Глава 180. Сердце ученика

180

«Все зависит от того, придется ли использовать игральные кости на решающем перекрестке».© Оогама Сэннин

Итачи остановился на крыше на полпути к госпиталю и призвал своего посланника. Дайса с карканьем сорвался с его руки и стал метаться над крышей, возмущенно каркая. Он был чем-то встревожен.

Сарада использовала Котоамацуками?

— Дайса, — приказал он. — На плечо.

Ворон сделал круг над его головой и нехотя плюхнулся на плечо. Щеку задели мягкие крылья.

Настроение Дайсы менялось внезапно и совершенно необъяснимо. Итачи с детства гадал, что творилось в голове у этого проблемного существа, и никаких очевидных закономерностей не обнаружил. Он не любил метафоры, но личный посланник стал для него аномалией и исключением из правил. Итачи казалось, что внутри черепушки Дайсы скакал кубик и поведение птицы основывалось на том, что там всякий раз выпадало: чет — лезет ластиться, нечет — норовит ущипнуть. Потому он дал своему ворону такое имя.

Итачи пересекся линией взгляда с шаринганом Шисуи и заглянул в измерение таймера. Шкала была полной. Сарада не использовала Котоамацуками. Тогда он призвал Дрошу. Второй таймер запаздывал, но одно можно было сказать уверенно: Котоамацуками точно никто не применял.

В груди похолодело.

Что происходит? Наруто в госпитале. Кьюби в Наруто. Котоамацуками не разряжен.

Что-то одно было неверно.

****

Земля протяжно задрожала от появления Гедо Мазо. Обито оглядел с высоты статуи зеленый ковер леса, укрывший землю до самого горизонта. Отличное место, чтобы воплотить в жизнь свой план. Правда, применить Цукуеми можно было только с приходом ночи, но начать подготовку можно было и сейчас.

Никто не явится сюда и не помешает.

Какаши потратил много чакры, и восполнить ее было неоткуда, а Учиха Сарада и мокутон пространственным ниндзюцу не владели.

Последовательность печатей… Он подбирал их интуитивно. Риннеган хранил связь с Гедо Мазо, и Обито сам понимал, как следует направить чакру, чтобы подчинить статую и заставить ее совершить превращение.

Он завершил серию печатей. Исполин взревел. Выпучив глаза, статуя схватилась руками за голову и закачалась из стороны в сторону. От бешеных выбросов энергии взорвалась земля. Осколки породы, вырванные с корнем деревья подлетели в воздух, да так и зависли, словно время вокруг Гедо Мазо исказилось и тормозило.

Обито укрылся на дереве в отдалении и наблюдал за превращением. Сосуды в глазах великанской статуи полопались. Из глазниц густо хлынула кровь. Пасть расклеивалась, в шкуре на щеках прорезались дыры, будто в растянутом тесте.

Уже давно пришло время воскресить Мадару, но Обито тянул с этим, покуда возможно было. Ощущение власти над этой безмозглой скотиной, вобравшей в себя силу десяти биджу, пьянило его, и пока не было Мадары, все это безраздельно принадлежало только ему. Вероятно, как-то так должен был чувствовать себя человек, повелевающий грозой. Вот только Десятихвостый был сильнее грозы. Да и Обито допускал, что он сам давно не человек. Такой силой обладали только боги.

Необходимость призвать Мадару немного притупляла пьянящее чувство власти. Этот трухлявый старик мешал его триумфу, но что-то внутри все равно заставляло Обито придерживаться того самого первоначального плана. Пусть и с мелкими отклонениями.

Присутствие за спиной обнаружилось внезапно. Обито ощутил его с непозволительным опозданием: за миг до того, как расенган, просверлив в его спине дыру, взорвался. От дикой боли в ране он на мгновение разучился дышать.

Как?!

Разорвавшаяся чакра парализовала тело. Обито слишком привык прятаться от атак в измерении Камуи. Неуязвимость казалась ему чем-то самим собой разумеющимся.

Он торопливо убрался в измерение Камуи. Тьма карманного мирка немного успокоила его. Обито сделал глубокий вдох. Боль обострилась. Здесь, вдали от перерождающегося Джуби, он чувстовал себя не богом, а тем, кем он был на самом деле: рассыпающимся инвалидом. Искусственную руку потерял в бою с Сарадой. Мышцы все еще тормозили от яда, даром что Зецу помог его выкачать. Да еще эта рана на спине… Боль просто сводила с ума.

Кто это был?

Расенган — коронная техника джинчурики Кьюби. Разработка Йондайме Хокаге. Оба — и отец, и сын — должны были быть мертвы. К тому же Наруто не владел техниками перемещения, он… нет, вряд ли он мог. Разве что Какаши…

Обито перебирал догадки, но чувствовал, что в глубине души уже давно все понял. Его уже однажды достали этим приемом. И чакра была знакомой.

Сенсей…

В его идеальном плане появилась брешь.

К черту Какаши, Сараду… Они уже выдохлись. Но Йондайме Хокаге мог доставить немало проблем.

Неужели Эдо Тенсей?

Разумеется, Сарада обучалась у Орочимару. Она должна была знать подобные техники. Но где она взяла жертву? Поблизости был только мокутон.

Обито хмыкнул.

Недооценил я тебя, Сарада.

Троица Учиха… Обито всегда знал, что самым опасным из них был Итачи, потому что играл не по правилам и еще потому, что ему невозможно было запудрить мозги. Саске был силен, но предсказуем. Он сам сотворил себе принципы и управлялся ими. Эти принципы было несложно вычислить и обратить себе на пользу. Обито до последнего полагал, что Сарада такая же, как и Саске. Было в ней прямолинейное правильное упрямство. Но воскрешенный Четвертый Хокаге был условно живым доказательством того, что Сарада пошла против своих же правил. Это делало ее опасным противником.

Впрочем, и одного сенсея было достаточно для того, чтобы все испортить.

Обито потянулся целой рукой за спину и посмотрел на дрожащую окровавленную ладонь. Плохо. Он проглотил несколько таблеток, которые должны были хоть немного загасить боль.

Надолго оставлять Минато-сенсея с Десятихвостым было нельзя. Обито не имел понятия, как учитель может остановить возрождение Джуби, но он знал слишком много опасных техник. Опытен, невероятно быстр. И без видимых уязвимостей, ведь тела воскрешенных восстанавливались.

В прошлом сражении у Обито был только один козырь против него: новорожденный Наруто. Но вот мертвый Наруто уже не мог быть козырем.

…или мог?

****

Сарада слепо присматривалась к зарослям. Она успела спуститься с утеса по пологому склону и углубиться в лес. Торчать на продуваемой ветрами вершине без дела было глупо, а Йондайме судя по всему не планировал за ней возвращаться.

«Минато — хитрец. Он разделил вас с Наруто, потому что не доверяет тебе. И в бою с Учихой Обито ты ему не нужна».

Сарада сжимала в потной ладони трехзубый кунай Четвертого. Если за ней и собирались вернуться, то маячком явно послужил бы этот самый кунай. И разумнее всего было взять его с собой.

Призвала на свою голову.

Ей казалось, что она уже выросла, но отец Наруто, с которым она говорила с глазу на глаз едва ли минуту, здорово напомнил ей, каково это — быть слабым ребенком. Не хватало чакры. Зрения тоже не хватало. И тут вдруг он — зрячий, быстрый и бессмертный. А еще, как верно подметил Орочимару, весьма хитрый.

Сарада перемещалась по деревьям в направлении Конохи и думала о том, как быстро Четвертый сориентировался. Она после каждой из волн застревала в депрессивном ступоре. Или бродила по деревне, совершая глупейшие ошибки и поднимая на уши Анбу. Или обливалась слезами, сожалея о гибели близких, а потом еще очень долго отлеживалась в больнице под опекой Шисуи. Сарада здорово запомнила это состояние потерянности. Когда попадаешь в другой мир, который давно живет по своим законам, без тебя. Свыкнуться с этим было очень и очень сложно. Но Йондайме сориентировался почти мгновенно. Передал чакру Кьюби Наруто. Спрятал его. Зашвырнул странную девочку в какую-то глушь, чтобы не путалась под ногами и не создавала проблем. И отправился спасать мир.

Орочимару внутри улыбался.

«Его невозможно было победить. Если бы глупо не принес себя в жертву сам, так бы и жил до сих пор».

Сарада остановилась. В тишине леса стрекотала невидимая птица. Кусты слабо колыхались. Недавно прошел олень?

Чакра прилила к глазам, и они болезненно заныли. Очень уж перетрудила их сегодня.

Кругом вдалеке проявились пятна чакры. Держась ближе к земле, они медлено сползались к ней. В груди что-то сжалось.

Этого еще не хватало. Мы же недалеко от Конохи. Ч-черт… Белые Зецу? Шиноби Камня?

Птица умолкла. Ветерок, пробежав по макушкам деревьев, слабо зашелестел листвой.

Сарада облизнула сухим языком пересохшие губы.

****

Минато в панике наблюдал за метаморфозами гигантского чудовища.

Обито… Что же ты натворил, Обито!

В прошлом они с Кушиной едва запечатали Кьюби. Но справиться с таким великаном ему одному было не под силу. Минато лихорадочно соображал, можно ли снова пожертвовать свою душу Шинигами, или же во второй раз этот прием не сработает? Да и лучший ли это выбор в сложившейся ситуации?

Так или иначе, снова уходить в небытие сейчас было нельзя. Для начала нужно было разобраться с Обито. Этот неповоротливый монстр мог и подождать.

Снять с Обито джуин… И он бы сам остановил эту технику. Так же, как и запустил!

Но джуин был мудреный. Пока расенган пропиливал в спине ученика кровавую дыру, Минато успел раскрыть систему джуина на сердце Обито и вывести ее на поверхность. Эту технику накладывал кто-то из прошлых поколений. Кто-то более искусный, чем даже Сандайме. Патовая техника. Минато не имел понятия, как ее можно снять без вреда. Она создавалась с расчетом на то, чтобы при снятии гарантированно убить носителя. Проще было сразу заменить Обито сердце.

Вот только какой медик бы за это взялся. После того, что ты натворил, Обито…

Минато разрывался. Он не мог простить Обито за то, что тот сделал с Кушиной, за то, что дважды покушался на жизнь Наруто. И в то же время понимал, что Обито не виноват — это все загадочный древний, который сделал из него марионетку. С этим неизвестным негодяем еще предстояло разбираться отдельно.

Но простить Обито было проще, чем себя. Минато прокручивал в голове сцену их давней битвы всю до деталей и проклинал себя за то, что не понял еще тогда.

«Сейчас неважно, кто ты», — так я сказал ему… А ведь как раз это и было самое важное.

Но прежде, чем пытаться снимать джуин с Обито, его нужно было отыскать.

Я серьезно ранил его. Ему нужна помощь. Время зализать раны…

К гиганту, застывшему в хороводе зависших земляных и скалистых глыб, стекались ручейки мелкой пыли.

Но он понимает, что отсиживаться в безопасности ему нельзя. Обито не оставит меня надолго с этим существом. Он что-то предпримет и в ближайшее время.

Минато лихорадочно вспоминал все, что знал о навыках Обито.

Он находил меня быстро, куда бы я ни переместился. Чувствовал мои слабости. У меня их было всего две. А сейчас…

Понимание прошибло его словно электрическим током.

…сейчас осталась одна.

****

Обито, сцепив зубы от боли, вынырнул из измерения Камуи прямо в палату к Наруто, но почему-то промахнулся. Место, куда он угодил, было двухцветное. Черные облака на фоне кровавого неба. Угольная земля. Крикливые черные птицы кругом. Они сбились в шевелящийся комок и приняли форму Итачи.

Дьявол… Цукуеми!

Гендзюцу, о котором ходили легенды. Он умудрился ни разу не попасться в него. И одного раза было бы достаточно: он стал бы последним.

Откуда тут Итачи? Черт возьми…

И когда все успело пойти прахом? Или от боли в измученном теле он утратил бдительность и способность строить годные стратегии?

Обито попытался нырнуть в измерение Камуи, но техника не сработала. Разумеется, в Цукуеми был один бог — Итачи. Словно насмешка. Он, способный с силой Джуби и Риннегана сотворить настоящий мир, попался в ловушку иллюзорного мира парнишки, который если и жил, то только потому, что он когда-то позволил ему остаться в живых.

— Вот мы и встретились, Мадара, — спокойно сказал Итачи.

— Надо было убить тебя тогда, — сказал Обито. — Кто бы мог подумать, что ты доставишь мне столько проблем, Учиха Итачи.

Тот не ответил.

Сердце билось чаще. Мир переменился. Теперь Обито был распят на кресте, а перед ним стоял Итачи с мечом, чем-то похожим на Кусанаги Саске. Кошмар, только кошмар управляемый, и возможности проснуться не существовало.

— Вначале я буду сутки втыкать в тебя меч за тех людей, которые погибли от нападения Кьюби, — спокойно объяснил Итачи.

По коже пробежал мороз.

— Разве первым делом не стоит отомстить за родителей? — огрызнулся Обито.

Итачи ненадолго задумался.

— Мы пойдем по порядку. Возмездие за клан займет следующие сутки. А там посмотрим. Возможно, снова вернемся к началу.

— Так ты садист.

— Вовсе нет.

— Это будет приносить тебе удовольствие. Иначе зачем бы ты это делал?

— Ты слишком много говоришь, — заметил Итачи и аккуратно вонзил меч ему прямо в печень.

Обито задохнулся от резкой боли и понял, что ему ни капли не жалко себя. Он и так жил в аду. Жаль было лишь того мира, который ему мешали сотворить.

Время зациклилось. Спина ощетинилась множеством рукоятей. Он уже не помнил, как давно все это началось; ему казалось, что пытка будет длиться бесконечно.

— Ваш проклятый мир ничего не стоит, — прошептал Обито.

Говорить в полный голос он уже не мог. Итачи смотрел на него снизу вверх с непроницаемым выражением лица. Было непонятно: заинтересовался он, или считает его жалким, или получает тайное наслаждение от пыток.

— Ты думаешь, что прав, — шептал Обито. — Положил всю свою жизнь на защиту Конохи и Саске. Но ты ошибаешься. Как и все.

Боль не давала ему молчать. Он говорил, сам не зная зачем. Сознавал, что Итачи невозможно разжалобить, но вымолить себе прощение Обито и не пытался.

— Снова захотелось поговорить? — бесцветным тоном отозвался Итачи и вогнал ему в живот новый меч.

Обито заскулил. Уже давно не пытался сдерживаться — не мог.

— Глупо спасать этот мир, — выдавил он, тяжело дыша. — Я создам другой. В нем будут живы твои родители. И та девушка.

Обито улыбнулся кровавой улыбкой. С нижней губы текла кровь — теплая, отдающая железом. Не отличить от настоящей.

— Она ведь тебе нравилась, — продолжал Обито. — Ты даже пробудил Мангеке. Из-за нее ведь, не так ли?

— Рискнуть целым миром из-за девушки? — скептически уточнил Итачи и покачал головой. Он провернул меч у него во внутренностях, и Обито закричал.

Итачи говорил об этом так просто. Между миром и девушкой он выбрал мир. Еще тогда, годы назад.

— Значит, ты не любил ее, — едва слышно выдохнул Обито.

Пытки выворачивали душу. Пытаясь закрыться от боли, он тянулся к самому светлому, что еще оставалось в его душе.

Рин.

Ее улыбающееся лицо заслонило черно-красный мир Цукуеми, и боль осталась где-то позади, в искусственном мире Итачи. Снова каруселью мелькали моменты, где Рин проявляла к нему внимание. Вот она подает ему заявку в академию. А вот они вместе гуляют. Старая бабушкина квартира, яркий солнечный свет, льющийся на стол. Фотографии... фотографии...

Такие моменты не должны были оставаться бесплотными видениями в его медленно умирающей памяти. Он хотел воплотить их обратно. Снова чувствовать быстрые нежные пальцы, заматывающие бинтами его глубокий порез. Вдыхать запах. Он должен был знать, что Рин наблюдает за каждым шагом... Единственный ценный зритель. Все это с самого начала было именно для нее.

Светлое видение накрест рассекло мечом.

— Ты отвлекаешься, — сказал Итачи.

Пытки продолжились.

Рассеченный надвое образ Рин расползался и блек. Но Обито был несогласен. Рин не могла быть призраком. Она жила в его сердце — настоящая и живая — для того мира, которому предстояло стать единой для всех счастливой реальностью. И Итачи своей иллюзией не мог ее растворить. Не имел права. Рин была выше.

Крепко зажмурившись, Обито открыл глаза и снова взглянул на своего палача. Лицо Итачи треснуло. Голова закружилась. Боль отступила, и Обито утонул в океане секундного облегчения, когда в глаза неожиданно ударил яркий свет.

****

Итачи скрутило. Он упал на колени и уперся руками в пол. На щеке остывала свежая кровь. Потный Мадара стоял на четвереньках перед ним в точно такой же позе и тяжело дышал. Итачи впервые видел его лицо: измятое, с неестественного цвета бледной кожей, сросшейся складками. Кому-то из ребят удалось снять его маску?

Он разбил Цукуеми…

Плохо. После Цукуеми был серьезный откат. И еще этот спазм, так некстати. А ведь Наруто был в опасности! Жертвы Цукуеми могли неделями не приходить в себя. Яширо и Изуми, о которой так злорадно вспоминал Мадара, те так и вовсе умерли от иллюзии. Но Мадара вырвался досрочно. Его не удалось сломать.

Он очнется раньше, чем затихнет мой спазм.

Итачи покосился на Наруто, без чувств лежащего на больничной кровати. Мадара наверняка пришел за ним.

Еще оставался Дайса с заготовленным зарядом Котоамацуками.

Но Итачи не успел определиться со стратегией. Откуда ни возьмись за спиной у Мадары появился Йондайме Хокаге и ударил рукой ему меж лопаток. Мадара взвыл. Из-под ладони Четвертого высыпали символы фуиндзюцу. Их было настолько много, что они затянули весь пол и стены, и даже потолок. Фуиндзюцу сплеталось в какие-то запутанные негармоничные узоры. Серьезная работа, сложная техника.

Крик неожиданно оборвался. Мадара закатил глаза и растянулся на полу. Хокаге так и остался стоять с протянутой рукой, которая больше не касалась его спины. Очнувшись от ступора, Четвертый закричал:

— Медика! Срочно!

Итачи, прорвавшись сквозь спазм, активировал шаринган. Чакра в теле Мадары медленно гасла.

Загрузка...