111
Бывают такие учителя, которые остаются просто учителями.
Наставник-джонин изначально никому ничего не был обязан. Немногие подходили к этому делу с душой, как Гай-сенсей. Зачастую джонин доводил своих подопечных до успешной сдачи экзамена на чунина, и они расставались, кто в теплых отношениях, кто в не таких уж и теплых…
Шикамару повезло. Его учитель был не просто учителем. Он стал настоящим другом.
Бывали времена, когда тот же Асума казался Шикамару суровым чужим мужчиной, который доставлял кучу гемора, швыряя в него мел на уроках и мешая спокойно дремать. Между людьми из разных поколений не могло быть полного взаимопонимания, но все же существовала же дружба между отцом и сыном, между старшим братом и младшим… И в этой дружбе порой скрывалось большее, нежели в дружбе ровесников.
Шикамару и сам не заметил, в какой момент все изменилось. Быть может, это шоги разрушили между ними препятствия? Асума проводил с ним чертовски много времени и явно получал от этого удовольствие. Шикамару признавал старшинство и опыт сенсея и бесконечно его уважал, но Асума обращался с ним как с равным.
Его было просто обыграть в шоги, но в то же время порой учитель говорил загадками, и эти загадки Шикамару не мог разгадать даже со всем своим аналитическим складом ума. Сенсей же в свою очередь что-то видел в нем такое, чего не видел в себе сам Шикамару. Асума ценил его, и Шикамару все больше казалось, что он совершенно этого не заслуживает.
Конечно же, он не заслуживал.
Асума стоял на коленях на пыльной дороге и истекал кровью, а бессмертный сатанист с косой в животе истерически ржал. Его тело содрогалось от хохота, длинная рукоять косы подрагивала в такт. Он был ужасен и отвратителен одновременно. Это чудовище, изменившее окрас, почему-то упрямо не дохло: ни с косой в боку, ни с отрубленной головой…
Бессмертный вытащил новый складной прут, покачал, как дубинку, похлопывая себя по ладони, резко отвел руку в сторону, и прут разложился, стал длинным и острым. Хидан снова стоял в центре круга. Их с Асумой тела опять были связаны проклятьем. Хидан ударит этим прутом себя, а урон получит еще и сенсей, и тот удар, который переживет бессмертный, для Асумы может стать последним…
Шикамару уже и думать забыл об Изумо и Котецу, которых руками-щупальцами душил Какузу. Во всем мире существовал только коленопреклонный Асума, заливающийся безумным истерическим смехом Хидан и этот проклятый черный прут, блеснувший на солнце.
Слабость мешала подняться на ноги, дорожная пыль набивалась в легкие и сушила горло, солнце припекало голову, разбитые в падении колени болели, а Шикамару все равно пытался подняться и хоть бы ползком добраться до Хидана.
Неумолимые секунды растянулись в вечность. Шикамару впервые задумался о том, насколько упругим бывает время. Оно напоминало тесто или свежую резину. Его можно было растягивать, превращать секунды в минуты, минуты в часы, целую вечность наблюдать за тем, как острие прута приближается к грудной клетке Хидана. Единственное, чего нельзя было сделать, это остановить его.
Шикамару проклинал себя за то, что не умел замораживать время. Он отчаянно заорал:
— Остановись!
И не до конца осознавал к кому обращается — к Хидану или непосредственно ко времени. А ведь договориться со временем и то было бы проще, чем с Хиданом.
Прут с влажным чавканьем пронзил грудь бессмертного. Асума выпрямился и застыл. Он больше не смотрел на Хидана, не видел Шикамару. Расфокусированным взглядом наставник глядел куда-то за грань, и ни Шикамару, ни Хидан, ни Изумо с Котецу, ни Какузу не способны были увидеть то же, что видел он. Сенсей кашлянул, выплюнул кровь и, закатив глаза, рухнул лицом в пыль.
— Асума! — срывая горло, заорал Шикамару.
Смерть наставника огрела его похлеще плети. Он поднялся на ноги и судорожно дышал, давясь всхлипами. Ему показалось, что сейчас он точно разорвет Хидана на куски. Пусть у него не осталось чакры, пусть этот придурок был одним из «Акацуки» и вообще бессмертным… Это все не имело значения.
Шикамару бросился к нему, но его вдруг сбило с ног телом Изумо. Это Какузу отшвырнул чунина прямо на него, и они вместе отлетели на десятки метров назад.
Он стукнулся затылком. Легкие свело спазмом от удара, несколько секунд Шикамару не мог вдохнуть. Силы снова стали покидать его. Он заставлял себя подняться, но вес тела Изумо и истощенный организм не позволяли ему этого сделать. Голубое небо с полупрозрачными остроконечными облаками расплывалось от слез.
Черт… Почему я такой беспомощный?
Шикамару зажмурился и стиснул зубы. Что-то мягкое щекотно коснулось носа. Он открыл глаза и вдруг увидел хоровод перьев, планирующих на него с неба. Послышалось карканье, совсем рядом захлопали крылья. Безумная мысль сверкнула в воспаленном от боли сознании.
Сарада?
Вороны, техника замены… Это ведь был ее призыв.
Не может быть…
Рядом появилась Ино.
— Шикамару? Ты в порядке?
С груди свалился вес тела Изумо. Шикамару приподнялся. Птиц было огромное множество. Они метались перед разбитым зданием, и в них уже не было видно ни Хидана, ни Какузу.
Шикамару глянул вверх. На крыше ближайшей постройки стоял Аоба.
****
Изумо, Котецу и Шикамару выглядели потрепанными и виноватыми.
Шикаку тяжело вздохнул.
— Вы трое сообщите всем о похоронах. И отправьте сообщение Годайме.
— Шикаку-сан… э-э… Куренай-сан… — робко начал Котецу.
Да уж, это было нелегкой миссией: сказать женщине, что ее возлюбленный погиб на миссии.
Шикаку снова вздохнул.
— Я скажу ей.
— Отец. Я ей скажу, — тихо попросил Шикамару. — У меня для нее сообщение.
****
Мир потерял цвета. Небо казалось серым. Теплая крыша грела спину, вдалеке раздавался мерный звон. Похороны были в самом разгаре, но Шикамару так и не дошел до них. Он то и дело откидывал крышку зажигалки и щелкал колесиком, выбивая искру. Вспыхивающий огонек тоже казался серым. Душа Асумы словно на время поселилась в этой зажигалке, и пока Шикамару держал ее в кулаке, сенсей оставался рядом.
Момент встречи с Куренай-сенсей запомнился ему во всех деталях. Пустой коридор новенькой многоэтажки. Беззащитная с виду женщина в коротком домашнем платьице. В один краткий миг они резко поменялись ролями. Куноичи из поколения наставников, молодой чунин из поколения учеников. Все время до этого защищали его, но теперь защитником должен был стать Шикамару, потому что жизни и благополучие Куренай и ее ребенка теперь легли на его плечи.
Он даже не думал, что повзрослеть придется так внезапно.
Кто на самом деле король…
Асума хотел, чтобы он пришел к этому сам. Знал, что это невозможно объяснить. Наверное, расскажи ему сенсей в тот раз, когда они играли в шоги на террасе резиденции Нара, Шикамару бы не понял, но смерть наставника и его последние слова удивительным образом расставили все по местам.
Он еще не был готов проститься с Асумой. Жизнь учителя не могла завершиться так. Она выглядела незаконченной, какой-то отчаянно неполной, в то время как собственная жизнь казалась бесполезной и пустой. Шикамару всегда был слаб, и прежде ему всегда приходили на помощь, но время, когда он смел ожидать помощи, прошло, а сила почему-то не приходила, как бы он ни тренировался.
Трус… Трус и слабак. Почему Асума должен был погибнуть, защищая такого, как я?
За последние сутки Шикамару слишком часто вспоминались Учиха. Тогда, во время битвы, вороны Аобы напомнили Сараду. За Сарадой почему-то вспоминался Учиха Саске. Шикамару никогда с ним не общался — и, в общем-то, не жалел об этом. Он слышал, Саске хотел отомстить своему старшему брату, но никогда не понимал этого и считал месть суетой и гемором. Уходить ради этого из деревни казалось сущим идиотизмом. Толку мстить? Месть не поднимет мертвых из могилы.
Шикамару щелкнул зажигалкой и посмотрел на дрожащий огонек.
Не поднимет. Но сделает их историю законченной.
****
Шикаку все это уже видел не раз, но похороны Асумы все равно почему-то напоминали ему именно похороны Третьего. Размах был поменьше, да и люди на похоронах часто присутствовали все те же. Тогда почему? Может, из-за Конохамару? Его рыдания сшивали два разных события: похороны деда, похороны дяди… Малыш терял близких одного за другим. Он рыдал неподалеку, давясь судорожными всхлипами, а Наруто придерживал его за плечо и прижимал к себе. Куренай склонилась перед могилой с букетом цветов…
На похороны не явился только Шикамару. Шикаку знал, как много Асума значил для его сына, и нервничал. На нем лежало бремя ответственности за деревню в отсутствие Хокаге, и в то же время он оставался отцом. Думать за всех, но при этом не упустить из-под носа своего ребенка.
Гемор-то какой…
— Дяденька, — раздался голос у самого плеча.
Шикаку дернулся и огляделся. Время за размышлениями пролетело незаметно. Кладбище уже опустело. Только Куренай все так же сидела у могилы, да убитый горем Конохамару глядел издалека на квадрат надгробия.
Рядом стоял Наруто.
— Почему вы не отправили меня, даттэбайо? — спросил он с тихим укором.
— Ты и сам знаешь.
Приказ Годайме. Отправлять джинчурики в лапы «Акацуки»… Глупость.
— Я сильнее Асумы-сенсея, — спокойно сказал Наруто. — Может, мне не хватает опыта… Но вместе мы бы справились.
— Асума мертв, парень. Забудь об этом, — ответил Шикаку.
Он в последний раз глянул в спину Куренай и ушел с кладбища.
Сын вернулся домой незаметно. Просто в какой-то момент жена сказала, что он уже несколько часов сидит на террасе. Шикаку не стал его трогать. За весь день от Шикамару не было слышно ни слова. Ёшино позвала его ужинать, но Шикамару вежливо отказался и остался на прежнем месте.
С каждым часом Шикаку нервничал все больше. С сыном надо было что-то делать, и посреди ночи терпению пришел конец: он прошелся по дому, отодвинул створку двери и шагнул на террасу.
Облака горели в свете тонкого месяца. Ночная жизнь взрывалась в саду щебечущими и стрекочущими звуками. Сын, как и ожидалось, сидел все там же, у опоры навеса.
— Шикамару, — позвал Шикаку. — Идем со мной.
Парень без возражений поднялся и последовал за ним. Они сели на татами, у дверей с рисунками оленей, расставили фигуры и начали игру.
Дверь оставалась открытой. Звуки ночного концерта заполняли комнату, словно они с Шикамару сидели на улице, а не в доме. Доску освещал крохотный огарок свечи. Изящно двигая запястьями, отец и сын делали ход за ходом. Деревянные фигуры звонко щелкали о поверхность доски. Шикамару в свете свечи казался еще более уставшим и несчастным, чем был на самом деле. Или свеча, напротив, подчеркивала его настоящее состояние?
— Ты сегодня непривычно рассеян. — Шикаку подхватил средним и указательным пальцами пешку и переместил на поле вперед. — Так ты у меня не выиграешь.
— Молчал бы уже… — вяло откликнулся Шикамару.
Щелчок за щелчком. Фигуры развивались, партия заходила все дальше.
— «Акацуки»? Они сильны?
— Да.
Ход. Щелчок. Еще один ход, еще один щелчок.
— И что собираешься делать?
Сын не ответил.
— Думаю, если такой человек, как Асума, не смог противостоять им, то у тебя и шанса не будет. Он был настоящим мужчиной.
— Ага.
— Но ужасно играл в шоги, — попробовал пошутить Шикаку и тепло усмехнулся.
Сын тоже снисходительно выдохнул, будто бы чуток расслабился. Но напряжение никуда не ушло. Они продолжили играть молча. Шикамару явно не был настроен на разговоры.
Партия разворачивалась в воображении Шикаку во всем своем многообразии вариантов. Он видел развилки возможных ходов и знал, что Шикамару тоже все это видит. Потому их партия и звучала так: щелчок за щелчком, как часы. Интеллект на интеллект.
— Ты как, нормально?
— Не отвлекай меня от игры, — нервно ответил сын.
— Я не о том, — перебил Шикаку. — Что собираешься делать?
Шикамару дернулся и посмотрел ему в глаза. Шикаку сделал ход и замер, не отрывая пальцев от фигуры на доске. Мерное щелканье ходов прекратилось. В саду пели сверчки. Шикаку убрал руку на колено. Сын отвел взгляд, посмотрел на доску и сделал свой ход, стукнув фигурой по доске громче обычного. Сердился.
— По крайней мере, я знаю, что ты не настолько туп, чтобы отдаться врагу в руки и умереть.
Молчание. Щелканье ходов заново набрало обороты и творило стабильный ритм.
— Как твой отец я рад этому, — сказал Шикаку с нескрываемой гордостью.
Шикамару лишь сердито покряхтел в ответ, но ничего не сказал.
— Не хочу присутствовать на похоронах сына.
Этот монолог… Шикаку будто бы говорил сам с собой, но все-таки надеялся, что хоть что-то из сказанного осядет в голове и сердце его парня.
Шикамару сделал ход, заблокировав красивую комбинацию, которую Шикаку строил уже десять ходов.
Выкрутился. Понял.
Он усмехнулся.
— Неплохо. Я горд, что я твой отец.
Шикамару высвободил одну ногу и оперся лбом на колено, глядя в пол. Он почти не следил за доской. И так запомнил расклад фигур, уже наверняка просчитал возможные варианты развития партии.
— Ты умен и талантлив. Когда-нибудь в будущем Конохе это пригодится.
Шикамару так и не поднял глаза на доску.
Так нельзя. Дай выход своей боли.
— Но… Асума мертв, — сказал Шикаку.
Шикамару неожиданно отшвырнул доску прочь ударом кулака. Приземистый толстый столик отлетел в сторону, фигуры рассыпались по полу, а огарок свечи погас от порыва воздуха. Силуэты оленей на дверях в лунном свете стали черными. Шикамару уперся руками в колени.
— Чего ты добиваешься?!
— Просто говорю то, что думаю.
— Меня тошнит от твоих разговоров! — он вскочил на ноги. — Я просто бесполезный трус!
Шикаку покачал головой.
— Нет.
— Тогда кто?!
Он поднялся и шагнул ближе. Посмотрел сыну в глаза. Смотрел долго.
— Выпусти это.
Шикамару отшатнулся от неожиданности.
— Выпусти печаль, страх и злость, которые поселились внутри тебя.
Шикамару отступил, сжимая кулаки и стискивая зубы. Затрясся весь.
— Это первый шаг, — добавил Шикаку.
Он вышел из комнаты и закрыл дверь. Вспомнив беспорядок в комнате, тихо добавил себе под нос:
— Я сам все соберу.
****
Сарутоби Асума… Капитан команды Шикамару.
Сердце Темари разрывалось. Ей необходимо было закончить дела здесь. Отвоевать покой для израненной Страны Ветра. И в то же время сердце тянулось домой. К нытику.
— Продолжим собрание, — сказал самурай.
Рассеянный желтый свет погас. В зале стало темно. Секунда, щелчок, и в центр зала между столами ударил яркий белый свет прожекторов.
— Итак, повторюсь, — сказала Цунаде. — «Акацуки» представляют международную угрозу и могут избрать своей целью любую деревню.
— Заметьте, — перебил Райкаге.
Темари со смутным опасением наблюдала за ним, то и дело срываясь взглядом на дыру в столе рядом с его местом. Она никогда прежде не видела настолько мощного мужчину. Настоящая гора мышц. Но мышцы — не вся сила. Настоящая сила Райкаге дремала внутри.
Они все монстры. С виду обычные люди, но каждый от этого мерзкого старикашки Цучикаге до молчаливой красотки Мизукаге — монстры. Я и рядом не стояла с ними… Собрание Каге… Чертов старикашка прав. Мне здесь не место.
— Ива, Коноха, Кири… — перечислял Райкаге по очереди выразительно глядя на каждого главу деревни. Он сделал паузу и посмотрел также на Темари: — …Суна.
По спине пробежали мурашки. Райкаге обращался к ней как к равной.
— «Акацуки» состоят из ниндзя-отступников ваших деревень.
— Райкаге-сама, — мягко прервала его Мизукаге. — Прошу, не начинайте новый конфликт.
Райкаге цыкнул и умолк.
— Хокаге-сама, пожалуйста, продолжайте, — добавила Мэй.
— До сих пор мы находились в состоянии мира, — вновь заговорила Цунаде. Пообщавшись за время перерыва с Райкаге и Мизукаге и заручившись их поддержкой, она осмелела и стала гнуть новую линию. — Однако ваши посягательства на Страну Ветра попахивают новой войной. Павшая Суна находится с нами в союзе.
— Тогда почему вы все еще не встали на их защиту? — поддел Цучикаге.
— Так ведь не было никаких войск? — перекривлял Райкаге.
Упрямая ложь старика Ооноки все еще не давала ему покоя.
— Конфликт ослабит и вас, и нас, и сыграет на руку «Акацуки», — спокойно ответила Цунаде.
— Цучикаге-сама, — продолжила Мизукаге. — Я согласна с Хокаге-сама, но в то же время поддерживаю и вашу позицию. Скрытые деревни должны разбираться со своими проблемами самостоятельно. Однако война нам сейчас ни к чему. Коноха и Ива ослабнут в войне друг с другом, «Акацуки» будет проще захватить ваших Хвостатых и две трети биджу окажутся в руках террористов-наемников. Скрытому Туману это невыгодно.
Она откинула с глаз челку взмахом головы и многозначительно взглянула на Райкаге, сидящего напротив.
— Скрытому Облаку тоже, — нехотя откликнулся тот.
— Киригакуре до сих пор не заключала союзов, — продолжала Мэй. — Мы не станем делать этого и сейчас. Однако если между Скрытым Камнем и Конохой возникнет конфликт, Туман поддержит Лист.
На лысом лбу Цучикаге кожа собралась в складки.
— Почему Лист?
— Потому что конфликт провоцируете вы, — ответила Цунаде.
— Облако тоже поддержит Лист, — подал голос Райкаге. — Нам не нужна война. Не создавай нам проблем, Цучикаге.
****
Троица Ино-Шика-Чо нового поколения собиралась в путь. Шикаку отловил их до рассвета и остановил у самых ворот.
— Шикамару.
Сын обернулся и досадливо нахмурился. Догадывался, о чем пойдет разговор.
— Что ты делаешь?
— Выполняю приказ Хокаге. Мы перегруппировались с другими командами и…
— Ты уверен в том, что делаешь? — перебил Шикаку.
Он видел прошлым утром комнату после истерики сына. Вместо разгрома — порядок. Перевернутый столик стоял на месте и на нем застыла разыгранная Шикамару партия.
Пришел в себя. Это уже не просто эмоции. Включилась логика.
— Да. Если спущу это дело на тормозах — в жизни себе не прощу.
— Вас всего трое, — заметил Шикаку.
Он не сомневался в аналитических и стратегических способностях Шикамару, но «Акацуки» были слишком сильны для троицы чунинов.
— Может, стоит…
— Просто пришли чуть позже подмогу, ладно?
Шикаку вздохнул. На плечо неожиданно опустилась тяжелая рука.
— Не переживайте. Я буду четвертым. Присмотрю за ними.
— Какаши-сенсей? — наперебой заголосила удивленная молодежь.
Сердце немного отпустило.
Копирующий Ниндзя Какаши.
— Рассчитываю на тебя, — сказал Шикаку и прикрыл веки. — Позаботься о них, Какаши.
— Хай, хай…
— Я соберу команду быстро, как только возможно. Кого тебе прислать на подмогу?
Какаши задумчиво посмотрел на темное небо.
— Лучше бы моих, но кто же даст. В таком случае… Тензо или Тонэки. Я работал с ними, сам понимаешь. А если нет, Гая с ребятами. Приоритет таков.