Паук

Глава 61.

Карл встряхивает запястьем, заводя свои чёрные «Ролекс», затем спокойно смотрит на Сагу. Она делает ещё глоток воды, ставит стакан и вытирает рот тыльной стороной ладони, прежде чем встретиться с ним взглядом.

— Вы не можете писать ни о чём из того, что я вам скажу.

— Ладно, — произносит он, грызя ноготь.

— Вы понимаете, что я только что сказала?

— Да, понимаю, — кивает он. — Что происходит?

Сага садится на барный стул напротив и глубоко вдыхает.

— Я пыталась остановить серийную убийцу и в процессе каким‑то образом сама оказалась… подозреваемой.

— В убийствах?

— Думаю, да, — вздыхает она.

— С чего вы взяли? Что они вам сказали?

— Меня отстранили от работы. А мою квартиру только что штурмовала оперативная группа.

— Серьёзно?

— Да.

На крючке под барной стойкой висит мятая куртка с протёртой подкладкой. Сверху, через потолок, доносится звук работающего телевизора.

— Почему они считают, что вы замешаны? — спрашивает Карл.

— Скоро они поймут, что ошиблись. Но, вероятно, дело в том, что я очень много действую самостоятельно… — Она на мгновение запинается. — И, возможно, я кое‑где перешла черту.

— Но вы не причастны к убийствам?

— Вы серьёзно спрашиваете меня об этом?

— Да.

— Я не причастна, — отвечает Сага. Она бросает взгляд в соседнюю комнату. Шаффлборд накрыт пластиком, а кресла, стол и пол усыпаны пустыми банками из‑под пива и энергетиков, упаковками от еды и пустым пакетом из «Макдоналдса».

— В полиции знают, кто убийца, — говорит она. — Но, похоже, они считают, что я работала с ней.

— Значит, это женщина?

— Её зовут Мара Макарова. На самом деле мы нашли её благодаря вам. Она несколько раз навещала Якова Фаустера в тюрьме.

— Ничего себе. Правда? — лицо Карла расплывается в невольной улыбке.

Сага снимает ветровку, сворачивает и кладёт на стойку. Зелёная футболка на ней вывернута наизнанку, ремень кобуры перекручен.

— То есть Фаустер — связующее звено между ней и Юреком? — спрашивает Карл.

— Одно из.

Она вынимает пистолет из кобуры, достаёт магазин и вынимает патрон из патронника.

— Что ещё? — спрашивает он.

— Похоже, Юрек Вальтер убил всю её семью.

— Впервые слышу.

Сага вкладывает патрон обратно в магазин, защёлкивает его и убирает пистолет в кобуру.

— То, в чём я уверена, — это то, что она была пациенткой закрытой психиатрической клиники в Иттерё, когда вы писали статью о Юреке, — объясняет она, кивая на вырезку в рамке на стене. — Один из экземпляров, проданных до того, как номер изъяли и уничтожили, наверное, оказался в комнате отдыха. Мара узнала в Юреке человека, который накачал её семью наркотиками и похитил. Она была абсолютно уверена, что это он, и умоляла своего психолога связаться со мной.

— Но он же считал её психопаткой?

— И да, и нет. Он действительно звонил мне и всё рассказал — о пациентке и о том, что она утверждала.

Сага замолкает, возвращаясь мыслями к тому звонку. Она помнит, как слушала Свена‑Уве Кранца, задавала уточняющие вопросы и всё записывала. Проблема была в том, что всё случилось слишком поздно. На тот момент она уже заблудилась в тёмном лабиринте, созданном Юреком.

— Вы поверили её рассказу?

— Я ни секунды не сомневалась, что Юрек забрал её семью. Но в то же время… — Она говорила, что сбежала из какого‑то Моявеяба, но это ни к чему не привело. Что нам было делать? Прочесать всю Швецию и Россию с собаками‑ищейками?

Она снова умолкает, глядя перед собой, пока её рука медленно водит по барной стойке.

— И что случилось? — спрашивает Карл.

— Что я могу сказать? Вы и так знаете. Мне не удалось никого спасти. Я с треском провалилась, и, наверное, поэтому мои коллеги теперь считают, что я помогаю Маре Макаровой мстить.

— Как она мстит?

— Она убивает людей близких мне и Йоне. Нескольких наших коллег. Она ненавидит полицию за то, что мы не спасли её семью. Она одержима мной, но больше всего ненавидит Йону.

— Почему?

— Потому что он сбежал, хотя мог бы остановить Юрека. Потому что он предпочёл спасти свою дочь всем остальным.

— Похоже на человеческую реакцию.

— Да. Но те из нас, кто остались, платят цену.

— Вы на него злитесь?

— Да, злюсь… И мне всё равно, что это с моей стороны несправедливо.

Она поднимает рюкзак с пола и достаёт ноутбук и дневники.

— Вы должны сдаться и всё им рассказать, — говорит Карл.

— У меня нет времени, — отвечает она, включая компьютер.

— Это единственно разумное решение.

— Что именно?

— Сдаться, нанять адвоката и…

— Я не могу.

— Почему вы не можете?..

— Больше никаких вопросов, — обрывает она. — Простите, но мне нужно думать.

Она открывает дневник Свена‑Уве Кранца и читает его записи после того сеанса, где Мара умоляла его связаться с Сагой, надеясь, что та спасёт её семью.

Психолог кратко описывает, как он зашёл в общую комнату и нашёл газету, листая её до тех пор, пока не наткнулся на статью с крупным заголовком и фотографиями.

«На мой взгляд, текст предельно спекулятивный и безответственный. Нет никаких доказательств существования серийного убийцы, хотя убийства и попытка похищения у детского сада, безусловно, имели место. В то же время, если детектив‑суперинтендант Сага Бауэр действительно расследует дело совместно с «Управлением по борьбе с преступностью», то, вероятно, всё куда сложнее, чем обычный спор об опеке».

Следующая запись описывает, как Свен‑Уве сообщает Маре, что поделился её сведениями с упомянутой ею сотрудницей полиции. После этого у Мары явно возникает маниакальный эпизод. Она может думать только о том, как покинуть клинику и помочь полиции спасти семью.

Мысли Саги возвращаются к телефонному разговору с психологом. Он казался ей тёплым, сочувствующим и красноречивым, когда рассказывал о пациентке, поделившейся пугающими подробностями, которые вроде бы касались дела Саги.

Сага записала детали и сохранила запись звонка, но всё это звучало скорее как психотический бред, особенно с учётом его слов о работе Юрека в КГБ.

— Ваша пациентка упоминала, куда этот человек увёз её семью? — спросила тогда Сага.

— Нет, она не помнит, только табличку с названием Моявеяб… Где‑то в России, возможно? Или в Швеции?

Сага поняла, что задача невыполнима. Даже если семья действительно существовала и была жива. На тот момент она уже оказалась в экстремальной ситуации, которая вскоре обострилась и переросла в полный крах.