Паук

Глава 98.

Йона и Валерия сидят за столиком в ресторане «Ведхольмс Фиск» и едят жареного тюрбо. В зале царит тихая элегантность: мерцающие свечи, белые скатерти. Осталось всего несколько гостей, и персонал, кажется, двигается по залу беззвучно.

— Я начал думать, что всё, что мы делаем, и даже то, чего не делаем… — говорит он. — Всё это складывается в общий баланс и определяет, кем мы являемся.

— Да.

— И ничто в этом мире бесследно не исчезает, даже если иногда нам очень хочется, чтобы так было.

Йона обычно рассказывает Валерии о самых тяжёлых, напряжённых делах только тогда, когда они уже завершены. Это часть их негласного соглашения: она даёт ему уйти с головой в работу, не задавая вопросов, но как только всё начинает проясняться, он открывается ей.

Пока они ели закуски, он рассказал ей всё о фигурках, загадках, гонке со временем и охоте на убийцу. К моменту, когда подали основное блюдо, он уже вкратце описал ловушки, развязку и разборку под автострадой.

— Мара пройдёт тщательное психиатрическое обследование, но я не уверен… Я никогда не считал её больной в этом смысле — говорит он, откладывая нож и вилку. — Не знаю, была ли она вообще психически больна, когда лежала в клинике. Она была истощена, травмирована, в отчаянии.

— И у неё была история, слишком невероятная, чтобы казаться правдой.

— Мара надеялась, что Сага спасёт её семью и, с учётом всего, что рассказал ей психолог, и всех материалов по Юреку, она могла бы это сделать. Сага знала, что пациентка увидела вывеску «Моявейаб» вскоре после побега, и если бы только поняла, что это искажённый русский, и повернула табличку, то прочитала бы: «Мораберг». А поскольку уже знала, что сеть Юрека указывает именно на то место…

— Хорошо, кажется, я понимаю. Возможность была, это точно, — говорит Валерия. — Но сам факт, что она… как бы это выразиться… не смогла эту загадку заметить и разгадать… Вряд ли это преступление.

— Нет, не преступление. Но, едва Мару выписали, она решила перевернуть всё с ног на голову и проверить, сумеет ли Сага в этот раз разгадать загадку до того, как станет слишком поздно.

— Значит, всё дело было похоже на судебный процесс? Если Сага найдёт бункер, добиваясь собственного спасения, она тем самым докажет, что виновата в том, что когда-то позволила семье Мары погибнуть?

Йона отпивает вина и думает о том, что Мара была вынуждена стать Гамельнским Крысоловом, заставляя всех идти на звук своей флейты до самого решающего момента, когда она воссоединится с семьёй и увидит, как восторжествует её представление о справедливости.

— Мара конструировала загадки, фальсифицируя мотивы, улики, и всё ради того, чтобы мы с Сагой шли за ней, всегда на шаг впереди остальных, — продолжает Йона. — Она хотела, чтобы мы следовали за её схемой, работали порознь, каждый со своей загадкой…

— Потому что была уверена, что в решающий миг Сага застрелит её, чтобы спасти тебя.

— Никто не знает, как поведёт себя в крайней ситуации. Всё происходит так быстро, что времени думать нет, — говорит он.

— Но ты поступил как герой.

— Нет… совсем нет.

Он ненадолго замолкает, взгляд темнеет.

— Ты снова думаешь о его шёпоте? — тихо спрашивает Валерия.

— Не знаю, может, это непростительно… То, что я убил Юрека, столкнув его вниз, — с этим мне придётся жить до конца жизни. В тот день часть меня упала с крыши вместе с ним, а часть его осталась со мной. Но мы не поменялись местами, я не стал Юреком.

— Нет. Ты — это ты. И я люблю тебя всё больше с каждым днём.

— Мне трудно в это поверить.

Она протягивает руку, кладёт ладонь на его, смотрит прямо в глаза.

— Не волнуйся, — говорит она серьёзно.

— Что ты имеешь в виду?

— Мой ответ — да, — отвечает Валерия.

— Да?

— Если ты собираешься задать вопрос, — добавляет она, едва заметно улыбаясь.

Йона встаёт, тянется во внутренний карман, достаёт кольцо и опускается перед ней на одно колено.