Паук

Глава 36.

Йона останавливается за патрульным автомобилем и бежит к дому. Синие проблесковые огни окрашивают в мерцающий свет кусты, деревья, стены.

Под навесом припаркован красный «Форд».

Двое полицейских в форме натягивают ленту оцепления поперёк дороги. Бело‑синие полосы хлопают на ветру.

У входной двери дежурит боец тактического подразделения, прижимая к груди автомат. Замок выбит, одно из окон вылетело, когда они шли на штурм.

— Где командир? — спрашивает Йона, показывая удостоверение.

— Кажется, за домом.

Йона проходит внутрь, через крыльцо, в коридор. По пути замечает приоткрытую дверцу платяного шкафа.

На стене криво висит фотография в рамке — Джоан Баэз поднимает Боба Дилана.

На кухне впереди, на полу, валяется корпус светошумовой гранаты.

Один из оперативников сидит на лестнице на второй этаж, шлем лежит рядом на ступеньке. Он, устало махнув рукой, указывает дальше.

Йона идёт в гостиную и видит, что стеклянная дверь на патио прострелена изнутри.

— Мы приехали по адресу, преступник здесь был, но следов крови нет, — докладывает Йона по рации, выходя на тротуар, усыпанный сверкающими осколками.

Командир тактической группы подбегает, опускает на землю маленькую собачку, представляясь, и объясняет, что дом был пуст, когда они зашли.

— У вас в воздухе вертолёт? — спрашивает Йона.

— Да, но…

— Прочешите район, — перебивает он. — Ищите пикап с лебёдкой.

— Но, командир…

— У нас нет времени, — жёстко говорит Йона, в этот момент рация снова оживает.

— Один из соседей позвонил по номеру 112, — сообщает дежурный. — Франческа пробежала через его сад по адресу Санкт‑Миккельсгатан, восемьдесят три. Сказала ему зайти в дом и вызвать полицию.

— Он видел преступника? — спрашивает Йона, уже двигаясь через сад.

— Нет. И не знает, куда она побежала.

Йона перемахивает через низкую живую изгородь и видит своё отражение в стекле тёмной веранды.

Он перелезает через каменную стену, замечает босые следы в огороде и комья земли на траве. В чёрном гриле всё ещё тлеют угли. Йона выходит к узкой дороге, обводит взглядом окрестности, затем бежит дальше, через следующий сад, где бельё словно только что сняли с верёвки. Он протискивается сквозь живую изгородь и бежит дальше.

Региональное командование докладывает, что женщина позвонила по номеру 112 и сообщила о громком хлопке в часовне.

Йона преодолевает ещё один сад, затем поворачивает и бежит вдоль дома. Проходит мимо гаража и выходит на Санкт‑Миккельсгатан, сворачивает налево.

Где‑то вдали над Мелархёйденом, стихает рёв вертолёта.

На первой же боковой улице он сворачивает к небольшому деревянному зданию церкви, на бегу выхватывая пистолет. Войдя, замечает сметённый гравий у порога.

На полу — кровавый след от главного зала до притвора. Он продвигается вперёд. В конце прохода свет падает на широкую тёмную лужу крови. Йона улавливает в воздухе слабый запах пороха и понимает, что опоздал всего на несколько минут.

Он опускается на заднюю скамью и закрывает лицо руками.

Несмотря на сорок патрульных машин и вертолёт, прочёсывающие район несмотря на то, что офицеры стучат в двери, проверяют камеры наблюдения и дежурят на блокпостах, пикап так и не находят. Жилой массив велик, и сотни возможных путей отступления тянутся по его узким, неохраняемым улочкам.

Белое небо нависает над грязно‑жёлтыми высотками Веллингбю. Одинокий ворон тоскливо каркает с верхушки фонарного столба.

В одном из окон на первом этаже, сквозь щель в тюлевых занавесках, Йона замечает бледно‑голубую скульптуру Девы Марии из Фатимы. Она напоминает ему статуэтку на фотографии, лежавшую на полу в теплице Валерии. Тогда три девочки зашли в воду со своей синей фигуркой — хотя то была не Мария, а какая‑то богиня воды.

Он отмечает про себя маленькие зарешеченные окна на уровне тротуара, затем достаёт телефон и звонит Валерии.

— Йона? — откликается она почти шёпотом.

— Извини… Прости, что повёл себя так глупо. Я просто застыл. Будто меня поймали на месте преступления.

— Я знаю, но…

Она глубоко вздыхает, но молчит.

— Думаешь, сможешь меня простить? — спрашивает он.

— Конечно. Но я всё равно зла.

— Понимаю. Я был идиотом.

Свет чуть мерцает за занавесками в маленьких подвальных окошках.

— Хочешь рассказать мне всё своими словами? — спрашивает она.

— У тебя прямо допросный тон, — пытается он пошутить.

За одной из многоэтажек девушка тренируется на скейтборде, вновь и вновь пытается сделать кикфлип, и доска каждый раз с грохотом падает на асфальт.

— У меня нет проблем с наркотиками, если ты об этом, — говорит он.

— Хорошо.

Йона возвращается на газон, пропуская двух женщин с колясками, идущих по тротуару.

— Что ты хочешь услышать? — спрашивает он.

— Правду было бы неплохо. Когда ты будешь к ней готов.

— Ты намекаешь, что я вру?

— Сначала человек принимает наркотики, потом наркотики принимают наркотики, а в конце концов наркотики «принимают» человека.

— Я не наркоман, Валерия.

— Звучит так, будто ты убеждаешь в этом не меня, — отвечает она.

Из подъезда выходит молодой парень в футбольной форме с сумкой на плече и исчезает за углом.

— Я принимаю их контролируемо, — объясняет Йона. — Как принимаю лекарства.

— Послушай я не собираюсь на тебя злиться, — резко говорит Валерия. — Я знаю, как это — когда борешься, последнее, что нужно, это чужой гнев. Но если ты собираешься мне лгать…

— Ты просто не понимаешь, — перебивает он.

— В чём отличие от меня?

— Ты была на самом дне, всё было иначе. Ты оказалась в тюрьме…

— Я повешу трубку, Йона, — говорит она. — Возвращайся к своим наркотикам. Кто знает, может быть, я буду ждать тебя, когда ты закончишь.

Йона кладёт телефон в карман и идёт к дому, проходя мимо перевёрнутой тележки из супермаркета. Нажимает кнопку домофона и наклоняется к динамику, когда тот трещит.

— Это Йона, — тихо говорит он.

Щёлкает замок. Он открывает дверь и выходит на лестничную клетку. Двери лифта исписаны граффити, стекло в маленьком окошке поцарапано.

Йона идёт по лестнице в подвал. Там дверь подперта мусорным мешком. Он подходит, отодвигает мешок ногой и даёт тяжёлой двери захлопнуться за собой. Спускается в тёмное пространство Лайлы.

Пол застелен толстым промышленным пластиком. На диване с закрытыми глазами лежит татуированный мужчина.

На маленьком столике рядом мерцает высокая масляная лампа, тёплый свет скользит по его серым рукам и расслабленным кистям.

Йона медленно проходит мимо.

Он находит Лайлу в кладовке: та стоит под вытяжкой с весами и небольшим целлофановым пакетом. Ей около семидесяти, на ней синие джинсы и чёрная рубашка‑поло. Короткие седые волосы зализаны гелем, морщины на щеках словно вырезаны ножом, на руках — пигментные пятна.

— Скажите ему, чтобы ушёл, — говорит Йона.

— Что хочет, то и делает, — отвечает она, не поднимая головы.

Голова мужчины лежит на вельветовой подушке, подбородок упирается в грудь.

— Мне нужно побыть одному, — настаивает Йона.

Лайла скребёт лопаточкой внутреннюю поверхность трубки и ловко вытряхивает маслянистый осадок в пластиковую ванночку. Он ещё пригодится.

— Тогда вам придётся или сесть на пол, или прийти в другой раз, — говорит она.