Паук

Глава 43.

Валерия выходит из теплицы и катит тачку к подвалу. Плечи и спина гудят после тяжёлого рабочего дня. Ей нужно всего лишь взять несколько мешков с картофелем, и тогда день будет закончен: она пойдёт в дом, примет душ и приготовит ужин.

Погреб вырыт в естественной впадине в земле, над которой растут луговые травы и стройные берёзы. Почему‑то это прохладное место всегда напоминает ей историю о короле Свейгдире из древнескандинавской «Саги об Инглингах». Король Свейгдир возвращался домой после пира, когда появился странный маленький человечек и сказал ему, что может устроить встречу с Одином. Человечек открыл дверь в огромной скале, и король увидел большой зал по другую сторону. Стол был заставлен горами блюд, а с потолка свисали огромные люстры. Но стоило ему переступить порог, как дверь захлопнулась, и он исчез навсегда.

Валерия открывает тяжёлую дверь погреба, берёт садовую корзину и начинает спускаться по крутой лестнице. Несколько прядей волос, собранных в хвост, мерцают медью, когда она проходит сквозь последний солнечный луч в темноту.

Она давно здесь не была. После встречи с Юреком просто не могла заставить себя спуститься. Лестница кажется гораздо более тесной, чем она помнила.

По спине Валерии скатывается капля пота. В нос ударяет сладковатый запах земли и прелых листьев.

Включённый потолочный светильник бросает отблески на бутылки с бузинным сиропом. Из щели между двумя камнями, выстилающими крышу, сыплется сухой песок.

Должно быть, за зиму тяжесть грунта продавила стены внутрь, и лестница стала уже.

Ноги дрожат, но она идёт дальше. Воздух совершенно неподвижен. Видимо, вентиляционные отверстия заросли.

Валерия почти достигает нижней ступени, когда земля над ней содрогается. Потолок словно опускается сантиметров на десять, и на пол сыплется сухой песок.

Кто‑то, должно быть, стоит прямо над ней.

Пара маленьких камешков стукает о нижнюю ступеньку, и кровь начинает шуметь в ушах.

От спёртого воздуха у неё кружится голова, и она решает повернуть назад, подняться.

Валерия знает, что это всего лишь тусклый свет, но теперь лестничный пролёт кажется ей примерно размером с кроличью нору.

Наверху дверной проём сверкает, как медь. Она слышит скрип петель, видит, как сужается полоска света, и дверь захлопывается.

Валерия роняет корзину и упирается в стены ладонями.

Её дыхание учащается. В глазах темнеет, и она оседает на пол.

Дверь снова открывается, и она слышит мужской голос. Он что‑то говорит. Она поднимает взгляд и видит стройный силуэт.

— Алло?

Фигура спускается к ней по лестнице.

— Вы ранены?

Он помогает ей подняться и почти несёт её вверх по лестнице. В какой‑то момент с его рук слетают перчатки.

Незнакомец усаживает её на травянистый склон. Валерия глубоко вдыхает, поднимает лицо к бледному небу над головой и проводит рукой по губам.

— Я не знаю, что со мной случилось, просто немного закружилась голова, — говорит она.

Мужчина протягивает ей большой букет цветов и блестящий воздушный шарик в форме сердца на верёвочке.

— «Интерфлора». Я только что подъехал — объясняет он, указывая на фургон на разворотном круге. — Видел, как вы спускались туда.

— Спасибо.

— С вами всё будет в порядке?

— Конечно.

— Если вы уверены, я поеду.

Валерия остаётся сидеть с цветами и воздушным шаром, глядя, как он уезжает.

Она знает, что ей, наверное, нужно обратиться за помощью из‑за клаустрофобии, но чувство вины всё время мешает. Йона не раз поднимал этот вопрос, говорил, что она настолько травмирована, что ей нужна профессиональная помощь, но она отказывается жалеть себя.

Красное зарево заката отражается в стёклах теплиц, и кажется, что они наполнены лавой.

Ноги Валерии всё ещё подрагивают, когда она встаёт и идёт к дому. В прихожей она развешивает рабочую одежду, намыливает руки и ополаскивает их в большой металлической мойке.

Верёвочка от воздушного шарика привязана к грузику, чтобы он не взлетел к потолку, когда она отпустит его. Теперь, оставшись только в нижнем белье, она относит всё на кухню и кладет цветы на скамью. Она разрывает упаковочную бумагу и кладёт её на стопку газет и листовок рядом с поленницей.

Йона прислал ей двадцать пять красных роз.

На открытке продавщица аккуратно, округлыми буквами написала: «Прости меня, дорогая Валерия».

Она подрезает розы кухонным ножом и ставит их в вазу на обеденный стол.

Затем Валерия поднимается наверх, становится под душ и стоит под горячими струями, пока не согреется. Вытирается и надевает чистую одежду.

Она спускается на кухню и принимается за картофельный суп. Когда внутреннее напряжение отступает, она берёт телефон и садится за стол, на мгновение смотрит в окно, прежде чем набрать номер Йоны.

— Спасибо за цветы, они прекрасны, — говорит она.

— Прости. Я был таким идиотом, — отвечает он. — Я причинил тебе боль и всё испортил только потому, что не хотел казаться слабым.

— Ты можешь быть слабым рядом со мной.

— Но я не хочу, я хочу быть сильным.

— Мы все этого хотим.

— Вот почему я убедил себя, что контролирую наркотики, но это неправда.

— Знаю. Я через это проходила.

Она слышит, как он глубоко вдыхает.

— Сегодня я понял, что позволил наркотикам помешать расследованию, что совершенно забыл о своём ключевом открытии. Мне просто нужно было признаться себе в этом… и тогда я осознал, что сделал с тобой. С нами.

— Хорошо, — говорит она, вытирая слёзы.

— Мне нужно лететь в Германию, как только оформят документы, но можно я позвоню тебе, когда вернусь?

— Я никуда не денусь, Йона.

Йона смотрит на телефон в руке и шепчет: «Спасибо», — прежде чем вернуться к кухонному столу, где перед ним разложены все материалы о «Берлинском мастере серебряных дел»: протоколы судебных заседаний, фотографии, газетные вырезки и карты мест преступлений.

Он знает, что нужно поесть, чтобы сосредоточиться, но сил готовить нет. Йона открывает холодильник и находит на тарелке половину бутерброда. Он ест его стоя, затем ополаскивает тарелку и возвращается к материалам.

Ему нужно попытаться выяснить, существует ли связь между немецким серийным убийцей и его шведским «коллегой». Фаустер может быть связующим звеном между ними, Юреком и оловянными фигурками.

Двадцать восемь лет назад охота на убийцу, вступила в особо напряжённую фазу, и Яков Фаустер был в конце концов арестован у себя дома в Восточном Берлине. На суде он отказывался отвечать на вопросы, если к нему не обращались «Мастер», но стоило выполнить это требование, как он подробно рассказал о десяти молодых людях, которых убил.

С помощью объявлений в интернете Мастер Фаустер связывался с несколькими мужчинами, большинство из которых были секс‑работниками. Он утверждал, что богат и щедр, назначал встречи на пустынных парковках, где накачивал их наркотиками в своём фургоне и выжигал им глаза расплавленным серебром. Ослепив жертв, он отвозил их на разные железнодорожные линии города и наблюдал издалека, как они попадают под колеса поездов.

Фаустер был приговорён к пожизненному заключению и провёл два года в тюрьме Моабит, прежде чем его перевели в новое специализированное отделение тюрьмы Фульсбюттель, к северу от Гамбурга.

Йона выпивает стакан воды и только начинает просматривать заключение психиатра Фаустера, как звонит Манвир.

— Нам повезло, если это можно так назвать. Сабина Штерн, начальница Фульсбюттеля, знала Вернера… Она была очень расстроена, когда я рассказал ей о случившемся, и сказала, что вы можете приехать. У вас будет возможность поговорить с Фаустером, хотя нет никаких гарантий, что он действительно ответит на ваши вопросы… или вообще заговорит с вами.

— Я сейчас закажу билеты, — говорит Йона.

— Есть ещё кое‑что, о чём… я чувствую, что должен вас спросить. Вы один? — тяжело дыша носом, интересуется Манвир.

— Да.

Йона подходит к окну и смотрит на город. Сеть бледно‑серых, серебристых, чёрных и светло‑зелёных крыш. Шум людей и машин внизу сюда почти не доносится.

— Мы с разговаривали Гретой, — продолжает Манвир. — И размышляли о роли Саги во всём этом.

— Она иногда срывается, но это пройдёт.

— Я не это имел в виду.

— Ладно…?

— Она очень хороший полицейский, — говорит Манвир и откашливается.

— Да.

— Возможно, даже слишком хороший… Она всегда на шаг впереди, у неё есть этот «тайный контакт». Всё крутится вокруг неё, как мы и обсуждали на прошлой встрече.

— Да, потому что убийца общался именно с ней.

— Она знает всех жертв, фактически была в конфликте с каждой из них… Я бы не выполнял свою работу, если бы не спросил, может ли она быть причастна.

— К убийствам?

— Не физически, конечно, — на каждый из них у неё есть алиби, но… она могла работать с кем‑то заодно. Это объяснило бы, почему мы всё время играем в догонялки. Игра подстроена.

— Продуманная мысль. Смелая. Но это невозможно.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Не могу объяснить, но…

— У неё есть мотив. Если Валерия не виновата в смерти сестры, виновата полиция, Вернер и Марго. И в конечном счёте — вы.

— Но я знаю Сагу и…

— Хорошо, что вы так преданы, Йона, — перебивает его Манвир. — Но мы начали внутреннее расследование в отношении неё. Секретное, разумеется. Просто чтобы вы знали.