Паук

Глава 1.

Марго Сильверман слышит стук копыт по осыпавшейся коре, когда лошадь несётся по освещённой тропе.

Небо тёмное, августовский воздух прохладен.

Деревья по обе стороны мелькают, растворяясь в ночи и вновь всплывая в свете следующего фонаря.

Марго возглавляет «Управление по борьбе с преступностью» в Стокгольме и четыре раза в неделю ездит верхом в Вермдё, к востоку от столицы. Это очищает ей голову и помогает сосредоточиться.

Лошадь несётся по узкой тропе, и резвый аллюр заставляет сердце Марго биться чаще.

Краем глаза она улавливает обрывки картин: поваленные стволы, дальнюю кромку поля, мокрый свитер с улыбчивой рожицей, наброшенный на заграждение.

Марго наклоняется вперёд и чувствует прохладный ветерок на лице.

В галопе движения лошади асимметричны, её левое бедро оказывается выше правого.

Каждый трёхтактный аллюр завершается тем, что правая передняя нога отталкивается от земли, затем следует короткий миг зависания.

В эти несколько секунд полёта она чувствует лёгкое покалывание в бёдрах.

«Катулл» — шведский теплокровный мерин с длинными ногами и мощной шеей. Марго достаточно было лишь отвести ногу назад и подать бедро вперёд, чтобы помочь ему перейти в галоп.

Её коса при каждом ударе копыт хлещет по спине.

Она видит, как олень пересекает поляну, скрываясь в качающейся папоротниковой чаще.

На последнем участке тропы свет гаснет, и Марго уже не различает землю перед собой. Она закрывает глаза и, полностью доверившись «Катуллу», позволяет ему нести себя вперёд.

Когда она снова их открывает, между деревьями вспыхивает ярко освещённое здание конюшни, и она переводит лошадь на размашистую рысь.

Грудь и спина Марго взмокли от пота, она чувствует, как молочная кислота жжёт мышцы после часовой интервальной тренировки.

Она проводит «Катулла» через ворота и спешивается.

Почти одиннадцать вечера. Серебристый «Ситроён» Марго — единственная машина, припаркованная у конюшни.

Она ведёт лошадь сквозь темноту к зданию. Удила мелко звенят, копыта глухо шлёпают по сухой, примятой траве.

Из одного из денников доносится тяжёлый грохот.

«Катулл» замирает, поднимает голову и чуть отступает назад.

— Эй, что случилось? — спрашивает Марго, щурясь в темноте между трактором и крапивой.

Конь напряжён, тяжело дышит ноздрями. Она гладит его по шее, уговаривает войти в конюшню, но он упирается.

— Что с тобой, дружище?

Он вздрагивает и резко уходит в сторону, будто вот-вот сорвётся с места.

— Ого-го…

Марго перехватывает повод и решительно ведёт его полукругом, через высокую луговую траву, на гравий. Свет, льющийся из дверей конюшенного блока, разбрасывает вокруг резкие тени.

Катулл фыркает и опускает голову.

Марго щурится, вглядываясь в тёмный угол у конца здания. Она ничего не различает, но её пробирает дрожь.

Когда они, наконец, оказываются в светлой конюшне, она снимает шлем. Кончик её носа покраснел, тяжёлая светлая коса ложится по спине стёганой куртки. Над голенищами длинных сапог — перепачканные брюки для верховой езды.

В воздухе стоит густой запах сена и навоза.

Остальные лошади молчат, пока Марго ведёт «Катулла» к месту для мойки, снимает с него седло и несёт его в отапливаемую амуничную.

Пара стремян звякает о деревянную стену.

Сначала она обливает «Катулла» водой и накрывает попоной. Потом ей нужно отвести его в денник, накормить, поставить соль и погасить свет, прежде чем ехать домой.

Она суёт руку в карман, чтобы убедиться, что не потеряла старую фляжку отца. Марго использует её как антисептик для рук, а не как флягу с выпивкой — не потому, что это особенно удобно, а потому, что это приносит ей удачу и немного забавляет.

Скрипит наружная дверь, и в груди у Марго поднимается беспокойство. Она выходит в широкий проход и смотрит в сторону фасада.

Где‑то за спиной шаркает «Катулл» в мойке. Из шланга капает вода, тёмная струйка стекает по скребку для пота к стоку.

Несколько других лошадей фыркают, их копыта бьют по полу, а электрический щит на стене глухо гудит.

— Кто здесь? — зовёт Марго.

Она замирает, затаив дыхание, не сводя взгляда с двери и чёрного окна, затем поворачивается обратно к «Катуллу».

В уголке его темного глаза она замечает отражение потолочного света.

Марго колеблется, потом достаёт телефон и звонит Йоханне. Жена не отвечает, и сердце у неё сжимается от тревоги. Уже две недели Марго не покидает ощущение, что за ней наблюдают. Она даже начала задумываться, не следят ли за ней «Отдел специальных расследований» или «Служба безопасности». Она не склонна к паранойе, но несколько анонимных звонков и исчезнувшая пара серёжек заставили её подумать, не появился ли у неё или у Йоханны преследователь.

Марго набирает номер снова. Телефон звонит и звонит, и как раз в тот миг, когда должен включиться голосовой автоответчик, она слышит шорох.

— Промокшая и голая, — говорит Йоханна.

Марго улыбается.

— Как мне всегда удаётся звонить вовремя?

— Подожди, я включу громкую связь.

Что‑то шуршит, фоновой шум меняется. Перед внутренним взором Марго вспыхивает образ обнажённой Йоханны посреди их ярко освещённой спальни, видимой из яблоневого сада.

— Прости, я просто вытираюсь, — говорит Йоханна. — Ты скоро возвращаешься?

— Сначала нужно быстро обмыть этого малыша из шланга.

— Будь осторожнее по дороге домой.

Марго слышит, как Йоханна растирает кожу полотенцем.

— Обязательно задерни шторы и проверь, заперта ли дверь, — говорит Марго.

— Мы как в «Крике». Вы сейчас наблюдаете за мной из сада, да? И к тому времени, как я добегу до засова, вы уже будете дома.

— Это несмешно.

— Ладно, начальник.

— Фу, я больше не хочу быть начальником, я на это не гожусь. Детектив из меня получился не плохой, пусть и немного самоуверенный, но теперь, когда я главная…

— Стой, — перебивает её Йоханна. — Я бы в любой день сделала тебя своим начальником.

— О‑ля‑ля, — усмехается Марго, и ей становится легче. Она слышит, как Йоханна опускает штору, шнур стукается о радиатор.

— Включи проблесковые маячки и возвращайтесь домой, — говорит Йоханна. Голос звучит глухо, издалека.

— Тебе удалось уложить девочек?

— Да. Хотя Альва спросила, любишь ли ты свою лошадь больше, чем её.

— Ой… — Марго смеётся.

Как только они заканчивают разговор, тревога снова накрывает её. Она всё ещё слышит слабый звон, длящийся пару мгновений, прежде чем стихнуть. Наверное, доносится откуда‑то из конюшни, думает Марго. Похоже на лёгкий стук вёдер, висящих в проходе.

Одна из лошадей наваливается на стенку денника, и доски жалобно скрипят.

Марго поворачивается к двери.

Ей кажется, что высокий силуэт прячется в тени возле кормушки. Рациональный ум подсказывает, что это всего лишь шкафчик для мётел, но почему‑то он будто стоит дальше, чем обычно.

Над металлической крышей пролетает порыв ветра, стёкла окон дрожат.

Марго идёт по проходу. Краем глаза она различает прутья денников, тяжёлые лошадиные головы матово поблёскивают в электрическом свете.

Она сдерживает себя, чтобы не позвонить Йоханне ещё раз и не попросить её проверить входную дверь: дети вечно забывают толком её закрыть.

Надо только закончить с «Катуллом», доехать до дома, принять душ и забраться в тёплую постель.

Свет на миг меркнет и гаснет, затем снова вспыхивает.

Марго останавливается, прислушивается и заглядывает мимо умывальника в раздевалку.

В конюшне тихо. И тут раздаётся быстрое тиканье, словно что‑то металлическое катится по полу.

Она оборачивается, но звук стихает. Невозможно понять, откуда он шёл.

Марго опирается ладонью на решётку денника и смотрит на главную дверь.

Тиканье снова доносится, теперь уже ближе, прямо у неё за спиной.

«Катулл» настораживается, поднимает голову, и в тот же миг Марго чувствует резкий удар в спину. Наверное, одна из лошадей лягнула, успевает подумать она, падая.

Мир на мгновение проваливается, в ушах гудит.

Она лежит лицом вниз на бетоне. Губы и лоб кровоточат там, где ударились об пол. В позвоночнике — странное жжение, тянущая боль, и воздух кажется пропитанным какой‑то острой нотой.

Когда до неё доходит, что в неё выстрелили, в ушах начинает звенеть ещё громче. Лошади в панике мечутся в денниках, бьют копытами по перегородкам, фыркают.

В меня стреляли, думает она.

— О боже, о боже…

Ей нужно подняться, поехать домой и сказать дочерям, что любит их больше всего на свете.

Слышны шаги, и вдруг её накрывает животный страх.

Раздаётся скрип, затем тот самый щелчок, который она слышала раньше.

Нижняя часть тела немеет, но Марго ощущает, как её берут за ноги и тянут к двери.

Бёдра скребут по шершавому бетону.

Она пытается ухватиться за кормушку, но сил не хватает.

Ведро опрокидывается и катится в сторону.

Куртка и майка сползают вверх.

Дыхание становится поверхностным, и она понимает: пуля ударила в позвоночник. Волнами накатывает боль.

Словно её ударили топором.

Пока её волокут по полу, Марго чувствует себя животным, которого волокут на бойню, лодкой из коры, попавшей в течение, дирижаблем, плывущим над полями.

Она знает, что не имеет права сдаться, должна бороться. Но она так слаба, что уже не может держать голову.

Лицо царапает о грубый пол, и последнее, что она успевает заметить перед тем, как потерять сознание, — скользкий кровавый след, тянущийся по бетону.