречу героини с Воландом и встречу Ивана с незнакомцем в 13 главе. Получа­ется, Автор намекает, что испуган­ная Маргарита в коварном освещении вполне могла обоз­наться. Однако та же самая про­блема воз­никала у нас с толко­ванием встречи Ивана и Мастера в 13 главе. Незнакомец тоже успокаивал Ивана тем, что убеждал его в дья­воль­ской природе Воланда. Но сам незнакомец до того, как про­ник в палату к Ивану и стал похо­жим на мастера, говорил басом Воланда. Все эти ви­димые стран­ности и загадки исчезали при ал­лего­ри­че­ском толко­вании образов.

Если балкон вокруг палат является наглядным сим­волом «кол­лектив­ного бес­созна­те­льного», из глубин которого является некий дух, то палаты «сумас­шедшего дома» – это ал­легория шизоидной лич­ности, находящейся в состоянии раз­де­лён­ности сознания, но открытой для интуитив­ной ком­муни­кации. То есть речь идёт о присут­ствии в одной конкретной лич­ности пас­сивного, потеряв­шего моти­вацию сознания мастера, и рядом с ним, но изолирован­но – сознания начина­ющего учёного. И это раз­де­лён­ное сознание может быть объединено лишь через интуицию с помощью твор­ческого духа. Поэтому Воланд – а это и есть имя твор­ческого духа, про­никая внутрь дома, то есть лич­ности – стано­вится духом Мастера. Для Ивана – он приобретает образ мастера, а для мастера в соседней палате – внешний образ Ивана. При этом Иван учится у Мастера, приобретает его знания, черты и поэтому новый Иван в отличие от ветхого – это ещё и новый Мастер. К концу 13 стадии должно про­изойти полное преодоление прежней раз­де­лён­ности, воз­никшей в момент появ­ления Ива­на в клинике. То есть Иван и мастер становятся одной ипос­тасью, одним духом. Но поско­льку пос­ред­ни­ком в этом объединении выступал Воланд, то и он тоже дарит ново­му Ивану свои черты и сам при­обретает черты мастера, то есть стано­вится Мастером.

Ничего не попишешь, про­ще никак не получа­ется написать историю души, психо­логи­ческие механизмы раз­вития лич­ности. Придётся читателю поверить нам с Автором на слово – мастер и Иван стали одним целым, одной телесной сущ­ностью «внешнего человека». Но при этом Воланд и Мастер – тоже стали одной духовной сущ­ностью «внутрен­него человека». Прежний мастер, преодолев раз­де­лён­ность и соединив­шись с Воландом, стал Мастером. И этот новый Мастер, он же Воланд вынужден делить нехорошую квартиру в верхнем этаже дома с Коровьевым, заняв­шим комнаты Берлиоза. При этом Коровьев является упра­вителем до того самого «последнего момента», пока наследник, он же жених не предъявит свои закон­ные права на вла­дение всем домом, а значит и права на жену, которая тоже должна стать ново­й, превратиться в невесту.

Возвращаясь к деталям 22 главы и парал­лелям с 13 главой, получаем, что Иван встреча­ется с Воландом дважды – в первой главе на Патри­арших, а затем в конце 11 главы – в своей палате. Но не узнаёт своего обид­чика, поско­льку тот уже стал Мастером. Хотя мы уже обсуждали наличие многих примет сход­ства между мастером и Воландом. В 22 главе теперь уже Маргарита, встретив­шись с Во­ландом, не узнаёт в нём мастера, потому что он стал Мастером. И нам должны быть также интересны детали портрета Воланда в этой главе, которые соб­ствен­но и отличают его от мастера: «Лицо Воланда было ско­шено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, на высоком облысев­шем лбу были про­ре­заны глубокие парал­ле­льные острым бровям морщины. Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар». Плюс к этому два раз­ных глаза – зелёный с искрой, и чёрный с дырой. А также «был одет в одну ночную длин­ную рубашку, грязную и заплатан­ную на левом плече».

А ведь в нашем Романе был похожий персонаж, с которым мы рас­стались в конце 16 главы – той самой, которая каким-то неясным образом предше­ствует 22-й. Автор зачем-то связал эти две гла­вы с помощью двух образов из карт Таро. А вот описание этого героя из второй главы: «Этот че­ло­век был одет в старенький и разо­рван­ный голубой хитон... Под левым глазом у человека был бо­льшой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью». Однако гре­ческий хитон – это и есть дли­н­ная рубашка, сохранивщаяся в обла­чении монахов. Был разо­рван­ный – стал заплатан­ный, впо­лне могло случиться. Угол рта повреждён, как и один глаз. Наконец, пере­д рас­ста­ва­нием в конце 16 главы герой неско­лько часов про­вёл под палящим солнцем, так что загар оста­лся навеки. По-моему, вполне убеди­тельная преем­ствен­ность образа.

Немного сложнее то, что каса­ется двух раз­ных глаз и двух взглядов: «Правый с золотою иск­рой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый – пустой и черный, вроде как узкое иго­льное ухо, как выход в бездон­ный колодец всякой тьмы и теней». Но эти пуга­ющие героиню подроб­ности тоже не про­тиво­речат найден­ному нами соответ­ствию. Вопрос о способ­ности видеть людей такими, как они есть, и о способ­ности видеть невидимое – про­низывает текст Ново­го Завета. В начале Еванге­лия от Иоан­на приведён эпизод с обраще­нием апостола Нафанаила, про­стодушие которого известно Учи­телю ещё до встречи с ним. А у Луки можно найти: «Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» /Лк 10, 18/. Может быть золотой жук-скарабей на груди Воланда – лишняя деталь? Но и здесь нет криминала – Моисей не то­лько вывел евреев из плена, но и вынес оттуда еги­петскую премудрость, а Иисус в дет­стве сим­воли­чески повторил этот путь.

Однако нам всё же интереснее детали, связан­ные с борьбой Воланда и Коровьева за внимание Маргариты. Вот Воланд, увидев гостью, желает завершить шахматную партию, чтобы пообщаться с Маргаритой, а не с Беге­мотом. Но Коровьев тут как тут – подсказывает, чтобы Маргарита попросила об обратном. Сам он без помощи Маргариты уже, видимо, не может влиять на ситуацию.

Воланд тоже называет Маргариту «королевой». Но многое про­ясняет его реплика: «Да, прав Коровьев! Как причудливо тасу­ется колода! Кровь!» Понятно, что Фагот уже доложил о согла­сии Маргариты стать королевой бала, который, судя по недо­во­льному бурчанию мес­сира, таки явля­ется затеей свиты, а не его самого. Доложил наверняка Коровьев и о своём генеалоги­ческом «откры­тии», которое вовсе не обрадовало Воланда. Нет, он конечно в курсе, что это обман, но желание Мар­гариты наследо­вать образу французской королевы – это уже факт. Поэтому Воланд вынужден сделать свой ход в этой сложной партии, где на кону стоит цвет королевы: «я си­льно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одной очаро­ва­те­льной ведьмой, с которой я близко познакомился в тысяча пятьсот семьдесят первом году в Брокенских горах, на чертовой кафедре».

Если уж вас принимают за настоя­щего дьявола, то приходится использо­вать хотя бы эту воз­мож­ность, чтобы донести до Маргариты неско­лько иной взгляд на интересующую нас французскую королеву и не то­лько. Варфоломеевская ночь и «кровавая свадьба» королевы Марго случились в 1572 году. Рас­сказ Воланда о какой-то ведьме, участвовавшей годом раньше в брокенском шабаше, – яв­ный намёк имен­но на эту самую неназываемую французскую королеву. «– Ах, может ли это быть!» – реагирует Маргарита, которая должна делать выбор между ипос­тасями ведьмы и невесты. Воланд даёт героине недо­ста­ющее ей для верного выбора знание об интересующем предмете, так что в про­тиво­стоянии двух соперников хотя бы вос­становлено равновесие.

Следующим предметом обсуж­дения стано­вится «глобус Воланда» - возможно, что это какая-то информацион­ная технология, превосходящая по каче­ству все мас­с-медиа. Это тоже ответ Коро­вьеву, который до этого доказывал Маргарите своё умение по части владения виртуа­льным про­стра­н­ством. Так что и здесь счёт стано­вится равный. Кроме этого Воланд воз­дей­ствует на Марга­риту си­льно дей­ствующим сред­ством – показав вблизи убитого ребёнка. Мы помним, общение с ребёнком бла­го­творно повлияло на нашу подзащитную в середине 21 главы. Теперь Воланд воз­дей­ст­вует на ос­нову женских чув­ств – мате­ринский инстинкт, чтобы наглядно показать воз­можные послед­ствия ошибок облечён­ных властью особ. Чтобы ново­испечён­ная королева Бала не могла сказать себе, что не знала.

Отде­льные почита­тельницы булгаков­ского Романа сетуют, что лучше бы никто его не толко­вал и не раз­ъяснял, поско­льку при этом теряется вся мисти­ческая романтика. Однако, на мой взгляд, дело обстоит совсем наоборот. Изнача­льная версия без про­тиво­стояния Воланда–Мастера и Коро­вь­ева–Сатаны скучна и невырази­тельна по сравнению с открыв­шейся нам картиной битвы за душу че­ловека, за эмоциона­льную сторону психики важнейшей, твор­ческой части человече­ства.

Эту картину вполне можно пере­ложить на традицион­ный язык сказки. Представьте принцес­су, которую в ран­нем воз­расте отдали замуж за царя Кощея и поселили в верхний этаж готи­ческого за­мка. И был ещё у этой заколдован­ной принцес­сы воз­люб­лен­ный трубадур или менестрель, он же Ива­нушка-дурачок. Своим мастер­ством рас­топил он душу п­лен­ницы – жены Кощея, которая уже была готова сбежать с воз­люб­лен­ным и даже погибнуть вместе с ним. Но судьба уберегла их, хотя и при­го­товила испытания. Шесть или семь долгих веков, лет или месяцев, точно неиз­вестно, томился Ива­ну­шка-дурачок в далёком замке с наз­ванием не то Иф, не то Белые столбы. В этой защи­щён­ной от вра­гов крепости нашёл его добрый волшебник и наставил на путь истин­ный, научил всему. И когда Иван превратился точь-в-точь в такого же древнего старца, смог он взлететь над стенами и белыми колон­нами замка и уже на свободе древний Волхв обернулся молодым Иваном-царевичем, готовым сра­зиться за своё счастье и отвое­вать свободу свой воз­люб­лен­ной.

То­лько одной молодой силы и обретён­ной мудрости для этого недо­ста­точно. Нужно ещё, что­бы сама принцес­са вспомнила о любви. Но она помнила о своём мастере Иванушке днём, и это была не любовь, а жалость к себе самой. Потому что, как всем известно, предмет любви должен сни­ться. Наша принцес­са тосковала и чахла, потому как не давал ей свободно дышать Кощей, он же принц-админист­ратор. И лишь когда появился под неприступными стенами кощеевой темницы Иван-царе­вич, вызвал адми­нист­ратора на честный поединок, то забеспокоился тот, выписал себе коман­ди­ровку на три дня в сто­льный град тридесятого цар­ства. Решил всюду сопровождать Ивана, вкрасться в до­ве­рие, юлить, обманы­вать, напускать туману, чтобы не дать ему найти путь к принцес­се. А Ивану-Ма­стеру то­лько этого и надо было. Потому что волшебная мудрость заключалась в том числе и в ма­ги­че­ской формуле: «Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет». Поэтому у Мастера был посох с изоб­раже­нием чёрного пуделя, который сим­волизировал эту способ­ность опи­раться на про­тив­ника и использо­вать его силу в борьбе с ним же. Нужно то­лько добиться в конечном итоге, чтобы этот змей сам уку­сил себя за хвост.

Увел за собой Иван-Мастер Кощея, Кота-Баюна да Бабу-Ягу. Легче стало дышать очарован­ной принцес­се, и приснился ей, наконец, Иванушка. Про­снулась она уже почти Василисой Прекра­сной. Почув­ствовала это Баба-Яга, решила к Ивану подольститься, да и с Кощеем в полити­ческие игры по­иг­рать – обернулась птицею, принесла кощеевой жене весточку, да зелье своё. То­лько прин­цес­са не от зелья, а от одной радости, что жив её суженый, превратилась в Василису, да и выпо­рхнула в око­шко белой лебедью. Узнал про то Кощей, стал плести интриги пуще прежних. Решил оборотиться до­брым анге­лом, да и подкараулить Василису воз­ле стана Ивана-царевича. С помощью колдов­ства и пя­того измерения превратил замочную скважину в огромный медиа-комплекс, целое Останкино, свет потушил и прита­ился. А как прилетела Василиса тут же втёрся к ней Кощей в доверие, рас­сказал про ново­е реалити-шоу с уже расписан­ной для Василисы главной ролью. Убедил, договор заключил, да и себе центра­льную роль не забыл. Согласилась принцес­са стать королевой, и снова оказалась в плену у Кощея. То­лько уже не физи­чески, а мента­льно – видит всё вокруг через кощеево кривое зеркало. А в этом тём­ном зеркале видны то­лько изъяны да несовер­шен­ства. Вот и глядя на Ивана-Мастера видит Василиса Прекрасная то­лько то, что не до конца он ещё превратился, выглядит как древний Волхв, а притяги­вает к себе как молодой. Поневоле испугаешься этого ощущения непонятной силы. Видит такое дело Иван-Мастер и думает про себя – э, Кощей! тебе ли меня пере­хитрить. Раз твоё зеркало од­но несовер­шен­ство про­пускает, я Василисе её соб­ствен­ное несовер­шен­ство и покажу. А уж с моим маги­ческим кристал­лом и твоему зеркалу не справиться.

Впечатлил древний Волхв Василису, да и использовал эту психо­логи­ческую зависимость ей на пользу. Строго настрого наказал – никакой пищи и вина на Шоу у Кощея не есть, ни пить. А пить од­ну чистую воду, которая является сим­волом надежды на подлин­ное счастье. Ничем другим не мог помочь Иван-Мастер, кроме того знания, которое могла увидеть через кривое зеркало Василиса. Вре­мя короткого свидания нельзя было тратить на рас­сеи­вание заблуж­дения о себе, Мастере, а то­лько помочь воз­люб­лен­ной понять саму себя, чтобы она могла спастись в это последнее время испытаний.

Тут и началось самое главное испытание её любви к людям, да и к себе самой, а значит и к Ивану-Мастеру. Потому что вся истори­ческая память многих поко­лений, все цен­ности и близкие об­разы, которые Василиса хранила в своей душе – все они про­шли через кривое зеркало, чтобы увидеть и показать лишь тёмную сторону. Для того и нужно заманить Василису в эту бесконечную «замочную скважину», чтобы показать, что нет на свете ни красоты, ни добра, ни настоящей любви. И что раз в самой Василисе нет этого, то и нечего к этому стремиться, а нужно то­лько раз­влекаться, чрево­угод­ничать, пьян­ство­вать, ну и там «излише­ства всякие нехорошие». И самое главное – убедить в этом саму Василису Прекрасную, чтобы не смогла она превратиться в Василису Премудрую. Вот такое испытание, сим­волом которого являются тяжкие вериги с изображе­нием чёрного пуделя.

То­лько, несмотря на обман Кощея с часами и светом, это чтобы подумала Василиса, что жених её уже никогда не придёт, благодаря чистой воде надежды сохранила она свою любовь и веру в лю­дей. И когда настал тот час, о котором никто не знает, тем более устроители раз­ных шоу, тогда то­лько смог Иван-Мастер отор­ваться от своего маги­ческого кристал­ла. Потому что он всё это время, пока го­сти и зрители раз­влекались и пытались соблазнить Василису, должен был держать ситуацию под ко­нтролем, чтобы Ангелу Смерти не пришлось вступать в дело.

Но зачем же Автору пришлось запуты­вать следы и прятать более драматичную и прекрасную сказку под великолепно рас­сказан­ным, но всё же неско­лько сомни­тель­ным сюжетом?!