Разумеется, далеко не всем читателям пришлось по душе разоблачение Воланда, который так искусно ввёл в заблуждение и Бездомного, и Маргариту, да и большинство читателей, не исключая и меня. Как приятно верить в существование столь обаятельной, справедливой и даже, можно сказать, доброй и снисходительной к нашим слабостям «нечистой силы». Нам легко понять восторг Маргариты, поверившей в безопасного иностранца. При таком «понимании» намного легче решиться продать душу дьяволу. Вот и интеллигентные читатели, и особенно читательницы по прочтении Романа невольно вздохнут – вот бы нам повстречать на жизненном пути такого ценителя наших тёмных сторон, готового заплатить за них хотя бы одним полночным мигом яркого праздника. Боюсь только, что Автор предвидит верно, и всему нашему поколению Массолита этот праздник воспевания смерти действительно обещан и уготован. Так что лично мне как-то ближе и спокойней альтернативная версия прочтения, в которой Воланд лишь руководит «нечистой силой», а не возглавляет её, обыгрывает свою свиту в сложную политическую игру, а не играет заодно с ней.
Впрочем, вся эта нравоучительная философия является лишь побочным эффектом и не имеет прямого отношения к нашему прямому делу рационального и бесстрастного решения головоломки, составленной Автором в виде Романа. Мы уже обнаружили целый ряд ключей и даже убедились на примере довольно сложной 21 главы, что все эти ключи действительно работают, что Автор действительно пользовался этими ключами при написании. В случае 21 главы количество соответствий решительно перешло в качество полной уверенности в правильности найденного пути и в надёжности путеводной нити. Следовательно, эти же самые найденные нами закономерности, ключи, символы должны работать и в отношении 22 главы, и 23-й тоже. Но в том-то и дело, что работают подаренные Автором ключи только в одном случае – если мы признаем, что Воланд действительно противостоит своей свите, а не являет с нею одно тёмное целое. Если версия Воланда как сатаны не соответствует всей историософской конструкции, всему тайному замыслу, то это намного более убедительно, чем просто гипотеза о том, что Автор знаком со словесным портретом сатаны из Нового Завета.
В виду важности рассматриваемого вопроса нам опять придётся последовательно применить к 22 главе все ключи и соответствующие объективные методы анализа. Как обычно, используем сначала первый ключ – сравнение с аналогичной стадией из первого большого ряда, то есть с 12 главой. Однако простое сравнение здесь не работает, и нам потребуется ещё один ключ – третий в нашем списке. Это означает, что нужно рассматривать главы 22 и 23 вместе, как и главы 12 и 13, потому что в них описаны два параллельных действия. Одна сюжетная линия является завершением предыдущего большого ряда 11-22. Вторая сюжетная линия, сопряжённая с первой, но противостоящая ей, идущая на смену, относится уже к следующему большому ряду 21-32.
В 12 и 13 главе это противопоставление было более наглядным. Автор нарочно развёл две сюжетные линии не только по двум разным пространствам – Варьете и палата №117, но и по разным главам. При этом оставил указание на параллельное течение времени: сюжеты обеих 12 и 13 глав идут после конца 11 главы. В главах 22 и 23, наоборот, Автор всячески затемняет различие между двумя сопряженными сюжетными линиями, объединив их в единый поток времени и, вроде бы, в одном пространстве. Уловить наличие двух линий и тем более их противопоставление невооружённым взглядом почти невозможно. Это доступно тому, кто уже нашёл все «потерянные» Автором ключи и научился ими владеть, то есть единомышленнику Автора. А для остальных текст остаётся просто мистической сказочкой про симпатичную ведьму, обаятельного дьявола и его проворных слуг.
Можно ли обнаружить в 22 и 23 главах два параллельных пространства двух действий? Конечно, и без особого труда. Автор пытается скрыть этот факт нехитрым отвлекающим приёмом – поместив второе пространство за ту же самую дверь квартиры №50 в доме №302-бис. Однако, даже в полной темноте с самых первых шагов ясно, что это совсем другое пространство. От прежнего пространства нехорошей квартиры осталась неизменной лишь комната Воланда. Соответственно, это изначальное пространство предназначено для общения Воланда с Маргаритой, а другое, изменённое с помощью пятого измерения – для подготовки и проведения Великого бала у сатаны.
В параллельной 12 главе Воланд сначала присутствует в сценическом пространстве Варьете, где хозяйничают Фагот с Бегемотом и Геллой. Затем Воланд, а это был его бас в конце 11 главы, перемещается в палату №117 для общения с Иваном. Как Воланду удалось оказаться в 13 главе через мгновенье, посетив целое представление в 12 главе? Видимо, точно так же, как в 23 главе между началом долгого испытания Маргариты и появлением Воланда в пространстве пятого измерения проходят считанные секунды. Кстати, Булгаков был знаком с теорией относительности, так что такое странное поведение времени в разных линиях действия тоже имеет свой прототип.
Тот факт, что Воланд посещает виртуальное пространство Бала в конце, а не в начале представления, напоминает нам об ещё одном ключе – зеркальной симметрии. И действительно, такая симметрия должна существовать – между 11 и 22 главами, началом и финалом большой фазы Надлома. Но, видимо, Автор указывает нам и на симметрию между двумя «большими узлами» – быстротекущими процессами, обеспечивающими сопряжение и смену больших фаз.
Теперь нам будет легче убедиться, внимательно посмотрев на сюжетные линии, что вовсе не Воланд является хозяином другого пространства. На самом верху тёмной лестницы Маргариту встречает не Воланд, а Коровьев. Он же хвастается знанием технологий пятого измерения, а также иных способов решения квартирного вопроса. Наконец, это Коровьев надевает на шею Маргариты тяжкие регалии с мордой Мефистофеля, и это он, Фагот, как распорядитель Бала находится рядом с «королевой». Что же касается Воланда, то является он ровно в полночь, чтобы закончить этот Бал и забрать с собой Маргариту. Поэтому название 23 главы «Великий бал у сатаны» лишь по недоразумению может быть отнесено к Воланду, а не к Фаготу. Хотя признаем честно, Автор сделал всё, что только мог для этого недоразумения. Более того, он даже предусмотрел, чтобы мы могли обнаружить не столь уж скрытую ссылку на притчу о неразумных девах в 19 главе. В этом случае, мы должны были ожидать, что в полночь появится жених и, следовательно, начнётся свадьба. Значит, эта самая давно ожидаемая свадьба и есть «Великий бал у сатаны». Судите сами, могла ли нетерпеливая Маргарита, доверившись Коровьеву, подумать как-нибудь иначе:
«– До полуночи не более десяти секунд, – добавил Коровьев, – сейчас начнется.
Эти десять секунд – показались Маргарите чрезвычайно длинными. По-видимому, они истекли уже, и ровно ничего не произошло...»
И вдруг, после трёх или четырёх часов тяжелейшего испытания, выясняется, что всё не так, как казалось несчастной «королеве»: «…Маргарита не помнила, кто помог ей подняться на возвышение, появившееся посередине этого свободного пространства зала. Когда она взошла на него, она, к удивлению своему, услышала, как где-то бьет полночь, которая давным-давно, по ее счету, истекла. С последним ударом неизвестно откуда слышавшихся часов молчание упало на толпы гостей. Тогда Маргарита опять увидела Воланда».
Впрочем, вполне может быть, что Автор и не думал нас дурачить, а беспристрастно рассказал о происходящем, а заодно о состоянии героини, не способной отличить «чёрное от белого», испытывающей холодящий страх перед Воландом, но при этом симпатизирующей и доверяющей Коровьеву. В этом смысле двойственное психологическое состояние Маргариты: желание стать действительно свободной и счастливой, но и готовность поверить в дьявола – полностью соответствует состоянию Ивана Бездомного в начале 13 главы.
Двойственное и не вполне адекватное состояние Маргариты подчёркивается Автором с помощью довольно таки пикантных деталей: «– Почему королевской крови? – испуганно шепнула Маргарита, прижимаясь к Коровьеву». А чуть позже эта же неодетая особа захочет подменить Геллу возле ног Воланда. В оправдание героини заметим, что и Коровьев, и Воланд, каждый по-своему, подыгрывают Маргарите, чтобы она как-нибудь прежде времени не научилась различать добро и зло. В этом смысле изображение райских кущ в 23 главе становится вполне метафорическим.
Что касается мотивов Коровьева, то они всем ясны, несмотря на известное лукавство в каждом его слове. Если не быть, то хотя бы выглядеть хозяином положения – вот девиз настоящего Мефистофеля. Например, Фагот явно недоговаривает, переводя стрелки на «мессира», когда Маргарита удивляется отсутствию света на лестнице в начале 22 главы. Воланд находится в другом помещении, а здесь именно Коровьев не желает быть узнанным.
Кстати, в книге Бузиновских о прототипе Коровьева – «золотом телёнке» Роберто Бартини есть и такая подробность, будто бы он страдал заболеванием глаз и поэтому принимал гостей всегда в затемнённом помещении. Однако это вполне могло быть уловкой связника между советским руководством и европейскими закулисными союзниками. С такой легендой и собственную внешность легче скрыть от лишних глаз, и двойника подсунуть на время отсутствия в стране. Тот факт, что у Булгакова стрелки переведены на Воланда, якобы не выносящего электрического света, мог быть частью сложной игры Булгакова, участвовавшего в кружке «Атон» вместе с авторами «Золотого телёнка». Наш Автор тоже мог в обмен на лояльность ОГПУ пообещать написать роман о чёрте с чертами конкретного резидента. Но в отличие от других членов кружка Булгаков предчувствовал разгром ОГПУ и своё освобождение от взятых обязательств. Тем не менее, двойное или тройное дно в Романе сохранилось как продолжение этой опасной игры.
Однако вернёмся от прототипов к героям Романа. Мы вроде бы уже вычислили, что Коровьев-Фагот, олицетворяющий сам дух материализма – это и есть муж Маргариты. То есть на лестнице в пятом измерении она встретилась с вроде бы отвергнутым, но всё ещё мужем. Есть ли этому, ещё более пикантному обстоятельству какие-то подтверждения в тексте 22 главы? Прямых нет, а вот косвенных – сколько угодно. Во-первых, «внешность Коровьева весьма изменилась». Нужно думать, что и предыдущий клетчатый наряд с треснувшим пенсне был уже изрядным изменением для командировки по сравнению с солидной внешностью прежнего «инженера человеческих душ», которую знала его жена. И потом, разве нас удивляет, что столичная творческая общественность, которую собственно и олицетворяет Маргарита, не узнаёт кого-то в лицо, особенно если и не желает узнавать. Скажем, в 1991 году молодая поросль советской экономической науки сменила роговые очки марксистов на извлечённое из дореволюционных времён треснувшее пенсне либеральных демократов. Но как были экономическими детерминистами, то есть материалистами до мозга костей, так и остались, несмотря на все переодевания. Зато сорвали аплодисменты пожелавшей обмануться столичной общественности во время представления с приватизационными ваучерами-червонцами. Когда же обман быстро вышел наружу, то академическая общественность сделала вид, что она как бы и ни при чём, и это не советская наука воспитала младореформаторов, и не она подталкивала власть к либерализации ради сиюминутных благ. Поэтому будет вовсе не удивительно, что и сейчас, когда мировой финансовый кризис вот-вот похоронит под кучей «токсичных отходов» либеральную версию материализма, сам дух опять окажется в первых рядах борцов с проклятым прошлым. И судя по всему, будет переодет как раз в нобелевскую униформу академической науки.
Сразу после встречи Маргариты с Коровьевым прозвучала и ещё одна туманная фраза: «Удивительно странный вечер, – думала Маргарита, – я всего ожидала, но только не этого!» Вроде бы по тексту «этого» относится к темноте. Только что же такого неожиданного в темноте на лестнице поздним вечером около полуночи? Ну да ладно, не будем придираться к словам или мыслям бедной женщины. Но всё же отметим и такую деталь: «Коровьев понравился Маргарите, и трескучая его болтовня подействовала на нее успокоительно». Ничего не попишешь, но признаем, что наша подзащитная оказалась первой и единственной, кому симпатичен наглый гаер. Впрочем, Ивану Бездомному его болтливый наставник Берлиоз тоже нравился вплоть до конца 11 главы, в отличие от Воланда.
С мотивацией Коровьева всё более или менее понятно – хоть день да наш. Да, дух материализма, князь мира сего уже потерял твёрдую почву под ногами. В его власти осталось только виртуальное пространство масс-медиа, то самое пятое измерение, в которое сегодня можно легко выйти из любой московской квартиры. Да, «мягкая сила» финансовой олигархии, привыкшая красться по-кошачьи, сегодня, играя белыми, имея преимущество первого хода, всё равно проигрывает свою глобальную партию на «Великой шахматной доске». Заметьте, что это не я придумал последнюю метафору, а идеологи и приспешники самой финансовой олигархии. И именно они уже произвели замену «короля» на «офицера» в Белом доме, пытаясь таким образом избежать мата со стороны творческого духа Истории. Тем не менее, у Коровьева с Бегемотом остаётся ещё последний шанс – использовать своё хозяйское положение в пятом измерении, чтобы воздействовать на эмоции, желания, мотивацию активной части общественности. Эту эмоциональную, одновременно восторженную и испуганную ипостась столичной элиты олицетворяет наша героиня.
Но какой резон Воланду прощать Бегемота и подыгрывать Коровьеву? Ведь Маргарита вроде бы уже и так в его власти, готова послушно втирать ядовитое зелье, да и заменить Геллу во всём остальном. Сама же признавалась Азазелло, что, мол, я женщина без предрассудков. Да, и первая мысль в голову героини пришла именно о постели. Но только вот нужна ли Воланду такая испуганная невеста, искренне почитающая его дьяволом? Видимо, не очень, раз он направляет её на последнее испытание, в услужение настоящему сатане.
Здесь мы вполне можем вспомнить ещё об одной параллели. Мы можем вспомнить не только о 12 главе, но и о 2-й, то есть о завязке ершалаимской части Романа. Великая Пятница, начавшаяся по иудейскому счислению времени предыдущим вечером, согласно каноническим евангелиям связана с символикой Жертвы. Тайная вечеря – это превращение 12 в 13, ученики становятся равными с Учителем. В том числе и любимый ученик Иуда, которого Учитель отдаёт во власть сатаны, подарив ему противоядие – духовное знание о смысле предстоящей Мистерии. Между прочим, до этого момента Иуда, как и многие ученики, почитал Учителя как «иудейского мессию», то есть будущего царя «мира сего», который освободит Израиль от иноземного ига в земном, материальном смысле. Духовное понимание Израиля, Египта и Рима тоже стало к этому моменту доступно ученикам, поскольку Учитель научил их всему, что знал сам. Но двойственность восприятия и отношения к Учителю никуда не делась. Он и без Великой Мистерии мог бы сохранить свою власть над учениками и приобрести ещё большую власть над столичной общественностью Ершалаима. Но это было бы поклонение земному царю, князю мира сего, то есть образу сатаны.