132
— Это основной: кличка «Сумрак» — редкий отморозок, его ко мне.А этого не трогать: кличка «Шаман» — наш активист. © Каникулы строгого режима
Цунаде обхватила ладонями стакан с горячим чаем.
— Итак, вы ничего не узнали.
— Он все еще нестабилен, Цунаде, — сказала Кохару. — Говорил с нами пару минут и снова потерял сознание. Медики сказали, ему нужно время.
— Время… Есть ли у нас это время?
— Пока он без сознания, он все равно не может говорить.
— И что же он сказал за эти пару минут?
— Сараду придется отпустить, Цунаде.
Она стукнула кулаком по столу. Чай расплескался желтыми пятнами на документы.
— Умирающий отступник будет диктовать мне, что делать? Вы должны были выяснить информацию об «Акацуки»!
— И выясним. Дай нам время. Но до того, как он снова придет в себя, отпусти девочку. Если ей причинят вред… у нас будут проблемы.
— Да вас совсем маразм старческий разбил? Его жизнь в наших руках. Он может сколько угодно ставить условия, но…
— Цунаде. Это не тот случай, когда жизнь или смерть человека что-то решает, — сказала Кохару. — Данзо положил глаз на этого мальчика, когда он только окончил академию. Это о чем-то говорит. Итачи продумывает все наперед. Если ты считаешь, что с его гибелью все закончится, ты ошибаешься. Все только начнется.
От слов старейшин Цунаде стало не по себе. Она уже давно жила на свете. Представить, что двадцатилетний парень мог наплести невидимых сетей, в которых уже запуталась Коноха и все они, ей было сложно, но старики в это искренне верили, а они жили на свете еще дольше нее.
— Да кто он такой? И какого черта его заботит Сарада? Он же сам уничтожил весь свой клан!
Старейшины нервно переглянулись.
Цунаде нервно забарабанила ногтями по столу. Эта парочка ископаемых что-то скрывала, и их гляделки доводили Хокаге до белого каления.
— Я не стану никого отпускать и никого амнистировать просто потому, что так захотел отступник Учиха. Коноха не будет принимать условия террористов. Я все еще Хокаге. И как Хокаге я не стану подвергать опасности деревню, выпуская на волю девчонку Учиха, которая может угрожать Конохе! Более того… Мне осточертели ваши секреты! И меня все больше привлекает соблазн отдать Иноичи не Итачи, а вас! Вы говорите, ему нельзя знать. Но, думаю, мы с ним договоримся. И лучше, чем с вами, черт побери!
Старейшины вздрогнули. На их лицах читалась паника. Все шло не по плану, не так, как они задумали, и их замешательство доставляло Цунаде удовольствие.
— Цунаде, — упавшим голосом сказала Кохару. — Пусть Анбу уйдут.
Годайме нахмурилась и коротко кивнула.
— Ты же не хочешь… — взволновано сказал Хомура.
Кохару с необычной для старухи ловкостью сложила печати и ударила ладонью в пол. Под мерный звон ее прически пол, стены и потолок кабинета затянуло рисунками фуиндзюцу.
«Вот уж не думала, что эти развалюхи еще на что-то способны», — подумала Цунаде.
Кохару установила барьер. Она не хотела, чтобы информация вышла за пределы кабинета.
— Не смей… — Хомура схватил ее за руку.
Кохару качнула головой в знак протеста.
— У нас нет выбора. Принцесса, эта информация может стать угрозой твоей жизни.
Цунаде нахмурилась еще больше.
— Нашли чем пугать. О чем речь?
— Учиха Итачи примкнул к «Акацуки» не просто так, Цунаде. Это была его последняя миссия.
— Что?
— Учиха Итачи — наш агент, — терпеливо пояснила Кохару. — Он внедрился в организацию, чтобы добыть информацию и защитить Коноху изнутри «Акацуки».
— Что за… Он отступник. Убийца. Какая миссия?!
— Это правда, Цунаде.
На сердце стало пусто и холодно.
— Он уничтожил весь свой клан, он…
— Это тоже была миссия. Предпоследняя.
— Что вы городите?..
— Учиха готовили мятеж. Мы так и не смогли решить проблему мирным путем. Итачи уничтожил Учиха, чтобы Лист избежал гражданской войны. В живых остались только Саске и Сарада. Это было его условием.
Цунаде показалось, ее опустили в какой-то темный погреб, о котором она все это время не подозревала. В дыру, полную дерьма и крыс, подгрызающих трупы давным-давно пропавших без вести товарищей. И в придачу отобрали лестницу, чтобы она уж точно не вылезла.
— Как Сандайме…
— Он не отдавал приказа. Это было решение Итачи. Скорее всего, не добровольное. В те времена на него сильно влиял Данзо, а Данзо желал гибели Учиха и принимал очень активное участие в жизни юного Итачи.
— Да что вы… Он пытался захватить Кьюби. Он убил Шисуи… — ошарашенно бормотала Цунаде, вспоминая все грехи отловленного отступника.
— Если бы хотел захватить, так просто бы не отступился. Не думай, что его остановил Джирайя. Сразись они — еще не ясно, кто бы вышел из их схватки победителем. И Цунаде… Итачи не убивал Шисуи. Шисуи убил Данзо. Он не мог позволить выходцу из клана Учиха стать Хокаге. А Итачи убил Данзо в отместку за Шисуи.
— И вы все это время молчали?! — рявкнула Цунаде, вскакивая со стула.
Старейшины испуганно отпрянули.
— Эта информация была известна троим, — торопливо сказала Кохару. — Нам и Итачи. Теперь четверым — еще и тебе. Ни одна живая душа об этом более не знает. Прошлое Итачи неоднозначно. Наследникам Учиха нельзя о нем знать. Представь, что будет, если станет известно, что уничтожение клана было выгодно Листу? Что будет, если станет известно, что Шисуи убил не Итачи, а Данзо? Как отреагируют кланы? Как отреагируют дети Учиха? Для Конохи это станет катастрофой. Данзо — один из людей, стоявших при власти во времена Третьего. Если такая тень падет на него, она распространится и на нас. И на Хирузена. И на тебя. Ты — ученица Хирузена и главное звено нынешней власти. Не отвертишься, Цунаде. Нельзя выносить нашу тьму на всеобщее обозрение. Коноха должна оставаться стабильной и спокойной в своей слепоте.
— Проклятье…
— Теперь ты понимаешь, почему Итачи нельзя отдавать в отдел ментальных допросов? Иноичи и другие… им нельзя знать. Тайны, которые он хранит, порочат не его, а Скрытый Лист. Его память может посеять смуту. И в то же время Итачи способен добровольно предоставить нам информацию, которую он добыл во времена своей работы под прикрытием.
Цунаде молчала, тупо глядя на символы на документах. Она все до конца не могла поверить в то, что говорили ей старейшины.
— Мы храним верность давним условиям во имя покоя Листа. Отпусти девочку, Цунаде, — поставила точку в разговоре старуха.
****
Осколки памяти Сарады сводили Иноичи с ума. Он все больше склонялся к тому, что никаких реальных воспоминаний из девочки вытянуть все-таки нельзя было. Скорее всего, это была какая-то очередная ловушка. И тем не менее он продолжал рыться в поисках осколков.
В более-менее различимых мгновениях ему виделась Коноха. Другая Коноха. Более яркая и людная, оживленная. Высокие дома над скалой Хокаге. Монумент с шестью лицами… Иногда с семью. Впрочем, уловить, чьи лица были после лика Годайме, не удавалось. Моменты слишком быстро гасли и растворялись в хаосе красок.
Светлая кухня, шум воды и грохот посуды в раковине. Картинка снова стабилизировалась. Он увидел лицо красивой молодой женщины с ромбом на лбу, совсем как у Пятой. Зеленые глаза, длинные розовые волосы, небрежно перехваченные в хвост. Румянец на щеках.
Она выглядит совсем как… Сакура… Что за…
«Думаю, ты и сама поймешь, когда увидишь своего отца», — пообещала женщина и тепло улыбнулась.
— Иноичи! — окликнул его голос Годайме.
Он с сожалением отпустил гаснущий момент и вернулся к реальности.
Цокая каблуками по бетонному полу, в зал вошла Пятая. За ней следом семенили старейшины.
— Как успехи?
Иноичи посмотрел в пол и осторожно взглянул в лицо Годайме. Отметил, что сходство с ее ромбом на лбу «взрослой Сакуры» поразительно.
— Я так и не смог взломать защиту. Память перемешалась. Судя по всему, ее возможно восстановить, но нужно знать ключ. А ключ известен только тому, кто установил защиту.
— Дьявол… Не удалось выяснить совсем ничего?
Иноичи засомневался.
— Я находил небольшие осколки, которые сохранили целостность. Странные образы. Все перемешалось, и место реальных воспоминаний, скорее всего, заняли фантазии, сны… Не могу сказать ничего конкретного.
Годайме цыкнула.
— Ладно. Сворачивайте. Пришлешь рапорт.
****
Наруто с Сакурой прошли в вестибюль и остановились на входе. Дальше дежурный в бандане с протектором не пустил их.
Наруто тяжело дышал и пытался унять частое сердцебиение. Он был слишком взволнован. Они с Сарадой встретятся. Спустя столько лет наконец нормально встретятся. Он рисовал себе эту встречу сотни раз, и чем ближе становилась реальная встреча, тем больший страх охватывал Наруто.
Что, если она обо всем забыла? Или не забыла, но… Это же Сарада. Она и в двенадцать лет была строже Ируки-сенсея. А сейчас?.. Какой она стала сейчас?
Он видел ее мельком в воспоминаниях клона, которого разрубил мечом зубастый спутник Саске. Наруто хватался за этот огрызок памяти, но чем больше вспоминал, тем больше образ Сарады размывался.
Прошла вечность, прежде чем из-за угла коридора показался страшный мужик, тот самый, который руководил первым этапом их экзамена на чунина. Наруто благополучно запамятовал его имя. За руку бывший экзаменатор вел… Сараду.
Мысль, что его подруга была наедине с таким неприятным человеком, разозлила Наруто.
Почему баа-чан это делает? Сарада — нам не враг!
Он тут же вспомнил Саске и сцепил зубы. На возмущенное мысленное восклицание каждый раз находился очевидный ответ.
Наруто жадно впился взглядом в Сараду и сравнивал ее с той девушкой, образ которой лелеял все это время в воображении.
Он сразу понял, что с ней что-то не так. Сарада ступала как-то неуверенно, будто боялась, что пол под ней в любой момент провалится. Шарила взглядом по стенам и потолку, озиралась вокруг с ненормальным любопытством, словно впервые в жизни видела людей и коридоры, и стены, и белые лампы на потолке…
Наруто заволновался и одновременно разозлился. Он представил, что могли делать с Сарадой, если довели ее до такого состояния, и ему захотелось вломиться к баа-чан в кабинет и наорать на нее так, как он давеча наорал на отца.
Никто не имел права обижать его друзей. И ладно еще Орочимару, «Акацуки», Учиха Итачи… Мадара. Они были преступниками. От них иного ожидать и не следовало. Но не от своих же друзей в стенах Конохи!
Оптимизм Наруто снова стал подгрызать червячок сомнений.
Друзья… Такие же «друзья» когда-то убили Гаару.
Экзаменатор подвел Сараду к той невидимой границе, за которую их не пускал дежурный, и протянул ее безвольную руку за запястье им с Сакурой.
— Принимайте. Теперь она на вашем попечении.
Сарада вела себя как новорожденный ребенок в теле взрослого. Наруто ловил ее невменяемый взгляд и чувствовал, что вместе с разочарованием с привкусом горечи его начинает охватывать панический трепет.
Сакура взяла Сараду за руку. Она реагировала и справлялась с ситуацией куда быстрее, чем он. У медиков были крепкие нервы, и Сакуре явно было не впервой сталкиваться с жестокой правдой жизни и принимать ее. Но вот Наруто медиком не был.
Она не узнала меня. И Сакуру-чан. Она… она не Сарада.
Наруто невольно попятился, не отрывая от нее взгляда.
— Что сделали с Сарадой?
Он удивился шелесту своего голоса.
Думал, сорвется на крик, но слова прозвучали поразительно тихо.
— Ментальная блокада, — буднично ответил бывший экзаменатор. — При попытке вторжения в сознание сработал защитный механизм и память перемешалась.
У Наруто перехватило дыхание. Он не до конца понимал, что он только что услышал, но услышал он явно что-то чудовищное.
— Она придет в себя? — спросила Сакура.
Мужик пожал могучими плечами.
— Возможно. Если случайно наткнется на ключ.
— Ключ?
— Эксперты сказали, у ментальной блокады тройная степень защиты. Три ключа. Если Учиха столкнется с ключами, память может вернуться. Вы неплохо ее знаете. Можете попытаться подобрать ключи. Правда, если учесть троичную систему блокады, шансы… невелики.
Шок Наруто за долю секунды обернулся отчаянием. Отчаяние превратилось в злость.
— Тэмме… Какого черта вы с ней сделали?!
****
Челюсть ныла. Наруто прикасался пальцами к подбородку и тут же отдергивал их обратно. Было больно. Сакура молча вела Сараду за руку домой, и любимая девушка все больше напоминала Наруто ребенка с глубокой умственной отсталостью. От этого становилось противно и снова просыпалась злоба, а за ней начинал ныть ушибленный подбородок, словно напоминание: никого твои истерики не впечатлят; мы свое дело сделали, если тебе непременно нужна девушка с памятью — разбирайся с этим сам.
Они подошли к парадному. Сакура начала подниматься по ступенькам, но Сарада за ней не пошла. Она остановилась перед первой ступенькой и даже не пыталась занести ногу.
— Сарада, ты не помнишь, как подниматься по лестнице? — с заботливым терпением спросила Сакура, словно вела не взрослую подругу, сошедшую с ума, а своего маленького ребенка.
Она все равно не понимает тебя. Какая разница, спрашиваешь ты с заботой или нет, Сакура-чан?
Сарада продолжала стоять у первой ступеньки, не делая попыток последовать за своей временной «мамочкой», а Наруто с каждой секундой терял терпение. В конце концов он не выдержал и бесцеремонно подхватил Сараду на руки.
От ее близости и тепла руки задрожали. Черные глаза уставились на него с необъяснимым выражением. Не с испугом, не с интересом… Это был какой-то безумный коктейль всего, и разделить его на фракции Наруто не смог бы при всем желании. Он смотрел в лицо Сарады, изучал взглядом каждую мелочь, каждую черту и почти ненавидел это безумное существо, которое заняло тело его любимой девушки.
Наруто тут же одернул себя.
Она ведь не виновата в этом. С ней это сделали.
Убеждал себя и не мог убедить. Разочарование, боль и злость требовали выхода и неосознанно устремлялись на потерянное безумное существо, прибравшее к рукам тело его Сарады.
Это было похоже на жестокую насмешку. Столько лет мечтать об этом дне, ждать, пытаться вырваться из Листа, чтобы отправиться на ее поиски, наконец отыскать и…
— Лучше бы мы ее не находили.
— Н-наруто… — запинаясь выдавила Сакура. — О чем ты…
— Лучше бы она осталась у Орочимару! — рявкнул Наруто. — Или у «Акацуки»! Или у Мадары! Где угодно! Если бы я знал, что с ней такое сделают дома, не желал бы ее возвращения!
Кажется, он плакал. Сакура, глядя на него, тоже аккуратно утерла слезы у ресниц и улыбнулась спокойной улыбкой.
— Все будет хорошо. Сарада теперь вернулась.
Эта улыбка… Фальшивая улыбка, Сакура-чан.
Он хотел сказать: «Сама-то веришь в свои слова?» Не сказал. Это было бы слишком жестоко, а он на удивление все еще сохранял какое-никакое самообладание
— Открывай дверь, — буркнул он уже тише. — У меня руки заняты.
Руки дрожали, и от долгого стояния на одном месте с такой ношей мышцы стали болеть.
Сакура вошла в подъезд, быстро взбежала по лестнице на этаж. Наруто двинулся за ней. Он внес Сараду в квартиру и бережно опустил на диван. Сакура присела на колени и помогла ей разуться.
Наруто отвернулся. Ему казалось, он сходит с ума. Еще пару раз словит этот невменяемый взгляд, не узнающий его, и станет таким же, как и Сарада.
Баа-чан порадуется. От нас с Сарадой сразу же станет меньше проблем.
Тонкая струна его самообладания натянулась до предела, и Наруто понял, что проведи он еще хоть минуту в этом месте, она обязательно порвется. Тогда он совершит какую-то чудовищную глупость, о которой будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Сакура-чан… Я пойду. Мне нужно…
Он попятился, путаясь в своих же ногах.
Теперь дрожали не только руки. Все тело исходило нервной дрожью. Паническая атака нарастала. Бросать Сакуру одну было неправильно, но он сейчас не мог об этом думать. Он вылетел из квартиры, скатился по лестнице, перескакивая половину ступеней за прыжок, очутился на улице и понесся куда глаза глядят.
Это было страшно: видеть любимого человека перед собой во плоти живого и в то же время не его.
Это не Сарада. Сарада… ее нет. Снова нет.
****
Наруто не зажигал в квартире свет. В темноте было хорошо. Ему казалось, что его просто не существует. Во мраке было проще отказаться от себя, от своих мечтаний и стремлений. И боль растворялась.
За окном виднелись огни чужих окон. Чужая жизнь. Люди продолжали суетиться, любить и ненавидеть. Мадара угрожал миру шиноби, «Акацуки» собирали биджу, Анбу охраняли единственного джинчурики Скрытого Листа, Цунаде баа-чан обсуждала со своими советниками будущие политические стратегии, но Наруто было все равно. Его это не касалось. Он словно сделал шаг назад и оказался за чертой, где людские тревоги не имели значения.
За чертой было пусто.
Щелкнуть выключателем, и все вернулось бы. Мир снова стал бы настоящим: его квартира, мебель… Все эти мелочи — жирные пятна на скатерти, блики на посуде, отражения в оконном стекле. Реальность с приевшимся вкусом рамена быстрого приготовления.
Он в темноте зажег газ на плите и поставил на нее чайник. Сидел и тупо глядел на танцующие голубые огоньки.
Каково быть не человеком, а огнем?
Дурацкая мысль, но он провалился в нее без остатка.