Не надо, папа!

Глава 98. Фуиндзюцу

98

Сарада покорно шла за Кабуто. Он сказал, что Орочимару ожидает ее в южном зале, вот только дороги к нему Сарада не знала, потому Кабуто вызвался ее проводить.

Вдоль прохода тянулись решетки с заключенными. Люди в одинаковой одежде смирно сидели на полу, многие обнимали колени руками. В этом коридоре стояла страшная вонь, похожая на ту, что вырвалась из разбитой двери, за которой Сарада обнаружила трупы в старом убежище. Немытые тела, запахи нечистот и что-то еще, будто где-то среди фигур в одинаковой одежде валялся труп, который никто не замечал и не спешил убирать.

По коже пробежал мороз. Сарада была недовольна убранством своей скромной комнатки без электричества и с тогда еще грязным душем? Что же, у нее было хотя бы это. У людей, которых она видела за решеткой, не было ничего. Они сидели все скопом. Мужчины, женщины… Хотя преимущественно все же мужчины. Уборная была общая, у всех на виду, и судя по запаху, слив не работал или вовсе был не предусмотрен. О душе эти люди могли только мечтать.

«Им тут больше нравится, чем в камере, поэтому они специально работают медленно», — повторил в голове ворчливый голосок Карин.

Сарада хотела сказать Кабуто, что это бесчеловечно, но слова застряли в горле.

Разумеется, Кабуто понимал. И Орочимару понимал. Просто их все устраивало. Эти люди были не выше статусом, чем подопытные животные, а за виварием, как правило, не особо следят.

Послышался рев. Сарада испуганно обернулась на звук. В одной из камер человек в толпе вдруг стал увеличиваться в размерах, менять цвет. Из длинных грязных волос вылезли рога. По линии хребта, разрывая одежду, высунулись роговые пластины. Рубашка трещала по швам. Существо ревело и чесалось.

— Назад, — скомандовал Кабуто и отшатнулся, закрывая Сараду собой.

Послышался хлопок и влажные шлепки. Что-то теплое брызнуло на руку, и Сарада с ужасом поняла, что это кровь. Она хотела посмотреть, что стало с тем существом, но видела перед собой лишь спину Кабуто и его пышный серебристый хвост.

— Давно уже никто не взрывался.

Голос Кабуто прозвучал поразительно спокойно. Он отошел, и Сарада снова увидела камеру. Люди испуганно жались друг к другу, а на голых участках каменного пола валялись ошметки разорванного тела. Когтистая рука, к которой за отступающими лепестками Проклятой Печати возвращался естественный цвет, внутренности, лужи крови… Люди в камере тоже были в крови, только не в своей, и ничего не могли с этим поделать. Им оставалось только продолжать сидеть в грязи и вони и ожидать своей участи, которая обещала быть не менее жуткой.

«Давно никто не взрывался».

Сарада почувствовала, что ее сейчас стошнит. Она попыталась подумать о чем-то светлом, но ничего не вышло. Мысли о Наруто только больше расстроили.

«Зачем ты ушел к этой сволочи?!»

Сволочи…

Кошмары, одолевающие ее в Конохе, и близко не могли передать ужаса, который Сарада наблюдала на базе Орочимару. Ужасы в убежище были реальными, и оттого куда более жуткими, чем неуловимые образы из снов. Не плод больной фантазии, не воплощение подсознательных страхов, а настоящие живые люди… После кошмара можно проснуться и понять, что все это был лишь сон. После реальности проснуться нельзя.

Подступила тошнота. Во рту поселился неприятный привкус желчи, но Сарада сдержалась, хоть и с трудом. По лицу наверняка видно было, насколько трудно ей это далось.

Кабуто едко ухмыльнулся.

— Ты же медик.

Сарада сглотнула и уставилась на него волком. Она всерьез разозлилась. Мрачный коридор окрасился в оттенки багрового, в теле Кабуто вспыхнул очаг чакры.

Он не успел отвести взгляд. Не ожидал, что она нападет, а шаринган, к счастью, активировался быстро.

Иллюзия была реалистичной и красочной. Сарада выплеснула в нее все свои бурные чувства. С потолка на каменный пол рухнули прутья решетки, отсекая Кабуто в отдельную камеру. Она готова была заставить его почувствовать все, что испытывали узники. Фантазия позволяла Сараде доподлинно ощутить себя на их месте, потому она стала идеальным проводником между ними и Кабуто.

Запахи, ощущение грязи. Холодный каменный пол. Теснота. Нечто, распирающее тело изнутри, разрывающее мышцы и сосуды и отзывающееся невыносимым зудом под кожей.

Должно быть, это было очень больно. Кабуто осел на пол и лихорадочно чесался, выискивая невидимых блох. Сарада с мстительным удовольствием довела иллюзию до конца. Он взорвался, как и тот человек в камере, и все ощутил физически. Заключенные испуганно подползали к решетке, чтобы посмотреть на вопящего медика, который извивался на полу от боли, неведомо отчего.

Иллюзия прекратилась.

Кабуто тяжело дышал и озирался, с удивлением сознавая, что все еще жив. На его лице крупными каплями выступила испарина. Оглядев камеры, он вновь встретился взглядом с Сарадой.

— Тебе все еще весело? — спросила она с угрозой.

Портить отношения со своим потенциальным учителем в ирьениндзюцу было идиотизмом, но Сарада уже успела понять, что устои базы Орочимару отличались от тех, что были в Конохе. Позволить Кабуто насмехаться над ней, и ее смешают с дерьмом. Карин мягко намекнула ей, что завоевывать авторитет надо грубой силой.

Девушка из клана Узумаки была разной со всеми. В присутствии Тройки Звука она показалась Сараде агрессивной хамкой. Позже, когда наведалась в гости в ее комнату, выглядела навязчивой бесцеремонной болтушкой, которая несла какой-то бред и задавала бестактные вопросы. Рядом с Кабуто Карин становилось тихой, мирной, покорной. А рядом с Саске боялась дышать. Карин четко влилась в иерархию убежища. Кабуто, Орочимару и Саске были выше нее. С Тройкой Звука дележка иерархического места в стае еще не была закончена, потому Карин бросалась на них как бешеная собака и выгрызала себе право быть «выше».

Сарада только ступила на базу. Она была Учиха, и, памятуя о нерушимом авторитете Саске, к ней относились с осторожностью, думали, она такая же. Но стоило проявить слабость, и на нее тут же жадно бросались, чтобы подавить и подмять под себя. Сарада поняла, что сдавать позиции, так удачно подготовленные отцом, глупо. Да и просто хотелось отомстить Кабуто за жестокое обращение с людьми.

— Ловко поймала.

Кабуто поправил очки. Пытался вести себя как обычно, но самообладание возвращалось к нему крайне медленно, а бледность и пот выдавали, насколько крепко сработало гендзюцу.

Сарада выпрямилась и погасила шаринган. Кабуто бы наверняка тоже стал мстить. Стоило быть начеку. Или не стал бы? Все-таки официально она считалась сестрой Саске.

Если Кабуто что-то мне сделает, папа посчитает это личной обидой и отплатит с лихвой.

В чем-то интуиция не подвела Сараду. Она сбежала к Орочимару потому, что ей казалось, что в убежище она будет под защитой. И шестое чувство не подвело. Саске действительно взял ее под свое крыло.

Они с Кабуто молча двинулись дальше. Камеры с заключенными кончились, и отвратительный запах чудовищного «вивария» остался позади.

Каменная кладка сменилась знакомыми рисунками: теми же, что во всех коридорах и комнатах. Кабуто остановился у небольшой двери и кивнул головой.

— Тебе туда.

Сарада с некоторой опаской обошла его и толкнула незапертую дверь. Ей открылся узкий коридор, подсвеченный редкими свечами. На стенах, полу и потолке был все тот же раздражающий узор с дугообразными переплетениями. Справа вдруг вынырнула из стены прямоугольная арка, ведущая в темный зал. Сарада свернула туда.

Здесь свечей почти не было. Те, что горели на стене, отделяющей коридор, освещали лишь небольшое пространство под собой, все остальное же оставалось в тени.

В огромном зале эхом раздавались негромкие голоса.

— …немыслимый для тебя уровень, Саске-кун. Не думаю, что…

— Мне это нужно, — требовательно и властно перебил Саске.

От звука его голоса по коже пробежали мурашки. Хоть что-то родное и близкое было в этих отвратительных подземельях.

— Он смог. Смогу и я, — продолжал Саске. — Твое дело лишь обучить меня.

Прямо напротив арки на другом конце зала угадывались очертания большого каменного змея. В его глазницах горели свечи.

На спине выступил холодный пот.

Я уже видела это во сне.

— Могу объяснить принцип, — нехотя сдался Орочимару. — Но использовать это на практике тебе вряд ли удастся.

Сарада наконец разглядела их. Саске и саннин сидели на возвышении под статуей змея: пороге, чуть меньше метра в высоту.

— А вот и Сарада.

— Зачем она здесь?

— Ее интересует фуиндзюцу. Думаю, я уделю ей некоторое время.

— Я тоже останусь.

— Как тебе угодно, Саске-кун. Так даже лучше.

Первое время Сарада испытывала странный трепет перед отцом. В каком-то смысле она его побаивалась. Опасалась сделать что-то не так, разочаровать его еще больше, потерять его доверие… Потом немного привыкла. К разговору о ее побеге из Конохи они больше не возвращались, а Саске обращался с ней практически всегда одинаково: холодно и резко. Но стабильность приучила Сараду к тому, что это норма, и она перестала обращать на это внимание.

Сарада уверенно подошла к статуе змея.

— Что же, начнем тут, — объявил Орочимару. — Располагайся, Сарада.

Она присела на край подиума под статуей. Почему-то саннин предпочел проводить занятие здесь, в интимном полумраке огромного зала. Впрочем, здесь ей нравилось больше, чем в вонючих операционных Кабуто со страждущими узниками.

Во рту все еще оставался неприятный горький привкус. Сарада сглотнула, но он не ушел.

— Что является основой фуиндзюцу?

— Узоры, — ответил Саске.

— Верно. Символы, — аккуратно поправил его Орочимару. — И именно в этом вся трудность, Саске-кун. Для выполнения техник фуиндзюцу нужно время. Много времени. Начертать символы…

— Но можно использовать заготовки, — встряла Сарада, вспомнив барьерные техники Шисуи. — Свитки с уже заранее нарисованными символами.

— Можно. Но в реальной ситуации времени зачастую в обрез. Возня с заготовками отнимает время. Даже доли секунды в бою бывают бесценны.

— Он мог использовать фуиндзюцу без заготовок, — возразил Саске. — Просто складывал печати. Или даже без этого.

— Ты хорошо осведомлен. Какаши рассказывал?

— Да.

Орочимару хищно ухмыльнулся.

— Потому его и избрали Хокаге, Саске-кун. Достичь такого мастерства дано не каждому.

«Его избрали Хокаге… Кого «его»? Какого из четырех? Или… пяти?» — размышляла Сарада, глядя то на саннина, то на отца.

«Его». «Его» — это уже не Цунаде-сама. Но Шисуи хотели назначить Пятым, потому нельзя было исключать, что речь шла о нем.

— Но значит, рисовать узоры не обязательно, — упрямо давил Саске.

— Верно. Не обязательно. Фуиндзюцу — тоже ниндзюцу. Все упирается лишь в одно: управление чакрой. Если ты понимаешь принцип, то можешь повторить все те процессы, которые проделываются с помощью символов, самостоятельно.

— Но узоры все равно возникают.

— Символы. Да, но уже как следствие готовой техники, а не как основа.

Орочимару с удовольствием наблюдал, как нахмурился Саске.

— Судя по решительному выражению лица, ты все-таки настроен идти до конца.

— Разумеется.

— Это потому, что ты просто плохо представляешь, что тебя ожидает на этом пути.

— Мне все равно.

— О чем вы? — раздраженно перебила Сарада и поправила очки.

Она начала чувствовать себя лишней. Орочимару снисходительно улыбнулся.

— Просто Саске-кун проявляет интерес к слишком серьезным техникам.

Слишком серьезным… Те самые из свитков, что он стащил у меня? Тогда логично, что тот таинственный «он», о котором шла речь, это Шисуи-сан. Свитки-то его. «Он смог, смогу и я». Ну да. Кто еще.

— Тебе все равно потому, что ты не представляешь объемов изначального кода, Саске-кун, — Орочимару перестал улыбаться и заговорил на полном серьезе. — Печати такого уровня состоят из множества разных взаимосвязанных алгоритмов. Для того, чтобы расписать хоть бы и один из них, не хватит пола этого зала.

Саске кинул быстрый взгляд на зал. Сарада тоже осмотрелась кругом и нервно поправила очки. Зал был огромен.

Пожалуй, это будет сложнее, чем ирьениндзюцу.

— Вникнуть в суть такой программы уже задача не из простых. Соединить несколько алгоритмов в одну систему — куда сложнее. Выполнить все это по символам, используя для поддержки обычные печати, — и то нужно постараться. А теперь представь, каким мастером нужно быть, чтобы применить технику, не опираясь на символы.

Саске помрачнел.

— Призыв — это тоже фуиндзюцу, — рыкнул он. — Его может выполнить даже Наруто. Не по узорам. Просто печатями.

— Наруто-кун призывает жаб, как и Джирайя. Он подписал договор, а технику договора создавали на Мёбоку. Тут все не так просто, как и с нашими… м-м… змеями.

— А вороны? — мимоходом спросила Сарада.

— Твои вороны?

Орочимару задумался и прищурился.

— От кого ты получила призыв?

— От… — она запнулась и украдкой покосилась на Саске.

Тот тоже косился на нее, плотно сжав губы. Знал, что она ответит.

— От Итачи, — обреченно выдохнула Сарада.

— А он? — как ни в чем ни бывало разматывал нить Орочимару.

— От Шисуи-сана.

— А Шисуи?

— Не знаю, — буркнула Сарада.

Орочимару размышлял.

— Не исключаю, что Учиха Шисуи мог создать договор самостоятельно.

— То есть заключить с нуля договор можно с любым животным? — оживился Саске.

— Да.

— Обучи меня этому.

— У тебя уже есть змеи, — недовольно ответил саннин. — Зачем тебе еще?

— Я сказал, обучи. Мне нужна эта техника, — давил Саске.

— Позже. Это не так-то просто, — отмахнулся Орочимару.

— Если Шисуи сам создал договор, то он был куда младше меня. Смог он, смогу и я.

— Это я уже слышал, — терпеливо парировал саннин. — И нет никакой гарантии, что Шисуи-кун создавал договор сам. Это лишь предположение. Если он был так уж младше тебя, быть может, я погорячился.

— Не погорячился, — отрезал Саске. — Шисуи мог. Я знаю его.

— Хватит спорить, — сердито вмешалась Сарада. — Давайте к делу.

— Не лезь, — огрызнулся отец.

Но перебивать учителя перестал.

Сарада смолчала на его выпад. Главное, что в зале стало тихо и Орочимару мог продолжать лекцию.

****

Голос Шисуи оживал в голове как-то сам с собой и мягко нашептывал советы.

«Неправильно управляешь чакрой. Тебе не кости ломать надо, а проследить, чтобы чакра равномерно распространилась по всем символам на листе».

Сарада хваталась за него, как за спасительную соломинку. Он задавал направление, помогал пройтись по шаткому канату новой сферы деятельности. Воспоминания о погибшем друге время от времени простреливали в груди тоской и болью, но все чаще Сарада на этом не зацикливалась, а просто следовала советам. От черных росписей фуиндзюцу на листе рябило в глазах. Сарада сняла очки и потерла глаза кулаком. Чуть посидела, прикрыв веки, снова напялила очки и присмотрелась к символам. Глаза болели. Нельзя было так перенапрягать зрение.

В дверь кто-то пошкребся, и она с досадой цыкнула.

Карин.

В ее манере было проситься в комнату именно так. Принесла же нелегкая. Только Сарада сосредоточилась на задании Орочимару, как нагрянула незваная гостья. Сарада с сожалением оторвалась от свитка с фуиндзюцу и отворила дверь. Карин проникла в комнату и закружилась вокруг свитка на полу.

— Ой, а что это, а что это у тебя? Это фуиндзюцу?

Сарада задумалась, медленно проворачивая ключ в замке.

Фуиндзюцу. Карин. Узумаки Карин… Скрытый Водоворот.

Орочимару упоминал, что клан Узумаки здорово разбирался в этом направлении. Что, если…

— Карин, ты разбираешься в фуиндзюцу?

— А?

Карин вопросительно взглянула на нее и снова уставилась на развернутый свиток.

— Я? Да что ты. Понятия не имею, что тут написано.

Она презрительно наморщила нос, словно узоры на свитке не стоили ее внимания, и с разбегу плюхнулась на кровать.

Сарада присела на колени перед свитком и попробовала сосредоточиться. Она понемногу привыкла к своей новой комнате и к устоям убежища Орочимару. Только к жуткому «виварию» привыкнуть никак не могла. К этому нельзя было привыкнуть, а лезть к Кабуто и Орочимару со своими требованиями… Она как-то попыталась намекнуть, что условия содержания узников просто нечеловеческие, но от нее отмахнулись, причем в достаточно резкой форме: поднимать эту тему еще раз Сарада больше не решалась.

Карин приходила часто и надолго. Поначалу Сарада гостеприимно откладывала свои дела и уделяла ей время, но вскоре пришла к выводу, что это бесполезно. На ее такт Карин отвечала полнейшей бестактностью, ее визиты затягивались на часы, и в конце концов Сарада перестала мелочиться. Если приходила Карин, она просто продолжала заниматься своими делами, стараясь абстрагироваться от ее раздражающего щебета. Редко когда получалось. Карин успешно пожирала больше двух третьей внимания, и любая работа адски тормозилась.

Сарада присмотрелась к начертанной технике, чтобы получше прочувствовать, как правильно распределить чакру. От черной вязи фуиндзюцу в глазах снова проявилась неприятная резь, будто узоры отпечатывались на сетчатке и выжигали ее. Она сняла очки, закрыла глаза и придавила пальцами веки. Глубоко вдохнула и снова выдохнула. От пальцев к векам передавалось тепло. Боль понемногу отступала. Сарада не сразу заметила, что в комнате как-то непривычно тихо. В присутствии Карин так тихо никогда не бывало.

Она открыла глаза и вдруг увидела у самого носа лицо Карин, настолько близко, что даже близорукость не мешала разглядеть ее до деталей. Сарада отшатнулась и напялила очки.

— Т-ты чего?

Карин всматривалась ей в глаза.

— Глаза болят? — спросила она сочувственно.

— Да.

Карин отклонилась, встала и уперла руки в бока.

— А голова?

— Сейчас нет.

— Но вообще?

— Болит иногда.

Карин ткнула пальцем в перемычку очков на переносице.

— Вот что. Тебе надо зрение проверить. Скорее всего, очки не подходят. Нужны новые.

Сарада сглотнула. Вновь из глубин памяти вынырнул строгий голос Шисуи:

«После пробуждения Мангеке ты погружаешься во тьму… Наш организм не способен долго пропускать через себя такую мощную силу, глаза изнашиваются, и ты слепнешь».

Я же совсем немного. Тогда, когда вернулась. И с Казекаге. И когда погиб Шисуи-сан. И в последний раз, когда бежала из деревни. И тренировалась тогда, с рисом. Совсем чуть-чуть. Неужели так быстро? Или это все из-за Сусаноо? Или потому, что у меня изначально слабое зрение? Нет, не может быть так быстро. Думаю, это просто слабый свет от свечей и перенапряжение. Карин преувеличивает.

— Да нет, не думаю. Я нормально…

Она осеклась, потому что Карин вновь присела на корточки и заглянула ей в глаза.

— Я сама такая. Тоже с очками. Знакомые симптомы, знаешь.

Сарада зачарованно глядела на нее. При всей своей навязчивости, болтливости и бессердечности к несчастным узникам Орочимару, в Карин порой простреливало что-то бесконечно родное, словно в теле этой несносной девушки поселился ее, Сарады, личный ангел-хранитель.

Карин решила поставить точку в их разговоре:

— Сходи к Кабуто. Пускай проверит тебе зрение.