Не надо, папа!

Глава 19. Решение Хирузена

19

Тренировки с Изуми естественным образом прекратились. С той встречи на детской площадке они не разговаривали. Сарада тренировалась одна: работала над своей выносливостью, все еще безуспешно пыталась освоить дядину технику Замены Тела, иногда ей даже удавалось зацепить и увлечь на полигон самого Итачи, хотя с каждой неделей он все больше пропадал на миссиях.

Бестактный вопрос Изуми и внезапное одиночество вынудили Сараду пересмотреть свои взгляды на мир. Она полагала, что они с Изуми подруги, но, как оказалось, влюбленная девушка в приступе ревности имеет свойство превращаться в змею, и от былой дружбы не остается ни следа.

Дружбы…

А что это — дружба? Сарада никогда не задумывалась о таких вещах. Она считала друзьями одноклассников, Мицуки, Боруто, новое поколение команды ИноШикаЧо, а с недавних пор и Изуми. Но сейчас у нее был перед глазами яркий пример: глядя на Итачи и Шисуи, она впервые увидела, что такое дружба. Два абсолютно разных человека, которые понимали друг друга без слов и мыслили на одной частоте, совсем как ее отец и Нанадайме Хокаге в будущем. Такое простое и затертое слово «друг» явилось Сараде в совершенно новом смысле. Друг — это существо, которому можно сказать, что вот та незнакомая девочка с шаринганом — твоя племянница, и свалилась она в Коноху из далекого будущего. А друг покрутит пальцем у виска, объявит, что ты сошел с ума и тебе надо лечиться, но ни за что не выдаст тебя и не предаст.

Был ли у нее человек, которому она смогла бы довериться так, как Итачи доверял Шисуи? Неожиданно для себя Сарада поняла, что настоящего друга у нее никогда и не было. Она близко общалась с Чоучоу, но с толстушкой они были скорее приятельницами. Боруто в академии она вообще на дух не переносила, они чудом сработались в одной команде и были не друзьями, а… товарищами. Слова, которые словно бы обозначали одно и то же, вдруг раскололись: каждое обретало собственный смысл, и все они были разными. И ни одно не стояло рядом с понятием «друг».

Размышляя о громком обвинении Изуми, видевшей в ней соперницу, Сарада сделала для себя массу новых открытий: мысль о том, что она могла влюбиться в собственного дядю, повергла ее в шок, и она отчаянно стала искать тому доказательства или опровержение.

Любовь бывала разной. Несовершенная человеческая речь не могла передать всего многообразия чувств, она делила любовь на грубые категории: любовь к матери или отцу, любовь к сестре или брату, к родному дяде, к другу или существу противоположного пола…

Но сейчас Сарада стала понимать, что любовь к каждому человеку, сколько бы их ни жило на земле — была особенной, и слов, чтобы описать во всей полноте всякую отдельную любовь, попросту не хватало. Учиха Итачи — удивительный человек, непохожий ни на кого другого. Необщительный гениальный ребенок, источающий опасное обаяние. Чувства к нему нельзя было отнести ни к одному привычному направлению. Сарада любила его не как дядю и не как мальчика. Она любила его как Учиху Итачи.

****

— …составить список участников, маршруты продвижения. Также необходимо определить стратегически важные цели, которые нужно атаковать в первую очередь. На следующем собрании определимся окончательно, на какую дату назначить нашу акцию. До этого момента все согласуйте между собой и постарайтесь не нарываться на деревенских.

Мятеж.

Это было уже далеко не первое собрание, и с каждым разом все становилось только хуже. Прошло уже почти шесть месяцев с ее первого появления в храме Нака и вступления дяди в Анбу, и с тех пор мысль о восстании уже не просто витала в воздухе неуловимой идеей. Ее восприняли всерьез.

Учиха составляли план, продумывали детали, готовились. Сарада все больше убеждалась, что таинственное исчезновение клана связано с грядущей революцией, и, к разочарованию для себя, осознавала, что она бессильна что-либо изменить.

Их было слишком много — людей, желающих развязать гражданскую войну. Целый клан, за исключением ее, Итачи, Шисуи и Изуми. Изуми просто боялась, а Итачи и Шисуи явно пытались как-то помешать восстанию, но ничего от этого не менялось. Попытки дяди выразить свое мнение и вразумить клан оборачивались ненавистью к нему самому. И если никто не слушал дядю, гения клана, старшего сына главы Военной Полиции Листа, то что могла сделать она? Ее не станут слушать тем более.

Дедушка закончил говорить, и братство немного расслабилось. Все решили, что собрание подошло к концу, но вдруг поднялся Яширо.

— Итачи здесь?

Сарада посмотрела на дядю. Тот крепче сжал кулаки, не поднимая головы.

— Итачи! — с раздражением повторил офицер.

— Я здесь.

Он нехотя поднял руку.

— Ты ведь присутствовал на сорвавшихся переговорах со Страной Инея?

Итачи промолчал.

— Отвечай! — рявкнул Яширо.

— Обсуждать при посторонних миссии Анбу — запрещено.

— Ты это серьезно?

Офицер нахмурился.

— Ты зачем вступил в Анбу?

Дядя не отвечал.

— Чтобы получать информацию из центра деревни и передавать ее нам!

— Яширо… — позвал дедушка.

Но подчиненный его проигнорировал.

— Ты уже почти полгода работаешь на Анбу, и что? Хоть раз мы услышали от тебя хоть одну деревенскую тайну?

— Но я ни одной не знаю.

— Ах, да ну. Неужели дело лишь в этом?

— Вы на что намекаете? — дядя поднял лицо, и в его глазах сверкнул мятежный огонек.

Офицер гадко ухмыльнулся. Рядом с ним встал мужчина с длинными черными волосами — Учиха Инаби, тоже один из подчиненных дедушки.

— Ты ведь против нас, не так…

— Довольно! — рявкнул Фугаку.

Все притихли.

— Сейчас не время затевать разборки. Мы должны быть вместе!

Офицеры, колеблясь, опустились на татами.

— Простите, — сухо выдавил Итачи.

Фугаку обвел тяжелым взглядом полумрачный зал.

— В любом случае, все решится на следующем собрании. Запомните: присутствие каждого — обязательно. На этом, пожалуй, все.

Люди стали подниматься. Сарада оглянулась на Итачи. Того уже и след простыл. Она выбралась из подвала, где проходили собрания, выскочила из храма, искала его глазами в толпе, но дядя пропал. Кто-то тронул ее за руку. Сарада обернулась и увидела Изуми.

— Эй… Привет.

— Привет, — растерялась Сарада.

Они не разговаривали уже очень давно.

— Я все хотела… — бывшая подруга замолчала.

Сарада глядела на ее печальное лицо и не чувствовала злости. Тот глупый вопрос Изуми помог ей разобраться в себе и своих чувствах. И сейчас, когда они впервые за столько времени вновь говорили, Сарада поняла, что скучала по своей приятельнице. Так или иначе, с доверием или без, но человеку нужно общение.

— Прости меня, — сколько боли было в ее голосе. — Я давно хотела извиниться перед тобой. Мне не стоило затевать этот разговор. Это… было так глупо.

Неужели все это время она страдала и чувствовала себя виноватой? А ведь со стороны казалось, что ей все равно.

Сарада слабо улыбнулась.

— Я не злюсь на тебя, Изуми.

Изуми подняла на нее полный удивления взгляд. Она не верила своим ушам.

— Правда?

****

Право же, душевные терзания Изуми и ее чувство вины было сейчас последним, что волновало Сараду. После примирения с бывшей подругой она немного успокоилась, но в сознании пульсировала навязчивая мысль: «Итачи. Мне нужно поговорить с Итачи».

Сарада вернулась домой и первым делом заглянула в комнату дяди и папы. Папа уже спал, а Итачи так и не вернулся с собрания. Она ушла к себе в комнату и стала ждать; изо всех сил старалась не заснуть, даже начала читать какую-то книгу об истории ниндзюцу, чтобы скоротать время, но ее клонило в сон. А дяди все не было.

Итачи возвратился только в начале третьего ночи. Сарада как раз задремала и проснулась, ощутив неожиданный всплеск чакры. Отбросив книгу, она вылетела в коридор и едва не столкнулась с дядей, который как раз проходил мимо ее комнаты.

— Иди сюда.

Она схватила его за руку и заволокла к себе.

— Тебе чего? — недовольно спросил Итачи, когда бумажная дверь за его спиной закрылась.

За последнее время у него неожиданно изменился голос: из мальчишеского стал низким, взрослым, и Итачи очень быстро с ним освоился. Кроме того, он подрос. Линии под глазами, идущие от переносицы к щекам, увеличились еще больше, придавая его лицу немного старческий и болезненный вид.

— Надо поговорить.

— Сейчас?

— А когда? Ты целыми днями пропадаешь на миссиях.

Итачи вздохнул, загоняя раздражение куда-то вглубь своего существа, и устало спросил:

— О чем ты хотела поговорить?

— О… о собрании.

Дядя напрягся. Наверняка он уже наговорился об этом с Шисуи. Где бы еще он пропадал полночи? А теперь надоедливая племянница.

— Их нужно остановить, ты понимаешь? — набросилась Сарада громким шепотом.

— Тиш-ше, — прошипел он.

— Я знаю, что ты сказал мне не вмешиваться, — продолжила она уже спокойнее. — Но они совершают ошибку! Я не хочу потерять семью, которую только-только…

— Сарада, — перебил Итачи. — Что ты предлагаешь?

Она поникла.

— Я не знаю.

— То-то и оно. Я помню, что говорил. Если ты не заметила, несмотря на мой запрет для тебя, мы с Шисуи делаем то, что должны — пытаемся прекратить это безумие. Но все без толку, — с мукой в голосе произнес Итачи.

Он замолчал, и Сарада не знала, что ему ответить.

— Мне очень жаль, что ты попала к нам, — вдруг сказал Итачи. — Тебя не должно здесь быть. Ты не должна была видеть низость и падение своего клана. Что бы ни произошло в будущем с Учиха, я подозреваю, почему Саске не стал тебе об этом рассказывать. Если бы ты продолжала жить в неведении — ты бы могла гордиться тем, что ты часть чего-то великого, красивой легенды, ставшей историей. А теперь…

— Но… Да, они ошибаются, но почему низость? Учиха все еще остаются великим кланом, — потерянно бормотала Сарада.

— Разве ты не видишь, Сарада? — с жалостью спросил Итачи, и его шепот стал едва слышен. — Они слабы. Да, многие пробудили шаринган. Но они слишком переоценивают свои силы. Ничтожные, глупые, самоуверенные. Они порочат имя Учиха.

Слова дяди звучали как приговор. Сарада вдруг почувствовала слабость во всем теле. Она устала от всего этого, да и бессонная ночь давала о себе знать.

— И я слаба…

— Ты просто неопытна. У тебя все впереди, потому что ты понимаешь свою слабость и продолжаешь развиваться. А Учиха — деградируют.

Она покачала головой.

— Мы должны… Их нужно остановить.

— Как? — безнадежно спросил Итачи. — Поговорить с ними? Я пытался. Они не умеют слушать.

— Но так ведь не бывает. Должен быть путь. Дедушка… Если убедить его, он ведь…

— Он такой же упрямый, как и все остальные. Он за восстание. И мама тоже, она поддерживает отца во всем.

— Даже бабушка?

— Ложись спать, Сарада. Бессмысленно говорить об этом.

— Мне страшно, дядя.

Он грустно улыбнулся.

— Ты говоришь совсем как Изуми.

Как Изуми…

Да, в то время, как Итачи и Шисуи всеми силами пытались остановить восстание, они с Изуми только и делали, что боялись. Сараде стало вдруг противно от самой себя. Как она ни старалась догнать Итачи — он был все так же далеко.

****

— Ну как там, Шисуи?

Хирузен грыз погасшую трубку.

— Плохо, Сандайме.

Шисуи прикрыл глаза и вздохнул. Перед ним в зале заседаний сидели Хокаге, Данзо и советники Кохару и Хомура.

— Дату восстания назначат на следующем собрании.

— Раз так, — ледяным тоном произнес Данзо, — деревня должна принять ответные меры до того, как Учиха начнут восстание.

— Но Учиха наши товарищи, — возразил Хирузен, заново набивая трубку. — Если можно что-то сделать…

— Поздно, — перебил Данзо. — Сейчас время действовать. И перестань курить, ты — шиноби.

Хокаге сконфуженно отложил трубку. Шисуи наблюдал за Советом и чувствовал, что все, ради чего он сражается, неотвратимо валится в бездну.

Данзо… Я догадываюсь, чего ты хочешь. Ты хочешь уничтожить нас и ищешь повод. Ты ничего не делаешь, чтобы помочь примирению Учиха и Листа. Конфликт тебе только на руку.

Шисуи нервно кусал нижнюю губу, ощущал на языке металлический привкус крови, и чувствовал, как в глазах пробуждается клановое додзюцу, раскрашивая комнату заседаний в оттенки алого.

— Сандайме, прошу вас. Дайте мне шанс.

— Шисуи? — встрепенулся Хирузен. — У тебя есть план?

— Да. Но я хотел бы обсудить его с вами тет-а-тет.

— Глупости, — фыркнула старуха с высокой прической. — Ты говоришь с Советом.

— Хокаге не уполномочен решать такие дела в одиночку, — поддакнул Хомура.

Хирузен покосился на них, и его внимательный взгляд остановился на Данзо. Хокаге кашлянул.

— Так и быть, Шисуи. Я тебя выслушаю.

— Это невозможно, — отрезал Данзо. — Все, что касается восстания Учиха должно быть рассмотрено Советом. Ставки слишком высоки.

— Я все еще Хокаге, — гневно воскликнул Хирузен. — И я отвечаю за безопасность деревни. Не смей учить меня!

Шисуи прикрыл за собой дверь. В кабинете Хокаге было накурено. Хирузен, пользуясь отсутствием Данзо, заправил трубку и с наслаждением раскурил. Затем, сложил печати и активировал барьер вокруг кабинета.

— Благодарю, Сандайме.

Шисуи поклонился.

— Я бы не пошел против Совета, — сказал Хокаге и закусил трубку. — Но случай с малышкой Сарадой меня насторожил. Данзо ведет какую-то свою игру против вашего клана. Мне это не нравится. Учиха — часть деревни Скрытого Листа, и я обязан защитить их так же, как и всех прочих жителей. Какой у тебя план, Шисуи?

Шисуи окинул взглядом кабинет, убеждаясь, что их никто не подслушивает.

— Не переживай. Я установил барьер.

— Я хочу применить свое додзюцу. Котоамацуками.

— Гендзюцу? Но ты уверен, что этого будет достаточно? Учиха распознают гендзюцу.

— Нет, Котоамацуками — это техника Мангеке Шарингана.

— Мангеке? — старик едва не выронил трубку. — Шисуи, ты обладаешь Мангеке Шаринганом?

— Хай.

Хирузен вновь вставил в зубы трубку и задумчиво пробормотал:

— Правильно, что ты решил обсудить это со мной. Данзо… Ему знать ни к чему.

— Котоамацуками позволяет внушить жертве свою волю. Я надеюсь, что смогу убедить клан отказаться от переворота.

— Шисуи… Тебе придется жить с этим.

— Я готов к этому, Сандайме. Сейчас это единственный выход.

— Тогда я даю тебе добро. Этот разговор останется между нами. Можешь быть спокоен.