Не надо, папа!

Глава 177. Ветвь Младшего: Джинчурики

177

Конохамару-сенсей всегда оставался наполовину ребенком. Даже в том будущем, где его назначили джонином-наставником Команды Семь нового поколения. Сейчас же он сидел в кресле Хокаге, усталый и злой, глядел на нее тяжелым взглядом, и Сарада с удивлением понимала, что на этом месте и в таком виде Конохамару смотрится совершенно естественно.

Когда он успел стать таким… взрослым? На последней войне?

— Что за бред?

— Как и ожидалось, — ответила Сарада. — Ты мне не веришь.

Конохамару проморгался и встряхнул головой, чтобы взбодриться.

— Ты не можешь быть дочерью Учихи Саске. Ты же…

— Перемещение. Во времени.

Конохамару беспомощно посмотрел на нее.

— Могу, — припечатала Сарада. — Не веришь — сделайте эти… тесты. Сейчас точно должны быть технологии, чтобы это не представляло такой уж проблемы.

Следуя ее совету, он откинулся в кресле, снял трубку и стал набирать номер. Он посидел с несколько минут и бросил трубку на рычаг.

— Не отвечают.

— Потому что сейчас четыре часа утра, — скучно пояснила Сарада.

Конохамару скрестил руки на столе и уперся в них лбом.

— Тебе бы поспать.

Каким бы суровым мужчиной Конохамару ни стал и какой бы девчонкой она ни выглядела, но привычка заботиться о нем никуда не испарилась.

— Разберусь. И вообще, я все еще не уверен, что ты — это ты, корэ.

— Посмотри мне в глаза.

— Еще чего.

— Боишься?

— Не собираюсь поддаваться на глупые провокации.

Хокаге умело избегал ее взгляда, но против этого были действенные методы. Мангеке активировался мгновенно. Сарада захватила контроль над потоками чакры в мозгу Конохамару. Момент из прошлого, о котором вряд ли мог знать кто-либо, кроме них двоих. Стертые в кровь суставы, палящее полуденное солнце. Разрисованное краской лицо Годайме.

Конохамару вспотел и ошалело уставился на нее.

— Сарада… — выдавил он с мукой в голосе.

Ей и самой стало не по себе. Казалось, совсем недавно она защищала его от гнева Пятой, а сейчас кресло Хокаге занимал уже он.

— Как она умерла?

— Кто?

— Сакура. Моя мама.

Конохамару устало покачал головой.

— Я этого не знаю. Тогда Хокаге был Нанадайме.

Сарада крупно вздрогнула.

Нанадайме… Нет. Это не тот Нанадайме. Забудь.

В дверь постучали.

— Войдите!

Сквозь небольшую щель в кабинет заглянула Карин.

— Ты звал меня.

— Да. Я звал тебя. Только не «ты», а Хачидайме-сама.

Карин отвернулась и презрительно фыркнула.

— Как чувствует себя Джуни? — спросил Конохамару-сенсей немного виновато.

Карин отвернулась еще сильнее. Даже шея хрустнула.

— Говори, зачем звал.

Конохамару кивнул.

— Проверь. Это Сарада?

— Это Сарада. Все?

— И тебя это не удивляет, корэ?! — нервы у новоиспеченного Хокаге явно сдавали.

— Пфф. Если это все, то я пошла домой.

Карин резко развернулась на пятках и направилась к двери.

— Карин. Погоди.

Она остановилась, но не обернулась.

— Карин… Я… признаю, это… Это я принял решение насчет Джуни. Но я же за него и отвечаю. Я позабочусь о вас обоих.

Карин молча двинулась к двери.

Какое решение? Кто такой Джуни?

— Поспи, Конохамару, — бросила Сарада, отправляясь за ней следом.

— Э-э. А ты куда, корэ! Ты…

— Ты все еще сомневаешься, что я — это я?

— Теперь я сомневаюсь еще больше, — буркнул Конохамару.

— Как это понимать?

— Карин зла на меня и может соврать. Генетический анализ можно подделать. Гендзюцу… тоже можно.

— Хочешь окончательно убедиться в моей личности — разыщи папу.

— Что? Саске? Это невозможно. Да куда ты уходишь, корэ?!

— За мной все равно будут следить Анбу. Какая разница.

Конохамару промолчал.

Сарада хмыкнула и вышла из кабинета. Она знала: Конохамару поверил. Остаточные сомнения были данью долга новообретенному посту. Если бы действительно не поверил, черта с два отпустил бы так просто.

Карин ждала ее посреди пустого коридора, украдкой вытирая слезы под очками.

— Кто такой Джуни? — в лоб спросила Сарада.

— Мой сын.

В тишине сонной Резиденции было отчетливо слышно, как громко бьется в груди растревоженное сердце. Казалось, с каждой новостью ему все труднее и труднее.

— Что?.. — неверяще повторила Сарада. И добавила как-то совсем уже глупо: — Какой сын? Как… сын?

Деревня изменилась. Она совсем не была похожа на ту Коноху из будущего, яркую и оживленную. Все больше на старую, с легким налетом современности. Появились новые пешеходные развязки из гладких досок. Только перила были не красные, а самые простые, деревянные. Новый квартал на скале только строился.

Единственное, что оставалось неизменным, — квартал Учиха.

Они с Карин шли по нему на рассвете, потому невольно складывалось ощущение, что он не очень-то отличается от остальной деревни. В это время и в центральной местности, и здесь, на периферии, было тихо и безлюдно. Коноха спала.

— Все еще живешь тут?

— А где еще? — огрызнулась Карин.

Сарада промолчала. Она отметила про себя, что Карин изменилась, как будто перегорела. На ее лице больше не было того наркоманского блаженного выражения. Обычная женщина. Резкая, где-то даже острая.

— Куда делся папа? — спросила Сарада, немного погодя. — Никто толком не может ответить, куда он ушел.

А сама подумала: «Однако, это не то чтобы не в его характере».

— Не знаю. Ушел. Что-то там за дела.

— А Итачи?

Карин вжала голову в плечи и зябко обняла себя. От утреннего холодка она дрожала.

— Умер.

Сердце не откликнулось. Иного ответа Сарада уже и не ожидала. В этом мире у нее больше не оставалось близких, она чувствовала это подсознательно.

— Когда?

— На войне.

— Как? — сухо спросила Сарада.

— Как-как… Защищал эту вашу Коноху.

— Джуни от него?

Карин пожала плечами.

Сарада хмыкнула.

Еще бы, от кого еще. Как Итачи появился, Карин вообще перестали интересовать другие мужчины. Тем не менее все еще оставался вопрос: как согласился дядя?

— А за что ты зла на Конохамару? Что за решение он принял?

— Джуни — джинчурики Кьюби.

Сарада остановилась посреди дороги, не дойдя всего с десяток метров до отчего дома.

— Что? — спросила она тупо. — Значит… биджу на свободе? Но… Нет, подожди…

— Знать не знаю, — отрезала Карин. — Меня в такое не посвящают.

Не дожидаясь ее, Карин вошла в дом. Сарада чуть постояла, осмысливая новости, и последовала за ней.

В прихожей было темно, холодно и душно.

При жизни бабушки и дедушки, тут царили уют и строгость. Много лет после, когда папа и дядя вернулись в Коноху, это место превратилось в военный штаб. Сейчас дом отца стал норой, в которой обитали два нищих зверя, отторгнутых обществом: Карин и ее сын.

Сарада увидела его сразу. Узумаки Джуни сидел на пороге, сжавшись в комок и стиснув голову руками. Лицо скрывали отросшие черные волосы. Он настолько разворошил их, что его прическа напоминала какое-то всклокоченное гнездо. Джуни отрывисто дышал. Футболка была ему велика и на каждом вздохе собиралась на животе глубокими складками. Из горловины выглядывало голое костлявое плечико. Он судорожно поджимал пальцы на ногах и словно не мог найти себе места.

Сарада осторожно приблизилась и присела рядом на порог.

— Эй.

Джуни дернулся и застыл. Сарада коснулась его плеча.

— Джуни?

Ответа не последовало. Мальчик выглядел относительно взрослым. Семь лет — уже большой. Дядя в таком возрасте уже окончил академию, так что этот Джуни явно должен был хотя бы понимать язык, здороваться…

— Эй!

Сарада легко потрясла его за плечо.

Мальчик не реагировал.

Хоть бы постригли. Неудобно же. Даже и лица не видно. Карин совсем за ним не смотрит?

— Чего это он? Всегда такой?

— Не всегда, — отрезала Карин. — Всего день. Как запечатали в него Кьюби, так и не дозовусь.

— А прическа?

Сарада попыталась убрать с лица мальчика пряди волос.

— Она ему не мешает.

Сарада прикусила губу. Она прислушалась к внутреннему голосу, но Орочимару уже давно молчал. Его больше не связывала печать. Наверняка он шарился в глазах в свое удовольствие.

— Ладно.

Насильно развернув мальчика лицом к себе, Сарада зачесала волосы ему назад. Ребенок сжимался и жмурился. Бледный и измученный, но вполне себе миленький.

— Джуни, посмотри на меня.

— Открой глаза, Джуни, — попросила Карин.

Мальчик чуть расслабился. На голос матери он явно реагировал лучше, несмотря на заверения Карин «не могу достучаться». Темные ресницы Джуни дрогнули. Затянутые белесой пленкой темные глаза глядели перед собой в пустоту, даже не фокусируясь. Сарада чуть отшатнулась от неожиданности. Ее пробрало до дрожи.

— Что с ним?

— Он слепой. От рождения.

Мой двоюродный брат… слепой? Слепой джинчурики?

— Серьезно? — Сарада все еще не могла поверить. — Они запечатали Кьюби в незрячего ребенка?

— Он видит! — возмутилась Карин.

— Но ты же сказала…

— Он видит иначе. Как… как я. Только лучше. Видел… А сейчас даже не знаю. Это чудовище, что оно с ним делает? Он так сидит с прошлого утра, и ничего.

Ожил шаринган, и мрачная прихожая осталась позади. Развернулись лабиринты печати.

Интересно, кто запечатал биджу? Кто в Конохе владеет фуиндзюцу настолько высокого уровня? Разве что папа. Но он же ушел… И он бы не стал.

Тьма незнакомой печати расступилась.

Взбесившийся Кьюби бился в цепях. Два якоря с острыми конусами на концах торчали из его пробитых ладоней. Еще одна цепь тянулась к шипастому ошейнику.

Узумаки Джуни стоял в кипящей от рыжей чакры воде и мелко дрожал. Кьюби пытался дотянуться до него, но на каждом рывке его останавливала цепь, а Джуни испуганно шарахался. Убегать ему было некуда.

Ощутив чужое присутствие, брат повернулся.

Даже тут его глаз видно не было за волосами. Сарада невольно поймала себя на мысли, что так даже лучше, чем видеть эту неприятную пленку и расфокусированный пустой взгляд. Возможно, и Карин рассуждала так же?

— Кто ты? — спросил мальчик.

Джуни боялся лиса, однако не хныкал, не истерил и даже не огрызался. Обращался к ней с достоинством. Сараду охватило непривычное волнение. Этот ребенок... Из-за зажатости, слепоты и чересчур длинной челки казалось, он наполовину неживой: существует где-то в других слоях, оставив в реальности лишь свою оболочку. Но его голос прозвучал неожиданно полно. То ли потому, что ей удалось вторгнуться в эти самые слои, где он обитал. То ли просто внешность его была обманчива.

— Я — Учиха Сарада.

Она подошла к нему со спины и обняла за плечи. Кьюби при виде нее перестал бесноваться и настороженно нахохлился. Веретенообразные зрачки в красных глазищах сузились.

— Учиха… Я уж надеялся, что вы все вымерли.

— Ты меня не помнишь, — поняла Сарада. — Выходит, раньше мы не встречались.

— С чего бы мне тебя помнить? — прорычал Лис и дернулся, чтобы ударить ее лапой.

Цепь звякнула, натянувшись. Коготь застыл всего в нескольких метрах над головой. Сарада сохраняла спокойствие. Прошло то время, когда ее мог напугать разбушевавшийся биджу.

— С того, что ты был запечатан в Наруто. И мы вроде как даже нашли общий язык.

Лис рассмеялся. Стены печати задрожали, а чакра под ногами заволновалась и вскипела еще сильнее, покрылась крупными пузырями.

— Я никогда не был запечатан в Наруто.

Сараде показалось, что у нее окончательно поехала крыша.

— Как это понимать?

— В своего щенка Йондайме Хокаге запечатал другую мою половину.

Ситуация немного прояснилась.

— Вот оно что. Значит, ты — тот самый, который был запечатан с помощью Шики Фуджин. Как ты выбрался? Хотя я понимаю. Орочимару ведь вспорол брюхо Шинигами. Значит, ты возродился?

Кьюби приподнял верхнюю губу, оголяя белые клыки.

— Жаль, я опоздала, — тихо сказала Сарада. — Прибыла бы днем раньше, не позволила бы тебя запечатать.

— Проклятый людской род. Ваша доброта всегда одинакова.

Джуни пугливо вжимался в нее спиной.

Сарада поправила очки.

— Есть два варианта. Или ты перестаешь доставать моего брата по-хорошему…

— Или? — нахально спросил Кьюби.

— …или я вправлю эту хилую печать так, что ты не сможешь его доставать.

— Ты просто малявка. Тебе не под силу меня запечатать.

Сарада вздохнула с легкой грустью. «Малявка». Обращение «принцесса», пусть и издевательское, ей нравилось больше. Сердце сжала болезненная тоска. От Наруто не осталось ничего. Даже Кьюби — и тот возродился чужой.

— Это твое окончательное решение?

Лис продолжал играть с ней в гляделки. Ждал, когда она наконец сломается и признается, что все это был блеф, не более.

— Потом не говори, что я не давала тебе выбор.

Орочимару внутри оживился.

«Какая будет печать?»

Не мешай.

Она сложила печати. По границам измерения печати промелькнули извилистые вспышки. Кьюби отпрянул. Шерсть на его загривке вздыбилась. Он явно не ожидал.

— Что ты делаешь?

Сарада пропустила его вопрос мимо ушей. Нельзя было отвлекаться.

Пузырящуюся рыжую чакру отогнало волной назад. Вода под ногами очистилась. Пространство, разделяющее Кьюби и Джуни, прошили вереницы символов фуиндзюцу, ярко вспыхнули и обернулись медными металлическими прутьями — ряд вертикально, ряд горизонтально.

Кьюби с рычанием бросился грудью на решетку.

Сарада сложила вместе ладони и через некоторое время разъединила. На левой горел белым светом символ.

— Джуни, подними футболку.

Мальчик послушно обнажил брюшко.

— Не дыши.

Сарада замахнулась и с силой впечатала ладонь ему в голый живот.

Прутья клетки обрамило по краю толстым слоем металла, разделив на две равноценные створки. Между них с высоким металлическим щелканьем прокатился каскад ключа: стрелкообразные сегменты сформировали длинную цепь и сшили створки, будто молния на одежде.

— Учиха!

Кьюби ударил в решетку обеими лапами.

Она поправила очки и взяла брата за руку. Его пальцы казались холодными и влажными.

Джуни и Карин — наследник клана Учиха и женщина, его породившая. Эти двое чем-то напоминали Сараде маму и прошлую себя, вот только повезло им куда меньше. Конохамару клялся, что позаботится о них, но Сарада знала, что это в первую очередь ее обязанность, а не его. Как Хокаге Конохамару-сенсей должен был заботиться обо всех, и Карин, и Джуни в этом списке приоритетов занимали бы далеко не первое место.

Был ли жив отец, все еще оставалось загадкой, но Сарада осознавала, что обязанности главы Учиха отныне ложились на ее плечи, желала она того или нет.