Не надо, папа!

Глава 54. Феномен жизни

54

Тихо звенел маленький бубенчик на широкополой шляпе. Солнце ушло с зенита и плавно опускалось к горизонту, время от времени скрываясь за облаками. Дорога оказалась в тени. В мокрой пыли после недавнего дождя застыли мутными зеркалами лужи. Кисаме небрежно ступал в них и довольно скалил зубы. Ему нравилось.

Мягкая густая грязь неприятно липла к подошвам. Итачи не любил грязь, но ему вечно приходилось мириться с ней, со всеми ее проявлениями: ходить по грязи, спать в грязи, выполнять грязные поручения лидера.

Они с Кисаме бродили от поселка к поселку, от города к городу. Итачи привык к тому, что перед глазами неизменно тянется лента дороги, а вокруг — лес или рисовые поля. Изредка попадались одинокие домики, древние часовенки безымянных богов, замшелые статуи или даже могилы — взгляд радовался всему, что выделялось из однообразного пейзажа.

Кисаме, взвалив на плечо Самехаду, обычно шагал молча. Им не о чем было говорить, и мечник не рисковал беспокоить кровавый ужас Конохи бестолковыми разговорами, так что у Итачи находилось достаточно времени на размышления.

У каждого человека были свои представления о том, как идеально прожить жизнь. Земледелец мечтал о хороших урожаях из года в год, благоприятной погоде и высоких ценах на рынке. Предприниматель желал, чтобы его дело развивалось и приносило хороший доход. Многие хотели иметь уютный дом, планировали обзавестись семьей и детьми и воспитать своих детей так, чтобы они во всем превосходили соседских. Другие напротив грезили о путешествиях и свободе от брачных уз. Кто-то мечтал стать героем, оставить след в истории и укорениться в сердцах будущих поколений как кумир и пример для подражания, а кто-то бродил по миру в поисках музы и изливал свои мысли на бумагу, надеясь обрести бессмертие именно таким возвышенным образом, даже если мысли эти были полны греховных видений о плотских утехах.

Мир напоминал Итачи механическую шкатулку, на поверхности которой танцевали яркие фигурки людей: всех тех, кого он видел в городах и поселках, тогда как сам он был просто шестеренкой, скрытой глубоко в этом огромном механизме.

Безымянный шиноби, охраняющий мир из тьмы. Своей собственной жизни у него никогда и не было, Итачи принес ее в жертву идее.

С самого детства ему было сложно понимать людей. Его разум обитал в других сферах. Все во вселенной так или иначе было взаимосвязано, и он умел прослеживать эти связи. Обыватели воспринимали окружающий мир, цепляясь за стереотипы, с младенчества вколоченные в голову. Они замечали лишь краски и форму, тогда как Итачи мог проникать в суть вещей.

Но, при всей своей возвышенной натуре, Итачи иногда задумывался и о вещах куда более приземленных. Он смотрел на людей, на чужие семьи, чужих детей…

Я мог бы стать отцом, думал он с трепетом.

Феномен жизни потряс его до глубины души еще в тот момент, когда он увидел новорожденного Саске. Мысль о том, что он сам мог бы стать причиной подобного чуда, вдохновляла и смущала Итачи, но он знал, что ни с кем никогда не будет настолько близок, как с Изуми, а значит и шанса стать родителем у него нет ни малейшего.

В дешевых гостиницах, где они останавливались с Кисаме, ему иногда навязывались девушки не самого благородного происхождения и не самых строгих правил, хоть и весьма привлекательные. Но даже одного прикосновения, одного их похотливого взгляда было достаточно, чтобы в памяти ожило лицо Изуми. Наивное доверие, с которым она подалась ему навстречу, когда он сжимал за спиной теплую рукоять куная, — эти воспоминания пробуждали вялое чувство вины, дремлющее на дне души, и Итачи безжалостно отталкивал каждую девушку, которая проявляла к нему интерес.

Он никогда не понимал, чем мог понравиться Изуми, в нем ведь не было ничего особенного. Как и в самой Изуми. На свете жило множество таких же добрых и чистых девушек, но душа Итачи тянулась всегда только к одной, и не потому, что Изуми обладала неземной красотой или какими-то редкими качествами. Просто ей, как и Шисуи, в то время, когда он был еще юн и впечатлителен, удалось найти к нему подход. Сейчас же никаких подходов не осталось. Итачи больше не был ребенком, он вырос и стал настоящим шиноби.

Наблюдая за мирным копошением людей все эти годы, он перестал так остро жалеть о своем решении отказаться от личного счастья во имя всеобщего блага. Беспечно прожигать время, наслаждаясь семейным покоем, в то время, как мир горел в огне, Итачи бы никогда не смог. Он не был создан для такой жизни, не умел жить для себя. Даже если и был шанс не приносить себя в жертву, а пойти на поводу у этой девочки и не отказываться от права на нормальную человеческую жизнь, Итачи уничтожил его в тот момент, когда убил Изуми.

Голос напарника отвлек его от размышлений.

— Доберемся к вечеру, Итачи-сан?

— Нет.

Коноха была уже близко. Они с Кисаме направлялись в Лист по приказу организации: им нужно было найти Кьюби. Но у Итачи были и свои дела в родной деревне. Недавно он узнал о смерти Третьего, поэтому главной целью визита в Коноху было напомнить старейшинам и Данзо об уговоре. Итачи должен был убедиться, что после смерти Хирузена его близкие будут в безопасности.

Человек, уничтоживший собственный клан, хладнокровный убийца, лишивший жизни родителей и любимую девушку. Парадоксально, но он как никто другой понимал, что жизнь была бесценным даром и очень хрупким. Он помнил маленького Саске, крошечный комочек жизни, вздрагивающий от малейшего прикосновения, словно пламя свечи. Достаточно было лишь слабого дыхания, чтобы огонь его жизни погас навсегда, и мысль об этом не давала Итачи покоя.

Именно поэтому он хотел, чтобы глупый маленький брат стал сильнее. Из слабого огонька превратился в лесной пожар, который от дуновения ветра не гаснет, а напротив разгорается еще сильнее.

Чтобы и мысли ни у кого не возникало попробовать погасить его.

Чтобы его нельзя было погасить.

****

Инаугурация должна была состояться на следующий день, и Шисуи немного волновался. Разговор с Сарадой все еще не давал ему покоя. Мысль о том, что в ее старом будущем для него словно не было места, немало напрягала.

Неужели я все-таки погиб?

От этой идеи ему становилось не по себе.

Остается только надеяться на то, что девочка своей возней все изменила. Хах… Она так переживает из-за этого, тогда как я, наоборот, надеюсь.

Золотое закатное солнце освещало большой заброшенный храм, украшенный огромной статуей многорукого бога с уродливым лицом.

Шисуи был удивлен, что Данзо позволил Совету избрать его Пятым. Он знал, как лидер Корня ненавидит Учиха, и смириться с решением большинства для него наверняка было очень тяжело. Данзо назначил ему встречу у храма, и Шисуи терялся в догадках, что старику понадобилось от него.

Он щурился, разглядывая статуи, покрытые сетью неглубоких трещин, и прислушивался к звукам леса. Четко сфокусироваться на лице страшного бога все еще не получалось. После использования Мангеке глаза восстанавливались как-то уж слишком долго и Шисуи начал переживать, восстановятся ли они вообще.

В кустах послышался тихий шорох. К храму медленно ковылял Данзо.

— Зачем вы звали меня, Данзо-сама?

— Есть разговор, — глухо ответил старик.

Он подошел ближе, оперся обеими руками на палку и уставился на Шисуи единственным глазом. Его лицо рассекали глубокие морщины, на подбородке красовался крестообразный шрам, и Данзо скорее походил на старую развалину, чем на шиноби. Однако Шисуи подозревал, что внешняя хрупкость его обманчива.

— Ты должен отказаться от титула Годайме Хокаге, — безапелляционно объявил Данзо.

Шисуи непонимающе скривился. Этот разговор не понравился ему с самых первых секунд.

— Что?

— Я не позволю тебе погубить Лист.

— Данзо-сама… О чем вы говорите?

Данзо продолжал спокойно и немного ехидно:

— Ты подготовил себе хорошую почву, тебя все поддержали. Но твой шаринган не обманет меня. Видишь ли, я опасаюсь, что ты не будешь использовать свою силу во благо Конохи. Откажись от поста Хокаге этим же вечером.

Шисуи недобро нахмурился.

— Ни за что.

Он напряг все свое чутье. Чертов старик что-то замышлял, стоило быть начеку.

— Это твое окончательное решение? — сухо осведомился Данзо.

— Вы мне угрожаете?

Данзо промолчал в ответ. Шисуи терпеливо ждал.

Что он задумал? Будет шантажировать меня Саске и Сарадой? Неужели он не понимает, чем эти игры закончатся для Листа?

— Значит, ты не отступишься, — произнес Данзо. — Что ж…

— Мне надоело слушать этот бред, — гневно ответил Шисуи.

Он обошел Данзо. Мужчина не попытался его остановить ни жестом, ни словом. Так и стоял возле храма, не шевелясь. Шисуи оставил его одного и скрылся в лесу.

****

После разговора с Данзо на душе остался неприятный осадок. Эти дурацкие обвинения и угрозы. Шисуи чувствовал, что чертов старик так просто не успокоится.

Деревня Скрытого Листа была одной большой семьей. Такой видели ее все Хокаге. Кланы Конохи заключили нерушимый союз, чтобы вместе преодолевать невзгоды, защищать своих близких и свои земли, и сила их была в единстве. Шисуи привык, что враг находится по другую сторону баррикад, потому ему было очень трудно во времена, когда клан планировал переворот. Раскол между тем, что должно быть едино, не укладывался в его систему видения мира. Он не мог выбирать между кланом и деревней, потому что клан был частью деревни. Если кто-то из земляков отбивался от стаи, Шисуи прилагал все силы, чтобы вернуть его обратно. Это Итачи мог отключить свои человеческие чувства и безжалостно отсечь то, что угрожало покою деревни. Итачи, но не Шисуи.

Шисуи чувствовал угрозу со стороны Данзо, но до конца не представлял, что ему с ним делать. Уничтожить мужчину и его подчиненных физически – так, как когда-то пытался поступить с ним сам Данзо, Шисуи не мог. Это противоречило его принципам, и Шисуи ни за что бы не решился на такой шаг. К тому же, на пороге карьеры Хокаге, все это могла быть хорошо спланированная провокация, и в итоге вместо кресла в Резиденции его ждала бы тюремная камера.

Идеальным решением было бы применить к старику Котоамацуками, но техника еще не восстановилась, так что Шисуи размышлял над другими видами гендзюцу. Пусть не настолько надежными, но подобными. Он даже готов был разработать новое, однако для этого следовало подождать, пока восстановятся глаза.

А ждать было нельзя.

После беседы с Данзо Шисуи пришел к выводу, что старик приложит все усилия, чтобы не позволить ему стать Пятым Хокаге. Но каким образом? Убьет его? Захватит в заложники Саске или Сараду? Просто подставит?

Шисуи знал, что Данзо никогда не действовал напрямую. Он предпочитал таскать каштаны из огня чужими руками и отсекал все ведущие к нему нити. Люди сведущие подозревали Данзо, но фактически никаких доказательств никогда не было. Тогда, после миссии на границе, все пытались обставить как нападение Анбу Тумана. Сейчас же Шисуи был на пике, люди знали, насколько он силен. Его избрали Пятым Хокаге, и приписать его внезапную гибель случайности никак бы не вышло, потому что возник бы резонный вопрос: кто способен на такое и, главное, у кого был мотив?

Шикаку рассказал ему про заседание совета, и Шисуи полагал, что открыто нападать на него Данзо не станет.

«После совета все ведь первым делом подумают на тебя, Данзо. Тебе невыгодно устранять меня, — размышлял он. — Но никто не мешает тебе тайно меня шантажировать...»

Неопределенность тревожила Шисуи. Он был уверен в своих силах. На поле боя с реальным врагом ему не было равных, однако ожидать удара в спину на территории своего дома было невыносимо. Чтобы победить в такой тайной политической войне, нужно было действовать беспринципно, бить Данзо его же оружием.

Может, это и правильно. Шиноби не должен избегать любых эффективных методов для достижения своей цели.

Но Шисуи скорее был готов признать, что он не состоялся как шиноби, чем опуститься до такого. Он ступил на чужую территорию, где игра велась совсем по другим правилам, и чувствовал себя слепым. Отказываться от кресла Хокаге Шисуи не собирался и дал ясно понять это Данзо. Время поджимало, а он не имел понятия, что ему делать, и начинал понемногу паниковать, хоть ему это и было несвойственно.

— Я дома!

Квартира ответила ему тишиной. Шисуи защелкнул замок и скинул сандалии. Он заметил в прихожей обувь Саске, покачал головой, пересек гостиную и заглянул в крайнюю комнату. Мальчишка лежал на кровати на боку и будто бы дремал, но очень чутко. Услышав, как открылась дверь его комнаты, Саске проснулся и обернулся.

— Как прошла тренировка?

— Как обычно, — буркнул Саске. — Чего ты не пошел с нами?

— У меня были дела. Где Сарада?

— Мне какое дело?

Шисуи устало закатил глаза.

— Не знаю, — снизошел Саске. — Она ушла сразу после тренировки. Не сказала куда.

— Вот как.

Не нравится мне все это.

Шисуи вышел в гостиную и хотел было закрыть за собой дверь, но вдруг услышал скрежет. Он насторожился и шагнул обратно в комнату. Саске напрягся и с тревогой поглядывал в сторону балкона — тоже слышал. Шисуи подошел к окну, раздвинул шторы и увидел, как по балкону прохаживается хромающий ворон. Он напряг глаза, всматриваясь в нечеткий силуэт. Это был не его ворон и не просто случайная птица, посланная Сарадой.

Черт, узнаю эту походку. Это же Дайса.

Шисуи отодвинул створку двери и вышел босиком на балкон. Хромой ворон отпрянул, наклонил голову и уставился на него черными глазами.

— Твоя птица? — недовольно спросил Саске.

Он был немного встревожен. Слишком уж резко и поспешно Шисуи выскочил на балкон.

— Да. Все нормально.

Шисуи присел на корточки и выпятил локоть, показывая Дайсе, что можно сесть ему на руку. Но ворон пугливо отпрянул.

— Тш-ш… Давай-ка. Иди ко мне.

— Как-то он не очень тебе доверяет. Он точно не твой. Стоп, я где-то видел эту птицу, — прищурился Саске.

Этого еще не хватало.

— Это посланник Сарады, — соврал Шисуи, не моргнув и глазом. — Ну-ка, давай-ка сюда.

Дайса каркнул, взмахнул крыльями и таки вспорхнул ему на руку. Шисуи осмотрел его лапку и снял тонкую трубочку бумаги. Он попытался развернуть послание двумя пальцами, но ворон неожиданно цапнул его за ухо ни с того ни с сего.

— Ах ты ж, пад… кхм…

Шисуи терпеливо выдохнул и попытался стряхнуть кусачую птицу с руки, но ворон прочно вцепился когтями и улетать не хотел.

Черт. Сколько лет прошло, а у него привычки все не меняются. Никакого воспитания.

Стряхнув хамовитого ворона с руки, он развернул послание и прищурился. С таким зрением читать мелкий шрифт было особенно трудно.

«Я вернулся. Буду ждать на том же месте».

Дайса сердито каркнул напоследок и упорхнул прочь.

****

Сарада сидела на замшелом камне и смотрела на водопад. Здесь и правда было красиво. Почему-то после ежедневной тренировки с отцом она решила отправиться именно сюда.

Со дня похорон Третьего над Конохой часто бродили тучи, но привычная летняя жара понемногу отвоевывала свои права у внезапного сезона дождей. Возле водопада же было свежо и спокойно. Голые руки и ноги обволакивала вечерняя прохлада, а шум падающей воды приводил в порядок спутанные мысли. Здесь не было людей и нельзя было встретить знакомых.

Не удивительно, что они любили здесь встречаться.

Сараде казалось, что и трава, и этот камень, и скалистый край обрыва хранят память обо всем, что происходило здесь годы назад. Счастливое детство дяди и Шисуи, их доверительные беседы, мечты. И Сараде становилось горько оттого, что все закончилось именно так: сумасшествием Итачи, гибелью клана, расколом между лучшими друзьями…

Ей просто не верилось, что Шисуи станет Пятым Хокаге. История явно свернула со своего привычного пути, и Сарада никак не могла решить: радоваться ей или же, наоборот.

Если Цунаде-сама не вернется в деревню, кто будет обучать маму?

Из головы все никак не лез их разговор с Шисуи. Его взволнованный голос пробрал Сараду до мурашек.

«Ты знаешь, когда я должен умереть. Ведь правда?»

Он всегда был таким спокойным и уверенным. Иногда веселым, иногда серьезным. Неужели все это время рядом с ней он думал о том, что она знает, когда он умрет? Знает вплоть до точной даты и молчит.

Осуждал меня за это? Или наоборот считал, что я права? Сам же решился спросить только сейчас…

Она так хотела, чтобы будущее не менялось. Просто живая мама, а все остальное пускай бы оставалось по-прежнему: друзья, исход Четвертой Мировой… Но после того разговора здесь же, у обрыва, Сарада с горечью поняла, что и прежний вариант будущего с живой мамой ее не устроит.

Мир без Шисуи… Я не хочу представлять себе мир без Шисуи.

Как было бы прекрасно, если бы в новом будущем все было, как и в старом: друзья, родители, Нанадайме, но еще и живой Шисуи. Сараде казалось, так и должен выглядеть рай. Однако глупо было надеяться на то, что все сложится именно так, как хочется ей, Сараде. Вселенная вряд ли в своем течении вдохновлялась мечтами наследницы павшего клана.

****

«Наше место, наше место», — повторял сам себе Шисуи, перепрыгивая с ветки на ветку.

Его все еще не покидало дурное предчувствие, поселившееся в душе после разговора с Данзо. Он опасался, что и Саске, и Сарада теперь могут быть в опасности. Мало ли, что взбредет в голову хитрому старику? Было бы неплохо, если бы Сарада тоже оказалась у обрыва. Как раз бы забрал ее домой от греха подальше.

Вот только, если они на обрыве пересекутся с Итачи...

Шисуи уже был и не рад, что открыл Сараде это тайное место. Мог ли он рассчитывать, что Итачи снова когда-нибудь назначит встречу там же, на обрыве? Сейчас Шисуи бывшему другу уже совсем не доверял, однако интуиция подсказывала ему, что со стороны Итачи девочке ничего не грозит, а значит, их потенциальная встреча становится все более любопытной.

Если только Сарада действительно там.

Шисуи давно не видел ни Итачи, ни Дайсу и понятия не имел, что могло понадобиться отцеубийце в Конохе. Просто хотел убедиться, что Саске в порядке? Но к чему для этого назначать личную встречу?

Шисуи продолжал перемещаться с ветки на ветку, а инстинкты шиноби все больше обострялись с каждым прыжком. Сердце охватила тревога, и Шисуи принял решение остановиться и осмотреться. Он спрыгнул с дерева на землю и активировал шаринган, но глаза обожгло страшной болью.

Ч-черт. Все еще не восстановились.

От боли и напряжения выступили слезы, но Шисуи стерпел. Оглядев окрестности, он неожиданно заметил в кустах несколько очагов чакры. Нет, не просто несколько. Больше десятка. На разной дистанции, кто-то ближе, кто-то дальше. И все пытались максимально скрыть свою чакру.

По спине пробежал холодок.

Засада? Неужели Корень?

Как же не вовремя. С такими глазами он не сможет сражаться в полную силу.

Хотя Корень — не Орочимару. Справлюсь и так, конечно, но все-таки лучше не рисковать.

Шисуи решил отступить.

Он попытался сделать шаг назад, однако тело почему-то не подчинилось. Ноги будто приросли к земле.

Техника? Но я ничего не чувствовал. Когда?

Из зарослей выступил мужчина с забинтованным лицом.

— Данзо, — сцепив зубы, выдавил Шисуи.

Течение чакры в теле как-то резко сократилось и сбилось. Глаза обожгло изнутри болью, и шаринган деактивировался. Красный лес стал обычным.

Лидер Корня неспешно ковылял, подбираясь все ближе и ближе, и остановился всего в нескольких шагах.

— Я сделал тебе хорошее предложение. Ты отказался.

Шисуи вновь попробовал шевельнуться, но, как и в прошлый раз, ничего не получилось. Данзо бесстрастно наблюдал за его тщетными потугами сдвинуться с места.

— Ч-что вы сделали?

Шисуи вспотел. Он не понимал, что происходит, но подсознательно чувствовал, что добром дело не кончится. Ветер скользнул под свободную футболку и остудил влажную спину. По мокрой коже вместе со сквозняком воздуха полз липкий страх. Шисуи, с трудом выжав из себя чакру, послал ее в глаза и оживил шаринган.

Дьявольщина. Даже обычный шаринган вызывает дикую боль, а Мангеке… Как ни пытаюсь его активировать, чувствую только боль, и ничего больше. И чакры не хватает… Черт! Почему я не могу нормально формировать чакру?