Порыв ветра катит по парковке бумажную тарелку. Она кружится в облаке пыли, проносится мимо растрескавшейся погрузочной платформы и исчезает между следующими рядами зданий.
Айас сидит на каталке за машиной «скорой», Нора держит его за руку и что‑то говорит полицейскому.
Йона бежит через парковку, останавливается рядом с Хароном Шакором, напарником Саймона Бьёрка, который складывает бронежилет в багажник патрульной машины.
— Саймона за зданием нет, мы нигде не можем его найти, — говорит Йона.
— Странно, — отвечает Харон, не поднимая взгляда.
— И рация у него не в прямом режиме, она выключена.
— Не знаю, что вам сказать.
— Вопрос срочный.
Братьев выводят из мясной лавки бойцы «Оперативной группы». На всех троих надеты наручники, у бородатого на голове повязка.
— Сделка в силе, — кричит им вслед Айас. — Я человек слова!
Бранко улыбается, не сводя с него глаз, пока его усаживают в тёмный фургон.
— Послушайте, Харон. Я знаю, что вы пытаетесь защитить Саймона, — продолжает Йона. — Но идти туда одному было очень опасно.
Харон качает головой.
— Я хотел, чтобы он остался сзади, но…
Он обрывает фразу, услышав сообщение по рации. Отстёгивает устройство с ремешка и прибавляет громкость.
— Харон, на связь, — раздаётся усталый голос.
— Саймон? — откликается он и отходит на пару шагов от Йоны. — Здесь детектив из Управления, он хочет…
— Я уже иду, — перебивает его голос. — Мне только нужно отлить и купить…
Раздаётся резкий хлопок, затем треск помех — и тишина.
— Саймон? Саймон, на связь! — кричит Харон. — Саймон, приём!
— Скажите мне, где он, — приказывает Йона.
Харон поворачивается к нему с пустым выражением лица.
— Рация просто заглохла…
— Харон, если вы знаете, где Саймон, сейчас самое время мне это сказать, — говорит Йона, открывая дверцу машины.
— Что вы…
— Просто скажите, — жёстко обрывает он.
— Он весь день сидел в баре «Эл‑Эй Бар». Это там, у спортивной площадки, — говорит Харон и указывает в сторону крыш.
— Поехали.
Они садятся, и Йона с визгом шин срывается с места.
Пока они пересекают кольцевую развязку над автомагистралью, он звонит в региональный командный пункт и сообщает, куда направляется.
— Он пьёт? — спрашивает Йона, не отрывая взгляда от дороги.
Харон рассказывает всё об алкоголизме Саймона, о том, как тот снова и снова обещал «взять себя в руки», но со временем становилось только хуже.
— Я годами его прикрывал, — говорит он.
За час до звонка о беспорядках в мясной лавке Харон высадил Саймона у бара. Потом безуспешно пытался связаться с ним и, поняв, что тот выключил рацию, решил идти на вызов один.
Йона подлетает к «Эл‑Эй Бару», едва удерживая колёса на асфальте, и выпрыгивает из машины.
Бар занимает угловое помещение в кремово‑белом жилом доме с красными балконами. Пыльные навесы отбрасывают тень на пустую террасу.
Йона забегает внутрь и распахивает дверь.
В зале несколько человек молча смотрят футбольный матч по телевизору; перед каждым стоит бокал пива.
Зона караоке пуста, бармен сидит за стойкой с чашкой кофе и ковыряется в телефоне.
Йона подходит, показывает удостоверение.
— Где полицейский в форме? — спрашивает он.
— Заплатил и ушёл минут десять назад, — отвечает бармен, отодвигая ведёрко с салфетками и приборами.
— Он был один?
— Всегда один.
— Вы знаете, куда он пошёл? — спрашивает Йона.
В зеркале за стойкой он видит, как в бар заходит Харон.
— Только видел, как он свернул направо, но…
Йона резко разворачивается и выбегает на улицу. Харон придерживает дверь и следует за ним.
— Похоже, он был на улице, когда говорил, что ему нужно отлить, — говорит Харон.
Йона бежит вдоль фасада, мимо салона «Тай-спа», спускается по лестнице и сворачивает за угол, к парковке.
С одного из контейнеров, громко хлопая крыльями, взлетает ворона.
Йона достаёт табельный пистолет и движется в тихий зелёный двор за домом. Корни высоких берёз прорвали асфальт, впереди видна детская площадка с красной горкой.
Он оглядывается, затем идёт вдоль задней стены к наружной лестнице со ржавыми перилами.
С другой стороны лестницы слышен хруст и скрежет. Йона жестом показывает Харону обходить дугой. Качели скрипят на ветру.
Йона медленно приближается. Плечом он задевает основание лестницы, и к запаху сырого кирпича и гнилых листьев примешивается металлический привкус крови.
Тот же хруст повторяется снова, совсем рядом.
Йона делает шаг вперёд, целясь в тёмный угол под лестницей.
Окно подвала заклеено серебристой фольгой, две крысы срываются с места и убегают.
Земля под лестницей залита кровью, а по стене тянется длинный кровавый след — метра на три, пока не исчезает.
Йона пробежал вдоль здания, покинув двор и оказавшись на улице. Он оглядел безлюдную дорогу, перевел взгляд направо и остановился, рассматривая пешеходный переход.
Ни машин, ни людей.
Они снова опоздали.
Йона по радио отдаёт распоряжение о блокпостах и поднятии вертолётов, затем звонит Манвиру и докладывает последние новости.
Вернувшись во двор, он находит Харона, стоящего у кровавого следа. Руки у офицера бессильно висят вдоль тела, лицо выглядит до предела усталым, словно он вот‑вот заснёт за рулём.
Нательная камера Саймона Бьёрка лежит на земле рядом с кровавой полосой, а у ржавой крышки ливнёвки на солнце поблёскивает молочно‑белая гильза.
Йона и остальные детективы снова собираются в переговорной управления. Руководство местом происшествия в Орсте принял на себя Эриксон; ему приказано немедленно докладывать даже о самых незначительных находках.
На блокпостах вокруг Орсты проверены сотни машин, но пока безрезультатно — как и вертолётный осмотр местности. На улицах вокруг места нападения нет камер наблюдения, но сейчас группа детально опрашивает жителей соседних домов в надежде, что кто‑то, что‑то видел.
ИТ‑специалист Йохан Йонсон в широких брюках, похожих на пижамные, и футболке с надписью «Футболка уже есть». Он подключает телефон к зарядке и открывает ноутбук.
Полицейский техник достаёт из коробки нательную камеру Саймона Бьёрка, держа её, словно бесценный лот на аукционе.
— Мы уже проверили её на отпечатки, но, пожалуйста, обращайтесь с ней осторожно, — говорит он и подталкивает очки повыше на нос.
Йохан надевает латексные перчатки, забирает камеру, чуть встряхивает и кладёт рядом с ноутбуком.
— Пора на приём, — произносит он, театрально откашлявшись.
Нательная камера Саймона Бьёрка была в «скрытом режиме» — записывала, хотя выглядела выключенной.
Маленький красный диод спереди, как обычно, не мигал.
Все нательные камеры полиции ведут непрерывную запись во внутреннюю память. При воспроизведении к материалу добавляются ещё тридцать секунд до момента активации — это делается для того, чтобы сам повод включения камеры, нередко ключевое событие, обязательно попал в запись. Однако из соображений конфиденциальности в эти первые тридцать секунд звук не пишется.
— Вам нужен звук или обойдёмся? — спрашивает Йохан.
— Звука же нет, — почти раздражённо отвечает Манвир.
— Есть. Его просто стирают при передаче материала… Честно говоря, даже так мы его не слышим.
— Тогда нам нужен звук, — говорит Манвир.
— Отлично, это немного упрощает задачу, — откликается Йохан и копирует данные с карты памяти на ноутбук.
Он возвращает камеру в ящик техника, снимает перчатки и разворачивает экран в сторону детективов.
— Готовы? — спрашивает он.
— Да, — отвечает Сага.
Видео начинается резко: ветер ревёт в микрофоне, по асфальту хрустят шаги. Камера закреплена на груди Саймона Бьёрка, картинка покачивается в такт его шагам, пока он подходит к лестнице у задней стороны здания.
— Саймон? — напряжённый голос Харона трещит в динамике рации. — Здесь детектив из управления, он хочет…
— Я уже иду, — перебивает его Саймон.
Он заходит за лестницу и останавливается перед окном подвала. Помятая серебристая фольга на стекле даёт искажённое отражение его безразличного лица. В размытой зелени парка позади него детская горка кажется красной звездой, а по траве к нему словно несётся какое‑то серое пятно.
— Мне только нужно отлить и купить…
Позади появляется сгорбленная тень, движущаяся с молниеносной скоростью, и прежде, чем Саймон договаривает фразу, резкий треск заглушает все остальные звуки. Земля стремительно приближается к камере, раздаётся глухой удар — и экран гаснет.
Зал заседаний наполняет тяжёлое дыхание Саймона.
Он кричит от боли, переворачивается на бок и снова включает камеру. Звук мгновенно становится резче. Он явно испытывает адскую боль, скулит между частыми вдохами.
В кадре — лишь ослеплённые солнцем кроны берёз над ним.
Слышен медленно подъезжающий автомобиль. Машина останавливается, по асфальту стучат чьи‑то шаги.
Камера дёргается и снова падает на землю.
Сквозь приглушённые крики Саймона постепенно проступает жужжащий механический звук. В кадре вспыхивает свет, здание попадает в поле зрения, поднимается и замирает.
— Камера у него выпала, — говорит Йона.
Жужжание продолжается, слышен металлический скрежет, затем глухой стон Саймона.
— Звучит так, будто его пихают в чёртову мясорубку, — шепчет Петтер.
— Его затаскивают в кузов фургона, — произносит Йона.
В комнате наступает полная тишина. Два громких хлопка, затем шум удаляющегося двигателя. Камера остаётся на земле, глядя в асфальт.
Вскоре в кадре появляется первая крыса, за ней — ещё две. Через мгновение слышны медленные шаги, приближающиеся по двору.
— Это я. Должно быть, я их не заметил, — говорит Йона.
— Перемотайте ещё раз, — просит Сага.