Паук

Глава 57.

Сага снимает туфли сразу, как только возвращается домой, и несёт их на кухню, чтобы отмыть хлоркой. Стефан, наверное, сейчас умирает, думает она.

Она мысленно отмечает, что нужно удалить все кадры с камер наблюдения, на которых она чистит обувь и куртку. Обжигаемая страхом, она стягивает всю одежду, засовывает её в стиральную машину и запускает долгий цикл стирки, прежде чем пойти в душ.

Горячая вода обрушивается ей на голову, заливает уши.

Намыливаясь, Сага понимает, что, возможно, слишком остро отреагировала, увидев мужчину в приёмной.

Его лысую голову покрывали пигментные пятна. Густая, желтоватая борода обрамляла рот. Футболка из строительного магазина «Биггмакс» обтягивала его огромный живот.

— Привет. У меня встреча с Ниной в восемь — сказал он с осторожной улыбкой.

— Вы видели кровь в коридоре?

— Да, я подумал…

— Что вы подумали? Что всё в порядке, раз вы хотите купить секс? — спросила она, направив пистолет ему в лицо.

— Извините, я…

— Хотите посмотреть, что я сделала с последним сортиром? — крикнула она.

— Я уйду, — прошептал он, разворачиваясь и, спотыкаясь, выходя в коридор.

— Перестаньте эксплуатировать женщин! Я буду за вами наблюдать, я знаю, где вы живёте, — крикнула она ему вслед.

Сага выходит из душа, вытирается и идёт в спальню одеваться.

Ей нужно всё это понять.

Мара Макарова по какой‑то причине зациклена именно на ней. Но почему?

Сага идёт в гостиную, включает проектор и ждёт, пока прямоугольник на экране не станет максимально ярким. Затем она ставит стул посреди комнаты, как можно ближе к экрану, и нажимает кнопку воспроизведения, включая следующую запись сеансов Свена‑Уве Кранца в Иттерё.

На этот раз Мара Макарова, кажется, приняла душ и причесалась. Повязки на лице больше нет. Кожа вокруг глаза пожелтела, но отёк спал. Она пытается держать сцепленные от тревоги руки на коленях, но раз за разом тянется вверх, словно убирая с лица невидимую прядь.

У Саги стынет в жилах кровь, когда она понимает, что уже встречала Мару — в приёмной у танцевального класса Астрид и Ника.

Мара была той молодой женщиной в серебристом жакете, читавшей учебник по математике. Той, что упомянула задачу о мостах Кёнигсберга.

Раздаётся скрежет: психолог волочит стул по полу. Мара следит за ним взглядом и ждёт, пока он сядет, прежде чем заговорить.

— Вы говорите, что хотите мне помочь. На самом деле вы говорили это уже не раз, — произносит она, облизывая губы. — И я держусь за это, насколько могу.

— Можете начать с того, что выслушаете меня. Кроме моей бабушки, все они ещё живы и ждут, когда я приведу помощь.

— Почему это ваша ответственность?

— Потому что я сбежала из камеры, когда нам принесли еду. Я была такой грязной и серой, что охранник меня не заметил… Когда он вошёл, все, как обычно, сбились в дальний угол, тихие и испуганные, а я ждала у двери, у стены. Я выскользнула, когда он поставил коробку на пол, и нашла выход… Мне трудно всё вспомнить, но каким‑то образом мне удалось выбраться. Кажется, я поднялась по длинной металлической лестнице и открыла люк… Точно помню, как пересекла луг, полный одуванчиков, прошла мимо огромных домов и вышла на дорогу. Я думала только о том, как бы вернуться домой и связаться со шведской полицией, чтобы они спасли мою семью. Их жизни зависят от меня, понимаете?

— Конечно, — спокойно отвечает психолог.

Мара снова и снова трёт лоб.

— Просто так трудно вспомнить, — говорит она. — Может, вы знаете, как это. Я не уверена, что смогу найти дорогу обратно к ним… Нет, подождите, я увидела знак, когда вышла на дорогу… Там было написано «Моявейаб».

— Что это?

— Не знаю. Имя. Оно ничего не значит, но я точно знаю, что видела его.

— Хорошо, хорошо. Вы видели знак.

— «Моявейаб, Моявейаб», — шепчет она, словно пытаясь вбить это слово себе в память.

— Охранник говорил по‑русски? — спрашивает он.

— Конечно.

— Значит, вы сбежали из тюрьмы, — говорит он. — Но как вы оказались здесь? Полиция нашла вас на автостраде недалеко от Стокгольма.

— Не знаю, может, это было не в России, я не понимаю, как это всё устроено. Возможно, у российских спецслужб есть секретные тюрьмы и в Швеции.

Мара какое‑то время сидит молча, закрыв лицо руками. Потом снова смотрит на психолога.

— Что вы хотите, чтобы я сделала? — спрашивает он.

— Свяжитесь со «Службой безопасности» и расскажите им, через что мне пришлось пройти, — говорит она. — Скажите им, что мою семью держат в плену и что они скоро умрут с голоду.

— Я сделаю это, но вам, возможно, помогло бы вспомнить ещё какие‑то подробности.

— Я пытаюсь. Я только этим и занимаюсь.

Как только Свен‑Уве Кранц выходит из комнаты Мары, Сага нажимает на паузу и открывает рукописные дневники. Она пролистывает записи психолога после сеанса.

«Я связался со «Службой безопасности» и передал всё, что рассказала мне Мара, не упомянув, что она проходит лечение от параноидального психоза. В ответ получил стандартную фразу, что они возьмут дело на контроль».

Сага, улыбаясь про себя наблюдает за его нетрадиционными, но, по сути, очевидными и гуманными методами. Она отворачивается к окну, чувствует, как вода с влажных волос пропитывает спину футболки, и продолжает читать.

«После этого сеанса Мара, кажется, значительно успокоилась. Врачи немного снизили дозу препаратов, и она начала общаться с другими пациентами, смотреть телевизор в общей комнате. Всё выглядело довольно стабильно, пока однажды вечером она не прочитала статью в “Экспрессен”».